Глава 11
Охота за рудой
Бомбардировка Либавского порта не имела никакого стратегического, да и даже тактического смысла – это была, во-первых, акция устрашения, а во-вторых – желание Германской империи показать обнаглевшим русским, что Кригсмарине совсем не собирается уступать Российскому флоту господство на Балтийском море.
«Окунь» своим торпедным залпом намертво перечеркнул планы Адмиралыптаба: потеряв один из шести находящихся в его распоряжении броненосцев, вице-адмирал Шеер поспешил прекратить планируемую операцию. Уже понесённый ущерб не мог компенсировать результатов. А ведь могли встретиться другие русские или английские субмарины, на подходах к Либаве минные поля… Иногда разумнее признать свою неудачу в дебюте, чем тупо ломиться вперёд, не считаясь с потерями. Причём, если бы хоть было ради чего…
И принц Генрих, и адмирал Ингеноль согласились с решением командующего Второй эскадрой, даже разнос Шееру брат кайзера устроил «без души», чисто для проформы – командующий силами Балтийского моря был неплохим моряком и прекрасно понимал, что торпеда с подводной лодки – на данный момент неприятность непредсказуемая. Лотерея, так сказать…
Факт гибели «Шлезвиг-Гольштейна» попытались засекретить, но российская агентура в Германии тоже не лаптем щи хлебала, и уже через три дня в штабе Эссена знали уже не только то, что немецкий броненосец погиб, но и имя этого броненосца.
Газеты Российской империи опять запестрели статьями о новом подвиге моряков— балтийцев, не упоминая, естественно, ни названия подлодки, ни фамилии командира. Однако, всё было совершенно очевидно: экипаж «Окуня», весь, до последнего матроса, наградили георгиевскими крестами, такой чести удостаивались только моряки крейсера «Варяг» после боя в Чемульпо.
* * *
Зима прошла для балтийцев относительно спокойно, больше никаких столкновений с кораблями противника не произошло. В середине января из Либавы отозвали Второй дивизион эсминцев, и его сменил там Особый полудивизион. Замена восьми эсминцев на четыре была вполне оправданной: в отличие от своих предшественников, «Пограничник», «Охотник», «Генерал Кондратенко» и «Сибирский стрелок» могли принимать на борт и ставить до сорока мин, а эсминцы типа «Туркменец Ставропольский» вообще для минных постановок оборудованы не были.
А Балтийский флот потихоньку усиливался: ещё осенью вошли в строй первые русские дредноуты типа «Севастополь». Четыре штуки. Правда, достоинств у данных кораблей, по сравнению с их иностранными аналогами, было ровно два: скорость до двадцати трех узлов и дюжина пушек калибром в двенадцать дюймов в бортовом залпе. Лучших в мире пушек данного калибра. Обуховского завода. С защитой дела обстояли пожиже. Сильно пожиже. Испытания на Чёрном море, где в борт броненосца «Чесма» врезали кусок борта от строившегося на Балтике дредноута, показали, что броня совершенно не держит тяжёлые снаряды на дистанциях реального боя. Связываться с германскими линейными кораблями «севастополям» было категорически противопоказано. И Ставка вполне обоснованно запретила Эссену использовать новые линкоры без её специального разрешения.
Кроме того, в начале лета планировался ввод в строй двух первых из собратьев «Новика» – эсминцев «Победитель» и «Забияка», а также новых больших подводных лодок «Барс», «Гепард» и «Вепрь». Прибыли с Сибирской флотилии и старые субмарины, ровесницы «Окуня» с «Макрелью», но при остром дефиците кораблей этого класса на Балтике и они явились серьёзным подспорьем в планирующихся боевых действиях. Ну и прорвались через датские проливы ещё четыре английских типа «Е».
Кое-что Эссену удалось выцыганить и у Черноморского флота. Вернее, «кое-кого» – перевозить по железной дороге даже самые небольшие корабли оттуда было бессмысленно, а вот классные специалисты очень даже требовались. Как ни упирался адмирал Эбергард, но три сотни моряков с невоюющего флота пришлось отпустить на воюющий.
* * *
После очередного заседания штаба на «Кречете» Колчак занимался тем, чем и надлежит любому русскому интеллигенту: самокопанием.
В результате «возвращения» имеющего опыт «бывшего» Колчака на Балтике не произошло совершенно ничего, что могло бы в корне поменять течение этой войны. Несколько дополнительно утопленных по сравнению с реалом крейсеров и броненосец. И что? Это как-то повлияет на ход ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ? Её судьба решается на суше, в Ставке, а там не только слово каперанга, слово самого командующего Балтфлотом ничего не стоит.
