Глава VIII
ИНТЕРМЕДИЯ С НОЧНЫМИ ТАНЦАМИ И НОЧНЫМИ ТВАРЯМИ
В зале, где обычно собиралась Ассамблея Боярышника, стоял полумрак. И оттого, что танец был медленным, и оттого, что проявила себя во всей красе беззастенчиво привезенная из империи Каниллой не виданная здесь новинка — цветомузыка. По стенам и потолку мигали, вытягивались цепочками, сплетались в сложные узоры и загадочные знаки, разноцветные огни, мерцали, проплывали сверху вниз и справа налево, и слева направо, и снизу вверх столь же яркие, блиставшие всеми цветами спектра фигуры, похожие то ли на колдовские замки, то ли на неведомые здесь иероглифы, — но ровным счетом ничего не означавшие. Первое время земные члены Ассамблеи довольно долго не танцевали, не занимались ни играми, ни флиртом — только стояли и, как завороженные, любовались невиданным прежде зрелищем. Потом малость пообвыклись. Собственно говоря, Канилла и этой выходкой безбожно нарушала какой-то из мелких, третьестепенных законов Империи, касавшийся поведения ларов на земле, но к таким мелочам она относилась с восхитительным пренебрежением, сказавши Сварогу с лукавой улыбкой: цветомузыка не на площади играет огнями для всеобщего обозрения, а в закрытом для посторонних доме, для небольшого числа людей, не склонных болтать о том, что они здесь видели. И вряд ли Канцлер, даже если прознает, будет поднимать шум из-за такой ерунды. Особенно если учесть, что его собственная дочка, вот уже полгода живущая во дворце своего земного друга графа из Латераны, привезла с собой кое-какую бытовую технику заоблачного производства…
Сварог считал, что она совершенно права — коли уж Канцлер (ну, в интересах дела) закрывал глаза и на вещи посерьезнее — компьютер у Интагара, замаскированные под земные самолеты виманы, еще кое-что…
Он танцевал с Вердианой — сам приглашать не стал бы, пожалуй, чтобы лишний раз оба не вспоминали об однажды случившемся на Сильване, но так уж вышло, что пригласила как раз она — когда Канилла объявила «белый танец», в силу символики некоторых цветов именовавшийся здесь «сапфировым». Сама, разумеется, прямиком пошла к Гаржаку, а Вердиана — к Сварогу. Не отказывать же было?
Музыка, богатством тонов неизмеримо превосходившая все, что могли дать земные музыкальные инструменты, была сочинена за облаками, а вот стихи, как здесь часто случалось, когда-то были написаны Асверусом:
— Запомни этот миг, и молодой шиповник,
и на твоем плече прививку от него.
Я — вечный твой поэт и вечный твой любовник,
И больше — ничего…
Запомни этот миг, пока ты можешь помнить,
а через тыщу лет иль более того
ты вскрикнешь, и в тебя царапнется шиповник,
и — больше ничего…
Вердиана, положив руки ему на плечи, размеренно колыхалась в ритме танца — и все время, закинув голову, неотрывно смотрела Сварогу в глаза. Это его чуточку обеспокоило (помнил, что однажды у Томи случился очередной нахлыв, и на сей раз объектом оказался именно он. К счастью, это потом прошло). Однако вскоре ему все сильнее стало казаться, что тут что-то другое — глаза Вердианы право же, были полны тревоги. Что обеспокоило его еще больше — неужели что-то случилось? Но что могло случиться? Герцог Латери, к радости не только Вердианы и многих от него зависимых, но и могильных червей, давненько уж пребывает ниже уровня земли, или, по немецкой пословице, смотрит, откуда растет картошка (пословицу как-то рассказал на больших совместных учениях знакомый капитан-десантник из ГДР). А с какой-либо другой стороны опасностей для нее не предвиделось никогда. В конце концов, что ей может грозить здесь? И если бы ей понадобилась помощь, непременно сказала бы, Сварог с нее давно взял обещание: немедленно обращаться к нему при любых житейских неприятностях. И все же ее глаза, сомнений нет, исполнены нешуточной тревоги…
Она за время танца так и не произнесла ни слова, только смотрела неотрывно большими красивыми глазами, полными нешуточной тревоги, — а он не стал пока что ничего спрашивать. Когда танец кончился, вспыхнул свет и цветомузыка погасла, стали выкатывать столик для очередной игры, какой-то новой, уставленный загадочными фигурками из черного дерева и хрусталя, дисками, разбитыми на разноцветные секторы, стеклянными полушариями с разноцветными узорами. Все сгрудились вокруг него. Сварог, к подобным играм не питавший ни малейшего интереса, предался одному из своих любимых развлечений — устроился на диванчике в углу рядом со столиком, где красовалась вычурная бутылка «Золотого ревеня».
