Глава 8

Весь следующий день после разговора с дядей Альбертом Карина никак не могла прийти в себя. Слишком много информации, которую она пока не успела принять. К тому же ругала себя, что не удержалась от разговора с Азалией. Беседа вышла из ряда вон. Она ворвалась к мачехе и с порога вывалила всё, что думает о её корыстолюбии, жестокости и подлости.

Та сидела в их с отцом спальне и полировала ногти. В ответ на негодующие вопли не растерялась, не занервничала и даже не переменила вальяжной позы. Лишь улыбнулась своей тягучей улыбкой, которая не задевала глаз, и невозмутимо поинтересовалась:

– Убедилась, что со мной лучше не связываться, а то без штанов останешься? – Азалия хихикнула и продолжила: – Кстати, о штанах. Что-что, а уж как их с мужика стащить и что с ним потом делать, я хорошо знаю. Ты у папаши не спрашивала? Да он тебе и сам, небось, рассказывал. Могу преподать пару уроков. По-родственному. Мужиков-то не стишками удерживать надо. Кстати, они у тебя так себе.

Карина замерла, раскрыв рот. Ожидала чего угодно: слёз, возмущения, обвинений и даже угроз, но уж никак не этих гадких намёков ниже пояса.

– Да ты… да как тебе… – больше она ничего не могла выговорить.

Зато Азалия изъяснялась вполне ясно и определённо:

– Иди к себе. Выспись. И больше не смей на меня орать, поняла?

Она почти незаметным, кошачьим движением, неожиданным при её комплекции, поднялась с кровати и вдруг оказалась рядом с Кариной. Говорила, а сама пристально смотрела в глаза немигающим взором. Улыбка бесследно исчезла, медоточивая нега в голосе – тоже. «Змеиный взгляд», – вспомнились слова дяди Альберта. Голова закружилась, во рту стало сухо и горько.

– А этот старый идиот пожалеет, что разболтался! – произнесла Азалия напоследок и отвернулась.

Карина моргнула и потрясла головой.

Той ночью она спала ещё хуже обычного. Со сном с детства были проблемы: она с трудом засыпала и постоянно просыпалась. После папиной смерти часто пила успокоительное: знала, что иначе обречена на бессонницу. Дианины таблетки давно кончились, она купила новую упаковку. Но на этот раз лекарство не помогло. Карина забылась только под утро и, похоже, ей привиделся кошмар, потому что проснулась мокрая и в слезах.

На работу пришла опухшая, с гудящей головой. С трудом сосредотачивалась, случайно удалила нужный файл в компьютере и потом долго восстанавливала. С грохотом уронила и разбила свою чашку, собираясь попить воды.

Коллеги незаметно обменивались озадаченными взглядами. Ирка недоумённо косилась и, наконец, спросила:

– Мать, ты чего? Случилось что?

Карина заколебалась. Может, рассказать? А с другой стороны – зачем? Что это изменит? Природная скрытность взяла верх, и она отрицательно помотала головой.

– Пройдёт. Спала плохо.

Ира пожала плечами и отошла. Не хочешь, не говори. Она привыкла, что из подруги надо всё клещами вытаскивать. Зато и Иринины секреты не разбалтывает.

После обеда Карина пошла в деканат, поставить печать на одной бумажке. Это можно было сделать и позже, но ей хотелось выйти из кабинета, пройтись.

Обязанности секретарши выполняла девятнадцатилетняя Рита, взбалмошная девушка с красными прядями в коротких, торчащих дыбом чёрных волосах. Она постоянно вставляла в разговор звучные иностранные выражения, вкладывая в них ведомый только ей одной смысл, и потому её речь звучала довольно причудливо. Например, она говорила про свою знакомую: «Припёрлась, вся из себя расфуфыренная, прямо персона нон грата!» Или: «И зачем мне, простите, сдался этот долбанный алягер ком алягер?»

В деканате, как обычно, было людно: толкались, ожидая своей очереди, студенты и преподаватели, стрекотала по телефону Ритуля. Входная дверь то и дело открывалась, и гул голосов из коридора на мгновение становился слышнее.

Карина подошла к столу секретарши. Та уже положила трубку, и теперь сосредоточенно записывала что-то, низко склонившись к столу, как все близорукие люди, отказывающиеся носить очки.

– Привет! Рит, шлёпнешь печать, Семён Сергеевич…

Секретарша подняла голову и глянула на посетительницу. Та недоговорила, поперхнувшись последней фразой. Внезапно звуки вокруг словно бы стихли. В кабинете стало душно, на грудь будто положили бетонную плиту. Она задышала часто и поверхностно, по спине между лопаток побежала струйка пота. Карина смотрела в лицо секретарши, не в силах отвернуться или зажмуриться. «Что это?! Я и вправду это вижу?!» У Риты не было глаз. Точнее, густо накрашенные веки и обильно намазанные синей тушью ресницы были на месте, но вместо зрачков и радужки были два ровных чёрных круга. Две дыры, ведущие вглубь, как непроглядные коридоры. По щекам стекали тонкие струйки крови. Невозможные, как из кошмарного сна или голливудского ужастика глаза немигающе уставились на Карину.

– Ну, куда шлёпнуть? – безглазое существо нетерпеливым нервным жестом протянуло к Карине руку.

Та отшатнулась, закрыла руками лицо и завопила.

– Нет! Убери! Уйди от меня! – она выкрикивала бессвязные фразы и захлёбывалась своими воплями. Кто-то подошёл сзади, пытаясь успокоить, обнять за плечи. Существо, бывшее недавно Ритой, крутило головой, открывало и закрывало рот.

Вернулись звуки, все заговорили разом, загудели, как сердитые пчёлы в улье. Последним, что запомнила Карина, был вопрос декана:

– Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?

Всё потемнело и пропало. «Наконец-то!» – мысль вспыхнула и исчезла вместе со всем остальным.

Очнулась она всё в том же деканате. Лежала на кожаном диванчике, вокруг толпились знакомые и незнакомые люди. Две женщины озабоченно перешёптывались:

– А я и не видела ничего, – огорчённо протянула одна.

– Ты далеко была! – возбуждённо отозвалась другая. – А я тут стояла, возле них, и… Всё нормально было, а эта как завопит! И бац – упала! Припадок, наверное.

– Ир, с ней такое бывает?

– Тише! – строго произнёс мужской голос. – Она в себя пришла.

Ирка протирала Карине лицо прохладным влажным платком. Рядом стояла Рита и махала вафельным полотенцем. Глаза у неё были самые обычные, лицо расстроенное.

Карина убрала Иркину руку с тряпкой и медленно села. Голова не кружилась, дышалось свободно. Всё было как обычно, только неудобно перед людьми. Что на неё нашло? Привиделась чушь, и она такое позорище устроила. Весь институт теперь пальцем показывать станет. Ритка каждому встречному-поперечному будет неделю пересказывать эту сцену со всеми подробностями.

– Извините, я… Воздуха не хватило, голова закружилась.

– Бывает! У меня у самой в духоте иногда такое случается, – неожиданно с пониманием и без словесного мусора заметила Рита. А после громко, чтобы слышал декан, и вполне в своём духе, закончила:

– Если бы кондиционер поставили, не было бы такого! Я давно говорю, но всем же полное па де де на моё мнение!

– Пойдём, Кариша, чаю попьём у себя, – заторопилась Ира.

Она встала, снова извинилась и пошла к дверям. За спиной раздался Иркин шёпот:

– Отца потеряла недавно, не отошла ещё.

Люди сочувственно зарокотали, и Карина подумала, что, может, и не станет посмешищем.

Ира окружила подружку таким плотным кольцом внимания и заботы, что той захотелось упасть в обморок второй раз, чтобы дать себе передышку. Карина не сомневалась, что она пересказала всем историю в деканате и присовокупила свои выводы. Так оно, очевидно, и случилось, потому что к вечеру Семён Сергеевич предложил, сочувственно глядя на неё:

– Может вам, дорогая моя, отпуск взять? Успокоиться, отдохнуть, а?

– Среди учебного года? – растерялась Карина.

– И что такого? Порою обстоятельства складываются таким образом…

– Нет, Семён Сергеевич, спасибо, но не надо. Мне на работе лучше.

– Как знаете. Но если что, имейте в виду: я вас отпущу.

– Спасибо, – повторила она, удивляясь Иркиной расторопности: и когда только успела всем растрезвонить?!

Вечером опять позвонил Жан. Надо же, как странно.

– Привет, Маню… Карина. Как ты там?

– Отлично, спасибо, – отозвалась Карина.

Возникла пауза, которую Жан быстро заполнил.

– Вот и славно! Хочешь, сходим куда-нибудь? По-дружески.

– Сходим? Мы?

– Просто хочу, чтобы ты отдохнула. Развеялась.

– Почему-то всем сегодня хочется, чтобы я отдохнула, – пробормотала Карина.

– Что?

– Ничего.

– Так пойдём?

– Сегодня – точно нет. Надумаю, перезвоню.

– Как знаешь. Звони.

– Спасибо, Жан.

– Пожалуйста, – усмехнулся он и дал отбой.

Карина вздохнула, некоторое время послушала частые гудки и выключила телефон. Общаться ни с кем не хотелось. Она сидела в своей комнате и пыталась читать новый роман Акунина. Обожала этого автора, но сегодня и он не мог отвлечь от тяжких мыслей.

Обмануть себя не получалось, как она ни пыталась. В деканате она видела то, что видела. Духота, бессонница, усталость – это было ни при чём.

Галлюцинациями Карина не страдала, в обмороки раньше не падала. Розыгрыш исключался. Никто не стал бы шутить над ней так жестоко.

Она не сомневалась: на какой-то миг глаза у Риты действительно изменились. Только почему это случилось, и почему никто, включая и саму секретаршу, этого не заметил?

Ответов не находилось. Карина привычным жестом выдавила из блистера таблетку, сунула в рот и запила водой. Выключила верхний свет, улеглась поудобнее и снова взялась за Акунина.

За стеной Азалия громко болтала по телефону, периодически принимаясь хохотать. Усилием воли она подавила подступающее негодование. Не стоит обращать внимания. До мая не так много времени. А там уж мачеха уберётся – зачем ей жить здесь? Карину она не выносит. Остаётся разъехаться, разделить имущество и забыть друг о друге. В то, что Азалия не будет затевать делёж и просто уступит квартиру падчерице, не верилось. Да и чёрт с ними, с деньгами, пусть подавится. Лишь бы быстрее исчезла с горизонта.

Глава 9

Весна в этом году была не просто ранняя, а прямо-таки скороспелая. Шальная. Уже к восьмому марта солнце жарило без продыху, снег стремительно таял. Уставший от невероятно снежной и холодной зимы город торопился как можно быстрее сбросить постылые ледяные оковы.

Карину это радостное буйство наводило только на одну мысль: весна пришла, жизнь продолжается, а папы нет.

– Классный фильм! Тебе точно понравится! – убеждала Ира. – Что ты, как старуха? Никуда не ходишь, работа – дом! Что у тебя, семеро по лавкам?

Она пыталась уговорить Карину сходить в кино на разрекламированную комедию. Высоколобый филолог Илья новый российский кинематограф презирал, смотреть подобные фильмы считал ниже своего достоинства. Ира не собиралась ставить его в известность, что хочет пойти в кино: меньше знает, крепче любит!

Карине идти не хотелось. Она тоже не любила современные отечественные комедии, разделяя мнение Ильи. В этих фильмах, на её взгляд, было мало смысла и ещё меньше юмора. Но, с другой стороны, что делать дома? Любоваться Азалией?

С того памятного разговора она, и раньше всячески избегающая общения с мачехой, теперь и вовсе стала от неё шарахаться. Та видела жгучую неприязнь девушки и нарочно старалась оказаться ближе. Подкарауливала на кухне, в гостиной и прихожей. Заводила разговоры, которые с большой натяжкой можно было назвать пристойными. Каринино смущение, негодование, с трудом скрываемое бешенство доставляли ей настоящее удовольствие.

В результате Карина почти всё время сидела взаперти в своей комнате, изредка совершая вылазки в туалет, ванную и на кухню.

Ладно, почему бы и не сходить в кино? Фильм, конечно, окажется полнейшей ерундой, зато после можно отправиться в кафе. И появиться дома поздно вечером, чтобы сразу лечь спать.

– Уговорила. Во сколько начало?

– Вот и молодец, – запрыгала от радости Ирка. – И чего только ломалась! Встречаемся у входа в половине седьмого.

После работы Карина заскочила домой. Сменила юбку и жакет на джинсы и кофточку, привела в порядок волосы и критически оглядела себя в зеркале. Не помешало бы немного поправиться. Ключицы торчат, груди совсем нет. Как в народе говорят, минус первый размер, при котором лифчик покупаешь в надежде на лучшее. Зато талия тонкая и ноги стройные. Карина секунду подумала, и наложила на глаза светло-серые тени. Взгляд стал выразительнее и загадочнее. Ещё немного поразмыслила и стёрла с губ помаду, заменила бледно-розовым блеском. Так определённо лучше.