Нет, уничтоженные «Гебен» и «Бреслау» – это, конечно, архиважно: Турция не вступила в войну. Энвер-паша прекрасно понимал, что снабжение его Кавказской армии будет заблокировано Черноморским флотом. С этого фронта Россия смогла снять и перенаправить целый пехотный корпус. На австрияков перенаправить.
Во главе с Юденичем, что немаловажно, – таких генералов в империи раз-два и обчёлся.
И «лёгкие» российской экономики в этой реальности не сдавило удавкой – через проливы шли транспорты с зерном из России и с военными грузами из Англии и Франции. Союзники уже перестроили свою промышленность на военную колею, и в Одессу, Николаев, Херсон и прочие порты Чёрного моря достаточно регулярно приходили английские и французские пароходы, гружёные снарядами, винтовками, взрывчаткой и вообще всем. Вплоть до ананасового компота и презервативов. Вопрос о поставках через северные порты не стоял, во всяком случае, в ближайшее время.
Надо сказать, что Россия поставляла союзникам не только сырьё и провизию, но и технологии. Военные технологии. Колчак в первые же дни после начала войны поделился с Эссеном простыми и не очень идеями об усовершенствовании имеющегося и создании нового. Во-первых, это были тралы новой конструкции, которые по предоставленным черновым чертежам сделали, испытали и, убедившись в их высокой эффективности, немедленно запустили в серию. Во-вторых, глубинные бомбы.
Ну и противогазы до кучи… До применения отравляющих веществ на фронтах. Превентивно. Эссен идею понял, напряг химиков Петербургской академии наук, получил результат – и, естественно, опять к Григоровичу. Морской министр стал уже шарахаться от назойливого комфлотом с его новшествами. Однако человеком Иван Константинович был мудрым и снова возражать не стал. Даже принял и ещё одно предложение от Эссена: демонтировать и передать армии значительную часть пулемётов с кораблей невоюющих Черноморского флота и Сибирской флотилии. Вместе с расчётами.
В фронтовых окопах то здесь, то там стали появляться пулемётные команды из матросов, на бескозырках которых горело: «Твёрдый», «Свирепый», «Иоанн Златоуст» и так далее. Моряки напрочь отказались менять своё обмундирование на сухопутное. Что, впрочем, было правильным решением – окопники лишний раз убедились: «Флот с нами, флот не оставит!» – моряки не только на своих «пароходах» в портах стоят и с местными маруськами шуры-муры крутят – воюют плечом к плечу.
А кроме того, на невоюющих флотах и флотилиях объявили запись добровольцев в десант, и таковых нашлось немало. Несколько батальонов морской пехоты пополнили воюющие на сухопутье войска. Всего несколько батальонов… К тому же, честно говоря, уступали моряки стрелкам в умении воевать на суше, что и понятно. Зато храбрости и бесшабашности хватало с избытком. И генералы достаточно быстро сообразили, когда и куда назначать «чёрные роты». Даже армейцы помнили, как в Порт-Артуре полурота «баянцев» сорвала атаку «белых помочей». Моряки очень часто становились «наконечником копья» в атаке.
Что ещё?.. Колчак припоминал дальше: десятки врачей и сотни медсестёр с плавучих госпиталей Черноморского флота отправились на фронты – ещё тысячи спасённых жизней русских солдат. Да и союзникам помогли не только непосредственно, но и опосредованно – колониальные корпуса из Индии, Индокитая, Австралии и Новой Зеландии направились не в Месопотамию или в Дарданеллы, а прямо в Европу…
Всё-таки имеет смысл подождать результатов. То есть не просто подождать, конечно, здесь, на Балтике, тоже сидеть сложа руки нельзя.
Первый дивизион в составе восьми эсминцев был послан на перехват конвоя, который, по сведениям английской разведки, вёз в Германию более шестидесяти тысяч тонн железной руды. Если пересчитать на чистый металл, то это около сорока тысяч тонн железа. Почти два дредноута. Двести подводных лодок. Восемь тысяч шестидюймовых (ШЕСТИДЮЙМОВЫХ) полевых орудий. ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ!
Александр не поленился сплавать и выступить с соответствующей речью на каждом из эсминцев. И на крейсера прикрытия тоже. И на подводные лодки, командирам которых, кстати, и объяснил ещё раз тактику их охоты.
Дул небольшой свежак, волнение было вполне терпимым, особенно для миноносцев столь приличного водоизмещения. Балтика, конечно, способна весной на любые сюрпризы, но пока погода радовала…
– Дым на левом крамболе! – прервал идиллию голос сигнальщика. Колчак и командир эсминца немедленно развернули бинокли в указанном направлении.
