Глава 12
Прошел еще один день, похожий на остальные, а потом еще и еще. Яна вставала, готовила завтрак, кормила Гордану и помогала ей с утренним туалетом. Прибирала дом, мыла посуду, готовила, сто раз поднималась и спускалась по лестнице – из гостиной и кухни в спальню Горданы и обратно.
Она почти каждый день созванивалась с матерью по скайпу, а вот с подругами поговорить получалось куда реже. Зинаида из кожи вон лезла, чтобы показать себя с самой лучшей стороны на работе, а в свободное время крутила роман.
Галка, как обычно, пасла мужа, заботилась о ребенке, драила дом, собачилась со свекровью. Когда им случалось созвониться – это было почаще, чем с Зинаидой, – она пару минут выслушивала Янины новости (которых, в общем-то, и не было) и принималась рассказывать о своих (их тоже было негусто, но Галка в подробностях описывала, кто что кому сказал).
Это было не слишком интересно, но, по крайней мере, каждый день приносил Галке что-то новое и, с ее точки зрения, важное. Яна с затаенной грустью и даже завистью наблюдала за тем, как жизнь подруг – хороша она или плоха – кипит, тогда как ее собственная опять-таки напоминает стоячее болото.
Что в России, что в Сербии – все едино. Яна – девочка на подхвате, на побегушках. Все, что происходит, происходит не с ней, а с окружающими, а она лишь реагирует на это. Сейчас вот, например, живет жизнью Горданы – вернее, вовлечена в ее умирание.
– Гони от себя такие мысли, – категорично сказала мама, когда Яна заикнулась об этом. – Не будь ребенком. Так каждый может сказать про себя. Я, допустим, вовлечена в жизнь своей фирмы или Миши, живу их заботами. Мы люди, а значит, находимся в социуме.
Яна слушала эту отповедь, кивала, но сама думала, что мать не понимает, что она хочет сказать. Или делает вид.
Через три дня после поездки в Мали Зворник позвонил по скайпу Андрей. Яна обрадовалась, хотя ей хотелось бы, чтобы они общались чаще. Она понимала, что Андрей занят – и при этом, хотя Яна ему никто (хотелось думать, что это только пока!), находит время и звонит ей почти каждый день. Иногда это были обычные телефонные звонки, иногда – видео.
Андрей звонил, видимо, из квартиры – в обзор камеры попал угол современно обставленной комнаты и окно.
– Как Гордана? – спросил он. – Сильно устаешь?
– Она все так же, – ответила Яна. – Дело не в усталости, просто немножко одиноко и, как стемнеет, не по себе. Как твои дела?
Андрей стал рассказывать о себе, а она перевела взгляд на окошко, возле которого он сидел. Похоже, в Москве тоже непогода, но мороза нет: сильный ветер – деревья клонятся под его порывами, машут ветками, как тонкими руками, и стекло все в каплях дождя.
– А Москве, смотрю, тоже дождь? – спросила Яна. – Ни снега, ни мороза?
– С чего ты… – Он обернулся к окну и скривился. – Вот я балбес! Заметила, значит!
– Что заметила?
– Что я уже в Сербии.
Яна смутилась и только в этот момент сообразила, что за его окошком – вовсе не московская зима.
– Хотел сегодня вечером сюрприз сделать. Ты говорила, как тебе одиноко, а я бац – и приезжаю через три часа. Но сам все испортил. Сюрприза не получится.
Яна засмеялась и принялась уверять, что все равно его появление ее только обрадует, что сюрпризов она не любит, а вот дорогим гостям всегда рада. В итоге они договорились, что Андрей приедет к шести, и они посидят на веранде, если погода позволит.
«Если будет дождь, приглашу его в гостиную, – решила Яна. – Гордана и не услышит. Да и вообще, что за причуды? Я и так все время на привязи, но зачем еще и изоляция?»
Они распрощались, и Яна в приподнятом настроении стала прикидывать, что надеть сегодня вечером. Надо бы вымыть голову и накраситься. Хватит вечно представать перед ним чучелом! Можно испечь пирог – у нее хорошо получалась традиционная сербская гибаница…
В голову закралась не слишком приятная мысль. Что, если он не хотел говорить о своем возвращении из России? Может, Андрей сказал это только потому, что она все равно сама догадалась бы? Вот и придумал быстренько сказку о своем желании преподнести сюрприз? С другой стороны, зачем ему все эти сложные многоходовки? Да и не узнать никогда, правду он сказал или наврал. Лучше думать о хорошем – всякого дурного хватает и без того.
