Глава 15
Не подумай плохого
Я валяюсь на кровати, бездумно уставившись в тетрадь с домашним заданием, не желая смотреть на мебель, которую Элайджа смастерил для своей сестры. В голове по кругу прокручиваю наш разговор.
Где он был все это время? Почему не давал о себе знать, хотя был рядом? Падаю на подушки.
Нет, я справлюсь с этим. Да, он снова здесь. А мне плевать. Точка.
Кто-то трогает мое плечо. Бросаю короткий взгляд наверх. Ада.
– Только не ты, – ворчу я.
– Мама всегда говорит: если рядом кто-то грустит, а ты не пытаешься его ободрить и отвлечь, тогда ты позоришь слово «человек», – серьезно заявляет Ада с мягким британским акцентом. – Все заслуживают счастья, так она говорила.
– Мне не грустно, – отвечаю я, – правда, на улыбку тоже нет сил.
– Давай разберемся.
Матрас прогибается, когда Ада перешагивает через меня и плюхается рядом. Складки розового платья медленно оседают на ее ноги. Подложив ладошку под щеку, Ада опускает голову на свободную подушку, и теперь мы лежим, глядя друг на друга.
– Это из-за мальчика?
Выражение ее лица серьезно, маленькие бровки искривлены. Она так искренне переживает, что я чуть не расплываюсь от умиления.
– С чего ты взяла?
– Моя сестра вела себя прям как ты сейчас, когда узнала, что мы собираемся в Америку. Она кричала, что во Флориде у нее нет друзей и никогда не будет. – Ада уверенно кивает. – А на самом деле она расстроилась, потому что уезжала от мальчика. По крайней мере, так она написала в дневнике.
Я удивлена:
– Ты залезла в дневник сестры?
Ада округляет глаза, будто я сказала что-то неприличное.
– Она каждый день плакала! Из-за того что никто не мог ей помочь, я решила сама все сделать. Это был вопрос жизни и смерти, так что ничего страшного, что я читала ее дневник.
– Ну, если так, то звучит логично.
– Вот-вот, – хихикает Ада, в глазах ее пляшут лукавые искорки. – А я видела!
– Видела что?
– Как ты улыбнулась.
– Да нет.
– Да-да! Такая малюсенькая улыбка, но была.
Теперь я по-настоящему улыбаюсь, но Ада внезапно исчезает. Кто-то идет к моей комнате.
– Сэм! – зовет отец из-за двери. – Джексон пришел.
Джексон? Я смотрю на экран мобильного: 8:01. Да блин!
– Сэм! – Папа стучит громче.
– Скажи ему, что я скоро.
Распахиваю шкаф. Все из-за кретина Элайджи! Меняю толстовку на безразмерный свитер, хватаю с вешалки черный плащ до колен. Вивиан купила его для меня и заставляла носить вместо любимой куртки из кожзама. Тупая коза Вивиан!
Открываю дверь. Бра мягко озаряют коридор теплым светом. Портреты давно умерших родственников взирают на меня со стен. Я хватаюсь за перила и ускоряю шаг. На первом этаже стоят Джексон и папа.
– Готова, – говорю я, и тяжелые черные ботинки глухо ступают с ковра на деревянный пол.
– Хорошо выглядишь! – восклицает папа и пристально смотрит на меня.
Чувствую, как он пытается понять мое настроение.
– Измучилась с домашкой, – выдавливаю улыбку. – Забыла про время.
Папа касается губами моего лба:
– Отдохни хорошенько. Звони, если что-то понадобится.
Мы выходим на улицу, погружающуюся в сумерки. В воздухе витает аромат свежей травы, прохлада бодрит меня. Джексон открывает для меня дверь машины, и я забираюсь вовнутрь.
Чем дольше я дышу свежим воздухом, тем яснее становится: выбраться из дома – лучшее решение вечера. И стало понятно, как легко я себя чувствую после того, как сказала Джексону про Вивиан. Меня уже тошнит от тайн, скоро из ушей полезут.
– Я рада, что выбралась из дома.
Джексон забирается в машину и заводит двигатель:
– Ага, я тоже. Приятно наконец-то поехать вместе с тобой куда-нибудь. На выходных тоже старайся не сидеть дома. Я понимаю, что ты хочешь больше времени проводить с отцом. Но весной Салем становится даже забавным, местные психи выползают после зимней спячки. Туры по домам с привидениями и уличные ярмарки. Где-то даже есть мастер-классы по изготовлению волшебных палочек!