Действительно дым, а если приглядеться через оптику – дымы.
– Кажется, именно те, кого мы ждём, – улыбнулся кавтораг Домбровский командующему операцией. – Отсигналить «Поворот восемь румбов» на дивизион? Идём навстречу?
– Вот уж нет, Алексей Владимирович, – после секундной паузы решил каперанг. – Оставаться на курсе. Зайдём от берега. Если это те, за кем мы пришли, не стоит давать им возможность спрятаться в нейтральных водах и потом устраивать проблемы нашим дипломатам. Мы должны быть святее папы римского.
– Да чтобы дьявол побрал всех этих дипломатов и их дипломатию тоже! – в сердцах Домбровский высказался значительно более эмоционально и менее цензурно.
– Полностью с вами согласен, – ухмыльнулся Колчак, – но вот этот конвой мы с вами должны уничтожить, не создавая дополнительных проблем для России. Как думаете, получится?
– Зависит от того, кто у них в охранении, – пожал плечами командир эсминца. – Но попытаемся в любом случае.
– Скоро всё выясним.
Дивизион уже пересёк курс конвоя и поворачивал на встречный. В том, что встретили именно того, кого искали, сомневаться не приходилось – такое количество транспортов в военное время случайно вместе не собираются. Около десятка крупных пароходов двумя колоннами двигались к германским берегам.
– Головным малый трёхтрубный крейсер! – крикнул сигнальщик, не отрывая от глаз бинокля. – Мористее два или три малых дыма.
– Вот зараза! – зло выдохнул Колчак. – Если у колбасников ещё один крейсер здесь имеется, то можем все зубы обломать, к купцам продираясь.
– Надо наши крейсера вызывать, – предложил Домбровский.
– Само собой. Но до них двадцать миль, часа полтора будут догонять, если не больше. А немаки тоже могут в это время подкрепления вызвать… В общем, так радио на крейсера, Первый полудивизион связывает боем охранение, Второй атакует транспорты. С ходу атакует. Без сантиментов. Артиллерией и торпедами.
Когда командующий конвоем и крейсером «Гамбург» фрегаттен-капитан фон Гаудекер узнал, что навстречу идут восемь больших русских эсминцев, стало понятно, что довести до Германии все транспорты будет очень проблематично. Если не невозможно – у него имелось ещё только три больших миноносца и три вооружённых траулера. По мощности артиллерийского огня атакующие более чем вдвое превосходили силы эскорта. А у них ведь ещё и торпеды. Трижды восемь заряженных в аппараты торпед…
Однако никаких сомнений по поводу дальнейших действий у немца не было: «Гамбург» лёг на пересечку курса русских эсминцев и открыл огонь носовым плутонгом.
Первый полудивизион храбро пошёл ему навстречу а Второй склонился правее и стал заходить на колонну которая шла мористее. Защищать транспорты вылетели «S-168», «У-184» и «G-192», бой с которыми завязали «Всадник» и «Гайдамак». А «Амурец» с «Уссурийцем» приняли вправо и, обогнув завязавшуюся баталию, спокойно обрушились на колонну транспортов с железной рудой.
Похожая ситуация разыгралась и левее: «Москвитянин», «Эмир Бухарский» и «Доброволец» затеяли жаркую перестрелку с «Гамбургом». А «Финн» проскочил мимо и оказался третьей «лисой в курятнике».
Уже трижды шибануло минными взрывами, и трём из пароходов можно было присваивать статус «не жилец», а пока русские эсминцы заходили на курс новой атаки, их комендоры тоже не скучали и, подвывая от восторга, засаживали снаряд за снарядом в район ватерлинии вражеских судов – промахнуться на таком расстоянии было сложно. Ещё два рудовоза горели и кренились.
«Гамбург» не собирался позволить тройке русских эскадренных миноносцев разойтись с ним на контркурсах и после непродолжительной перестрелки с крейсером обрушиться на практически беззащитные рудовозы. Фон Гаудекер приказал разворачивать корабль на шестнадцать румбов и постараться прикрыть избиваемые транспорты как огнём, так и корпусом. Огня при этом не прекращал. Здорово влетело «Добровольцу» – эсминец получил пробоину по ватерлинии в правой скуле, сбило первую трубу и вышел из строя один из торпедных аппаратов, благо, что уже подготовленная торпеда при этом не взорвалась.
