Глава VII
ПОТЕРИ И ЗАГАДКИ

Копыта гремели по гранитной мостовой. Семеро ликторов, как всегда, ухитряясь опережать на несколько корпусов, неслись впереди клином, хриплый рев бронзовых буцин форменным образом разбрасывал к обочинам всадников, повозки, экипажи. Сварог пустил Рыжика карьером, пригнувшись к длинной конской гриве, в свою очередь, на добрый корпус опережая четырех ратагайцев во главе с Барутой.

Возле нужного поворота он не без труда умерил бег разогнавшегося коня, свернул на неширокую улочку вслед за ликторами, уже даже не галопом, крупной рысью проехал мимо лавок и невысоких, этажа в три, жилых домов. Въехал в высокие распахнутые ажурные ворота — два привратника проворно отскочили в стороны — рысью двинулся по аллее изрядно запущенного парка. Несколько раз предлагал прислать сюда дворцовых садовников и навести благолепие, но Грельфи всякий раз отвечала: именно такая запущенность ей по душе, чем меньше кирпича, черепицы и всякого такого прочего, тем ей здесь уютнее. В конце концов он привык и более не настаивал.

Вовремя пригнулся, увидев опасно нависший над аллеей сук, — еще неделю назад его не было, кренится дерево, срубить пора, пока не упало… Все равно сухая толстая ветка сбила с него бадагар. Сварог и не подумал останавливаться. Спрыгнул с коня на задах конторы, у неширокого каменного крыльца с тронутыми ржавчиной коваными железными перилами, чертовски старыми — Грельфи и эта ржавчина была по душе, красить перила она не давала…

Взбежал по лестнице, распахнул дверь и оказался в небольшой прихожей, обитой потемневшими от времени деревянными панелями с нехитрой старинной резьбой. Увидел стоящих у окна отца Алкеса, в своей всегдашней темно-коричневой мантии с крестом Единого на груди и молодого человека в плаще и берете Сословия Чаши и Ланцета. Спросил отрывисто:

— Что?

— Она примирилась с Господом, — сказал отец Алкее. — Теперь не отойдет нераскаянной душой…

Сварог нетерпеливо повернулся к врачу — не земному лекарю, а одному из постоянно приставленных к Грельфи с некоторых пор врачей восьмого департамента:

— Что там?

Врач с чуточку растерянным, такое впечатление, видом пожал плечами:

— Право же, я немного теряюсь… Не могу поставить диагноз, такое со мной впервые… — Он помедлил, потом все же решился: — Возможно, это и ненаучно, но я не в силах отделаться от впечатления, что она просто-напросто не хочет больше жить… она уходит…

Сварог уже взбегал на второй этаж по узкой витой лестнице. Распахнул дверь так, что она ударилась о стену, вошел в небольшую спальню Грельфи. Старая колдунья лежала на постели у окна под излюбленным ею цветастым лоскутным одеялом. Попахивало лекарствами — столик рядом с кроватью был уставлен склянками — в точности такими, что пользовали земные лекари, вот только снадобья там были не земные…

В изголовье на табурете примостилась сиделка, пожилая монахиня-виталинка в серой рясе и темно-синем платке — на сей раз настоящая земная монахиня, без всяких маскарадов. Нетерпеливым властным жестом отправив ее за дверь, Сварог уселся на ее табурет и, стараясь, чтобы его голос звучал бодро, сказал:

— Что тут стряслось? Нашли время болеть, уважаемая. На носу новые хлопоты, а вам слечь вздумалось…

— Дурень ты все же, твое величество, — отозвалась Грельфи. — Что поделаешь, если срок подошел…

Сварог собрал в кулак все самообладание, чтобы выглядеть спокойным. За ту неделю, что они не виделись, Грельфи изменилась до неузнаваемости: обтянутое кожей лицо напоминало лицо мумии, щеки ввалились, глаза запали. Правда, взгляд остался прежним — умным, пытливым, не лишенным властности и непреклонности. И голос остался прежним, разве что звучал тише.