Из-за необычного сочетания – серо-голубые глаза и тёмные волосы – многие думали, что волосы она красит. Может, заделаться блондинкой? Нет, пожалуй, внешность станет слишком банальной. Да и не ощущала она себя в таком образе: блондинкам положено быть воздушными и простодушными. Она схватила сумку и вышла из квартиры.

Народу в кинотеатре было море. Вот что значит грамотная пиар-кампания! Девушкам достались билеты на восемнадцатый ряд. Карине было плевать, а Ира немного расстроилась.

Фильм шёл уже второй час, и за это время Карина дважды скупо улыбнулась. По её мнению, на комедию действо не тянуло. Сюжет был невразумительный, актёры старались, но оживить бездарный скучный сценарий не могли. Хотя, возможно, она была излишне строга: со всех сторон то и дело доносился жизнерадостный гогот.

Ирка тоже была довольна происходящим.

– Правда, здорово? – спросила она подругу.

Та уклончиво промычала в ответ. При большом желании это можно было растолковать как одобрение. Ира удовлетворённо кивнула.

Карина то и дело отвлекалась от происходящего, теряла и без того невнятную сюжетную нить, задумываясь о своём. Когда на экране вдруг возникло лицо, она поначалу просто удивилась: вроде это против законов жанра. Такая кошмарная физиономия – и в комедии!

Мужское лицо, показанное крупным планом, было неестественно, до синевы, бледным и странно перекошенным. Серая неопрятная щетина, свалявшиеся волосы, багровые полосы на щеках. Рот провалился, глаза закатились. Лицо было неподвижным и почему-то знакомым. Она никак не могла вспомнить, где раньше видела этого человека, но то, что видела, – точно.

Девушка осторожно огляделась по сторонам. Неужели никого не удивляет непонятно зачем появившееся изображение? Ира всё так же пила лимонад, хихикала и увлечённо смотрела на экран. То, что там творилось, очевидно, её вполне устраивало. И абсолютно не изумляло.

Остальные зрители тоже вели себя, как раньше: создавалось впечатление, что они продолжают смотреть фильм! Невесть откуда взявшееся лицо видела лишь Карина.

Вглядевшись в застывшие черты, она внезапно поняла причину их неподвижности. Человек на экране был мёртв! Следом пришло и другое страшное озарение. Карина действительно знала его. И при этом никогда не видела таким.

Отец! Это был он! Так, наверное, выглядит он сейчас, после месяца, проведённого в холодной могиле.

Крик застрял в горле, дыхание перехватило. Девушка сидела, уставившись прямо перед собой. В голове колотилась одна-единственная мысль: такого не может быть. Это сон. Растерянная, уничтоженная, она не сразу заметила, что в зале творится неладное.

Откуда-то снизу раздался протяжный вопль. Следом – треск, грохот и снова женский крик. Захлёбывающийся, отчаянный. «Террористы»! – осенило Карину. Она вскочила и стала напряжённо вглядываться в полумрак. В районе первых рядов шла непонятная возня. Вскоре ей удалось разглядеть, что происходит. Но поверить в такое было невозможно.

– Господи! – выдохнула она.

Красные бархатные кресла качались, ходили ходуном, ломались и проваливались куда-то под пол, вместе с сидевшими на них зрителями. Ошарашенные, перепуганные люди визжали, шарахались в разные стороны, вскакивали, цеплялись друг за друга, силясь удержаться на поверхности, но проваливались вниз.

– Пожар! Землетрясение! – истерично завопил подросток в клетчатой парке. В руке он судорожно сжимал коробочку с попкорном.

Сидевшие на целых ещё рядах изо всех сил пытались взобраться наверх, хватались за кресла и ступени, соскальзывали. Те, чьи места с краю, выбегали в проход, и, спотыкаясь, бежали наверх, к выходу.

В зале по-прежнему было темно. Электричество, по всей видимости, отключилось, и мрак усиливал хаос и панику. Какая-то женщина, подхватив на руки ребёнка лет пяти, вцепилась в ногу мужчины в кожаной куртке. Тот, обезумев, ничего не соображая от ужаса, карабкался по обломкам кресел, похожий на огромного чёрного паука. Он стряхивал руку женщины, но ему никак не удавалось от неё отцепиться. Тогда он зарычал и принялся пинать несчастную ногой. Один из ударов пришёлся по руке ребёнка. Женщина на миг ослабила хватку и тут же обрушилась в дыру вместе с малышом. Не удалось спастись и мужчине: время было упущено, и его тут же утащило вниз лавиной падающих тел и разломанной мебели.

– Что происходит? – беспомощно повторяла Карина. Понимала, что надо бежать, но не могла пошевелиться. Сидевшая рядом Ирка тоже вскочила и встала с ней рядом, говорила что-то, настойчиво теребя подругу за рукав, но из-за шума и криков она не могла разобрать ни слова.

Куда, куда они все падают?! Ведь там, внизу, должны быть два первых этажа торгового центра! Магазины и магазинчики, кафе, эскалаторы… И люди. Много людей: сегодня вечер пятницы! Почему никто ничего не предпринимает? Где охрана, полиция, спасатели, врачи?

Такое впечатление, что вся нормальная жизнь внезапно исчезла. Нет больше ничего и никого, только этот ужас, вопли, стоны, боль и смерть. В дыре под полом кинозала было темно. Люди проваливались в гулкую пустоту, их голоса постепенно таяли, словно пострадавшие летели в пропасть.

Никто не спешил им на помощь! Или некому было спешить? Яма ширилась, словно немыслимое чудовище раззявило щербатый рот. В образовавшуюся прореху провалились уже четыре ряда, а ненасытная пасть проглатывала новые и новые кресла.

Те, кому повезло сидеть высоко, как Карине и Ире, вели себя по-разному. Одни замерли, словно одеревенев, уставившись вниз. Другие, придя в себя и сориентировавшись, подбегали к плотно закрытой двери в зал и колотили по ней, надеясь вырваться. Лишь немногие устремились к гибнущим людям, пытаясь помочь им вылезти из провала.

И за всем этим ирреальным кошмаром наблюдало мёртвое папино лицо. Бросив взгляд на экран, она словно очнулась. Удалось стряхнуть с себя оцепенение, и она завопила, развернувшись всем корпусом к Ирке:

– Бежим! Быстрее! Мы можем успеть!

Она потащила Косогорову наверх, к двери. Та почему-то вырывалась, с силой отбивалась и тоже кричала в ответ. Видимо, у девушки был шок. «Я не могу её бросить! Господи, что же делать?!»

– Ирка, – прокричала Карина, стараясь перекрыть вой и грохот, – я не смогу нести тебя! Ты тяжёлая! Пожалуйста, не стой! Помоги мне! Не бойся, мы выберемся!

Она видела перед собой Иркины перепуганные глаза и хотела сказать что-нибудь успокаивающее и доброе, но в этот момент в кинозале внезапно зажёгся свет.

Карина сощурилась и заморгала привыкшими к темноте глазами. Отпустила Иркину руку и хотела сказать: «Видишь, свет дали! Значит, нас сейчас будут спасать!»

Но так и не произнесла ни слова.

Круглые светильники под потолком освещали просторный зал, украшенные лепниной стены, убегающие наверх ряды бархатных красных кресел. Кинозал был полон: зрители сидели на своих местах, кто-то пил колу, кто-то грыз попкорн. На экране натужно шутили актёры. Папино лицо исчезло.

Ничего не изменилось, и лишь Карина столбом торчала посреди зала. Рядом стояла верная Ирка, красная от смущения.

Женщина с ребёнком, несколько минут назад с криком провалившаяся в бездну на глазах у Карины, теперь смотрела на неё, округлив от удивления накрашенный рот. Мужчина, который ногой спихнул её в пропасть, сидел тут же, рядом, по-хозяйски обнимая мальчика за плечи. Малыш повертел круглой головой и вдруг громко спросил:

– Мам, а почему та тётя кричала? Она что, сумасшедшая?

– Карин, пойдём, а? – умоляюще произнесла Ира.

Через десять минут они вышли на улицу, кое-как отбившись от администратора, которая утверждала, что нужно оплатить штраф. Нечего буянить в общественном месте!

Слегка отошедшая от потрясения Ира втолковывала ей, что они приличные девушки, совершенно трезвые. «Хотите, алкотест пройдём?» Просто у одной из них случился припадок. Такое с ней бывает.

Карина молчала. Сил на объяснения и оправдания не было. Она еле держалась на ногах. Адски болела голова.

Женщина сменила гнев на милость. Видимо Каринин потерянный вид и бледно-зелёный цвет лица убедили её. Суровое администраторское сердце смягчилось, и она пригласила подруг пройти в свой кабинет, попить воды.

Ирина решительно отказалась за них двоих и поволокла подругу на выход. Обеим хотелось оказаться как можно дальше от торгового центра.

– Ты, наверное, больше со мной никуда не пойдёшь, – выдавила Карина.

– Да ладно, брось! – не слишком убедительно возразила Ира, которая смотрела с плохо скрываемым страхом.

Поколебавшись, Карина спросила:

– Я что, кричала?

– Ещё как! Вопила! Вскочила, звала бежать. Спасаться, что ли…

– Ясно, – коротко бросила она и побрела к машине. – Тебя подбросить?

Косогорова не двигалась с места и молчала, словно хотела сказать что-то.

– Боишься со мной ехать? Извини, не подумала!

– Нет, конечно! – округлив глаза, затрясла головой Ира. – Чего бояться? Подбрось, если не сложно. С тобой раньше случалось… подобное?

Ей было любопытно, что привиделось Карине в зале, и при этом жалко её.

– Никогда, – Карина забралась в салон. Здесь она почувствовала себя увереннее. Ирка залезла на пассажирское сиденье. – В первый раз. Вернее, во второй… И так ясно, правдоподобно… Не понимаю. Ты нашим не говори, ладно?

– За кого меня принимаешь! Ты не сердись, но… К врачу не хочешь сходить?

– Тоже думаешь, я сумасшедшая?

– Ничего я не думаю! Но у тебя же галлюцинации! Это не может быть просто так!

– Может, устала? Сплю плохо, – Карина и сама не верила в этот детский лепет, но нужно было что-то сказать. – Ладно, может, схожу.

Автомобиль влился в общий поток, и торговый центр скрылся за поворотом.

– Вот и умница, – успокоилась Ирина.

Ей хотелось сменить скользкую тему. Они не были настолько близки, чтобы воспринимать боль подруги, как свою. Сочувствие сочувствием, но вешать чужие проблемы на себя не слишком хотелось.

Доставив Иру домой, Карина зашла в аптеку и купила успокоительное посильнее и подороже. Если дело в нервах и бессоннице, с ними следовало бороться жёстче.

Глава 10

Сороковой день пришёлся на воскресенье. Собирать гостей решили в кафе. Тот факт, что поминки устраивали не дома, объяснялся просто: ни Карина, ни Азалия толком не умели готовить.

Народу собралось не так уж много – человек двадцать, включая вдову и дочь. Единственным, кого Карине хотелось увидеть, был дядя Альберт. Они с Зоей Васильевной пришли одними из первых, и он прямиком направился к Карине. Стоявшей возле обильно накрытых столов Азалии, которая вполголоса беседовала с худенькой светловолосой женщиной, лишь сухо кивнул.

Выглядел он намного лучше. Операция прошла успешно, и врачи уверенно давали благоприятные прогнозы. Конечно, лишился части желудка, пил горы лекарств, вынужден был сидеть на жесточайшей диете, подвергался не слишком приятным процедурам, но старуху с косой удалось отогнать.

– Вот и сорок дней прошло. А вроде недавно… – Щека его задёргалась, и он отвернулся. – Извини, детка. Совсем стал старый, слезливый дед. Лучше скажи…

– Кариночка, девочка, – позвала Азалия из глубины кафе, – можно отвлечь тебя на секундочку?

Девушка скривилась, но не пойти было невозможно.

– После поговорим, дядя Альберт, ладно?

Но пообщаться так и не удалось. Начали собираться приглашённые, их нужно было встречать и рассаживать. Потом наступило время молитвы, а после мулла решился на пространную проповедь.

Утомлённые донельзя, гости жадно набросились на еду, благо кухня была отменная. Насытившись, оживились и повеселели. Разговоры за столом стали громче и раскованнее: подзабыв, по какому поводу собрались, люди обсуждали политику, погоду и цены.

Почти все собравшиеся были со стороны Азалии. Покойного не знали, печали и тоски по нему не испытывали. Создавалось впечатление, что пришли поесть и провести время.

Карине стало противно, захотелось уйти. Асадов, судя по выражению лица, думал приблизительно о том же, сидел задумчивый, мрачный, и вскоре засобирался домой.

Зоя Васильевна встревоженно поглядывала на мужа.

– Мы пойдём, устал он, Кариша! Не может долго… – начала она, но тут же умолкла под его выразительным взглядом.

