Допрос хана
Голова Сони шла кругом. На ногах из малого совета Деревни осталась она одна. Комаров и Ершов погибли. Её муж Андрей, заместитель старшего дзёнина в больнице, и когда сможет подняться, непонятно. Большинство актива Деревни из большого совета либо убиты в бою, либо ранены. А забот после схватки с Ордой столько, что руки опускаются. И заботы эти настолько разные, что Цветкова иногда просто зависала. Из срочных вопросов удалось решить с захоронением погибших. Похоронная команда работала круглосуточно. Маркел хотел увезти своих мёртвых в Чухлому и захоронить там. Но Соня, при поддержке жителей, уговорила атамана упокоить его людей здесь, в Деревне, за которую они отдали жизнь. Да, их родственникам придётся ездить из Чухломы в Деревню у Реки, чтобы навестить могилы, но это поможет налаживанию взаимопонимания между людьми. Соня и Маркел договорились об открытии постоянного речного сообщения между Деревней у Реки и Чухломой, благо, что в Чухломе уже делали первый небольшой пароход. Его главным маршрутом и будет сообщение между союзными населёнными пунктами.
Атаман со своими людьми уже убыл в Чухлому. Из тысячи двухсот прибывших с ним возвращались обратно чуть более пятисот человек, почти все ранены. Тяжелораненые, естественно, пока остались в больнице Деревни.
«Сколько горя, и всё из-за того, что когда-то наши места пострадали от ядерного удара меньше, чем те, откуда родом ордынцы. Ну и из-за неадекватности их руководства», – думала Цветкова. Ей вспомнился проведённый на днях допрос хана Орды. Он проводился в карцере комендатуры при участии Маркела.
В небольшом помещении на стульях сидели трое. Соня – начальник Отряда Шиноби Деревни, атаман Чухломы Маркел и напротив них хан. Цветкова некоторое время молчала, просто разглядывая человека напротив. Маркел же на правах гостя ждал, когда допрос начнёт Тень.
Собравшись мыслями, Соня начала допрос:
– Как тебя зовут?
– Не смей обращаться ко мне как к простому джигиту, женщина! – Хан попытался вскочить, но путы удержали его на стуле, прибитом к полу. – Я Акшора! Великий Хан Семиречья, сын Айтугана! И обращаться ко мне следует: «Великий Хан»!
– В чём же твоё величие, Акшора, – Цветкова говорила тихо, чувствовалось, что она еле сдерживает себя, – в том, что ты погубил тысячи жизней ни в чём не повинных людей? Своих и наших?
– Тупая курица! – Хан продолжал бесноваться. – Это вы виноваты в том, что наши степи стали непригодны для жизни! Что большинство наших детей рождаются мёртвыми!
– Тень, хочешь, я сломаю ему руки и ноги? – По голосу атамана было ясно, что он не шутит.
Хан вжался в стул и замолчал.
– А ты труслив, хан, – Соня усмехнулась, – почему ты считаешь, что мы виноваты в том, что случилось почти двести лет назад?
– Это же ваша страна и страна за огромным морем начали последнюю войну старого мира! Нам досталось, потому что ваши враги считали нас вашими союзниками!
– Тех, кто начал ту войну, давно нет в живых, ты решил отомстить их потомкам? При этом погубив почти всех своих людей?
– Месть? – Хан рассмеялся, показывая гнилые зубы. – Нам негде жить! Вы должны нам землю!
– Мы вам ничего не должны, это раз, во-вторых, мы же предлагали вам обосноваться в Курьяново. Вам вполне хватало там жилья для всех. Мы готовы были помочь припасами. Почему вы не согласились?
– Ха! Женщина, не считай меня дурнем! – Хан зло уставился на Соню. – Ваше предложение было уловкой, чтобы успокоить нас и напасть, когда мы не будем готовы к войне!
– Госпожа Тень, он это серьёзно? – Маркел был немало удивлён откровениями хана.
– Атаман, он судит о нас по себе, – Цветкова грустно улыбнулась, – он даже не может представить, что есть люди, всегда готовые оказать помощь тем, кому эта помощь нужна.
– Жалкая курица! – Хан опять впал в ярость. – Не прикидывайся святошей! Именно вы виноваты во всём, что случилось! И за ядерную войну, и за наши степи, и за смерть моего отца!
– Я всё-таки ему что-нибудь сломаю… – Маркел разглядывал хана, как будто решая, какую часть тела тому повредить.
– Не надо, атаман, – Соня улыбнулась, – эта трусливая собака не может меня оскорбить. И уж тем более не достойна пыток.
– Не смей называть меня трусом! – хан продолжал буйствовать.
– А как тебя называть, хан ты недоделанный? – Тень громко рассмеялась. – Твой отец был плохим человеком, но дрался до последнего, убив многих наших воинов, и умер от удара меча, как мужчина. Ты, за всё сражение ни разу не обнаживший меч, сдался, не оказав сопротивления трём израненным, еле стоящим на ногах воинам. Так кто же ты, как не трус?