— Все обойдется, — сказал Сварог. — Я вызвал врачей, они уже летят…

Грельфи чуть приподняла голову:

— Разверни их назад, дубина стоеросовая. Все равно ничем не помогут — что бы ни делали, а срок подошел. У нас в семье всегда точно знали, сколько жизни отмерено — как на ювелирных весах. И проживу я ровнешенько столько, сколько отведено. Как бы твои врачи ни извращались. Разверни их, кому говорю! Зачем людей попусту от дела отрывать?

В ее голосе, пусть ослабевшем, было столько упорства и уверенности в своей правоте, что Сварог, скрепя сердце, смирился с неизбежным. Поднял ко рту браслет и приказал медикам возвращаться назад.

— Так-то лучше, — сказала Грельфи, внимательно слушавшая разговор. — Я тебе никогда не врала и теперь не вру: ничего бы они не добились, только опаскудили бы мне последние минуты своей дурацкой возней и высокой наукой… — Она повернула голову, не открывая затылка от подушки, окинула презрительным взглядом склянки, теснившиеся на столике, как зеваки на пожаре. — В том шкафчике, что справа — бутылка «Кабаньей крови» — на свои деньги куплено, не на казенные… Налей мне добрую чарку, теперь уже все равно. И себе плесни, если хочешь, я пикета не держу…

Сходив к шкафчику, Сварог принес бутылку и две серебряных чарки. Грельфи чуть приподнялась, выпростала из-под одеяла исхудавшую руку, больше похожую на птичью лапу, цепко ухватила чарку. Сварог помог старухе поднести ее к губам и бережно придерживал, пока она не осушила до дна. Налил себе до краев и проглотил, как воду, не чувствуя вкуса и букета.

— Очень мне не хочется тебя оставлять без присмотра, дурня, — сказала Грельфи, чуть-чуть раскрасневшись после доброго вина. — Тебе, чует мое сердце, еще столько хлопот и невзгод уготовано… Но что ж поделать, если срок подошел… Ты вот что… Не вздумай меня хоронить пышно — скромненько все сделай. И не вздумай ставить монумент какой, наподобие того, что Странной Компании воздвиг, — а то у тебя хватит ума… Они-то, ничего не скажешь, монумент заслужили, и величественнее чем тобой поставленный. А я вот — нет. Много лет прожила путано, только в последние годы жить начала правильно — из-за тебя ведь, орясина, в первую голову… Ладно, на мне белый свет клином не сошелся, у тебя и без меня останутся толковые сподвижники. Что еще? Вердиану не отталкивай — она девочка добрая, жизнь ее пожевала так, как не с каждым в ее невеликие года случается. Котику моему не дай пропасть, ему еще жить да жить. Департамент мой не вздумай разгонять, а вместо меня поставь киларна Гилема, он, я уже убедилась, дело знает, и польза от него будет нешуточная… Яне от меня кланяйся, поблагодари — не приюти она меня в свое время, еще неизвестно, чем для меня на земле кончилось бы. Ребеночка бы вам… — Она облизнула пересохшие губы, невероятно бледные. — Все вроде бы, ничего не забыла. Особенно-то с последней волей рассусоливать и нечего… Наклонись.

Сварог склонился к ней, не почувствовав того запаха болезни или смерти, что частенько исходит от умирающих. Глядя ему в глаза, Грельфи четко произнесла:

— Нигде ведь не написано, что Гремилькар непременно должен быть мужеска пола…

И уронила голову на подушку. В следующий миг ее глаза стали гаснуть, тускнеть. Все произошло очень быстро — словно задули свечу. Какие-то мгновения — и она лежала неподвижная, вытянувшаяся, уставя в потолок невидящий взгляд. Постояв немного над постелью, Сварог деревянными шагами спустился вниз, отмахнулся от посунувшегося к нему врача, вышел на лестницу и, наплевав на королевское достоинство, сел на нижнюю ступеньку, уже немного нагретую восходящим солнышком. Уронил руки меж колен, понурил голову. Осторожно приблизился племянник Баруты, почтительно подал бадагар. Небрежно его нахлобучив, Сварог так и сидел, не видя и не слыша ничего вокруг.