Яна напоила Гордану ромашковым чаем, предложила гибаницы.
– Чего это ты какая-то нервная? Щеки вон покраснели.
Девушка пожала плечами и улыбнулась.
– Молодец, вкусно. – Гордана откусила пару раз и отложила недоеденный кусок на тарелку. – Мне достаточно. Сама поешь. Принеси мне из библиотеки книгу.
– Конечно. Какую?
Гордана назвала, сказала, на какой полке она стоит. Когда Яна нашла книгу и принесла, та дремала, лежа на спине с приоткрытым ртом. Исхудавшее тело едва угадывалось под теплым одеялом, редкие волосы свалялись, глаза ввалились.
«Какая красавица! Ты не видела ее в молодости – просто кинозвезда», – вспомнились слова доктора Милоша.
Болезнь и старость никого не щадят. Пред ними все равны – и бедные, и богатые. Даже самые красивые, эффектные люди превращаются в развалины, обречены на угасание и смерть.
Ресницы Горданы дрогнули, и она открыла глаза. Наверное, почувствовала, что на нее смотрят. В первый момент в ее глазах мелькнуло что-то похожее на страх, но потом, когда она увидела Яну с книгой в руках, слабо улыбнулась:
– Спасибо. Положи на столик, я позже полистаю.
Яна зашла к себе, сменила домашнюю кофту и старенькие джинсы на пуловер, который считала весьма стильным, и симпатичные брючки. Уложила волосы, подкрасила глаза.
Андрей должен был прийти через несколько минут, и она решила спуститься вниз и встретить его, чтобы ему не пришлось звонить.
В доме стояла тишина, нарушать которую не хотелось. Яна крадучись шла по лестнице и чувствовала себя чуть ли не воровкой. Ощущение было не из приятных. «Что я, в самом деле? Веду себя как преступница, а ведь ничего плохого нет в том, что мой друг заглянет на часок в гости!»
Очутившись внизу, она взяла с вешалки куртку и отворила дверь. Вышла на крыльцо и увидела, что машина уже останавливается возле дома. К счастью, Гордана лежала в кровати и не могла этого видеть. Она знаками показала Андрею, что ему следует припарковаться подальше, чтобы автомобиль не было видно из окна хозяйской спальни.
Он выбрался из машины, достал с заднего сиденья какой-то пакет и пошел к двери. Пока Андрей шел, Яна не сводила с него глаз, думая о том, как было бы здорово, если бы она могла вот так встречать его каждый день с работы.
Пусть бы на плите томились приготовленные ею блюда, уютный дом был наполнен светом и теплом, а об их ноги терлась пушистая полосатая кошка. Он целовал бы ее у порога, а Яна бы спрашивала, как прошел его день, а вечером, свернувшись калачиком у него под боком, читала ему то, что успела написать за минувший день…
– Привет! – сказал он, и идиллическая картина померкла.
«Размечталась! – сердито подумала Яна. – Вот она, причина твоей тоски: как сказали бы в старину, в девках засиделась!»
– Это тебе, – тихо проговорил он, понимая, что она опасается, как бы Гордана не услышала.
Андрей протянул ей пакет.
– Что там?
– Ничего особенного, но, надеюсь, тебе понравится.
Внутри оказался толстый блокнот в красивом переплете, авторучка в нарядном футляре и большой набор шоколадных конфет.
– Набор для писателя? – улыбнулась она. – Чтобы было на чем писать, чем писать – и шоколад для вдохновения?
– Именно, – проговорил он, наклонился к ней и вдруг поцеловал.
У Яны перехватило дыхание – от неожиданности и удовольствия. Она не стала отстраняться и ответила на поцелуй.
– Ничего, что я так… форсирую события? – прошептал он, прижимая девушку к себе. – Просто увидел тебя сейчас… Ты такая красивая и нежная! Я бы в жизни себя не простил, если бы не поцеловал.
– Ты с ума сошел? Зачем оправдываться?
Она засмеялась воркующим смехом, и они снова поцеловались, так и стоя в дверях. На этот раз поцелуй вышел более долгим и смелым. Сердце Яны пело. «Все же я ему нравлюсь!» – стучало в голове, наполненной сладким туманом.
– Посидим на террасе или меня допустят в святая святых? – негромко проговорил Андрей.