С приятностью смотрел, как в бокал из марранского хрусталя с наведенным золотом вензелем Вердианы и искусной гравировкой льется искрящаяся, золотисто-зеленая струя отличного вина. Наступила краткая передышка перед предстоящей завтра схваткой — все обговорено, противник не делает пока никаких неожиданных ходов, видимо, целиком полагается на завтрашний день.
И совет Канцлера — из тех, что порой имеют силу приказа — он выполнил в точности…
После того как участники совещания разошлись, Канцлер сказал ему, хмурясь:
— Императрица будет сегодня ночевать в Хелльстаде. Я ей это предложил, — он скупо усмехнулся. — И она не имела ничего против, наоборот… Ей там что, так уютно?
— Гораздо, чем в Келл Инире, — сказал Сварог. — Прилетайте как-нибудь в гости, сами посмотрите. Я вас давно приглашал. Когда мы отправлялись в Крепость Королей, по замку прошли быстрым шагом, и вы ничего толком не видели…
— Когда-нибудь выберу время… — не в первый раз сказал Канцлер. — Так вот… Вам тоже сегодня не ночевать ни в вашем маноре, ни в девятом столе… пожалуй, и в Латеранском замке тоже. У вас наверняка найдутся надежные места — с вашей-то тайной полицией… Только, сразу уточню, не в Хелльстаде. В Хелльстаде я не смогу с вами связаться, если вдруг понадобитесь — мало ли как может обернуться. Не смотрите так. Это не какие-то персональные меры безопасности для императрицы и вас. Я тоже буду ночевать в… месте, о котором мало кто знает. И все остальные члены штаба — тоже.
— Какая-то реальная угроза? — спросил Сварог напрямую.
Канцлер поморщился:
— Знать бы точно… А мы до сих пор знаем о противнике далеко не все. Возможны покушения. Ничего с уверенностью утверждать нельзя, но покушения не исключены. В таких случаях лучше принять повышенные меры безопасности, чем недосмотреть…
Вот так и получилось, что Сварог в качестве пристанища на ночь выбрал «Медвежью берлогу» — где не менее сотни его людей, поголовно вооруженных, изображающих лакеев, привратников и прочую прислугу, — чем-то карманным, охрана Флигеля — оружием и посерьезнее. В полном соответствии с названием старого кинобоевика — чужие здесь не ходят. К тому же второй месяц исправно работает привезенная из Хелльстада установка, накрывшая «Медвежью берлогу» невидимым и неосязаемым куполом, который не только защищает от любых средств наблюдения ларов, но и пропускает только те летательные аппараты, что снабжены разработанной в Технионе опознавательной системой «свой — чужой». А когда разъедутся последние гости, станет и защитным полем. Даже если Канцлер об установке узнал (никогда нельзя предсказать заранее, что он знает, а что нет — и порой сам не знает, знает он или нет), Сварог не упомянул о ней ни словом.
Так что убежище надежнейшее. К тому же девятому столу на всякий случай объявлена боевая тревога, тамошний спецназ готов к любым неожиданностям, как и кое-какое габаритное оружие, предназначенное, употребляя термины Земли, для противовоздушной обороны. Коменданта голыми руками не возьмешь. Вряд ли покушения, если они все же состоятся, будут проводиться силами больших групп — а малые его бравы ребятушки пустят клочками по закоулочкам. Канцлер, несомненно, хотя ни словечком о том не заикнулся, принял схожие меры по охране своего хозяйства — и не только его. Вот разве что восьмой департамент представления не имеет о принятых в эту ночь мерах предосторожности — пока не выяснено совершенно точно, кому там можно доверять безоговорочно, а кто работает на противника, знать ничего не должны…
Подошла Вердиана, присела рядом, положив ладони на круглые великолепные коленки. Как истый джентльмен, Сварог принялся наливать ей вино. Она остановила жестом, когда набралось полбокала, поблагодарила взглядом, отпила глоток, тихо спросила:
— Что-то случилось? Или… что-то происходит? Причем не на земле, а там?