Как часто бывает, печаль и тоску оттеснили холодные деловые мысли — в первую очередь кружившие вокруг последних слов Грельфи.

В самом деле, нигде не написано, какого пола Гремилькар. Как ничего не написано о его облике (монстр? человек? что-то еще?), о его возможностях, способностях, образе действий. Всего несколько строчек — однажды он может и появиться, попытается уничтожить Серого Ферзя. И это все о нем… Если допустить, что он и впрямь не обязательно должен оказаться «мужеска пола»…

Не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего озарение. Просто-напросто оформились в четкую версию смутные размышления, подозрения, раздумья о странностях…

Очаровательная Дали?! А почему бы и нет — как одна из возможных кандидатур. Появилась словно бы ниоткуда, с кучей неизвестно откуда взявшихся денег, черной магией не владеет — но нигде не сказано, что Гремилькар умеет ею владеть. Магическими способностями вроде бы не обладает — но закрыта наглухо от магических вторжений со стороны, обладает интересной способностью поглощать магические посылы… В любом случае — создание незаурядное. Ничего не утверждая определенно, следует все же внести её в список возможных кандидатов на роль Гремилькара — состоящий пока что из нее одной. В конце концов, она под круглосуточным неусыпным наблюдением, и пока что — ни одного подозрительного поступка, ни одного подозрительного словечка. Орк, правда, в конце концов с ней все же расстался, покинул Шалуат и болтается сейчас по Каталауну — по недостоверной информации, вроде бы пытается выяснить, как можно вступить в контакт с Лесной Девой. Если это правда, непонятно, зачем она ему понадобилась, — ну, некоторые эскапады Орка объяснения не получили до сих пор. Одно можно утверждать точно: разрыва с Дали не случилось, прощались они с прежним пылом…

Сварог поднял голову. В нескольких шагах от крыльца стоял в выжидательной позе (лишенной и подобострастия, и страха) седой старик, чем-то неуловимо напоминавший фельдмаршала Суворова: в солидных годах, но ни тени дряхлости, подтянутый, крепкий, жилистый. Тот самый Гилем, киларн, то есть деревенский каталунский колдун, не так давно разысканный Грельфи и приставленный к делу.

— Подойдите ближе, — королевским голосом распорядился Сварог. — Киларн Гилем, я так понимаю? Ну что же, мы остались без Грельфи… Вам придется возглавить департамент. Она так хотела, а я привык полагаться на ее мнение… Согласны?

— Придется, ваше величество, — ответил Гилем со свойственным каталаунцам полным отсутствием угодливости. — Дело нужное, бросить его никак не годится…

— Ну, тогда принимайте дела, или как там это назвать, — сказал Сварог. — Сколько вам понадобится времени?

— Думаю, день до вечера, ваше величество.

— Отлично, — сказал Сварог. — Я в ближайшее время буду чертовски занят, но непременно с вами свяжусь, как только появится возможность… Идите. Да, насчет похорон… Я пришлю человека, он все устроит…

Гилем поклонился и, деликатно обойдя Сварога, вошел в дом. Сварог сунул руку в карман, почувствовав вибрацию «портсигара». Прочитав сообщение, вскочил на ноги и махнул рукой, чтобы ему подвели копя.

Наконец-то последовал срочный вызов от Канцлера, которого Сварог ждал с той самой минуты, как вернулся с Той Стороны: самая пора полностью доработать планы — завтра в полдень начнется Агора…

…Похоже было, что Канцлер с трудом скрывает нетерпение. Сварог его прекрасно понимал: в зале совещаний уже с квадранс как ожидали все, кто входил в «кризисный штаб»: гвардейские генералы и полковники, спецслужбисты, профессор Марлок, Элкон, отвечавшие за связь и боевые орбиталы люди, несколько специалистов в самых разных областях.