Провожая их, Карина подумала, что могла бы поделиться с дядей Альбертом тревогами и странностями последнего времени, рассказать о своих видениях. Он да Диана были единственными по-настоящему близкими ей людьми. Но старшая подруга в последнее время не вылезала из командировок, а волновать дядю Альберта, который только-только пошёл на поправку, было бы непростительным эгоизмом.

В ночь после поминок ей приснился отец. Она и раньше видела его во сне, но поутру никогда не могла вспомнить, как именно. Что он говорил? Что делал?

Однако этот сон запомнился отчётливо: он был яркий, цветной, очень реальный. Увидела себя она сидящей на кухне в старой квартире, хотя давно не вспоминала об их прежнем жилище. Было грустно: кругом пусто, пыльно, безжизненно, цветы в горшках высохли и завяли.

Карина встала с табуретки, собираясь уходить, но в это время всё вокруг стало на глазах преображаться. Высохшие палки и ветки ожили и диковинным образом превратились в пышные сочно-зелёные растения. Кухня приобрела жилой и ухоженный вид. Даже занавески на окнах появились. «А ведь когда мама была жива, у нас в кухне висели именно эти голубые шторы!» – вспомнила она.

Но на этом сюрпризы не кончились. Вошёл папа! Она заплакала от счастья, бросилась к нему, стала обнимать. Целовала, гладила по волосам, никак не хотела отпускать от себя.

– Пап, как ты там? – то смеясь, то всхлипывая, спрашивала Карина.

– Отлично, дочь! – со своей неподражаемой интонацией отвечал отец. Он казался умиротворённым и спокойным.

– Смотри, как здесь хорошо! Ты что, теперь тут живёшь? – осенило её.

Он засмеялся и ничего не ответил.

– А есть жизнь после смерти? – вдруг сорвалось с языка.

– Ты же теперь и сама видишь, что есть.

– Пап, мне надо так много тебе рассказать! Ты же не уйдёшь?

– Не уйду, не уйду, говори!

Карина рассказала отцу всё, что так и не смогла поведать раньше. Торопясь и глотая слова, просила прощения, объясняла, почему ей так не нравится Азалия, жаловалась на то, как вдова ведёт себя сейчас. Папа задумчиво смотрел, внимательно слушал, кивал. А потом взял её лицо в ладони, глянул в глаза и сказал:

– Перестань об этом думать, дочь. Я давно всё знаю. И это не имеет никакого значения. Это не важно, понимаешь?

– Ты с мамой? – тихо спросила она.

– С мамой, – ответил он, – не волнуйся и не плачь.

Внезапно всё пропало, и Карина проснулась. Было серое, унылое утро. Будильник и не думал звенеть, на часах – шесть пятнадцать. Она повернулась на другой бок, закрыла глаза и принялась вспоминать свой удивительный сон.

Однако что-то мешало, что-то было не так. Окончательно стряхнув с себя ошмётки сна, поняла: ладони были липкими и немного болели. Она выпростала их из-под одеяла и поднесла к глазам. Присмотревшись, не сдержалась и вскрикнула. Рывком откинула одеяло и села в кровати.

Руки были в крови. Бельё – наволочка, пододеяльник, простыня – тоже.

– Мамочка, – прошептала Карина, – что это?

Она ничего не понимала. Откуда столько крови? Спокойно, спокойно, видимо, просто порезалась. Но обо что?! Постаравшись не впадать в панику, сделала глубокий вдох и снова внимательно взглянула на свои израненные руки.

Они были сплошь покрыты ровными, довольно глубокими порезами. Горизонтальные полоски тонкой частой сеткой перечёркивали поверхность ладоней и спускались к запястьям. Карину замутило: похоже, была перерезана вена! «Успокойся, – приказала она себе, – порез совсем не глубокий!»

Но если бы рана была глубже, она могла истечь кровью и умереть во сне! Как такое могло случиться? Разве можно перерезать себе вены и не знать об этом? Что с ней творится, что?

Карина вскочила и помчалась в ванную. Захлопнула за собой дверь, принялась рыться в аптечке. Включила воду и стала смывать кровь с рук. Трясущимися непослушными руками кое-как наложила повязку. Выпила две таблетки обезболивающего: ладони дёргало всё сильнее.

Минут через десять выползла из ванны, побрела к себе в комнату. Голова кружилась, ноги были слабыми и непослушными. Только бы Азалия не вышла!

Ничего, Бог миловал…

У себя она первым делом свернула комом и бросила в угол комнаты покрытое бурыми пятнами бельё. Надо бы застирать холодной водой, когда мачеха уйдёт на работу. Карина села на кровать, посмотрела на свои наспех забинтованные руки и подумала: «А если эта дрянь пронюхает о том, что случилось?»

Хорошо, допустим, от неё и удастся скрыть. А в институте? Только-только забылась история в деканате, Ирка понемногу отошла от случая в кинотеатре. Хотя и сейчас нет-нет, да и глянет вопросительно, с опаской. А уж если заподозрит, что Карина пыталась покончить с собой!..

Она вскочила и закружила по комнате. Итак, что мы имеем? Комната была заперта изнутри на задвижку. Никто (речь, разумеется, шла об Азалии!) проникнуть сюда и изрезать ей руки не мог. Да и потом, она почувствовала бы боль! Несмотря на успокоительное, без которого уже просто не могла, спала Карина чутко.

Успокоительное… Может, это побочный эффект? Что-то вроде лунатизма? Она полезла в сумку, схватила инструкцию и стала вчитываться в мудрёные медицинские термины.

Не вызывает привыкания – ну, с этим можно и поспорить. Но продаётся без рецепта, ни в каких списках не значится. Нет, таблетки ни при чём. Хотя с ними пора заканчивать. Не хватало превратиться в наркоманку.

Идём дальше. Допустим, она порезала себе руки сама, во сне. Но тогда рядом с кроватью, или, по крайней мере, в комнате должен быть нож! Или бритва.

Карина опустилась на четвереньки и стала внимательно осматривать пол возле кровати. Оглядела всю комнату, даже на полках и в шкафах посмотрела. Она была аккуратна, вещи не разбрасывала, всё всегда лежало на своих местах. И сегодня ничего не изменилось. Ножа или чего другого колюще-режущего не было.

Чертовщина. Абсурд. Карина посмотрела на часы. Скоро половина восьмого. Идти на работу в таком виде нельзя. Придётся что-нибудь придумать. Пусть порезы хоть немного заживут, чтобы можно было обходиться без повязки. А позже просто надо будет надевать кофточки с рукавами до кончиков пальцев. Авось, никто и не заметит.

Она услышала, как открылась и закрылась дверь в комнате Азалии. Мачеха проснулась и прошествовала в ванную. Загудела душевая кабина, послышался звук льющейся воды. Скоро она уйдёт, можно будет спокойно позвонить на кафедру и договориться о паре дней за свой счёт. Семён Сергеевич не откажет, нужно только повод придумать.

Её размышления прервал телефонный звонок. Звонили на городской. Аппараты были почти в каждой комнате, и Карина почти машинально сняла трубку.

– Да.

В первую минуту подумала: какой-то хулиган решил подшутить. В трубке слышались не то шорохи, не то всхлипы, не то сдавленный смех.

– Да? – нетерпеливо повторила она. – Кто это?

– Это Зоя Васильевна! – голос звучал незнакомо, неузнаваемо.

– Зоя Ва… Что случилось? Что-то с дядей Альбертом? Ему хуже?

– Кариша, – женщина, похоже, пыталась подавить подступавшие рыдания, – Алик… Альберта больше нет.

– Как так – нет? – глупо переспросила Карина.

– Он умер. – Она перестала сдерживать слёзы и тихо, безутешно заплакала.

– Этого не может быть! Он не… Ему стало лучше! – отчаянно закричала Карина, убеждая и себя, и Зою Васильевну, что случившееся – нелепая ошибка.

Жена (вдова?!) дяди Альберта ничего не отвечала, только плакала. Так они и проливали бесполезные слёзы, каждая на своём конце телефонной линии, и ничего было не исправить.

– Алло! – громко и внятно произнёс женский голос. – Добрый день! Это Елена Васильевна. Сестра Зои. Вы меня слышите?

– Да, – придушённо отозвалась она. Нос был наглухо заложен.

– Он умер ночью, то есть вчера вечером. В полдвенадцатого. Видишь, как! Папе твоему сороковины, а он вот…

– Отчего умер? Сердце?

– Оно, – шумно вздохнула громогласная Елена Васильевна, – с Зоей прямо не знаю, что делать. У самой сердечко пошаливает.

– Когда похороны? Завтра? – Она знала, по мусульманским канонам усопшего полагалось хоронить по возможности быстро.

– Сегодня должны успеть. «Скорая» была, справки дали. Насчёт кладбища и остального – помощников хватает. Обо всём договорились. Часам в двенадцати подходи.

Попрощавшись, Карина аккуратно положила трубку на рычаг. Долго сидела, позабыв убрать с телефона перевязанную руку, смотрела в одну точку. В дверь постучалась Азалия:

– Эй, ты там жива? – И прошла дальше по коридору.

Через некоторое время хлопнула входная дверь. Ключ звонко повернулся в замке. Азалия отбыла на службу.

Девушка вытерла слёзы, высморкалась. Встала и подошла к окну. Утро оставалось таким же хмурым и неприютным.

«Вот и не пришлось придумывать повод, чтобы на работу не ходить», – печально подумала она и отправилась в ванную наложить нормальную повязку. Начала разматывать бинт на левой ладони. Странно, но руки больше не ныли. Наверное, таблетки помогли. Кровь, похоже, удалось остановить: повязка ею не пропиталась. Вот и славно.

Размотав бинты до конца, Карина тупо уставилась на свои ладони. Что за ерунда?! Она нервно хихикнула и пошевелила пальцами. Неудивительно, что она не чувствовала боли: кисти рук были ровными и гладкими. Ни жутких ран на запястье, ни следов от порезов на ладони, ни крови. Ничего!

Нервным движением она размотала повязку на левой руке, уже заранее зная, что следов утреннего суицидального кошмара не обнаружится и там. Как такое могло случиться? Как?! Карина обхватила голову руками и застонала. Это не могло ей почудиться! Просто не могло! Боль, кровь, порезы – всё было на самом деле!

Но куда подевалось?

Появление ран на руках выглядело бредом. Но ещё большим бредом стало их исчезновение. Ей подумалось: «Может, это стигматы?» Она читала об этом загадочном явлении, когда на телах людей, чаще всего, глубоко верующих, сами собой появляются, а потом прямо на глазах затягиваются болезненные кровоточащие раны. Символы страданий Иисуса. Например, у одной девочки были раны на кистях рук, ступнях и на боку, цепочка проколов тянулась по лбу, к тому же она плакала кровавыми слезами. Учёные объясняют это внушением, которому легко подвергаются эмоционально неустойчивые люди. Приняла близко к сердцу муки Христа на кресте – и вот они, раны от гвоздей, копья и тернового венца!

Но какое отношение к этому имеет она? Её и верующей можно назвать с большой натяжкой. Да и раны были иного свойства.

Вдруг её словно подбросило на месте. Бельё! Если ей ничего не померещилось, на нём должны остаться следы крови! Карина бросилась обратно в свою комнату. С размаху ударилась локтем о косяк, взвыла от боли и, потирая многострадальную конечность, выволокла из угла ком белья.

Через пять минут, убедившись, что ни один сантиметр не ускользнул от её взгляда, сдалась. Простыня, наволочка и пододеяльник были чистыми. Кровавые разводы отсутствовали.

Получается, галлюцинации. Самые настоящие видения. Воображение у неё всегда было сильное, однако никаких отклонений и болезненных странностей не замечалось. Она даже во сне не разговаривала. Просто до зевоты скучная заурядность психики! Поэтому и большой поэт из неё не получится: для этого Карина слишком нормальна…

Девушка из всех сил пыталась скрыть смятение и страх, но получалось плохо. Сконцентрироваться, сообразить, что делать, не удавалось. Она с трудом сдерживала подступающую панику, прекрасно сознавая, что надолго её усилий не хватит.

Глава 11

В половине одиннадцатого Карина спустилась во двор и пошла к своей машине. Зарядил противный мелкий дождик. Похоже, надолго. Погода напоминала позднюю осень: голые деревья, сырость, серое небо, слякоть и грязные улицы.

Два часа назад она позвонила на работу, и, объяснив причину, попросила у Семёна Сергеевича дни за свой счёт. Он отреагировал, как она и предполагала.

«Незачем сидеть без денег, – решительно заявил профессор, – придёте и напишите заявление в счёт отпуска».

Сумму, которую получали лаборанты на кафедре, словом «деньги» можно назвать с натяжкой – Иркина любимая шутка. Однако забота Семёна Сергеевича тронула Карину, она поблагодарила и пообещала прийти.

Пискнула сигнализация, машина приветливо моргнула фарами. Девушка забралась внутрь и кинула сумку на соседнее сиденье. Посидела минутку, собираясь с мыслями, завела двигатель. Точнее, хотела завести, но не смогла. Автомобиль не реагировал. В технике Карина разбиралась слабо, но до этого дня «Фольксваген» никогда не подводил, так что особой нужды вникать в детали не было.