И взглядом указала на потолок, за которым был третий этаж, крыша, небо, облака, Империя.
С наигранной бодростью Сварог спросил:
— С чего ты взяла?
— Я по лицам вижу, — ответила она просто. — Наши, как всегда, безмятежно веселятся — за одним-единственным исключением. А из ваших приехали только двое. Раньше такого никогда не случалось, их всегда было больше. И маркиза Томи приехала без Лемара — а я не слышала, чтобы они поссорились. Обе притворяются беспечными, но изо всех сил стараются скрыть напряжение и тревогу. Как и Гаржак. Канилла сказала, что они с маркизой скоро уедут, гораздо раньше, чем кончится вечеринка, — такое тоже впервые. Да и ваше лицо… На нем те же хорошо скрытые напряженность и тревога…
Дернул же черт поехать к ней, хотя преспокойно можно было переночевать на одной из конспиративных квартир Интагара, их в Латеране немало. Поневоле вспоминаются стихи Асверуса, посвященные молодой тогда, но уже достаточно знаменитой актрисе, с которой у него случился пылкий роман — из легких, мимолетных, завершившийся вполне мирно по обоюдному согласию, собственно, всего четыре строчки.
Суеверная актриса, чуткая как нерв,
ты, пожалуйста, на радуге удержись.
В пересчете на премьеры — сто премьер.
В пересчете на года — просто жизнь.
Можно не в первый раз подумать о прихотях Судьбы, частенько склонной к злой иронии. Актриса удержалась на радуге, перешла из театра одного из Сословий в Королевский, играла еще долго, немало не растеряв зрительской любви, и умерла в неполных семьдесят лет от сердечного приступа в своей гримерной. А вот Асверус навсегда остался молодым…
Но не время об этом рассуждать. Суть в другом. Вот именно, чуткая, как нерв… Никакими особыми способностями Вердиана не обладала (что проверено в «Лазурной бухте») — но у нее обнаружилась редко встречавшаяся чуткость к эмоциям и чувствам других, она это читала, как книгу на родном языке…
— Или это что-то из того, чего мне знать не полагается? Я понимаю, таких вещей множество…
— Да какой там секрет… — сказал Сварог. — Идет сложный и серьезный научный эксперимент. Моя служба к нему частью причастна. Вот все и на нервах…
— Научный эксперимент… — повторила она с грустной улыбкой. — Вы могли бы сказать прямо, я нисколько не обиделась бы — кто я такая, чтобы претендовать на знание государственных тайн?
«Умница все же, — подумал Сварог. — Изящный оборот подыскала. Не сказала в лицо прямо: „Все-то вы врете, государь“ — но высказала именно эту мысль».
— Ну ладно, — сказал он. — Это государственная тайна. Которую тебе знать не полагается, несмотря на вся мое к тебе расположение…
— Это опасно?
— Все государственные тайны так или иначе опасны.
— Значит, опасно, — вздохнула она. — Я беспокоюсь за вас. Никто не сделал мне столько хорошего, как вы, и мне тревожно…
— Ну, если откровенно, — сказал Сварог. — Хватало у меня в жизни опасностей, иногда смертельных, но, не сочти за похвальбу, всегда как-то справлялся. Меч для меня еще не выкован…
— Мне рассказывали, что на Вишневой площади — как раз памятник вашим лучшим друзьям и соратникам. Они тоже считали, то мечи для них еще не выкованы, но однажды погибли, все шестеро в одной переделке…
— Обойдется, — сказал Сварог. — Вот что, Диана… Мне бы хотелось у тебя переночевать. Пустишь?
В ее глазах явственно читался немой вопрос: «Зачем вам ночевать у меня, если вы один?» — но она его, разумеется, не задала. Воскликнула:
— Ну разумеется! Как это я вас не пущу? Распорядиться прямо сейчас?