А Яна медлила, полное впечатление, думала о чем-то своем. Наконец она стряхнула отрешенность, встала. Сказала уверенным тоном:

— Я на совещание не пойду. Там не будет дискуссий и диспутов, для которых я бы требовалась в роли арбитра, наделенного правом выносить окончательные решения. В разработке таких планов вы все разбираетесь гораздо лучше меня, так что я с ним ознакомлюсь, когда он будет готов. Не думаю, что мне придется вносить какие-то поправки… а вот я должна сейчас одну крайне существенную поправку внести. Заранее. Господа, при разработке плана не учитывайте роты лейб-гвардии — и мою, и любезно предоставленные мне в полное распоряжение обоими моими дядьями. У меня на их счет свои планы. И даже более того: у меня готов план своей операции, которую я намерена провести непосредственно перед вашей… если только у вас будет необходимость ее начать. У меня-то точно такая необходимость будет. — Она решительным жестом подняла руку. — Никаких вопросов, Канцлер. Это мое дело, и только мое. Слово чести, это не взбалмошная выходка — необходимая мера. Потом сами убедитесь…

Она направилась было к двери. Остановилась, обернулась. Улыбнулась не особенно весело, но и никак не печально:

— Да, вот что еще, Канцлер: когда я уйду, не набрасывайтесь с расспросами на лорда Сварога. В этот раз я ему абсолютно ничего о своих планах не рассказала, он в таком же неведении, как и вы. Желаю удачи! Следуя вашему совету, улетаю в Хелльстад.

Когда дверь кабинета Канцлера закрылась за ней, Канцлер и Сварог чуть оторопело уставились друг на друга.

— Сюрпризы в самый последний момент… — протянул Канцлер. — Не беспокойтесь, я верю, что вы ничегошеньки не знаете. Она ни за что не стала бы лгать, коли уж дала слово чести. Но каково! Некий собственный план, который непременно должен предшествовать нашему, три роты лейб-гвардии… У вас есть какие-нибудь соображения? У меня, признаюсь, никаких. Вы ее знаете лучше…

— Мне казалось, лучше знаете ее как раз вы — с младенчества.

— Крупно ошибались, если так думали, — вздохнул Канцлер. — Я всего-навсего знаю ее дольше, а это разные вещи. Вы, как близкий человек, должны знать ее лучше. Итак?

— Не знаю даже, что и сказать, — пожал плечами Сварог. — В одном не сомневаюсь: во всем, что касается серьезных дел, она давно покончила с любыми взбалмошностями. Вы ведь в этом не сомневаетесь?

— Не сомневаюсь, — угрюмо бросил Канцлер.

Сварог сказал медленно:

— Если попытаться подыскать объяснения… Вполне возможно, она задумала что-то такое, в чем мы ей ровным счетом ничем не способны помочь. Потому она и не хочет грузить нас лишней информацией, по ее мнению, совершенно нам сейчас ненужной. В чем, быть может, совершенно права…

— Что-то в этом есть… — задумчиво сказал Канцлер. — Как ни ломаю голову, не могу доискаться, что она задумала…

— Ну, я тоже, — сказал Сварог. — Уж не связано ли это как-то с Древним Ветром? Она — единственная на планете, кто им владеет всецело. Но только я никак не могу сообразить, чем в нашей ситуации поможет Древний Ветер…