Карина вздохнула и вылезла из салона под дождь. «Что за день такой?» – тоскливо подумала она. Заглядывать под капот не имело смысла: всё равно ничего не поймёт.

– Что, соседка, не завелась? – раздался сбоку жизнерадостный голос.

Карина обернулась. Олег, сосед со второго этажа. Переехал в их дом пару лет назад. Разговорчивый парень быстро со всеми перезнакомился, да вдобавок успел жениться на дочери известного стоматолога Осипова, который жил этажом выше. Карина часто видела Олега: тот в любую погоду утром и вечером бродил по двору, выгуливая любимую таксу Альму. Сейчас, правда, был без собаки и направлялся к своему «Форду».

– Барахлит что-то.

– Погоди, гляну, – пообещал он. – Капот открой. Бензин-то не забыла залить?

Многие мужчины полагают, что женщина, садясь за руль, превращается в полную кретинку. Карина подавила раздражение (человек помощь предлагает, а мог бы и мимо пройти!), тоже выдавила из себя смешок и ответила, что не забыла.

Минут десять Олег что-то высматривал, трогал, изучал. Насупливал брови, бурчал под нос, почёсывал подбородок. Она, набросив капюшон, жалась рядом. Наконец, пожав плечами, вынес окончательный вердикт:

– С машинкой всё в порядке! Я, конечно, не автослесарь, но кое-что смыслю. Непонятно, почему не едет.

– Но ведь, если не едет, значит, что-то не так?

– По логике, да. Но я тебе говорю: нормально с ней всё. Должна ехать. Сходи в автомастерскую. Тут недалеко, через три дома. Знаешь, где?

– Знаю, – кивнула Карина. – Придётся, наверное, сходить.

– Пусть тоже глянут. Тебя, может, подвести? В какую сторону едешь?

Карина назвала улицу.

– Здесь недалеко. Шесть или семь остановок на автобусе. Доберусь, спасибо.

Настаивать он не стал, но предложил:

– Давай-ка хоть до остановки подброшу. Погода-то…

Отказываться было неудобно, да и мокнуть под дождём не хотелось. В салоне «Форда» удушливо пахло чем-то сладким. Она непроизвольно поморщилась, и Олег, заметив, пояснил:

– «Вонючку» новую взял. Запашок не айс, да? Не угадал! Башка от него трещит. Но не выкидывать же! Денег жалко!

Девушка улыбнулась в ответ, про себя удивляясь загадочности Олеговой души. Выходит, денег жальче, чем «башки»?

Сосед водил машину агрессивно: подрезал других, тормозил рывками и не обращал внимания на ограничения скорости. Хорошо, что не придётся долго с ним ехать. Уж лучше на автобусе.

Доставив пассажирку, он помахал ей, посигналил на прощание и умчался прочь, стремительно набирая скорость. К счастью, автобус подъехал быстро и был полупустым. Карина прошла в конец салона и села на самые последние сиденья, расположенные выше остальных. К ней сразу же заспешила пожилая кондукторша, нараспев произнеся традиционную мантру: «За проезд оплачиваем, кто вошёл!» Она вытащила кошелёк, отсчитала нужную сумму, вложила её в смуглую ладонь и отвернулась к окну.

Некоторое время отрешённо смотрела на проплывающие мимо дома и ни о чём не думала. Какая-то непонятная душевная вялость: сейчас она даже не чувствовала боли от потери, хотя и была очень привязана к дяде Альберту. Наверное, то, что она испытала после смерти папы, приглушило остальные эмоции.

Однако дело было не только в этом. Существовали вещи, о которых стоило бы побеспокоиться. Но размышлять о них было страшно, и она старалась прогнать от себя мысли, запереть их в глубине сознания. Лучше уж бездумно пялиться в окно, чем искать ответ на вопрос, почему она вдруг стала грезить наяву.

Автобус остановился, Карину резко качнуло вперёд. В салон вошли сразу несколько человек. Более расторопные уселись на свободные сидения. Те, кому не хватило места, уцепились за кожаные ремешки, и словно повисли в пространстве. Кондукторша резво сползла со своего насеста и поспешила к вновь прибывшим, творя по пути своё заклинание.

Она равнодушно следила за всеми этими перемещениями. На секунду сомкнула веки, а когда подняла, поймала на себе пристальный взгляд кондукторши. «Чего она хочет? Я же оплатила проезд». Карина отвела глаза, потом не выдержала и снова глянула на кондукторшу. Та упорно сверлила её взглядом. На голове у женщины была синяя вязаная шапка, губы обильно намазаны сиреневой помадой. Красивый оттенок не шёл ей, делал немолодое лицо кондукторши ещё более старым и блёклым. В позе её было нечто необычное, но девушка не могла сообразить, что именно. Тётка стояла возле кресла с надписью «Место кондуктора», возле средней двери. Крепко держалась за поручень, широко расставив ноги, чтобы не упасть.

«Голова! – поняла Карина. – Голова повёрнута не в ту сторону. Она не может смотреть на меня, если стоит вот так!» Некоторое время она глядела на женщину почти без эмоций. Олимпийское спокойствие, очевидно, было защитной реакцией и без того истерзанного мозга.

Но уже спустя пару секунд оборонная линия лопнула, и понимание того, что её насторожило в облике кондукторши, обвалилось на Карину. Она встречала в книгах выражение «похолодеть от ужаса», но только в эту минуту поняла, что оно означает. Тело будто погрузили в ледяную воду, руки и ноги закоченели, и невозможно пошевелиться.

У кондукторши, обычной женщины в стареньком пуховике и разбитых сапогах, была свёрнута шея. Она стояла спиной к Карине, но при этом смотрела прямо на неё, вывернув голову на 180 градусов. Такого поворота не мог выдержать ни один живой человек! И тем не менее…

«Это очередная фантазия! На самом деле ничего нет!»

Она зажмурилась и попыталась убедить себя, что ничего не происходит. На какой-то жуткий миг ей показалось, что женщина с вывернутой шеей внезапно оказалась рядом, приблизив к ней лицо, и девушка распахнула глаза.

Ничего не изменилось. Кондукторша была там же. Теперь в её взгляде сквозила ухмылка. Карина осторожно покосилась на соседей слева и справа. Дамочка в голубом пальто увлечённо говорила по телефону, прикрывав рот ладошкой. Молодая пара миловалась, не замечая ничего вокруг.

Она снова перевела взгляд на кондукторшу: та стояла и смотрела. Вот только возле неё… Не сдержавшись, девушка ахнула.

Теперь в упор на Карину смотрели уже двое: к кондукторше присоединился мужчина средних лет. «Так не бывает! Мне просто кажется!» – беспомощно уговаривала себя она, а тем временем головы всех сидящих в салоне пассажиров стали медленно поворачиваться. Синхронность движений была настолько слаженной, что в какой-то момент она даже перестала бояться, просто наблюдала за этим.

Плечи оставались неподвижными, головы поворачивались бесшумно и плавно, и каждый, обернувшись, обращал взор на неё. Молодые и старые, красивые и не слишком симпатичные, мужчины и женщины, дети и подростки – они теперь буравили её взглядами. На разных лицах застыло одинаковое выражение злой радости. Как будто эти люди смеялись над ней, но при этом за что-то ненавидели.

А ещё, почувствовала Карина, они её хотели. Хотели забрать. Откуда взялось это понимание, и куда именно забрать, она понятия не имела.

Вместе с тем часть её сознания была убеждена, что в реальности ничего не происходит – только в воображении. На самом деле обычные люди едут по обычным делам.

Девушка стиснула кулаки и сжала челюсти. Нужно выбраться отсюда. Срочно. Она выйдет из автобуса и всё сразу прекратится. Набравшись храбрости, медленно поднялась с места. Спустилась на ступеньку ниже. Потом ещё на одну. Остановилась, вцепившись в поручень.

Внутри всё звенело от напряжения и страха. Казалось, плотоядно смотревшие существа становились ближе. Блестевшие злобным лукавством глаза таращились с вывернутых голов. Может, они выжидают момент, чтобы наброситься?

Справа от Карины была задняя дверь автобуса. Как только он сделает остановку, она будет готова выскочить.

– Сейчас выходите? – спросили сзади, и она едва не завопила от неожиданности. Обернулась и уставилась на парня, не в силах выдавить ни звука. По-своему расценив Каринин ошарашенный вид и молчание, его подружка хихикнула:

– Нет, просто постоять решила! Чего спрашиваешь? Сам не видишь?

«Что со мной не так?!» Парень и его смешливая девчонка вели себя как ни чём не бывало. А она продолжала стоять под прицельным огнём нечеловеческих взглядов.

Прошла целая вечность, прежде чем автобус остановился. Ещё немного, и она бы не выдержала. Безумие было так близко, что до него можно дотянуться рукой. Соскользнуть, и больше никогда ни о чём не беспокоиться. На краткое мгновение даже захотелось испытать это состояние, но тут автобус затормозил.

Двери распахнулись, и Карина кинулась обратно в нормальный мир.

Когда автобус отъезжал от остановки, решилась глянуть на окна и увидала в одном из них кондукторшу. Та энергично спорила с каким-то гражданином, размахивая руками и тряся головой, анатомически правильно сидящей на короткой шее. Сиреневый рот её открывался и закрывался, и сама она походила на рыбу в аквариуме. Вокруг сидели и стояли абсолютно нормальные люди. Автобус фыркнул и уехал. Через минуту его место занял другой. В него бодро устремились утомлённые ожиданием люди.

Она осталась стоять на месте. До нужной остановки не доехала, но это не имело значения. Карина сомневалась, что в ближайшее время рискнёт воспользоваться общественным транспортом.

Глава 12

Асадовы жили в красном пятиэтажном доме с круглыми застеклёнными балкончиками, симпатичными башенками и подземной парковкой. Аккуратный двор с детской площадкой был обнесён ажурным кованым забором. В подъездах – горшки и кадки с живыми цветами, кодовые замки и вышколенные консьержи.

Один из них смерил Карину изучающим взглядом и холодно осведомился:

– Вы к кому, девушка?

Видок у неё и впрямь был тот ещё. Перчатки забыла в автобусе: сняла и, видимо, уронила – до них ли было? Сапоги грязные, на светлом пальто – бурые разводы: наверное, задела грязный бок автобуса, когда выпрыгивала из него.

– К Асадовым. – Она постаралась ответить с достоинством. И добавила извиняющимся тоном: – Машина сломалась.

Консьерж смягчился: разумеется, он был в курсе кончины Асадова. Должно быть, родственница. Горе у человека, а тут ещё и поломка автомобиля.

– Проходите, пожалуйста. Третий этаж, квартира…

– Спасибо, я знаю, – мягко перебила Карина. – Не беспокойтесь.

Народу было – не протолкнуться. Она хотела прийти пораньше, пока не собрались все желающие ехать на кладбище, но опоздала. Замерла в дверях, раздумывая, как подойти и попрощаться, не привлекая к себе лишнего внимания.

Из кухни вышла Зоя Васильевна. Лицо её было красным и словно скомканным от слёз. Сзади тенью шла Елена Васильевна, озабоченно поглядывая на сестру. Они были похожи друг на друга, но сейчас Зоя казалась высохшей, сморщившейся, будто из неё разом выкачали воздух, и осталась только оболочка.

Вдова увидела Карину и подошла. Ничего не говоря, обхватила руками и снова заплакала. Люди вокруг задвигались, завздыхали. Кто-то громким шёпотом подтвердил: «Да-да, его дочка». Девушка осторожно обняла Зою Васильевну и, глядя поверх её плеча, одними губами спросила у Елены Васильевны:

– Можно попрощаться?

Та поняла, кивнула и, отстранив сестру от Карины, ласково, как маленького ребёнка, принялась её уговаривать:

– Зоинька, пойдём, моя золотая. Девочке надо проститься. Ты же знаешь, сейчас молиться будут, потом ему лицо закроют…

Елена Васильевна повела сестру вглубь квартиры, на ходу махнув рукой: иди, мол. Карина тихонько пошла в гостиную.

Покойный лежал на столе посреди комнаты. Вокруг него и вдоль стен стояли и сидели на стульях незнакомые ей люди. Она подошла ближе, боясь взглянуть в мёртвое лицо: было страшно увидеть, что сотворила с дядей Альбертом смерть.

Но опасения оказались напрасными. Казалось, он на минутку прикорнул и вот-вот должен проснуться. Лицо его было умиротворённым и даже благостным. Следы тяжкой болезни исчезли, морщины разгладились, щёки порозовели.

Папа был совсем не таким: выглядел измождённым, исстрадавшимся. Между бровей пролегла глубокая складка, лицо пожелтело, нос заострился. Губы плотно сжаты, как будто он хотел сказать что-то, но в последний момент передумал.

Она приблизилась к телу дяди Альберта и легонько погладила его. Наклонилась и поцеловала холодную щеку. Ей думалось, что плакать она не будет, но слёзы потекли, как только переступила порог комнаты. Карина выплакивала боль от потери дорогих ей людей, свою вину, обиды, страх перед будущим.