Я улыбаюсь:
– Как тебе удалось провести здесь детство и не съехать с катушек?
– Сила воли.
– А ты когда-нибудь мастерил волшебную палочку?
– Спрашиваешь! Это главное событие года.
– Лажа года, – смеюсь я.
Он притворно оскорбляется:
– Эй! Когда вернемся, покажу тебе коллекцию волшебных палочек, тогда посмотрим, что ты скажешь.
Подъезжая к краю города, мы сворачиваем на Дерби-стрит, к пристани. Вдалеке черной паутиной на фоне лодочных огней выделяются высокие мачты «Дружбы». Дома в этой части города красивые и старинные. У каждой улочки – свой характер, там до сих пор можно ощутить дух кланов и династий, столетиями живших и умиравших в этих домах.
– Постой, а разве тут где-то есть пиццерия?
Джексон выворачивает руль и тормозит на обочине:
– Да вот она.
Я выбираюсь из пикапа и рассматриваю резную деревянную табличку симпатичного итальянского ресторанчика. По краю окон светятся рисунки маленьких чайных чашек.
– О-о, ты имеешь в виду это шикарное заведение, куда меня не пустят в таком наряде?
– Поверь, ты будешь благодарить меня, когда попробуешь их пиццу.
Джексон придерживает дверь, за ней стоит длинноволосая женщина с обветренным лицом и улыбается нам.
Ресторан чудесен – всюду темное дерево и горящие свечи. Стены приятного коричного оттенка с нарисованными на них гроздьями винограда. Полки сделаны из потертых ящиков для перевозки грузов и украшены маленькими бутылочками и старинными открытками. Когда у меня будет свой дом, хочу такой же интерьер.
Женщина провожает нас к свободному месту и подает меню. На столике стоит бутылка из-под вина с итальянской виллой, нарисованной прямо на стекле. Из горлышка ее торчит свеча, потеки воска сползают на стеклянные бока. Осматриваю зал:
– О’кей, я потрясена, признаю. Место обалденное.
Видно, что Джексон доволен.
– Ciao, bella. Ciao, signore, – обращается к нам официант, бодрый мужчина в фартуке. – Что молодые люди желают отведать в этот чудный вечер?
Джексон жестом предлагает мне начать. Просматриваю страницу с напитками.
– Можно мне горячий шоколад с шариком мятного джелато?
Официант делает восторженный жест, поднимая руку вверх:
– Джелато перед ужином! Синьорина, вы покорили мое сердце.
Он поворачивается к Джексону.
– Мне, пожалуйста, домашний рутбир. И да, еще мы будем салат из рукколы и пармезана, феттучини с грибами и вашу фирменную пиццу с бурратой, базиликом и розовым соусом.
Официант одобрительно кивает и забирает у нас меню:
– Хорошо, синьор.
– Ты что, сделал заказ за меня? – спрашиваю, когда официант уходит.
– Ага, – не отрицает Джексон.
Пристально смотрю на него, не зная, возмущаться или нет его наглости. Все, что он заказал, мне нравится, к тому же я не уверена, что нам сейчас нужно спорить о чем-либо.
– Итак, в чем дело? Не подумай плохого, я впечатлена, честно. Но это место совсем не похоже на забегаловку, где можно поговорить… обо всем.
– Прими этот ужин как извинение, – с легкой улыбкой говорит Джексон. – Мне стоило быть мягче в эти дни. Так что, я исправляюсь. К тому же, – смеется он, – хочу отметить, что любая нормальная девчонка сейчас бы пищала от восторга, пригласи я ее в такое место. А ты выискиваешь подвох.
– Жизнь с Вивиан научила меня быть осторожной с людьми, которые чересчур милы, – неосознанно брякаю я.
Черт, прям как на стол плюнула.
Джексон хмурится.
– Ты в порядке?
– Прости, все хорошо. Вырвалось. Заносит временами.
Возвращается официант с моим заказом. Мятное джелато, плавающее в горячем шоколаде, – само совершенство.
– После того как умер твой отец, а у мамы начались проблемы, сколько месяцев ушло на то, чтобы вернуться к обычной жизни?
Взгляд голубых глаз Джексона смягчается:
– Уф… думаю, только через год стало легче. Долго не мог прийти в себя.