Русские стодвухмиллиметровые пушки на миноносцах ничуть не уступали стопяткам крейсера. Их снаряды были даже потяжелее более крупнокалиберных немецких. К тому же на трёх эсминцах Второго дивизиона их было на одну больше, чем германец мог использовать на борт. Поэтому и «Гамбургу» доставалось. Лихо доставалось. Повышибало прислугу второго и третьего орудий левого борта, зажгло кормовую рубку, восемь пробоин в борту со всеми вытекающими и, главное, втекающими последствиями…
А по другую сторону от курса каравана «Всадник» с «Гайдамаком» вовсю чихвостили своих визави. Немецкие эскадренные миноносцы были хоть и послабее, но более скоростными – уйти от своих русских противников для них не составило бы труда. Но необходимо защитить транспорты… А чем защищать? Германские тридцатикалиберные «восемь-восемь», которых к тому же у немцев имелось три штуки на три эсминца, ну никак не «плясали» против русских длинноствольных орудий. Очень быстро «Всадник» с «Гайдамаком» разделали своих противников под орех и пошли добирать транспорты из каравана. «У-184» тонул, «G-192» едва держался на воде. «S-168» пылая уходил в сторону. На него пока не стали отвлекаться.
Ещё один взрыв – «Уссуриец» снова попал торпедой. «Амурец» не попал. Вернее, его выпущенная из аппарата мина повела себя как своенравная красотка – прошла полпути к цели, а потом вдруг завиляла хвостом, развернулась и пошла перпендикулярно курсу своих миноносцев. Увернулись. Увернулись, активно продолжая работать изо всех стволов.
Один из транспортов попытался прорваться к шведским водам, развернув свой форштевень на борт «Финна». Номер не прошёл – юркий миноносец легко уклонился от угрозы и мстительно всадил торпеду в борт дерзкого купца.
Русские эсминцы азартно заканчивали начатое. Было совершенно понятно, что ни один транспорт с рудой никуда отсюда не уйдёт. Разве что на дно. И ни один вооружённый траулер прикрытия. И ни один немецкий миноносец. И «Гамбург».
Крейсер пока ещё «держал удар», но его взяли в накрытия ещё и «Гайдамак» с «Амурцем». А там и «Финн» собирался освободиться, и остальные…
А главное, подходила русская бригада крейсеров. «Россия» с «Громобоем» посчитали ниже своего восьмидюймового достоинства идти добивать потерявший уже две трубы германский крейсер – этим поручили заняться «огине утренней зари».
Приблизившись, «Аврора» беглым огнём своих шестидюймовок за двадцать минут прекратила существование «Гамбурга» по эту сторону морской поверхности.
* * *
Колчака садануло осколком в плечо в самом начале. В мясо. И это было очень больно. Потом осколок, пронзив мышцы руки, ударил в грудную клетку. На счастье, силы его были уже на излёте, и данный кусок металла только потревожил рёбра.
Колчака унесли в лазарет, где местный фельдшер (а врача на эсминце не положено) сделал каперангу перевязку и вколол шприц морфия.
Командующему операцией ещё повезло, потому что через пару минут после того как его унесли ещё один снаряд с «Гамбурга» вломился в боевую рубку «Москвитянина» и вообще не оставил там ничего живого…
Эсминец повалило влево, но, к счастью, на «Эмире Бухарском» и «Добровольце» прекрасно поняли, что ведущий не начал какой-то новый манёвр, а не может пока управляться. Оба остались на прежнем курсе и продолжили бой.
– Какие повреждения? – зашёл в рубку Колчак. Александра Васильевича слегка мутило от боли, которую пока ещё не до конца купировал морфий, но, в принципе, чувствовал он себя вполне терпимо.
– Особых повреждений нет, господин капитан первого ранга, – немедленно повернулся минный офицер, которого вызвали в рубку командовать эсминцем после выхода из строя всех тех, кто до этого здесь находился.
– Связь?
– Только с машинным, голосовая. Телефон разбит.
– Понятно. Ступайте к своим аппаратам – авось ещё сегодня постреляете. Я принимаю командование «Москвитяниным».
– Но вы ведь ранены… – попытался возразить минёр.
– На войне как на войне, лейтенант, – пресек разговор на эту тему Колчак. – Ступайте и не беспокойтесь за меня. И ещё, попрошу вас передать Одинцову, чтобы открывал огонь по своему усмотрению, без команды. Всё.
– Есть, – козырнул офицер и отправился выполнять приказание.
– Тебя как звать, братец? – повернулся Александр к новому рулевому.
– Матрос Илья Бескудников, ваше высокобродь! – не оборачиваясь отозвался тот.
– Вот что, Илья Бескудников, будем догонять своих. Четыре румба вправо!
– Есть четыре румба вправо! – эсминец повалило в повороте.
– Машинное рубке! – склонился над амбушюром Колчак.
– Здесь машинное! – донеслось в ответ.