«Детка» – так называл её дядя Альберт. Сейчас она и вправду чувствовала себя маленькой девочкой, которая заблудилась и не знает, как поступить, у кого искать защиты.

Карину тронули за плечо, и она обернулась. Пожилой человек, наклонившись к её уху, тихо проговорил, что уже пора – ей нужно выйти из комнаты. Она кивнула и, бросив последний взгляд на тело дяди Альберта, сделала шаг к двери. Но так и застыла на месте.

Покойный смотрел на неё. Голова чуть повёрнута вбок, губы раздвинуты в подобии улыбки. Глаза широко открыты, и во взгляде столько ненависти, что у Карины зашлось сердце. Она никогда не видела у дяди Альберта такого взгляда. Он просто не способен был на столь мощное проявление злобы.

Она дико огляделась по сторонам: окружающие вели себя, как раньше. Никто не замечал того, что виделось ей. Пожилой мужчина, всё ещё стоя возле Карины, вопросительно смотрел – ждал, когда она покинет комнату. Остальные начали переглядываться, проявляя нетерпение: чего она застыла посреди комнаты? Карина и хотела бежать отсюда куда подальше, но взгляд покойного невидимой нитью тянулся к ней и удерживал на месте.

То, что она чувствовала в эти минуты, сложно было назвать страхом. За последние сутки девушка почти потеряла способность бояться и удивляться чему-либо. Ей казалось, что она одновременно существует в двух мирах – нормальном и зазеркальном, где возможно всякое, как в картине Сальвадора Дали, – и постепенно покидает этот мир, перемещаясь в тот. Её затягивало в нереальность, и сил для сопротивления оставалось совсем мало.

Почему так происходит? Возможно, потому, что иная, запредельная вселенная существует и по каким-то неведомым причинам иногда открывается избранным. А возможно потому, что Карина психически больна.

И то, и другое было ужасно.

– Послушайте, – обратился к ней другой мужчина, – мы понимаем ваше горе, но и вы должны понимать…

Он говорил, но она уже не слышала. Потому что в комнате раздался другой голос, хорошо знакомый, но сильно искажённый.

– Детка, детка, – проквакало нечто, при жизни бывшее дядей Альбертом, – папаше-то привет передать? А уж он как ждёт, как ждёт… Мы оба ждём! Недолго осталось, совсем не долго!

Существо захихикало, закряхтело, завозилось в своём коконе. Руки двигались, силились выпутаться и дотянуться до Карины. Правая ладонь уже выпросталась и шевелилась, похожая на бледную рыбину. Голова чуть приподнялась, и изо рта потекла густая тёмная жидкость. Остро запахло гнилью.

Она почувствовала, как кто-то сзади ухватил её за локоть, и завопила, как никогда в жизни. Кричала, разрывая связки, а труп заходился мерзким хохотом, неуклюже приподнимаясь и усаживаясь на столе.

К счастью, сознание скоро покинуло её, и Карина провалилась в милосердную темноту.

Очнулась в незнакомой комнате. Пахло нашатырным спиртом, валерианой и ещё какими-то медикаментами. Приоткрыла глаза, но тут же закрыла снова. Интересно, где это она? Что произошло? Похоже, придётся вставать, хотя и не хочется: слабость нестерпимая. Будто вагоны разгружала.

Она облизнула губы и снова с трудом разлепила глаза. Возле окна сидела незнакомая пожилая женщина в очках и читала книгу. На ней было цветастое платье, кружевная шаль и чёрный платок.

Чёрный… Траурный… Карина вспомнила. О, Господи! Лучше бы и не приходила в себя.

– Здравствуйте, – прошептала она, преодолевая боль в горле.

Женщина вскинулась, отложила книгу, засунув между страниц очки, и подошла к кровати.

– Проснулась? И слава Богу!

– Где я? Я… упала в обморок?

Женщина оказалось словоохотливой, и, не дожидаясь наводящих вопросов, подробно поведала, что произошло. Она соседка из двадцать шестой. Антонина Фёдоровна, можно тётя Тоня. Все уехали на кладбище, а её оставили присмотреть за Кариной, потому как той стало плохо. Зашла попрощаться с покойным, стояла-стояла себе, да вдруг закричала и упала.

Вызвали «скорую». Врачи сказали, глубокий обморок вызван шоком и потрясением. В этом месте соседка прервала рассказ и сочувственно вздохнула, давая понять: она в курсе, что девушка недавно похоронила отца.

Врачи укол сделали да уехали. Сказали: «Отдыхать надо. Не нервничать». «Да уж, – усмехнулась про себя Карина, – не нервничать сейчас легче лёгкого».

– Спасибо вам. Домой пойду. – Она попробовала сесть. Голова слегка кружилась, тело немного ломило. Лицо горело, как при высокой температуре.

– Да у тебя жар! – Тётя Тоня положила руку ей на лоб. – Точно! Горишь вся!

– Простыла, наверное, – пробормотала девушка. – Ничего, отлежусь.

– Как домой-то доберёшься?

Правда – как? Она нынче безлошадная. При мысли об автобусе её передёрнуло.

– Ничего, такси вызову.

– Такси! Погоди, внуку скажу. Всё одно дома сидит!

Внук оказался парнем общительным и разговорчивым. Наверное, в бабушку. Всю дорогу развлекал пассажирку рассказами о последней сданной сессии. Говоря о своих подвигах, бурно жестикулировал и вертелся, мало обращая внимания на дорогу. Карина вежливо улыбалась и время от времени вставляла «Надо же!» или «Здорово!» В руках сжимала сумку и пол-литровую банку малинового варенья, которая туда не поместилась.

– Пропотеешь – и утром как огурчик! – пообещала добрая тётя Тоня.

Прежде чем идти к себе, девушка решила заглянуть к Диане. Вдруг та вернулась из командировки? Долго звонила в знакомую дверь, но никто так и не открыл.

Едва переступив порог, Карина напоролась на Азалию. Мачеха стояла, скрестив руки на груди, и насмешливо смотрела на Карину.

– Как похороны? Чего такая растрёпанная?

Карина молча сняла сапоги и прошла мимо неё на кухню. Сунула в холодильник банку с вареньем, закинула в комнату сумку и направилась в ванную. Температура-не температура, но без душа никак. Смыть с себя этот чудовищный день! А там уж и чай, и малина, и аспирин в придачу.

Легла она рано, ещё и десяти не было, и мгновенно заснула. Глубокой ночью, в третьем часу, внезапно пробудилась, как от толчка. Открыла глаза и уставилась в темноту. Голова была ясная, озноб прошёл.

Что-то её беспокоило… Это «что-то» имело огромное значение и многое объясняло. Во сне Карина поняла какую-то важную вещь, а пробудившись, не могла сообразить, какую, и с досады стукнула кулаком по подушке.

Помассировала пальцами виски и постаралась воскресить в памяти сон, но ничего не вышло. Мысль ускользнула, оставив после себя раздражающее ощущение недосказанности. Промучившись некоторое время, она снова уснула, а когда проснулась, было почти одиннадцать. В доме тишина: Азалия уже на работе. Ей бы тоже надо съездить в институт, написать заявление. И машину на ремонт загнать.

Однако автомобиль ремонтировать не потребовалось. Девушка на всякий случай попробовала завести двигатель, и машина послушно тронулась с места. «Что вчера случилось?» – почти безразлично подумала она. Слишком много в последнее время вопросов, на которые нет ответов.

На кафедре её встретили радушно, но настороженно. Коллеги исподтишка поглядывали на Карину, а когда замечали ответный взгляд, поспешно отводили глаза. В брошенных украдкой взорах читались жалость и вроде бы испуг.

То ли Ирка разболтала про случившееся в кинотеатре, то ли люди инстинктивно осторожны с теми, на кого валятся несчастья: вдруг это заразно?..

Покончив с формальностями, она попрощалась и спустилась в вестибюль.

– Карина! – Ира, оказывается, пошла за ней. На Косогоровой был белый с чёрными вставками костюм, который делал девушку похожей на пингвина. – Ты как… вообще?

– Отлично.

Повисла пауза. Ирина вроде хотела что-то сказать и не отваживалась. Но потом всё-таки рубанула:

– У врача так и не была? Не показывалась? Не обижайся, но сама подумай…

– Я не обижаюсь, – прохладно ответила Карина. – Ты кому-то рассказала про… ну, про то? В кино?

– Ты что? – вскинулась Ира. – Никому я не говорила!

От сердца немного отлегло. Значит, просто показалось, что на неё смотрели как на экспонат кунсткамеры.

– У тебя горе, отец, теперь дядя Альберт… Ты так реагируешь, это понятно! Но на себя посмотри! – Косогорова говорила торопливо, боясь, что её перебьют.

– Что со мной не так?

– Высохла вся, руки…

– Что с руками? – вздрогнула Карина.

– Они дрожат!

Это ладно. Она испугалась, вдруг на её кистях – шрамы от порезов.

– А волосы! Волосы! – не успокаивалась подруга. – Тебе двадцать с небольшим!

– Волосы-то тут при чём?

– Ты хоть видишь, сколько в них седины! – почти прокричала Ирка.

Вахтёрша строго глянула на неё из-под очков.

Карина бросилась к зеркалу и чуть не заорала сама. Как она не заметила?! Утром смотрелась в зеркало, но ничего не увидела! В тёмных волосах тут и там змеились серебристые пряди. И как много!

– Разве ты не заметила? Все сегодня увидели…

Так вот почему так смотрели!

– У тебя сильный стресс. Волосы за один день не могут поседеть! Это ненормально! Срываешься, в обмороки падаешь… Покажись врачу, пускай что-нибудь назначит! – Ира нервничала, вертела кольца на пальцах.

– Спасибо, что волнуешься, – проговорила Карина.

Ей нестерпимо хотелось уйти отсюда, залезть в свою машину, остаться одной. Но приятельница не отставала, говорила и говорила, убеждая позаботиться о здоровье.

Наконец прозвенел звонок, Косогоровой надо было бежать: начался семинар. Они наспех попрощались, и Карина с облегчением покинула институт.

Ни к какому врачу она не собиралась. А вот краску для волос купить следовало.

Глава 13

Неподалёку был тот самый косметический магазин, сертификат которого ей подарили на кафедре ко дню рождения. Карина выбрала оттенок краски, максимально приближенный к её естественному цвету, и направилась к кассе.

И снова какая-то мысль пощекотала её, дразнясь и не давая себя поймать. Карина упускала некую важную деталь. Какую, в конце концов?!

Выйдя из магазина, пропитанного ароматами духов, вдохнула полной грудью и направилась к машине. Хотела сесть за руль, но внезапно передумала. Закинула коробку с краской на сиденье, захлопнула дверцу. Здесь совсем близко – вглубь, во дворы. Проехать сложно, лучше прогуляться пешком.

Карина решила сходить в церковь. Желание пришло неожиданно: она никогда не ходила ни в мечеть, ни в церковь. Дома хранилась маленькая потемневшая икона, оставшаяся от мамы, которая была крещёной. Изредка Карина доставала её с полки, вглядывалась в потемневшее от времени изображение. Чувствовала при этом только грусть по маме, ничего больше.

Веровала ли мама в Бога? Девушка не знала, они с отцом об этом не говорили. Был ли верующим он сам? Папа отлично знал историю религий – и православия, и мусульманства, и буддизма. Читал Библию и Коран. Помнил даты религиозных праздников. Но веры не было. Возможно, её подорвал ранний уход жены. А может, не было и прежде.

Настоятельная потребность зайти в храм поразила её саму. В какой именно, православный или мусульманский, не имело значения. Просто она знала, что неподалёку есть церковь, и направилась туда.

Церковь была выстроена не так давно: богатый человек решил пожертвовать на благое дело. Современная, из белого и красного кирпича, она горделиво сверкала новенькими золотыми куполами. Во дворике были разбиты круглые клумбы, стояли скамейки и урны.

Карина поднялась на высокое крыльцо. Служба закончилась, народу было немного. Внутри оказалось просторно и светло, горели свечи. Иконы были тоже новенькие, красочные. Впереди, под потолком, разноцветные лампочки образуют надпись «Христос Воскрес!». Сейчас лампочки не горели.

Она нерешительно постояла у входа и двинулась дальше. Что полагается делать в церкви, толком не знала. Наверное, надо купить свечки и поставить к иконам.

Слева и справа от входа располагались широкие прилавки. На них плотными рядами лежали книги, большие и маленькие иконы, распятия, крестики, цепочки и много чего. Торговля шла бойко. Девушка примерно её лет выбирала колечко. Мужчина купил массивный серебряный крест и поинтересовался:

– Для автомобиля иконки есть?

– Конечно, – ответила молодая женщина в скромном светлом платочке и принялась показывать требуемое. Мужчина качал головой и перебирал образа и распятия.

– Что вам? – вполголоса деловито осведомилась другая продавщица. Карина сразу не заметила её, потому что она копошилась под прилавком, и только сейчас вынырнула оттуда.