— Я тоже, — кивнул Канцлер. — Ну, пойдемте? Они там сгорают от нетерпения…

…Как часто случалось, Вентордеран стоял у самой границы Хелльстада, с некоторых пор не особенно много отнявшими сил трудами Сварога обозначенной по всем правилам: через каждые пол-лиги — пограничные столбы, полосатые, в две краски, здешних геральдических цветов, украшенные обращенным к внешнему миру гербом Хелльстада. Несмотря на это, в Хелльстаде все еще объявлялись незваные гости, но организованная Сварогом (точнее, измененная и дополненная им) пограничная служба поступала с ними одинаково: за теми, в ком были основания подозревать искателей кладов, с самого начала следили неотступно — вполне могло оказаться, что у них есть сведения о неизвестных Сварогу кладах (коими Фаларен не интересовался совершенно, его богатое наследство просто-напросто не содержало каких-либо устройств, позволявших бы исследовать земные недра). Понятно, найди они клад, его у них моментально отобрали бы — это в других королевствах найденный клад делится пополам меж нашедшим и владельцем земли, а Сварог, когда, понукаемый Диамер-Сонирилом, составлял здешний кодекс законов, предусмотрительно вписал: все, что таится в недрах земных, является безраздельной королевской собственностью (правда, там было прописано и денежное вознаграждение нашедшему).

Увы, до сих пор ни одного клада незваные гости не откопали — и всякий раз, когда становилось ясно, что их усилия ни к чему не привели, а их карты оказались неточными или поддельными, их вышвыривали за границу, предварительно допросив и конфисковав все бумаги, если таковые имелись. Ну, а простых искателей приключений, заявлявшихся подраться с разными хэлльстадскими обитателями или просто побродить по более-менее безопасным местам, чтобы потом хвастать перед дамами и собратьями по классу («приключенцы» почти наперечет состояли из благородных ларов) вышибали едва ли не моментально — Сварог не собирался превращать Хелльстад в пристанище туристов и экскурсантов…

До ярко освещенного разноцветными фонарями крыльца Вентордерана Сварогу пришлось пройти несколько шагов. У верхней ступеньки, как и следовало ожидать, дежурил стоявший на задних лапах Мяус, тут же прилежно доложивший:

— Ваше величество, за время вашего отсутствия не произошло ничего, заслуживающего вашего внимания или вмешательства. Обычная ежедневная сводка происшествий готова. Ее величество пребывает в Аметистовой башенке.

— Мирно живем, спокойно живем… Это нормально, — проворчал Сварог себе под нос и сказал громче: — Благодарю за службу Мяус. Ночевать я не буду, часа через два улечу, а то и раньше…

И направился прямиком в Аметистовую башенку. Входная дверь никогда не запиралась изнутри, но он даже распорядился оборудовать звонок — чтобы у Яны были все основания считать башенку своим владением. Вот и сейчас он положил ладонь на один из хрустальных медальонов справа от двери и, когда тот почти сразу же налился изумрудно-зеленым сиянием, вошел.

Яну он обнаружил в малой гостиной — в своем любимом халатике из золотистых кружев забралась с ногами в большое кресло, при виде Сварога закрыла толстую книгу, заложив страницу золотой закладкой в виде старинного меча, отложила ее на столик, улыбнулась Сварогу.

Он устало плюхнулся в другое кресло, вытянул ноги и закурил. Покосился на книгу — ну разумеется… Толстый том в темно-красной обложке, рисунок, имя автора и название заключены в обрамленные рамками картинки — летящий воздушный пар, ракета, кит, еще много всякого. Так называемая «виньетка». А на рисунке — три мушкетера и д’Артаньян, весело шагающие по улице после очередной из побед над кардинальскими супостатами, и один из них высоко поднял на всеобщее обозрение четыре трофейных шпаги.

Ага, вот именно. «Три мушкетера», изданные в год, когда он родился, — и книга, по которой он научился читать. Безукоризненная копия, ничем не отличавшаяся от оригинала.

И снова — Яна с ее уникальными умениями. С некоторых пор Сварог стал замечать, что из всего, оставленного на Земле, он сожалеет только об одном — о читанных прежде книгах, которые теперь хотелось бы перечитать. Как-то он поделился этой мыслью с Яной. Яна насмешливо фыркнула и легонько попрекнула за то, что молчал так долго…

В точности так, как извлекла из его памяти русский язык во всем его богатстве, от ученых терминов до солдатских матов, Яна проделала то же самое с книгами, и с содержанием, и с оформлением. Дальнейшее уже было делом техники — и на полке у Сварога встали десятка два книг.