— Да, если тебе не трудно, — сказал Сварог. — Я пока что не собираюсь спать, мне нужно просмотреть кипу донесений…
Она встала, подошла к двери, и по ее жесту моментально возник лакей. Вердиана что-то ему начала говорить, наставительно покачивая указательным пальцем. А к Сварогу подошла Канилла, не садясь, спросила тихо:
— Ничего нового, командир?
— Ничего пока что, — сказал Сварог. — Похоже, все начнется только завтра, как кое-кем и спланировано…
— Не заводите себя, — сказала Канилла уверенно. — Янка клялась, что у нее все получится, хотя представления не имею, что она задумала. А она слов на ветер не бросает, я ее давно знаю, можно сказать, закадычные подруги…
Столпившиеся вокруг столика что-то ей весело кричали, призывно махали руками.
— Иди веселись, — сказал Сварог. — Свой маневр для завтрашнего дня ты знаешь…
Она ободряюще кивнула, направилась к столику, где что-то мелодично позванивало и стучали переставляемые фигуры. Подошла Вердиана, кивнула:
— Все готово, слуга вас проводит…
— Спокойной ночи, — сказал Сварог. — И не надо беспокоиться. Знаешь, я терпеть не могу, когда обо мне тревожатся…
К некоторому его удивлению, лакеи привели его не в ту комнату, где они два раза ночевали с Яной, а в незнакомые покои, которые Сварог осмотрел, оставшись в одиночестве. Роскошная спальня и кабинет. Неизвестно, кому он принадлежал раньше, но все показывало, что прежний хозяин работал здесь долго и серьезно: удобный, огромный письменный стол, книжный шкаф (судя по заголовкам, никакой беллетристики, в основном исторические труды), еще две пустых полки, судя по высоте, предназначавшиеся не для книг, а для папок с документами, на столе подставка для полудюжины стилосов и стопа чистой бумаги, пролежавшая здесь довольно давно) верхний лист выцвел от солнечных лучей, и его края чуточку загнулись…
Усевшись за стол, Сварог достал «портсигар» и стал методично просматривать донесения — Вердиане насчет них он нисколечко не соврал. Правда, исходившие исключительно от Золотого Обезьяна, занятого наблюдением за Шалуатом, а заодно и за Орком.
Все обстояло благолепно. Орк по-прежнему болтался по Каталауну по одному из вольных Маноров, маркизату, собственно, в данный момент не болтался, а остановился переночевать в таверне. Никаких подозрительных контактов или разговоров. Очаровательная Дали удалилась в спальню в обычное время и сейчас мирно спала в одиночестве, явно не собираясь изменять Орку, пока он в отъезде — вот где, черт побери, нашло приют постоянство, пробормотал Атос… В общем, тишина и симметрия, никаких причин для беспокойства. Вот только нет никакой возможности определить точно, Гремилькар она или нет…
Тихонечко скрипнула дверь. Вошла Вердиана в синем халате до пят, отделанном алыми кружевами, остановилась у порога:
— Я вам не помешала?
— Ничуть, — сказал Сварог чистую правду. — Я все закончил…
Ее лицо прояснилось, она подошла к столу. Сварог встал, чувствуя что-то вроде безнадежности. Положительно, не стоило сюда приезжать на ночлег, он уже был прекрасно знаком с этим шалым взглядом больших серых глаз — по «Лазурной бухте»…
— Что же ты гостей бросила? — спросил он.