– Дайте свечки, пожалуйста.

– Выбирайте – по двадцать, тридцать пять или дороже?

Она купила три самые дорогие, не взяла сдачу и направилась вглубь церкви. Расставила свечки у образов. Постояла и посмотрела на иконы. Теперь она и сама не понимала, чего хотела от этого посещения. Надеялась на озарение? Ждала, что откроется истина, придёт понимание, что с ней происходит?

Ничего такого не случилось. Карина вообще не ощущала здесь Бога. Обычное помещение, где на стенах висят красивые картинки, а сквозь аромат воска и ладана пробивается свежий запах краски. Да и прилавки эти…

«Ненамоленное место» – всплыло в памяти. А может, Бог не захотел показать Карине своего присутствия. С чего бы? Всю жизнь она о нём не вспоминала, а тут вдруг решила, что он явит ей себя по первому зову. Зря пришла.

Из-за алтаря вышел священник в нарядном золотистом облачении. Он тоже был молодой, под стать церкви. Быстро шагал к выходу, и из-под подола выглядывали белые кроссовки. Карина развернулась и пошла следом.

Священник стоял на крыльце и беседовал с молодой парой. Судя по обрывкам фраз, речь шла о крещении младенца. Она начала спускаться по лестнице и вдруг споткнулась от неожиданности. Вот оно, озарение!

Теперь она знала, что её беспокоило. Вспомнила то, что упустила. Может, Бог и вправду есть?

Девушка сбежала со ступенек, пытаясь привести мысли в порядок. Надо тщательно всё обдумать, понять, действительно ли то, о чём она вспомнила, имеет значение.

Азалия знала, что дядя Альберт умер, хотя никак не могла этого знать! Вот что крутилось у неё в голове.

Когда Зоя Васильевна позвонила и сообщила о его смерти, мачеха нежилась в ванной. Звонок был на городской телефон, но подслушать по параллельному аппарату она не могла. Душевая кабина телефоном не оснащена, переносных трубок в квартире нет. Телефонной розетки в ванной комнате – тоже. Выходит, возможность, что Азалия взяла стационарный аппарат и подключила там, исключалась.

Выйдя, она вскоре отправилась на работу. Карина о смерти дяди Альберта с ней не говорила. Общих знакомых у Азалии и Асадова не было. Поэтому о его смерти ей никто сообщить не мог. Если и существовала такая вероятность, она была микроскопической. Вряд ли её стоило принимать во внимание. Итак, знать она не могла. И, тем не менее, знала!

Знала и встретила падчерицу вопросом, как прошли похороны! А если вспомнить, что однажды пообещала, мол, дядя Альберт пожалеет о своей болтливости…

Но ведь никакого отношения к смерти Асадова Азалия иметь не могла: он умер от сердечного приступа, это подтвердили врачи. Всё произошло так же, как с папой.

Бессмыслица, бред. Погружённая в свои мысли, Карина быстро шла мимо блочных пятиэтажек к своей машине. Что это за пустырь? Откуда он здесь взялся? Вроде бы раньше его не было. Или был? Нет, точно не было!

Она помнила, как проходила мимо дома, на углу которого располагалась парикмахерская с гигантскими ножницами на вывеске. Чуть поодаль возвышались несколько девятиэтажек. Карина шла мимо детского садика и симпатичного двухэтажного здания из красного кирпича. Пересекла маленький парк с игровой площадкой для малышей – горки, лесенки и качели из разноцветного пластика – и оказалась возле церкви.

Сейчас пейзаж был иным. Задумавшись, девушка не замечала ничего вокруг, а теперь изумлённо озиралась по сторонам. Куда она умудрилась забрести? Пустырь окружали покосившиеся деревянные строения. Не то сараи, не то бараки. Пространство между ними поросло бурьяном. Двери многих построек были сорваны с петель, окна выбиты. Всюду валялись железки, полусгнившие доски, автомобильные шины. Людей видно не было.

Неужели заблудилась? Но ведь шла по прямой, никуда не сворачивала. Да и не могло здесь быть ничего такого! В последние годы город изменился, превратился в современный мегаполис. Его активно застраивали жилыми небоскрёбами, офисными центрами, отелями, спортивными и торговыми комплексами. Прокладывали новые дороги и двухуровневые автострады. Прорыли метро, перечеркнули реку и озёра новыми мостами. Институт, где работала Карина, находился близко к центру.

Карина сделала несколько шагов и остановилась. Нет, туда она не пойдёт. Пустырь и эти домишки выглядели зловеще. Здесь не могли оставить такую безобразную язву! Лучше повернуть назад и спросить у кого-нибудь дорогу.

Девушка обернулась и обомлела. Дома исчезли! Не было ни садика, ни парка. Теперь перед ней был огромный котлован, на другом берегу которого возвышался реденький лесок.

Как она сюда попала? И куда – «сюда»? Карина прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Тихо, главное, не нервничать. Это одно из видений: раньше мерещились чудовища, теперь – незнакомое место. На самом деле она стоит где-нибудь в парке, возле горок с качелями, и пугает своим видом малышей и мамочек.

Успокоиться не получалось. Что, если ей не удастся выбраться? Так и придётся блуждать в этом непонятном мире, и неизвестно кто будет бродить рядом?

Надо двигаться. Просто идти. Но это оказалось нелегко. Карина глянула под ноги: сапоги застревали в красноватой вязкой грязи. Она с трудом выдёргивала ноги из противного месива и снова проваливалась по щиколотку. К тому же было ощущение, что жижа затягивает вниз. Трясина! Самая настоящая трясина!

В младших классах Карина прочла «А зори здесь тихие…», и самое сильное впечатление на неё произвела смерть Лизы Бричкиной, которая провалилась в болото. Восприимчивая девочка ясно представляла себе смертный ужас, когда грудь сдавливает свинцовая тяжесть и неоткуда ждать спасения. Невозможно пошевелиться, густая жижа заливается в широко раскрытый в крике рот. Карина чувствовала тоску Лизы, её огромную жажду жизни. Как страшно умирать такой молодой и видеть рядом лишь угрюмые, склонённые к тебе деревья, похожие на участников похоронной процессии.

Разом вспомнив всё это, Карина заплакала.

– Ой, мамочка, – бормотала она, прижимая ко рту руки.

Сделала шаг – и он дался на удивление легко. Она поскользнулась и чуть не упала. Снова шагнула. Под ногами было грязно, но их больше не засасывало вниз.

Зато теперь вокруг клубился туман. Молочно-белый и такой густой, что Карина не могла разглядеть вытянутую перед собой руку. Сразу стало холодно и сыро, словно она не шла, а плыла в воде. Пахло так, будто неподалёку протекала река, или был пруд. Ей даже послышался тихий плеск воды.

Туман казался живым. Она знала, что уже не одна в этом прежде пустынном месте. Под ногами неведомого существа чавкала грязь. Оно перемещалось, оказывалось то слева, то справа. Хрипло, со свистом дышало и пристально наблюдало за ней. Было готово в любую минуться броситься, сомкнуть свои челюсти на её горле.

Оно было очень, очень голодным.

Девушка беспомощно крутила головой по сторонам, но ничего не видела. «Не могу, больше не могу…», – обречённо подумала она. Пусть будет, что будет. Опустилась на грязную влажную землю, подогнув под себя ноги. Никогда в жизни ей не хотелось умереть, она ни разу не задумалась о самоубийстве, но сейчас захотелось перестать существовать. Не быть. Принять неизбежное.

И в эту минуту раздался телефонный звонок.

Это был гимн жизни. Зов из иного мира – привычного, реального, с голосами прохожих, сигналами автомобилей, смартфонами, компьютерами. Того, где люди не попадают в несуществующие места, не проваливаются в трясины и не плутают в тумане, населённом невиданными тварями. Трясущимися руками она достала из сумочки телефон, нажала на кнопку и простонала:

– Алло!

– Привет, – беззаботно произнёс Жан.

Карина силилась ответить и не могла, только крепко сжимала телефон в одеревеневшей руке. Зубы стучали, как от холода. Закрыв глаза, слушала, как Жан зовёт, вновь и вновь произносит её имя.

– Девушка, вам плохо? – спросил кто-то.

Она подняла голову. Над ней наклонился пожилой мужчина в смешной шапочке, похожий на постаревшего Мурзилку.

– Вы больны?

– Да она пьяная! – уверенно сказала какая-то женщина.

– Нет, не похоже. Вроде одета прилично, – вступил в дискуссию кто-то третий.

– Может, «скорую» вызвать? – предложил «Мурзилка».

– А то только неприличные пьют! Все пьют! Тем более молодёжь! – не сдавала позиций женщина.

Карина обнаружила, что сидит прямо на тротуаре, у входа в парк. В телефоне надрывается голос Жана. Вокруг – ничего необычного, ни липкой грязи, ни пустыря, ни тумана. Только кучка граждан, обсуждающих, пьяна она или больна.

Девушка поднялась на ноги. Старик в шапочке с готовностью подал ей руку.

– Вас проводить? Или врача вызвать?

– Нет-нет, у меня машина рядом. Спасибо, – слабо улыбнулась она и неверной походкой поспешила прочь.

Старик печально смотрел ей вслед и качал головой.

Глава 14

Уже из машины Карина перезвонила Жану.

– Аллилуйя! – с облегчением отозвался тот. – Что стряслось? Напугала до смерти… Звоню, зову.

Она поняла, что сейчас всё ему расскажет. Потому что больше некому. Диана, Диана, где ты?..

Девушка чувствовала себя одинокой и потерянной. Ей было необходимо поговорить с кем-то, кто хотя бы выслушает, а может и посоветует что-то дельное. Не с Иркой же советоваться: у неё один ответ – иди к врачу. Но Карина была уверена, что дело вовсе не в болезни или стрессе.

Ладно, с Жаном они, как ни крути, не чужие. Он, в общем-то, неплохой человек и, вроде бы, искренне переживает за неё. Искренне ли? Пожидаев ведь актёр.

Однако выбирать не приходится. А у Жана, как сейчас говорят, креативное мышление. Нестандартный подход ко многим вещам, в чём она, к сожалению, убедилась на собственном опыте. Но в данной ситуации это, возможно, на пользу.

– Послушай, я… – осмелилась Карина.

Жан умолк на полуслове. Оказывается, он что-то говорил.

– Я-то слушаю. А вот ты меня – нет, – слегка обиженно проговорил он.

– Прости… У меня… кое-что произошло. В общем, появилась проблема. Вернее, не проблема, а… – Она сбилась и уже жалела, что завела этот разговор.

– Тебе нужно выговориться, так? – спокойно спросил Жан. – Я готов. В любое время.

«Всё-таки он молодец! – растроганно подумала Карина. – Хотя и сволочь, конечно».

– Завтра? Часов в десять? Или у тебя репетиции?

– Не важно, что там у меня. Куда прийти?

– Давай встретимся в кафе на Гоголя. Возле твоего дома. Там не шумно. Мы часто туда ходили, – зачем-то вспомнила она, и голос против воли дрогнул. «Только бы не заметил!»

Жан, разумеется, не мог не заметить.

– Помню, Манюня. Как же глупо…

– Пожалуйста, не надо! Мне, правда, не до этого и…

– Просто это так похоже на свидание, – мягко и чуть виновато проговорил он.

Играет или вправду грустит о прошлом? Вечно с ним так: не поймёшь, что к чему.

– Нам было хорошо вместе. У меня никогда ни с кем не было таких отношений. Не сердись.

– Я не сержусь. И это не свидание, – отрезала Карина.

Не хватало разнюниться! Она злилась на себя, потому что знала: между ними ничего и никогда быть не может. И обида велика, и любовь закончилась, и он никогда не изменится. Она переболела Жаном и не собиралась начинать всё сначала! Но почему так ноет душа? Откуда эта глухая тоска?

После их разговора девушка съездила на кладбище к дяде Альберту: вчера туда не попала. Позвонила Зое Васильевне, чтобы узнать, как найти могилу, а та предложила съездить вместе. Они положили цветы на заваленную венками и букетами могилу, поплакали, погоревали. О вчерашнем эпизоде вдова не упоминала.

Попала домой Карина лишь поздно вечером: когда отвезла Зою Васильевну домой, та ни в какую не хотела её отпускать. Пришлось подняться, попить чаю, поговорить. Потом пришла с работы Елена Васильевна, которая в первое время решила пожить с сестрой, и она ушла.

Уже забравшись в ванную, с досадой вспомнила, что хотела покрасить волосы, но забыла краску в машине. Ладно, пёс с ней, с краской. Можно и завтра. А лучше в салон сходить. В сердце кольнуло: Жан увидит её такой страхолюдиной!..

«Ну и пусть! Так даже лучше! Кто он такой, чтобы перед ним красоваться?»

Утром специально оделась в простые джинсы с водолазкой и светло-голубую куртку, волосы гладко зачесала в строгий пучок. Из косметики – только тушь и прозрачный бледно-розовый блеск. Не на свидание же! «Смотри, не раскисай и помни: не на свидание!» – напомнила она себе.