Хан молчал, молчали и Тень с атаманом. Каждый думал о своём. Через несколько минут Маркел прервал молчание:
– Ты, трусливый пёс, даже не представляешь, что мне хочется с тобой сделать. В сражении погиб мой брат, глава этого поселения. Погибли лучшие люди Чухломы, Деревни у Реки и окрестных хуторов… с каким удовольствием я бы отрезал тупым ножом кусочки от твоего тела. Кусочки, равные по численности всем погибшим в этом бою… Тень, что ты хочешь с ним сделать? Устроить публичную казнь?
– Нет, атаман, – Соня жёстким взглядом смотрела на хана, – я отдам его тем, чьих мужей, жён, сыновей он повёл на убой. Пошлю в Курьяново речной караван с продуктами и всем необходимым на первое время и этого ублюдка. Пусть его сородичи решают, что с ним делать. И я даже знаю, кто поведёт эту экспедицию и расскажет соплеменникам хана, что здесь случилось.
– Тебе виднее, Тень…
– Всё, разговор закончен! – Соня поднялась со стула: – Подумай, хан, что ты скажешь родным тех, кого погубил. И объяснишь, почему сам остался жив. Пойдёмте, атаман.
Алёнка с Катериной сидели за столиком в саду Катиного дома. Фельдшер забежала навестить подругу. Катерина, уставшая от лежания в кровати, предложила Алёне посидеть на воздухе. Подруги пили чай, Ломова рассказывала последние новости, играясь с Богданом. Светило весеннее солнышко, земля покрылась зелёным ковром молодой травы. Но всему этому радовался только котёнок, гоняясь за бабочками-капустницами и стрекозами.
– Как твоя нога? Лучше?
– Да, Алён, спасибо. Уже намного лучше, – Катя подлила фельдшеру чай из пузатого тульского самовара, – только чешется сильно.
– Это нормально! – заверила Катерину Алёна. – На щеке у тебя шрам прям прелестный, совсем без рубца, просто полоска останется!
– Первый раз слышу применение термина «прелестный» в отношении шрама! – Варгина грустно усмехнулась.
– Да что ты, Кать! – фельдшер поправила очки на носу. – Я за последнюю неделю после боя такого насмотрелась, что, поверь, твой шрам просто произведение искусства!
– Могу себе представить…
– Знаешь, мы, когда на берег прибежали, думали, совсем никого в живых не осталось, – Алёнка всхлипнула, – потом сначала тебя нашли, следом Будру вытащили из-под трупов. А этот, седой весь, из Чухломы, чуть-чуть нас не дождался.
– Он меня перевязал, а сам кровью истёк. Беляком его звали.
– Ага, я заметила. Повязка наложена не так, как у нас в Деревне учат. Я так и подумала, что он тебя перевязывал. Хороший человек был. – Алёнка продолжала всхлипывать.
– Да, и боец он был славный. Без его отряда мы бы не выстояли. Нас перебили бы гораздо раньше, и остатки врагов ворвались бы в Деревню.
– Ты знаешь, говорят, что там, на пристани стелу поставят с именами тех, кто погиб, защищая берег.
– Алён, у тебя нет случайно знакомых, у кого телега есть?
– А зачем тебе?
– На кладбище хочу к ребятам. А сама ещё не смогу дойти.
– Не надо никаких знакомых! – Фельдшер по привычке поправила очки на носу. – Нам среди трофеев много повозок досталось от Орды! Часть мы отдали атаману Маркелу, раненых везти домой. Часть себе оставили. Быков ихних отправили на ферму в загон, а повозки стоят пока на площади. Я лошадь просто возьму в конюшне, запрягу в повозку, и мы с тобой съездим к ребятам. Хорошо?
– Договорились, Алёнушка. Как, кстати, твоё ранение на ноге?
– Ой, – фельдшер махнула рукой, – это и не ранение вовсе! Сама виновата. Тащила кого-то из раненых с поля боя и не заметила, что обломок сабли торчит из земли. Тащила-то спиной вперёд! Вот и напоролась!
– Это тоже ранение, Алён, – Катя с грустной улыбкой смотрела на подругу, – сколько же ты людей вытащила и спасла?…
– Я не считала, – Алёнка пожала плечами, – одного вытащу, перевяжу, и за следующим бегом.
– Богдан, не приставай! – Катя шикнула на котёнка, который, цепляясь коготками за брюки, полз по ноге фельдшера вверх.
– Да пусть играется, – Алёнка взяла Богдана в руку и водрузила себе на колени, – хоть кто-то может радоваться солнышку и травке.
– Алён, как там Будра?
– Ой, ты его увидишь – не узнаешь!
– Почему?
– Он весь белый стал. Седой-седой. И говорит медленно. Ему сильно по голове досталось. Мы думали, что не выживет. Но ничего, очнулся. Уже потихоньку встаёт.