Яна собралась уже пригласить его в гостиную, но в этот момент внезапно погас свет. Электричество отключилось и в доме, и во дворе. Все вокруг погрузилось во мрак. В такие моменты Яне всегда становилось не по себе, хотя она уже и начала привыкать к перебоям. Но все же хорошо, что сейчас с ней рядом мужчина.
– Вот так новости. И часто здесь такое?
– К сожалению, – ответила Яна, заходя в дом. – Электричество само по себе выключается, лампочки перегорают, не успеешь вкрутить.
– Электрика вызывала? – Андрей вошел следом за нею и закрыл дверь.
– Он сказал, что все хорошо.
Яна привычным жестом отыскала одну из свечей, благоразумно разложенных ею по всему дому, чиркнула спичкой. Мерцающий оранжевый огонек осветил часть просторного холла, но не мог разогнать теней, что притаились по углам.
– Побудь тут, я схожу к Гордане, она, наверное, напугана.
Произнося эти слова, девушка поняла: что-то тут не так. И через мгновение сообразила: молчание – вот что! Обычно, когда выключалось электричество, Гордана немедленно призывала Яну на помощь: иногда вопила истошно, иногда просто звала.
Но сейчас из спальни не доносилось ни звука. А ведь она вроде бы читала книгу, не спала, стало быть, заметила, что света нет.
Яна быстрым жестом выдвинула один из ящиков.
– Тут свечи и спички, зажги и иди в гостиную, – проговорила она, спеша к лестнице с зажженной свечой в руке. – Гордана почему-то не зовет. Боюсь, не случилось ли с ней чего.
– Сходить с тобой?
– Не надо. Она может испугаться. Я уже привыкла.
Яна бегом поднималась по лестнице, слыша, как Андрей достает из ящика свечки. Свою свечу она держала перед собой, освещая ступеньки. Язычок пламени трепетал, но не гас. Вот и коридор второго этажа.
– Гордана, – позвала она. Никто не отозвался.
На секунду остановившись перед дверью спальни, Яна перевела дух и взялась за ручку. В тишине слышалось лишь ее собственное учащенное дыхание, сбившееся от быстрого подъема. Андрей, очевидно, старался вести себя как можно тише, так что на секунду девушке показалось, будто она в доме совсем одна.
Но буквально в следующее мгновение из-за двери спальни послышался не то хрип, не то стон, и Яна поспешно открыла дверь.
Первое, что почувствовала, оказавшись в комнате, были отвратительный запах и холод. Нестерпимо воняло гнилью, разлагающейся плотью, стоячей водой – всем вместе, и даже еще хуже. Смрад забивался в ноздри, вызывая тошноту. Яна прижала свободную ладонь к носу, стараясь не делать глубоких вдохов, и прошла вперед.
В доме в последнее время всегда было прохладно, котел так и не заработал, как положено, но эта «приятная прохлада», как говорил доктор Милош, не шла ни в какое сравнение с тем пробирающим до костей холодом, который царил сейчас в спальне Горданы.
Яна словно очутилась дома, в России: бывает, в морозный день выскочишь в домашнем легком платье на минутку на балкон – и тебя обдаст ледяным дыханием. Хочется назад, в тепло, пока все тело не сковала стужа.
Но еще полчаса назад ничего такого не было – ни вони, ни холода.
«Она что, окна открыла, чтобы проветрить? – подумала Яна, метнувшись к окну. – Но ведь и на улице теплее, чем тут».
Окно оказалось плотно закрыто, даже шторы задернуты.
– Гордана, – борясь с рвотными позывами, снова окликнула женщину Яна и обернулась в сторону, где стояла ее кровать.
Кровать была пуста. Больная, раскинув руки, неподвижно лежала на полу возле нее.
А рядом, скорчившись, нависая над Горданой, сидело нечто. При взгляде на это существо Яна испытала даже не страх – гораздо большее. Ее парализовало, и даже под прицелом она не сумела бы ни двинуться, ни вымолвить ни слова.
Костлявое тело существа было покрыто язвами, струпьями, чем-то напоминающим трупные пятна («Вот откуда тут запах разложения!»). У него были длинные когтистые руки и уродливый лысый череп – больше Яна ничего не успела разглядеть, потому что тварь из ночного кошмара обернулась и посмотрела на нее белыми, горящими, как угли, глазами.
А потом все померкло, и Яна, не издав ни звука, повалилась на пол.