– Говорит капитан первого ранга Колчак. Домбровский убит. Вступил в командование кораблём. Два узла добавить можете?
– Хоть четыре. У нас всё в порядке.
– Четыре пока не требуется. Два узла больше! Бескудников!
– Здесь, вашвысокобродь!
– Отставить титулование во время боя! Наша задача – догнать «Эмира» с «Добровольцем» и пристроиться в кильватер последнему. Справишься?
– Не извольте беспокоиться. Сделаем.
«Москвитянин» уже лёг на параллельный с полудивизионом курс и постепенно стал сближаться со своими товарищами, которые пока вполне себе достойно держались в бою с крейсером.
Да и «Гамбургу» влетело на тот момент неплохо – на борт действовали уже только три пушки из пяти, пожар на юте, одна из труб разворочена…
– Шарах! – подало свой голос баковое орудие «Москвитянина». Третий русский эсминец присоединялся к перестрелке с флагманом германского конвоя. И загрохало с интервалом в пятнадцать секунд выстрел. Вскоре начала стрелять и кормовая.
Александр видел, что немцу приходится лихо, но… Но, хоть и частично, свою задачу он выполнил – головной транспорт, прикрытый бортом крейсера, проскакивал зону атаки, а может быть, его мателот тоже. Упускать было нельзя…
– Право руль! Обрезаем корму немцу! За нашими не идём, – начал сыпать приказаниями Колчак. – Передать на аппараты: «Приготовиться к стрельбе с левого борта по транспортам»!
Комендоры «Москвитянина» сориентировались в ситуации и, в соответствии с манёвром, стали разворачивать свои пушки на левый борт.
Ют «Гамбурга» был охвачен пожаром, и ответного огня его кормового плутонга можно было не опасаться. Поэтому русский эсминец совершенно безнаказанно анфиладно обстрелял вражеский крейсер, обрезая ему корму. А дальше пошёл громить два почти прорвавшихся рудовоза. Не всё обошлось гладко – первая торпеда, исправно скользнув из аппарата, уверенно прочертила свой пузырчатый след к борту транспорта, но взорваться не соизволила. Больше тысячи рублей из-за какого-то бракодела оказались выброшенными на ветер. Вернее, в воду. Пришлось стрелять ещё раз. Последний. Ибо торпедных аппарата на эсминце два (третий заменили на ещё одну пушку), а перезарядить каждый из них требует немалого времени, и уж совсем не в боевой обстановке. Вторая тоже попала. И уж она рванула как следует. Пароход немедленно стал крениться, и стало ясно, что везомая им руда не попадёт в домны Круппа…
Второй рудовоз попытался пройти под шумок, но это была отчаянная попытка, «Москвитянин» хоть и расстрелял уже свои мины, но орудия у него остались. А с такой дистанции каждый семнадцатисполовинойкилограммовый снаряд находил свою цель – почти прямая наводка. За пять минут в борт транспорта вонзилось более полутора десятков таких.
– На транспорте подняли: «Просим прекратить огонь. Команда покидает судно».
– Понятно. Передать на плутонги «дробь», – немедленно отреагировал Александр. – Приготовиться к спасательным работам. Сколько шлюпок у нас целы?
– Нет у нас шлюпок, вашвысокобродь, – удивлённо ответил подошедший боцман. – Один складной вельбот был, и тот разнахратили, ироды…
– Александр Васильевич, ваше высокоблагородие, – подскочил артиллерийский офицер. – Разрешите принять у вас командование кораблём – вы же ранены… Господи Боже! Да вы бледны как простыня!
А морфий действительно собирался всецело командовать организмом каперанга – в глазах уже мутилось, конечности отказывались слушаться… Сознание поняло, что критическая ситуация завершилась, в полной мобилизации всего организма уже нет необходимости, и нужно немедленно спасать этот измученный организм. В глазах Александра сначала запрыгали искорки, потом их вообще заволокло серой пеленой. Колени стали подгибаться… Колчак привалился к стенке рубки и начал медленно сползать по ней.
Одинцов немедленно подхватил падающего флаг-капитана.
– Боцман! Двух матросов сюда! – это было последним, что услышал Александр.
Пришёл в себя он через пару часов в каюте. Рядом сидел матрос, временно прикреплённый к флаг-капитану в качестве вестового. В голове гудело, во рту, в самой глотке, собрались шмотья слизи наиотвратительнейшего вкуса, пробитое плечо и бок ныли, самочувствие было паскудным… И в первую очередь организм требовал избавиться от той противной слизи, которая раздражала почище боли. Благо, что на тумбочке рядом стоял стакан с салфетками.