– Знаешь, иногда находит такое, что думаешь: «Я никогда не была такой счастливой». – Отпиваю немного горячего шоколада. – А потом внезапно на голову обрушиваются воспоминания, и я… не знаю… ощущение, что я сама себя обманываю.
Официант приносит нам салат с рукколой, щедро посыпанный тертым пармезаном, от него исходит легкий аромат лимонного сока. Джексон погружает вилку в салат.
– Помнишь, я рассказывал, как после смерти отца мама считала, что он рядом с нами.
– Угу. – Я жую пряные листья.
– В общем, я тоже так думал.
Замираю, не успевая донести вилку до рта:
– А он был с вами?
Джексон пытается мне сказать, что когда-то верил в духов? Он пожимает плечами.
– Понятия не имею. Никому в городе не нравилось мамино увлечение травами и зельями, особенно то, что она сошлась с твоей бабушкой. Когда мама начала разговаривать с умершим отцом, это стало последней каплей. Ну, и я попал под раздачу.
– Я думала, в Салеме любят все странное. Ты же сам говорил… смастерить волшебную палочку – главное событие года. Как они могли сорваться на вас за разговоры с призраком?
– Любят, но местные жители не так просты, к тому же мама не из рода ведьм. Среди тех, кто ее невзлюбил, была семья Лиззи. Так что, думаю, ты легко можешь представить, что со мной творилось в школе. Каждый день – какое-нибудь публичное унижение, но я-то ладно. Сама знаешь, трудно держать себя в руках, когда кто-то оскорбляет любимых людей. Они каждый день пытались меня ужалить. Тогда только Диллон был моим другом.
Никогда не думала, что тактика Наследниц оказывает влияние на людей, подобных Джексону, и особенно таким отвратительным образом.
– Жуть какая.
Он взглядом изучает мое лицо:
– Вот почему я не выношу все эти сверхъестественные штучки.
Официант возвращается и ставит на стол тарелку феттучини и подставку с пиццей. Запахи сыра, грибов и свежего теста обволакивают нас подобно нежным объятиям. Сразу хватаю кусок пиццы.
– Теперь понимаю. Мою встречу с магией Салема тоже волшебной не назовешь. А папа вообще взбесится, если узнает, насколько все серьезно.
– То есть про магию ты с ним вообще не говоришь?
Я уставилась на еду. Черт, говорить правду сейчас совсем неуместно.
– Нет. Веду себя так, словно ничего не случилось. И мы не вспоминаем о Вивиан.
– Ясно, – кивает он, и я поднимаю взгляд. – Да, мы все что-то утаиваем от родителей, чтобы меньше их расстраивать. – Джексон отпивает рутбир из стакана, ставит его на стол и барабанит пальцами по столешнице, словно раздумывая. – Кстати… шум, который ты услышала утром во время завтрака. Ты всем врала, потому что защищала отца?
Делаю глубокий вздох.
– Да.
В ту же секунду я улавливаю отвратительный соленый запах и роняю вилку. Рядом с нашим столиком стоит утопленник, у его ног на полу растекается лужа. Его лицо покрыто щетиной, а глаза скрывает тень от шляпы. Пульс отзывается у меня в ушах.
– Сэм? – окликает меня Джексон, но я не смотрю в его сторону.
Утопленник протягивает руку, на его раскрытой ладони лежит старинный собачий ошейник. Я встаю и отодвигаю стул.
– Сэм, что с тобой? – спрашивает Джексон и тоже поднимается из-за стола.
Призрак утопленника подходит ближе, вталкивая мне в руки собачий ошейник.
– Не глупи. Забирай, – говорит он с акцентом, кажется, ирландским.
Я отступаю, врезаясь в стул. Хватаюсь за стол, пытаясь устоять на ногах, но пальцы сжимают скатерть, так что вся еда летит на пол вслед за мной. Удар о пол так силен, что выбивает дух. Утопленник бросает ошейник под стол и исчезает. Джексон молниеносно оказывается рядом со мной, а все посетители смотрят на нас. Беру с пола салфетку и, чтобы Джексон не заметил, заворачиваю в нее ошейник.
– Сэм, что происходит? – Джексон помогает мне подняться. – У тебя кровь.
От свитера оторван клок ткани, сквозь дыру виден порез на коже.
– Давай уйдем отсюда!