В кафе кроме них никого не было. Они подошли к дверям одновременно. Жан пришёл пешком – жил в соседнем доме. Если его и удивил её измотанный вид и седина, он этого не показал.

Сам Пожидаев не изменился: красивый, уверенный в себе молодой мужчина. На нём был белый свитер с высоким горлом и серые замшевые брюки. На мизинце красовалось кольцо с прозрачным камнем. Раньше его не было.

В заведении всегда царил полумрак, и на столах для клиентов зажигали маленькие свечки в круглых стеклянных подсвечниках. Они, не сговариваясь, выбрали столик подальше от выхода, в самом углу, возле окна.

– Что будешь? – спросил Жан. – Есть хочу, как сто китайцев!

У неё аппетита не было, но не сидеть же за пустым столом.

– Кофе со сливками, пожалуйста. И шоколадное пирожное.

Официантка послушно чиркнула в блокнотик и повернулась к Жану. В глазах сразу зажёгся огонёк. Девушки всегда на него реагировали. «Я ревную?» – спросила себя Карина. И не смогла ответить.

Жан заказал греческий салат, отбивную с овощами и ананасовый сок. Он всегда и везде его заказывал.

Официантка ушла. Пожидаев поставил локти на стол, сцепил ладони и упёрся в сплетённые пальцы подбородком. Его любимая поза. Взгляд получается интимный, глаза в глаза.

Что такое, в конце концов?! Сколько можно этих воспоминаний?

– Видишь, я изменилась, подурнела, – с места в карьер начала Карина, чтобы развеять своё размягчённое меланхоличное состояние. – Не перебивай, пожалуйста! В то, что со мной происходит, сложно поверить, но уверяю тебя, я не тронулась умом и ничего не выдумываю!

– Многообещающее начало, – хмыкнул Жан, – но я в курсе, что ты не сумасшедшая.

Она прикрыла глаза, обдумывая, с чего начать. Им принесли заказ. Он немедленно принялся за салат. Карина посмотрела в чашку с кофе и стала рассказывать. Старалась говорить спокойно, не слишком вдаваясь в детали, но против воли срывалась на эмоции. Рассказала про брак отца с Азалией, про ссору с папой и непростые отношения с мачехой. Потом перешла к событиям последних месяцев. Подробно описала свои видения. Поделилась подозрениями.

Жан слушал внимательно, не забывая при этом есть. То, что война войной, а обед по расписанию, было одним из немногих жизненных принципов, которые он соблюдал. К моменту, когда Карина закончила, перед ним стояла идеально чистая пустая посуда. Сама она к еде не притронулась. Но, замолчав, выпила залпом всю чашку. Кофе остыл, но это было неважно: в горле пересохло, хотелось пить.

– Да… Такого я не ожидал.

– Я сама не ожидала. Но это правда.

– Не сомневаюсь, – успокоил он, – но что со всем этим делать?

– Только не надо посылать меня к врачам!

– И не собирался.

Он опустил глаза и довольно долго молчал, а после выдал:

– Ты не думала, может, это что-то вроде порчи?

– Вроде чего? – опешила она. – Ты в это веришь? В колдовство, чёрную магию и всю эту чепуху? Или шутишь?

– Не такую уж чепуху, – возразил Жан. – И я не шучу. Сейчас многие верят. На свете много необъяснимого.

– Да, но… Это средневековье какое-то.

– Ты и сама нечто подобное предполагала, – проницательно заметил он. – Давай рассудим. Тут можно подумать только на две вещи. Либо ты сбрендила. Не надо сверкать глазами, я не говорю, что сам так считаю. Либо кто-то тебя изводит.

– Кто?

– Не придуривайся. Твоя Азалия.

– Она не моя. Хорошо, но зачем? И как она это делает?

– Не важно, зачем. И кто её знает, как. Важно, каким образом прекратить.

– Скоро она уедет, может, нужно просто подождать, – вздохнула Карина.

– Ага! – Жан хлопнул ладонью о стол. – И что от тебя останется через месяц?

Она промолчала.

– Надо что-то делать. Быстро!

Ей внезапно подумалось, что Пожидаев предложит переехать и пожить у него. Она бы согласилась? Но он говорил о другом.

– Нужно обратиться к знающим людям.

– К священнику? – хмуро спросила Карина. – Я не верующая и…

– Нет же! – досадливо перебил он. – Надо идти экстрасенсам или как там их…

– Что? – Она засмеялась. – Искать по объявлениям «потомственную гадалку Фатиму» или «ясновидящую Марию»? Не хватало с аферистами связаться.

– Не надо никого искать. Я знаю такого человека.

– Что? – вытаращила глаза она. – Как это – знаешь? Откуда?

– Спокойно, Маша. Я Дубровский. Наша редактор, Светлана… Не думай даже, у меня с ней ничего нет.

– Я и не думаю! Мне без разницы!

– Так, на всякий случай. Чтобы ты себя не накручивала. Ей лет сто. Или сто пятьдесят. Но баба умная. Старой закалки. Журналисткой работала, несколько пьес написала. Короче, она рассказывала – под водочку, ясное дело! – про свою подругу. Жанну. Эта Жанна переводчицей работает. Заметь, с японского. Так вот она – самый настоящий экстрасенс. Говорит, к ней очереди выстраиваются! Кто только не ходит. – Он выразительно показал пальцем на потолок. – Но попадают только через своих. Принимает по рекомендации.

– Не знаю… Никогда к таким не ходила, – засомневалась Карина.

– Всё когда-то бывает в первый раз.

«Если он ляпнет про наш с ним, точнее, мой первый раз, я его ударю».

Жан ничего такого не сказал. Продолжал убеждать Карину сходить на приём.

– Подумай, что ты теряешь? Или у тебя есть другие варианты?

– Нет, конечно.

– Вот именно. А вдруг поможет? Попробовать стоит! Мне что, волоком тебя тащить?

Уж больно настойчив! К чему бы? Но в глубине души ей нравилось, что он за неё переживает.

– Хорошо, уговорил. Схожу к этой чудо-Жанне.

– Вот и умница. Прямо при тебе Светлане позвоню.

Он достал телефон и принялся искать нужный номер. Карина слушала, как Пожидаев разговаривает со «столетней» редакторшей, и думала, почему природа так несправедлива? Бедному Иркиному Илье и на ноготок привлекательности не досталось, зато у Жана – перебор.

Но мало того, что красив, окаянный, так ещё и каждой умеет дать понять, что она единственная и самая желанная. Не важно, кто она, сколько ей лет. И ведь клюют! Бьёт без промаха, как снайпер.

А уж когда бедолага попадётся… Единственное что можно сделать – не влюбляться. Использовать его, как он использует тебя. Играть, как играет он. К сожалению, у неё не получилось. Она чересчур поздно во всём разобралась.

Неожиданно проснулся аппетит, и Карина с удовольствием доела свое пирожное. Оно оказалось свежее и вкусное.

Закончив разговор, Жан убрал мобильник.

– Всё, Светлана сейчас позвонит Жанне, а она – тебе.

– Мне?

– А зачем устраивать глухой телефон? Сама с ней договоришься.

– Вдруг не позвонит?

– Куда денется?

Больше говорить было не о чем. Жан выслушал, посоветовал и даже помог. Надо вставать и идти. Но не хочется!

Говорят, бывший любовник – как домашние тапочки. Тепло, привычно, удобно. Правда, с Пожидаевым спокойно не было никогда. Но сейчас Карина впервые за долгое время почувствовала себя защищённой: кто-то взялся решить её проблемы. Хотя и чудно, что это оказался именно Жан.

Однако надо идти. Она позвала официантку.

– Ты уходишь? – Казалось, он огорчён. И это было приятно.

– Да, пойду. У тебя ведь тоже, наверное, дела.

– Нет у меня никаких дел. – Он прямо смотрел ей в глаза, и она не могла понять, что читается в этом взгляде.

Официантка подошла и спросила, как они будут платить: вместе или по отдельности. Они ответили хором:

– Вместе, я заплачу, – сказал он.

– По отдельности, – проговорила она.

Официантка улыбнулась.

– Что за глупости? Я не могу тебя угостить?

– Это не свидание, – напомнила Карина. Жан хотел сказать ещё что-то, но она с улыбкой прервала: – Хотя если так уж хочешь, плати.

Он выразительно закатил глаза, отсчитал нужную сумму.

Больше тянуть было некуда. Но они продолжали сидеть.

– Чего мы ждём?

Сказала – и почувствовала себя глупо: как будто намекает ему на что-то! Она рывком поднялась со стула. В сумке заныл телефон.

– Добрый день, меня зовут Жанна, – раздался низковатый, хорошо поставленный голос. – Вы Карина?

Жанна! Со всеми этими сердечными переживаниями девушка почти забыла, что та должна позвонить!

– Здравствуйте! Да, это я! – торопливо ответила она.

– Мне сказали, вы хотите со мной встретиться?

– Если можно.

– Могу принять вас через час.

– Через час? – растерялась Карина. – Так скоро?

– Именно. Завтра утром я уезжаю из города. И буду только через три недели. Поэтому если вам нужна консультация…

– Конечно! Сейчас подъеду, спасибо! Как вас найти?

Жанна объяснила и попросила не опаздывать.

Глава 15

До спального района, где экстрасенс назначила встречу, Карина добралась быстро: уже через тридцать минут нашла нужную улицу. Дом номер сорок оказался типовой девятиэтажкой, построенной в девяностые по программе ликвидации ветхого жилья. Трущобникам тогда вместо убогих комнатёнок в двухэтажных халупах с удобствами во дворе бесплатно выделяли квартиры в высотных домах. Старые домишки безжалостно сносили, центральные улицы, на которых чаще всего и находились трущобы, застраивали новыми зданиями.

Большинство новосёлов радовались до полусмерти, оказавшись на новом месте. Особенно выиграли те, на чьих метрах было прописано много душ, поскольку оделяли жильём исходя из норматива двенадцать квадратных метров на человека. Счастливчики получали квартиры побольше, иногда и не одну, а несколько.

Конечно, не обходилось и без перегибов. Непонятно как в разряд трущоб порой попадали вполне крепкие и ухоженные дома, хозяевам которых совершенно не хотелось из центра города перебираться на окраину. Они пытались доказать своё право жить там, где им хочется, но их особо не слушали. А старинные дома, откуда выгоняли правдоискателей, незаметно оказывались в собственности шустрых граждан, которые быстро находили им применение.

Жанна жила на пятом этаже. Лифт не работал, криво висящая табличка, покрытая слоем пыли, возвещала, что он на ремонте. В подъезде пахло кошками и сыростью.

Неужели люди «сверху» не гнушаются ходить сюда? Одно из двух: или она сама к ним выезжает, или работает настолько профессионально, что к ней хоть куда пойдёшь.

Дверь была приоткрыта: очевидно, её ждали. Девушка заглянула в прихожую, громко поздоровалась и представилась.

– Я от Светланы, – на всякий случай добавила она.

С Жаном они попрощались скомкано и суховато. Неуместный романтический флёр растаял, зато вернулся страх, не дававший спокойно жить в последнее время. Она нервничала перед встречей с гадалкой, он выглядел смущённым и вроде бы виноватым. С чего бы? Времени размышлять не оставалось, Карина пообещала рассказать, как всё пройдёт, и умчалась.

Пожидаев некоторое время задумчиво смотрел вслед белому «Фольксвагену», развернулся и пошёл к театру.

Однокомнатная квартира, где оказалась Карина, выглядела нежилой. В ней почти не было мебели, лишь пара стульев, диван, стол и кресло. Окна прикрыты плотными занавесками, отчего в комнате загадочный полумрак. Вероятнее всего, Жанна специально снимает это помещение, чтобы принимать клиентов. Экстрасенс тут же подтвердила её мысли. Она вышла откуда-то сбоку, по-видимому, из кухни, и сказала:

– Хорошо, что пришли пораньше. Располагайтесь. Как видите, обстановка спартанская. Я не живу здесь, только принимаю. Дома это невозможно: энергетика у людей разная, а у меня семья. Сами понимаете.

Карина не вполне понимала, но кивнула. Жанна устроилась на диване и жестом указала на кресло напротив. Девушка послушно села, с любопытством поглядывая на хозяйку.

Экстрасенс оказалась вполне обычной женщиной. Никакого демонизма во взоре, никаких чудаковатостей в одежде. Элегантный брючный костюм, коричневые туфли на высоком каблуке, минимум косметики, свежий маникюр. Правда, пальцы унизаны кольцами с массивными камнями, а на тонких запястьях болтаются с десяток браслетов, но это можно объяснить экстравагантным вкусом.

Жанна молчала, внимательно вглядываясь в лицо посетительницы. Той стало неловко. Пауза затягивалась. Видимо, гадалка ждёт объяснений? Карина открыла рот, чтобы рассказать, зачем пришла, но женщина опередила её:

– Мне нужно взять вас за руку.

Девушка торопливо протянула ей обе руки.