– Что с конвоем? – Александр отхаркался в салфетку, не стесняясь матроса, и в первую очередь стал интересоваться результатами операции.
– Под орех раскатали, ваше высокоблагородие, – счастливо разулыбался молодой матрос во всю свою конопатую физиономию. – Никого не оставили, всех перетопили.
– Вот это хорошо, – как будто камень свалился с души командующего операцией. – Ты, братец, принеси-ка мне чайку. Да покрепче. И кого-нибудь из офицеров попроси.
– Не извольте беспокоиться! – чуть не подпрыгнул вестовой. – Сей минут сделаем!
– И кого-нибудь из офицеров позови! – вдогонку напомнил каперанг.
«Сей минут», конечно, не получилось: приготовить чай на относительно небольшом эсминце – дело не минутное. Особенно когда он шпарит полным ходом по не совсем спокойному морю.
– Как себя чувствуете, Александр Васильевич? – Одинцов успел появиться раньше чая.
– Благодарю, сносно. Что у нас происходит?
– Идём в Або. Вместе с крейсерами. Конвой уничтожен полностью, потерь в кораблях нет, хотя «Добровольца» и «Эмира» потрепали здорово – только убитых там двадцать человек.
– А немецкий крейсер?
– «Аврора» добила. И все три немецких миноносца потопили, – счастливо улыбнулся лейтенант. – Я же говорю: конвой уничтожен полностью.
– Знатно! – усмехнулся Александр. – Молодцы! Как говорил мой полный тёзка: вот это восторг! Тонущих спасали?
– Не получилось – начали, но с зюйда обозначился большой дым. «Гайдамак» сбегал навстречу и опознал «Блюхера». Вероятно, с миноносцами – пришлось срочно уносить ноги. Даже не успели взять вельбот с «Уссурийца», который как раз немцев из воды вынимал – далеко отошли.
– Почему же немцы не преследовали? – удивился Колчак. – Ведь ход у наших крейсеров по сравнению с «Блюхером» совершенно несерьёзный. Минимум пять узлов разница.
– Так темнеет уже, Александр Васильевич – пойди найди, – широко улыбнулся Одинцов. – Да и тонущих из воды им спасать надо…
Наконец появился вестовой с чаем. Рядом с койкой командующего операцией был поставлен поднос с чайником, кружкой, бутербродами, нарезанным лимоном и розеткой с мёдом.
– Спасибо, братец, ступай! – кивнул матросу Александр. – Чайку, Евгений Сергеевич?
– Благодарю, уже поужинал.
Полегчало от первых же глотков душистого напитка, во всяком случае, смыло отвратительный вкус во рту.
– Какие потери на «Москвитянине»?
– Убиты командир и восемь матросов, двенадцать матросов и вы ранены. Серьёзных повреждений нет, телефонная связь по кораблю восстановлена, – чётко отрапортовал Одинцов.
– Понятно. Когда будем в Або?
– Рассчитываем подойти с рассветом, но… На всё воля божья – загадывать нельзя, – пожал плечами лейтенант.
– Это само собой, – согласился каперанг. – Нужно распорядиться отправить в сторону от курса пару наименее повреждённых эсминцев – пусть помелькают там, милях в пятнадцати, своими прожекторами, вдруг за нами всё-таки немцы увязались…
– Уже сделано, – кивнул офицер. – С крейсеров час назад распорядились. «Амурец» и «Гайдамак» пошли выполнять.
– Разумно!
– Александр Васильевич, – Одинцов начал слегка нервничать, – если я вам больше не нужен, разрешите вернуться на мостик?
– Конечно, конечно, Евгений Сергеевич, всё понимаю. Спасибо, что нашли время меня посетить.
– К вам прислать вестового или фельдшера? – поинтересовался лейтенант, поднимаясь.
– Никого не надо, сейчас допью чай и… Что-то снова меня в сон клонит. Спасибо! Идите!
К утру без приключений прибыли в Або. Рану на руке стало дёргать болью, что являлось грозным признаком начинающегося нагноения. Пришлось обратиться к крейсерским эскулапам, которые уже как следует почистили, продезинфицировали и зашили повреждённую руку. Но москвитянинскому фельдшеру Александр золотую пятирублёвку в благодарность всё-таки подарил – парень старался, как мог, исходя из того, что умел.
* * *
В Гельсингфорс отправился на наиболее боеспособном «Уссурийце». Добрались без особых проблем – ни противник, ни погода не побеспокоили. На «Кречете» Колчака встречали как героя.
– Душевно рад вас видеть, Александр Васильевич, – обнял своего флаг-капитана Эссен после официального приветствия при встрече. – Спасибо! Неужели никто не ушёл?
