Новый год они собирались отмечать вдвоём. Сходились во мнении, что это семейный праздник, и справлять его нужно в кругу близких. И пусть круг этот узок, зато в нём нет лишних.

Карина наряжала большую живую ёлку в гостиной и с наслаждением вдыхала хвойный аромат. Диана возилась на кухне, почти не допуская туда подругу. Доверяла разве что очищать яйца от скорлупы или шинковать капусту.

– Используешь меня, как неквалифицированную рабочую силу, – притворно дулась та.

Диана только усмехалась. Она сильно изменилась в последнее время: притихла, стала молчаливее, задумчивее. Карина выкрасила волосы в красивый каштановый цвет, похорошела и снова научилась улыбаться. Ещё по весне, в конце самого странного и страшного апреля в своей жизни, приняла крещение, пригласив Диану стать крёстной матерью.

О случившемся они старались не вспоминать. Точнее, сделали всё, чтобы ничто им об этом не напоминало.

Как только Карина получила возможность распоряжаться наследством, она продала квартиру и папин автомобиль. Свою машину тоже поменяла: не хотела владеть ничем, к чему, возможно, прикасалась Азалия. Почти до ноября они жили в Дианиной квартире. Спали всегда вдвоём. И только ближе к середине лета отважились ложиться, погасив ночник. Диана пригласила священника и освятила своё жилище. Повесила в правом углу большую икону, а над дверью – распятие. Но всё равно знала, что жить здесь больше не сможет.

В квартиру на одиннадцатом этаже, где они когда-то счастливо жили с папой, Карина не вернулась ни разу с той самой ночи. Элитное жилище со всей обстановкой продала быстро и выгодно, передав маклеру ключи, и так и не переступив порога. Дианиной квартирой занималась та же фирма.

Они купили себе просторные светлые квартиры далеко отсюда, на одном из верхних этажей нового небоскрёба: обеим нравилась высота. Теперь жили на одной лестничной клетке, дверь к двери. Диане не хватало денег на ремонт и обстановку, и она опять хотела делать всё постепенно, но крестница и слышать ничего не желала. Числила себя в неоплатном долгу и оплатила все расходы.

Диана так же работала у себя в пресс-службе, Карина больше в институт не вернулась и диссертацию не дописала. Зато увлечённо сочиняла роман и надеялась когда-нибудь сделать карьеру писателя. Средства на обеспеченную жизнь давала аренда купленного отцом земельного участка, половина которого принадлежала Карине.

Они с дядей Альбертом ошиблись. Азалия – тоже. Она так никогда и не узнала, что в день своей смерти Наиль успел оформить дарственную на дочь. Переписал всё, чем владел, на её имя. Карине поведал об этом нотариус, когда она занялась оформлением наследства.

Причину смерти Азалии установила приехавшая «скорая», которую вызвала Диана, придя в себя и приведя в чувство Карину. Разбитое окно никого особенно не удивило: девушка (по наущению подруги) спокойно соврала, что мачехе стало душно, а задвижку на раме заело, и она, желая обеспечить приток воздуха, разбила стекло. К счастью, выпавшая из окна ваза никого не зашибла. У покойной определили инфаркт миокарда. Видимо, следствие пережитого горя от потери мужа. «Такое нередко бывает: один супруг умирает вскоре после первого», – перешёптывались пришедшие на похороны люди.

Карины на погребении не было.

Жана – тоже. В тот день он вернулся с кладбища и застал в квартире врачей, полицию, вполне владеющую собой бывшую девушку и мрачную соседку. Та молча всучила ему пакет с вещами и выставила за дверь. Пожидаев не стал задавать лишних вопросов и ушёл. Больше Карина ничего о нём не слышала.

Кастрюлю, наполненную хлопьями зловонного пепла, они той же ночью закопали в соседнем парке. Имущество Азалии перешло к самому близкому из её многочисленных родственников, единственному сыну покойной сестры. По иронии судьбы, двадцативосьмилетний Марат почти не знал своей выдающейся тёти. Видел дважды в жизни. Был разведён, жил в Чистополе и работал врачом. Переехав в Казань, осуществил давнюю мечту: открыл медицинский центр.

Карина была в курсе этого, потому что теперь они вместе владели земельным участком и общались. Сначала вынужденно, потом – с возрастающим интересом и удовольствием. Их отношения пока не выходили за рамки дружеских, но оба чувствовали, что скоро это неизбежно случится.

Всё шло хорошо, лучше, чем можно было надеяться.

Лишь иногда, по ночам, Карина просыпалась от неясного ощущения. Вставала и босиком шла к окну, долго смотрела на море огней внизу. Ждала, пока её покинет острая тоска по испытанному однажды чувству.

В тот краткий миг, когда она приблизилась к Азалии и заглянула в её глаза, поймала ускользающий, гаснущий взгляд, ей показалось… Нет, не показалось! Она ясно поняла, что означает обладать Властью. Могуществом. Это ощущение, пронзившее всё её тело, было ярким и сочным.

Она узнала, насколько это сладостно – возвыситься над окружающими людишками, унылыми, пресными человечками. Особенно – над мужчинами, которые готовы будут на что угодно ради неё.

Жан. О, как бы она отомстила ему!.. Заставила бы бегать за собою жалкой дворняжкой. Сидеть у ног, покорно испрашивая подачки. Скулить от счастья, если она одарит его беглым взором…

Карина помнила, как удобно устроился в руке тот нож. Как завораживающе звучал в голове вкрадчивый голос. И в такие минуты ненавидела Диану, которая вмешалась и всё испортила.

Постепенно наваждение рассеивалось. Она вспоминала отца, напоминала себе, через что пришлось пройти ей самой. Думала о том, что сделала ради неё Диана…

Шла обратно в кровать и долго плакала, очищая, освобождая свою душу от чего-то тёмного. Потом засыпала, не позволяя себе даже на мгновение задуматься о том, что может случиться, если в одну из таких ночей морок её не отпустит.