— А они уже все разъехались, — сказала Вердиана. — Канилла уехала с маркизой Томи и Гаржаком, без нее стало как-то скучновато, остальные тоже откланялись…
Подошла вплотную, как уже однажды случалось, положила руки на плечи, прижалась щекой к груди. Сказала тихонечко:
— Ну да, мне самой себя стыдно, не знаю, как я в глаза Аленте смотрю… Но не могу я ничего с собой поделать. Не могу без ваших рук, ваших губ, ваших глаз… Как говорили наши крестьяне в таких случаях, напрочь запала девка…
Чертов Латрок, подумал Сварог, чертова медицина. Исцелили, называется, на мою голову, и без того жизненными сложностями забитую…
Вердиана продолжала тем же ровным голосом, без тени истерических ноток, но с явным волнением:
— Вы знаете, я пыталась отвлечься. У меня был во дворце любовник. Офицер, хороший человек, и любовник хороший, но я с ним выдержала только неделю — это было не то, не то… Это были не вы. Я с ним порвала. Он не давал поводов, ничего не понимал, случилось тягостное объяснение… собственно, объяснить я ничего не могла, он ушел сердитый, в совершеннейшем недоумении. Но что я могла поделать, если не могу без вас. Напрочь запала девка… Не отталкивайте меня, пожалуйста… делайте со мной что хотите — отлучите от двора, сошлите куда-нибудь, но я не могу без вас жить…
Сварог глубоко, тихо вздохнул — не мысленно, а по-настоящему. И перед Яной стыдно, хотя она ни сном ни духом, и хочется эту девушку, что греха таить. Он вспомнил, что Яна тогда говорила: что не стала бы ревновать к Вердиане, случись меж ними что-то. А ведь она говорила серьезно, нисколечко не шутила…
Она подняла голову, посмотрела ему в глаза:
— Вы меня, конечно, не любите… Но разве я вам полностью безразлична?
— Нет, — сказал Сварог.
— Что — нет? — спросила она совсем тихонько.
— Не безразлична, — сказал Сварог. — Никак не безразлична.
Она счастливо улыбнулась:
— Мне хватит и этого… Согласитесь, я все это время нисколечко вам не навязывалась, никоим образом. Я это не ставлю себе в заслугу, просто говорю, как было. Смотрела на вас издали и понимала, что это не пройдет…
Закрыла глаза и потянулась к его губам, все так же счастливо улыбаясь, как ребенок, потерявший любимую игрушку и после долгих поисков все же нашедший. Ну что тут оставалось делать? Только обнять ее покрепче…
…Он давно уже приучил себя просыпаться, когда под подушкой завибрирует «портсигар». Вот и сейчас одним прыжком поднял себя из сна. Вердиана безмятежно спала, улыбаясь — ей явно снилось что-то хорошее. Запустил руку под подушку. Не так давно он чуточку модернизировал «портсигар», точнее говоря, усложнил сигналы вызова извне. Размеренно мигал «сапфир», гораздо чаще, почти непрерывной чередой — «бриллиант», ровным светом горел один из «рубинов». Все это, вместе взятое, означало: «Ничего особенно срочного, но если есть время, свяжитесь со мной». Маркиз Оклер, ага. Ему-то что не спится в такую пору?
Чуть подумав, Сварог тихонечко выбрался из постели, извлек из воздуха халат, накинул его и, шлепая босыми ногами, прошел в кабинет, уселся за стол, послал вызов.
Над столом вспыхнул экран. Оклер стоял в спокойной позе, на нем была черная кожанка с единственным знаком различия — золотой адмиральской касаткой повыше правого нагрудного кармана. А за спиной его, в некотором отдалении, пылали пожарища — горели дома, по виду крестьянские. Пламя понемногу унималось — его то и дело перечеркивали клубящиеся струи, похожие на дым. Но Сварог знал, что это пена — работали небольшие, невидимые сейчас на фоне ночного неба киберы-пожарные (у Оклера на «Ящерах» помещалось изрядное количество всевозможных аппаратов, не на все случаи жизни, но на многие).
— Что там у вас стряслось? — спросил Сварог.
— Очередная тварь из моря, — с досадой сказал Оклер. — Мы прибыли довольно быстро, но все равно чуточку опоздали…
— Это что, она наворотила?
— Нет, огнедышащие до сих пор не появлялись, и в этот раз тоже. Тут другое… Когда мы летели, оно ни на кого не нападало и ничего не рушило, ползало вокруг деревни. А вот жители словно с ума посходили, — люто дрались меж собой, кто кулаками, кто баграми. Это рыбацкая деревушка на полуострове Тайри, там у них полно багров. Дрались насмерть… Поджигали дома… Пришлось забросать «соняшницей» из газометов. Одного взяли, вкатили успокаивающего и попытались допросить, но он держался, как невменяемый, пришлось и его усыпить… Какое-то массовое помешательство…
«Как и в случае с недавним крестьянским мятежом, — подумал Сварог. — Вот только это случилось в местности, удаленной от моря лиг на тысячу. Однако там…»
— Вы связывались с дежурным Мистериора?