– Никто, Николай Оттович. Ни транспорты, ни конвой. Корабли дивизиона действовали выше всяких похвал, слаженно и храбро. Да и крейсера наши вовремя подоспели. Я намерен представить рапорт о награждении отличившихся, причём таковых в списке будет немало.
– Разумеется, – кивнул адмирал. – Столь блестяще проведённая операция без наград не останется. Как ваша рана?
– Сносно. Побаливает пока, но кость не задета, и крейсерские эскулапы обещали мне скорое и полное выздоровление.
– Вот и хорошо. А отправляйтесь-ка вы на недельку подлечиться и отдохнуть. К семье. Заслужили.
– Благодарю! Но, возможно, я был бы вам полезен при штабе…
– В первую очередь вы мне полезны здоровый, бодрый и энергичный, – усмехнулся Эссен. – И отпускаю я вас не немедленно, а с завтрашнего дня. Нам есть еще что обсудить по поводу будущих атак шведских конвоев. Хотя бы вчерне. Присаживайтесь! – командующий указал на кресло.
– Итак: правильно ли я понимаю, что данную операцию вам позволило так эффектно провести знание истории данной войны?
– Совершенно неправильно понимаете, Николай Оттович, – не задумываясь, ответил Александр. – Я давно уже не могу предвидеть, как будут развиваться события. История изменилась, всё происходит совсем не так, как происходило раньше. В плане ведения войны я могу дать только стратегические рекомендации, но они не будут восприняты Верховным ни от меня, ни даже от вас, не так ли?
– Ну, это посмотрим, – мрачно буркнул адмирал. – Продолжайте.
– Делаю, что могу, и сделаю всё, что смогу.
– Нимало не сомневаюсь, Александр Васильевич. Так вот: как считаете, что предпримет противник? Ведь руда немцам нужна как воздух, а мы обозначили угрозу регулярным её поставкам.
– Есть несколько вариантов, – задумался Колчак. – Во-первых, можно отрядить в сопровождение конвоев свои старые и непригодные для современной войны корабли. Вплоть до крейсеров типа «Виктория Луиза» и даже старых броненосцев…
– Ой ли! – весело подмигнул командующий. – Германцы строят и строят новые корабли, им нужны экипажи. И их старые лоханки недоукомплектованы.
– Да? А вспомните, Николай Оттович, сколько процентов экипажа находилось на «Севастополе», когда вы собирались прорываться на нём из Порт-Артура.
– Ну да, – нехотя согласился адмирал. – Я собирался на прорыв практически с третью штатного экипажа. Достаточного, чтобы вести огонь одним бортом, без минёров, да много без кого…
– Вот именно. И им на своих крейсерах или броненосцах половинного комплекта команды за глаза хватит. Не так?
– Пожалуй, вы правы, – почесал бороду Эссен. – Что предлагаете? У вас явно имеется идея на эту тему.
– Имеется. Следующий налёт осуществить стаей подводных лодок Новых: наши «барсы» и «Акула» и пять английских типа «Е». Как раз после того, когда транспорты минуют шведские территориальные воды. На подходе к германским берегам.
– А, простите великодушно, как мы узнаем о времени подхода конвоя к германским берегам? – лукаво посмотрел на собеседника адмирал.
– Так же, как и в этот раз, – пожал плечами Колчак, – от разведки. Нашей или союзников.
Ну, то есть мы узнаем только приблизительную дату выхода судов противника из определённого порта. А дальше уж нам думать, когда и куда посылать наши подлодки… Даже если промахнёмся – один-другой одиночный транспорт они поймать вполне могут.
– Звучит убедительно. Надо будет побеседовать на эту тему с Подгурским и Хортоном.
– Разрешите мне…
– Не разрешаю, – оборвал Колчака командующий. – Где ваша семья?
– Здесь, Гельсингфорсе.
– Вот завтра к ним и отправитесь. Переночуете на «Кречете», а с утра – к супруге и детям. И чтобы минимум неделю я вас при штабе не видел. Лечитесь, отдыхайте – это приказ. А отдыхать ступайте прямо сейчас, ужин вам принесут в каюту – с вашим ранением не очень-то удобно будет за общим табльдотом. Более не задерживаю вас, Александр Васильевич.
Не оставалось ничего, кроме как подчиниться.
«Герта», малый «Медуза» и флотилия больших миноносцев. И кто его знает, что там, в дальнем прикрытии…
Русские и английские подводные лодки затарахтели машинами и отправились доказывать немцам, что Балтийское море их флотом больше не контролируется.