Из любопытства и Яна принялась их читать. Те, что описывали современность, из которой пришел Сварог, и близкие к ней времена, у нее сразу же не пошли — она попросту не понимала, о чем идет речь. А вот романы Дюма и приключения капитана Блада осваивала с увлечением, почти не задавая вопросов, — то, что там описано, крайне напоминало хорошо ей знакомый нынешний Талар — бравые гвардейцы и пираты, дуэли, любовные истории, интриги, погони, козни при королевских дворах…

Судя по закладке, она одолела добрую половину.

— Ну и как? — поинтересовался Сварог, кивнув на книгу.

— Увлекательно, — призналась Яна. — Интересно, в конце концов д’Артаньян и Констанция поженятся? Нет-нет, не вздумай рассказывать, читать будет неинтересно!

— Я и не собираюсь… — успокоил Сварог.

— Ну что? — спросила она уже гораздо серьезнее. — Составили план?

— Подробнейший, — ответил он. — С помощью компьютеров. Рассказывать?

— Конечно!

Он говорил около получаса. Яна слушала внимательно, за все время задала только два вопроса, и то о второстепенных деталях.

— Неплохо, — сказала она, выслушав до конца. — Комментировать и вносить исправления с предложениями по недостатку опыта не буду. Вам всем виднее. Я бы только напомнила, что порой идут вразнос самые проработанные планы…

— Мы все помним, — сказал Сварог. — Для шести «ключевых точек» есть запасные варианты, а на некоторые и по два — на случай, если случится сбой, если что-то пойдет не так… Рассказывать?

— Не надо, — сказала Яна, прямо-таки небрежно, словно отмахнулась. — Я профессионалам вполне доверяю…

Чем больше Сварог к ней приглядывался, тем больше убеждался: она выглядела совершенно спокойной, ни тени волнения или тревоги. Хотя и Канцлер, многоопытный боец на фронтах всевозможных дворцовых интриг и борьбы с заговорами (или внезапно нагрянувшими серьезными напастями вроде Багряной Звезды и Радианта), сейчас порой недвусмысленно проявлял и беспокойство, и тревогу, и волнение — не говоря уж обо всех остальных, в том числе и Свароге. Очень уж серьезное предприятие ждало их всех завтра…

Да и Яна в поминавшихся случаях никогда не оставалась ни беспечной, ни бесстрастной. А сейчас она держалась совершенно иначе — такое впечатление, что заранее, без малейших сомнений, уверена в своей завтрашней безоговорочной победе. Легкомыслием это никак не объяснить — во всем, что касается особо важных дел, она давно избавилась и от тени легкомыслия…

— Яночка, — осторожно сказал он. — Ты мне так и не расскажешь, что задумала?

— Уж извини, нет, — сказала она достаточно твердо. — Первый раз в жизни такое — и, надеюсь, в последний. Понимаешь… И ты, и кто бы то ни было из вас не способен мне абсолютно ничем помочь. К чему же вас сейчас грузить ненужными знаниями, когда у вас достаточно будет своих забот? Ты только пойми меня правильно. Я тебе доверяю, как никому другому, ты самый близкий мне человек, но тут чистой воды деловой прагматизм. Ты должен понять, ты сам такой…

— Да ладно, все я понимаю, — сказал Сварог и встал. — Увы, не могу остаться. Выполняю совет Канцлера, в иных случаях имеющий силу приказа, — как и ты. Тебе предписано ночевать сегодня в Хелльстаде, а мне — на земле…

Яна подошла вплотную, заглянула в глаза:

— Ты, правда, не обиделся?

— Глупости, Вита, — ответил он искренне. — Когда это я на тебя обижался? Все правильно: деловой прагматизм, я и сам такой… До завтра…

Легонько притянул ее к себе, поцеловал в щеку, бережно отстранил и пошел к двери, не оглядываясь — плохая примета, и здесь тоже…