— В первую очередь, — сказал Оклер. — Они не зафиксировали черной магии, ее тут не было ни следа. Что до твари — я запрашивал Палеонтологический архив, но там такой твари не знают. Ничего странного, такое однажды уже случалось, им далеко не все виды ископаемых тварей известны. Я просил послать вам сообщение — как-никак первый случай массового помешательства при появлении очередного юрского монстра. Его мы быстро прикончили… показать вам его?
— Ну, покажите, — сказал Сварог.
Оклер исчез с экрана, появилось компьютерное изображение на фоне масштаб-сетки из тонких черных линий. В общем, ничего особенно примечательного: длиной уардов десять, больше всего похоже на громадного рака без клешней, передвигавшегося на множестве маленьких ножек. Пасти, как и у рака, практически нет — лишь небольшое ротовое отверстие, окруженное какой-то бахромой, то ли усиками, то ли щупальцами. Что-то не походило оно на хищника…
За спином раздалось удивленное ойканье. Сварог обернулся без всякой поспешности. В дверях стояла Вердиана в небрежно запахнутом халате, круглыми от удивления сонными глазами взирала на морского монстра. Спохватилась:
— Я вам не мешаю?
— Нисколечко, — сказал Сварог. — Я уже закончил…
Он послал сигнал отбоя и выключил экран.
— Что это? — изумленно спросила Вердиана.
— В принципе, ничего интересного, — сказал Сварог. — Морская тварь. Они иногда вылезают на берег, но их быстренько утихомиривают…
— Мерзость какая…
— Да уж. Не обаяшка…
— Хорошо, мы живем не на морском берегу. У отца в библиотеке есть книга про морских чудовищ, там много ужасов описано…
— Мне-то показалось, ты спишь без задних ног…
Вердиана подошла, уселась на широкий мягкий подлокотник его кресла, обняла за шею, прижалась щекой к щеке. В ее голосе прозвучали нотки легкого испуга:
— Страшный сон приснился. Словно вы сели на коня — и я откуда-то знаю, что уезжаете навсегда, что мы никогда больше не увидимся. Вы ехали шагом, я бежала за конем, но никак не могла вас догнать. Стало так страшно, что я проснулась — а вас и в самом деле рядом нет. Сначала не поняла, кошмар это продолжается, или явь, но потом увидела вашу одежду, свет в кабинете…
— Глупости, — сказал Сварог, обняв ее за талию. — Вот кстати, чей это был кабинет?
— Дедушки моего… покойного супруга. Он был, говорили, заядлый книжник, что-то писал и сам для университетского журнала, насчет истории. Тут было еще много старинных документов, но после его смерти согласно завещанию отдали университету. С тех пор здесь мало кто бывал, только пыль слуги вытирали…
— Понятно, — сказал Сварог. — Иди ложись, я сейчас приду. И не бери в голову всякие глупости, я никуда не собираюсь уезжать навсегда. И видеться мы будем изредка, слово короля…
Она сговорчиво встала и вышла. Сварог встал у застекленных дверок книжного шкафа, прочитал несколько названий, потускневшей золотой краской вытесненных на толстых кожаных корешках. Они ему ровным счетом ничего не говорили: «Полная история Урканлайского мятежа», «История торгового флота Брандара», «Подробные сведения о заговоре Черари», «Курьезы и анекдоты из жизни Прогератского двора, как печальные, так и веселые». И тому подобное — совершенно незнакомые имена и названия. Быть может, поручить мэтру Анраху осмотреть книги? Порой в библиотеках книжников прошлого попадаются крайне полезные уникумы. Впрочем, будь здесь уникумы, старый книжник и их бы завещал университету, как сделал со старинными бумагами. Подождет, сейчас есть дела поважнее…
Он забрал со стола «портсигар», погасил лампу и пошел в спальню, где Вердиана, уже не обремененная халатом, лежала поверх алого покрывала и улыбалась ему.