Первой обнаружила конвой «Е-19» капитан-лейтенанта Кроми. Трескотня в эфире немедленно встревожила и немцев, миноносцы охранения сразу рыскнули в стороны, чтобы обнаружить источник несанкционированного радирования. С «У-2» удалось даже разглядеть погружающийся перископ, но «Е-19» ушла спокойно и своё дело сделала – ещё восемь подлодок узнали о наличии каравана, его координатах, скорости и курсе. Кроми своё дело сделал и уходил – догонять в надводном положении было бы особо извращённой формой самоубийства, а в подводном не догнать.
Первым встретил конвой Хортон на своей «девятке». Он решил для начала ударить по эскорту. Торпеда из носового пошла к «Виктории Луизе», а из траверзного по миноносцу. По миноносцу промахнулись, а вот под бортом немецкого бронепалубного крейсера рвануло знатно… И команды на нём – треть от штатной. Так что ни о какой борьбе за выживание корабля речи быть не могло: «Спасайся, кто может!»
Погибло всего одиннадцать немецких моряков, остальных из команды крейсера приняли на борт миноносцы и транспорты. Но за время данной весьма значительной паузы по времени следования конвоя «Е-1» успела сблизиться и выйти на рубеж атаки – как только рудовозы пошли намеченным курсом, две торпеды от её командира Лоуренса отправили на дно ещё и два транспорта.
«Е-18» капитан-лейтенанта Халлахана через три мили приняла эстафету и торпедировала ещё один рудовоз. Дальше на пути конвоя заняли позицию русские субмарины. «Акула» и «Гепард» действовали парой, они разошлись в стороны – первая прижалась поближе к побережью, а второй мористее. Когда конвой вошёл в зону действия, то с двух сторон немецкие и шведские моряки увидели пузырчатые следы торпед, пущенных веером. Уж чего-чего, а минных аппаратов на новых российских подлодках было до дури – восемь на «Акуле» и двенадцать на «Гепарде». Так что четыре торпеды бурлили своими винтами с запада и шесть с востока. Попали, конечно, не все, но три попали.
Взрыв! Взрыв!! Взрыв!!! Два транспорта начали крениться и гореть, а миноносец «G-7» просто разломало пополам.
На некоторых шведских судах потихоньку начинала роптать команда – невозможно спокойно наблюдать, как час за часом взрываются и идут ко дну корабли, следующие рядом, и ожидать, что твой станет следующим.
– Хере капитан, – на мостик «Никодемии» поднялась делегация из пяти матросов во главе с боцманом. – Просим вас лечь на обратный курс!
– Бунт? – удивлённо вскинул брови капитан Свантессон.
На самом деле он не был удивлён совершенно и сам был бы не прочь навострить лыжи из этого ада, но, во-первых, немцы… А во-вторых, это всё-таки бунт. Подчиняться решению струсившей команды не стоит.
– Нас всех перетопят эти проклятые русские! – почти истерически заголосил один из матросов.
– Заткнись! – спокойно, вернее, почти спокойно бросил капитан. – Все получили деньги за риск…
– Да подавитесь этими деньгами, хере! – Нам ими с рыбами расплачиваться?
– Именно с рыбами. Если попытаемся вернуться, – Свантессон сам не верил в то, что говорил, но продолжал. – Нас потопят немцы, если повернём назад. Гарантированно потопят. А есть ещё и подводные лодки за кормой – их командиры наверняка захотят получить дополнительный орден и, не раздумывая, всадят в нас торпеду. Не так? А впереди, возможно, уже нет никого представляющего опасности…
Матросы молчали, переваривая логику капитана. Возразить было нечего.
Возразил «Барс». Его командир, капитан второго ранга Дудкин, прекрасно понимал, что сейчас немцы следят за морем во все глаза. Поэтому изначально встречал конвой в подводном положении. А приблизившись на соответствующую дистанцию, даже убрал перископ. Приблизительно с милю лодка шла по счислению. Только когда пришло расчётное время атаки, перископ был снова поднят. Небольшая корректировка… Аппараты: тоовсь!
Аппараты: пли!
Рубя винтами воду, пошли шесть торпед одна за другой. Поставленные на серьёзное заглубление, они прошли под килями миноносцев, но две из них попали в «Никодемию» и одна в крейсер «Винета».
Два оставшихся рудовоза не сговариваясь развернулись к шведским берегам. Германские миноносцы не препятствовали – во-первых нужно было спасать тонущих, а во-вторых, угрожать своему поставщику во время войны весьма чревато…
Ещё пятьдесят тысяч тонн руды в немецкие домны не попало. А кроме того, на дно Балтийского моря легли ещё два германских крейсера и два миноносца.