– В Деревне пока Тень заправляет?
– Да. В субботу будем выбирать большой совет Деревни. Из старого-то почти никого в живых не осталось.
– Да уж…
– Кать, ты даже не представляешь, сколько в Деревне домов опустело… многие ведь целыми семьями в бой ушли. Вот как Ильдар твой. Мама его в лесу дралась, она же много лет отслужила в Патруле. И погибла в лесу. Нет больше в Деревне рода Юсуповых. И многих родов больше нет. Ой, извини, Кать.
– Не извиняйся, Алён, – Катя подняла голову, щурясь, посмотрела на солнце, – Ильдар жил как самурай и умер как самурай. Я горжусь, что хоть какое-то краткое время была с ним.
Подруги замолчали, допивая чай. Богдан спрыгнул с колен фельдшера, пытаясь схватить большого, громко жужжащего шмеля. Солнышко перевалило за полдень.
– Ладно, Катенька, побегу я, и так засиделась. – Алёнка встала со скамейки, поправляя одежду.
– Спасибо, Алён, что зашла, – Катерина тоже поднялась проводить подругу, – а то я тут лежу, вообще ничего не знаю. Мама из больницы приходит, почти сразу на кровать падает.
– Устаёт она, – подтвердила слова подруги фельдшер, – сейчас в больнице тяжёло, работы прорва.
– Понятно…
У калитки подруги поцеловались на прощание.
Сусаноо молча глядел на полную миску молока, стоящую в углу зала, где лежала Кицунэ. С момента окончания битвы демон не притрагивалась к еде.
– Кицунэ, так нельзя!
Лисичка даже не шелохнулась на замечание древнего.
– Арина, пожалуйста, хоть немного перекуси!
Кицунэ недовольно дёрнула хвостом, как будто говоря, чтобы её не трогали.
– Всё, хватит! – Су принял свой самый грозный вид огромного, бородатого воина. – Кицунэ, приказываю, обернись!
Ариша обернулась в человеческий образ. Спутанные волосы, мятая одежда. Прекрасные голубые глаза выглядели потухшими. Внешний вид полностью передавал внутреннее состояние Кицунэ.
– Что тебе от меня нужно, старый дурак? – Голос Арины был тих, почти еле слышен.
– Можешь называть меня как хочешь, но ты сейчас сядешь за этот стол, – Сусаноо щёлкнул пальцами, и рядом с ним появился накрытый различными яствами стол с парой кресел, – и нормально поешь. Потом можешь снова валяться в углу, оплакивая потерянные иллюзии!
– Если я поем, ты от меня отстанешь?
– Обещаю.
Девушка прошла к столу, опустившись в одно из кресел. Было видно, что аппетита у неё нет совершенно.
– Вот и чудненько! – Древний суетился вокруг Арины, накладывая ей в тарелку отварное мясо, салаты и зелень.
– Не подлизывайся, я тебя никогда не прощу…
– И не надо! – Древний наливал в бокал сладкое смородиновое вино. – На, твоё любимое! Кушай, кушай мясо, сам готовил!
– Не ври…
– Ну, почти сам, какая разница?
Арина потихоньку жевала мясо, заедая его зеленью. Су, убедившись, что подопечная действительно ест, уселся в кресло напротив.
– Ну, вот и славненько!
– Ничего не «славненько»! – Кицунэ говорила с набитым ртом. – Серёжа, Ильдар, Васенька погибли, а тебе «славненько».
– Кицунэ, пойми, ты бы не спасла их, а вот сама могла погибнуть.
– Откуда ты знаешь?!
– Знаю. Ты сама видела, как быстро враги нашли нужную тактику против чёрного отряда. С тобой было бы то же самое.
– Не было бы! Я быстрая!
– Катя и командир чёрных не намного медленнее тебя, однако их зажали и добили бы, если бы не ты.
– Вот! Если бы не я!
– Но в тот момент, когда ты вмешалась, врагов оставалось всего двадцать человек. Если бы я выпустил тебя раньше, когда ордынцев было намного больше, тебя просто так же зажали копьями и закололи.
– Меня трудно заколоть!
– Да, трудно. И поэтому в тебя втыкали бы копья, пока ты не перестала бы шевелиться. А потом добили бы остальных. И Катю тоже.
– Сам бы тогда вмешался!
– Ох, как же трудно с женщинами, – древний закатил глаза, – я же всё объяснял перед боем, и ты сказала, что поняла.
– Поняла… – Арина удивлённо смотрела на пустую тарелку.
– И кстати, Катя просила передать, что очень соскучилась.
– Я тоже соскучилась. Можно я к ней сбегаю?
– Нет! Сейчас она с мамой, это раз. Во-вторых, тебе не следует появляться в Деревне.
– И что делать?
– Катя завтра сама к нам сюда придёт.
– Точно?
– Даже не сомневайся!
– Хорошо, – Кицунэ залпом выпила бокал вина, – а что тут ещё вкусненькое есть?