Минут через пять Жанна выпустила её ладони, встала, обошла кресло, оказалась за спиной у Карины. Коснулась лба, висков и затылка. Некоторое время стояла, обхватив её голову прохладными пальцами. Потом вздохнула и вернулась на место. Закурила тонкую сигарету и буднично проговорила, перейдя на «ты»:

– Теперь всё тебе расскажу.

– Вы не спросите, почему я пришла?

– Я и так это знаю. Теперь пришло время узнать тебе.

Карина была заинтригована, но не слишком верила происходящему. «Если она заговорит о венце безбрачия или о чём-то подобном, надо прощаться и уходить».

– Ведьма тебя морочит, отсюда и страхи, – оборонила Жанна и монотонно продолжила: – Видишь то, чего на самом деле нет. Началось это примерно месяц назад. Может, немного меньше. Ты потеряла кровного родственника. Мужчину старше тебя. Видимо, отца. Умер быстро, не мучился. Потом вторая смерть, совсем недавно. Опять мужчина. Но не родственник и не любовник.

Девушка потрясённо молчала. Такого она не ожидала. Однако обмана быть не могло. Жан звонил Светлане при ней и ничего не объяснил, сказал просто, что хорошей знакомой нужен совет. Правда, теоретически мог перезвонить позже и всё рассказать, но зачем ему это? Никакого смысла, никакой выгоды. Для чего Пожидаеву сложный многоступенчатый заговор с привлечением других людей? Впечатление произвести? И потом, он сам узнал обо всём пару часов назад. У него просто времени не было подготовить Жанну, найти эту квартиру…

– Не веришь? Твоё право, убеждать не стану. Но знай, что фокусов я не показываю. Просто считываю информацию, которая у тебя вот тут! – Она протянула тонкую руку и коснулась её лба. Браслеты легонько звякнули. – Всё именно так, как я сказала.

– Вы правы. – Карина прикусила губу. – Всё так. Папа умер, дядя Альберт умер. А я живу, как в фильме ужасов.

Неожиданно захотелось плакать. Она глубоко вздохнула и принялась часто моргать, но слёзы всё равно потекли. Жанна не делала ни малейшей попытки её успокоить, только смотрела долгим, сочувствующим взглядом, и под лучом этого взора становилось спокойнее. Когда слёзы иссякли, девушка спросила ломким голосом:

– Что мне теперь делать?

– Ворожея – вдова твоего отца, но не твоя мать. Хочет извести – и изведёт. Если ей не помешать.

– Зачем?

– Деньги, – пожала плечами Жанна. – Всегда только деньги. Ей нужно, чтобы тебя не стало. Чёрная ведьма хочет отправить тебя за матерью и отцом. Сводит с ума. А потом сделает так, что ты сама захочешь умереть.

Голос, произносящий эти слова, звучал невозмутимо и невыразительно. Экстрасенс была поразительно хладнокровна: никакой патетики, никакой экзальтации. Верно, ей часто приходилось сталкиваться с такими вещами. Карина окончательно, безоговорочно поверила ей. Даже немного успокоилась.

– Как я могу её остановить?

– Сама никак. Но я помогу. Начнём прямо сегодня. Ведьма положила в могилу отца твою вещь. Бельё, перчатку, украшение – точно не скажу. Предмет зарыт на глубине примерно полметра, в изголовье. Эта вещь теперь тянет тебя в могилу. Ты уже одной ногой в земле. Выкопаешь этот предмет и принесёшь мне. Дальше моя забота.

– Мне что, сейчас пойти на кладбище? – пролепетала Карина, всеми силами пытаясь подавить волнение.

Жанна сцепила в замок тонкие пальцы. Кольца и браслеты снова тихонько тренькнули.

– Эта вещь точно там. Отправляйся на кладбище, выкопай и принеси сюда. Я буду ждать. Только чтобы ведьма не знала, куда и зачем ты идёшь. Ясно?

– Ясно. – Она поднялась с места. – Тогда я… пойду?

Экстрасенс молча кивнула. Карина вышла в прихожую, нерешительно помялась в дверях. Что стоять, подстегнула себя, надо действовать! Закрыла дверь и направилась к лестнице.

Она быстро прошагала к машине, отключила сигнализацию и забралась внутрь. Стараясь не думать, чтобы не растерять настрой, завела двигатель и тронулась с места. Зазвонил телефон. Это оказался Жан. Наверное, хочет узнать, как прошла встреча. Но Карина решила, что сейчас не время для разговоров. Потом, всё потом. Хотелось успеть засветло. Она сбросила вызов и отключила аппарат.

Что положила в могилу Азалия? Ладно, не важно. Скоро увидим. В том, что Жанна не ошиблась, она была совершенно уверена. Лучше подумать, как выкапывать этот предмет из земли. Снег уже растаял, но земля, наверное, мёрзлая и жёсткая. Не руками же рыть. Нужна лопата, вернее, небольшая лопатка.

Карина вспомнила, что неподалёку от кладбища есть большой супермаркет, наверняка там имеется нужный отдел.

Ей повезло – пробок не было, и добралась она быстро. В супермаркете, почти не потеряв время в очереди, купила лопату и направилась к выходу. Всё шло слишком гладко, должно было случиться «вдруг» – и оно не заставило себя ждать.

– Карина! – окликнули её.

Она обернулась и увидела Звонцову, преподавательницу с их кафедры. Как всегда, в очередном парике. В холодную погоду она использовала парики как головные уборы. На работу предпочитала приходить брюнеткой или шатенкой. Если ожидалось какое-либо мероприятие, превращалась в блондинку. На этот раз маленькую головку с птичьим личиком украшали пышные рыжие кудри. Куда это Галина Викторовна намылилась в образе роковой красотки Анжелики?

Эта встреча так не ко времени! Надо бы сделать вид, что не расслышала, но сейчас уже поздно. Придётся подойти и поздороваться.

– Добрый день, Галина Викторовна!

– Здравствуй, милочка моя! А я к сестре собралась, в гости. Зашла за тортом: здесь очень вкусные продают. Ты, смотрю, уже с покупкой!

Воспитание не позволяло ей спросить напрямую, но садово-огородный инвентарь в руках коллеги, несомненно, интриговал. Звонцова то и дело возвращалась к лопате взглядом. Незачем наталкивать человека на ненужные мысли, провоцировать лишние вопросы. Скажем полуправду.

– На кладбище собралась. К папе. Надо там прибрать после зимы. Вот, лопату купила.

Звонцова немедленно состроила сочувствующую мину.

– Конечно, дорогая… Только ты рано. Там, наверное, снег не сошёл. И грязно.

– Ничего, справлюсь. Раз уж пока в отпуске… Время есть.

– Молодец, – сказала Галина Викторовна, утрачивая интерес к разговору. – Ну, мне пора. А то скоро рабочий день закончится, народ набежит. Всего доброго, дорогая!

Звонцова улыбнулась напоследок и растаяла в толпе.

Кладбище располагалось в черте города. Мимо ограды из красного кирпича проносились автомобили и автобусы. Рядом стояли высотные дома, неподалёку мигал неоновыми огнями рекламы торговый центр. Карина вспомнила, как Иркина подруга-риелтор однажды рассказывала, что целых полгода не могла продать квартиру в одном из этих домов. В квартире был шикарный ремонт, отчаявшиеся хозяева снизили цену ниже нижнего, но желающих не находилось. Окна выходили прямо на кладбище, и потенциальные покупатели сбегали. Кому понравится несколько раз в день наблюдать траурные процессии?

На кладбище было тихо. Звуки большого города не тревожили покой усопших. В этом было что-то мистическое: только-только раздавались автомобильные гудки и рёв двигателей, но всего несколько шагов по пустынным аллеям вглубь кладбища – и тишина начинала давить на уши. Её хотелось назвать «мёртвой».

Было холодно и промозгло. Недавно закончился дождь, на асфальте темнели лужи. Карина оступилась и немедленно промочила ноги. Ничего, так и так вся перепачкается, да и ноги вряд ли остались бы сухими: повсюду на могилах виднелись неряшливые пятна нерастаявшего снега.

Она шла торопливо, и её не покидало ощущение, будто она собирается сделать что-то плохое. Могила мамы и папы была на второй аллее. Дорогу девушка помнила с самого детства, поэтому шагала уверенно, не боясь заблудиться. Тем удивительнее было, что прошла-таки нужный поворот и вынуждена была вернуться.

Карина ещё больше разволновалась. Что бы это значило? Ходила на мамину могилу сотни раз, одна и с папой, и ни разу не спутала дороги! Может, Азалия путает её? Или родители сердятся, что она собралась их потревожить?..

Она постаралась заглушить неуверенность и сомнения.

Два последних поворота, большая разлапистая ель, широкий могильный памятник с четырьмя овальными снимками – и вот она, знакомая ограда, а за ней – гранитный памятник с маминой фотографией. Почудилось, что сегодня мама улыбается ей грустно, а во взгляде сквозит тоска.

Глупости, конечно. Она всегда смотрит с гранитной поверхности с одинаковым выражением. И будет смотреть вечно.

Снега на могилах родителей не было. Папина, заваленная почерневшими венками, выглядела неопрятной и неприютной. Сердце сжалось. С момента похорон отца она здесь не появлялась. Собиралась навести порядок весной, когда будет тепло и сухо. Даже не предполагала, что придёт разрыть могилу…

Абсурдность ситуации чуть было не заставила её развернуться и убежать. Но Карина пересилила себя, открыла калиточку и зашла внутрь ограды.

– Привет, мам. Привет, пап, – поздоровалась она дрожащим голосом.

И поняла, что пути назад уже быть не может.

Глава 16

Пора начинать, совсем скоро стемнеет. Карина перевела дух, опустилась на одно колено и с силой пронзила лопатой стылую землю.

– Пап, прости, – прошептала она, – но так надо.

Страха не было, только стыд. Слёзы катились по щекам, но девушка не останавливалась. Действуя как автомат, вскрывала коричневую землю. Та поддавалась плохо. Наверное, не желала раскрывать своих секретов, отдавать то, что было в ней спрятано.

«Вдруг не там копаю?» – испуганно подумала Карина.

Жанна сказала – у изголовья. Не думать, ни о чём не думать. Ямка была уже довольно глубокая. И широкая: на всякий случай она делала её больше в диаметре, чтобы не пропустить тот предмет. Лучше разрыть одну большую дыру, чем копать в разных местах.

На правой руке быстро вздулась и лопнула мозоль. О перчатках она, разумеется, не подумала. Не обращая внимания на боль, продолжала рыть. Стало жарко, и она расстегнула куртку. Немного испачкала её рыжей грязью, и джинсы тоже, но это ничего. Отстирается.

«Я раскапываю папину могилу! Что я творю!» – подумалось в очередной раз.

Карина работала как заведённая, поэтому не сразу услышала шаги и голоса. И даже когда раздался крик, отреагировала не сразу. Первая мысль была – помешали. Придётся теперь объяснять, чем она занята. Но когда увидела, кто приближается к могиле, так и остолбенела. Этих людей никак не могло здесь быть! Никак!

– Кариночка! Девочка! Как же это… – Азалия бессвязно выкрикивала что-то невразумительное и торопливо приближалась к ней. Несколько раз споткнулась и едва не упала. Её бережно поддержал за локоть… Жан! С ними шли ещё трое незнакомых мужчин.

Она выпрямилась и смотрела на маленькую группу, ничего не понимая. Стояла на краю разрытой ямы, вся перепачканная в грязи. В руках по-прежнему была лопата, вокруг валялись комья земли.

Мачеха добралась первой и сразу бросилась вырывать лопату. Карина машинально вцепилась в неё и не разжимала рук.

– Да ты ведь… Разве можно его тревожить?! Вы видите? – с плачем обернулась она к незнакомым мужчинам. – Надо что-то делать!

– Вы это, девушка, нехорошо… – неуклюже произнёс один из них, – не положено. Осквернять.

– Что? Осквернять? – Неужели кто-то мог подумать такое? – Но я не…

– Манюня, пойдём отсюда. Зачем ты… – Жан выступил вперёд. В глазах плескались тревога и растерянность.

Карина ничего не понимала. Они обступили её, словно захватили в кольцо.

– Халимов, ты полицию вызвал? – спросил самый старший из мужчин. – Это же вандализм! Я как директор кладбища…

– Вызвал, – угрюмо отозвался Халимов. – Сейчас будут, сказали.

«Что происходит? Как такое могло случиться?» – мысли прыгали, как перепуганные белки.

– Девочка потеряла отца! – Азалия припала к директору кладбища. – Поседела вся – это в двадцать-то лет! Не спит, не кушает толком… Да ещё с парнем своим поссорилась…

– С каким парнем? – обретя голос, закричала Карина. – Он мне никто!

– Вот видите? – Азалия зарыдала ещё горше.

Кладбищенский босс понимающе кивнул. У него тоже была взрослая дочь.

– Себя не помнит! Час назад Ванечка, вот он, мальчик! Звонит, говорит: «Тётя Азалия, Кариночка-то… Не верю, говорит, что папы нет! Не он в могиле! И на кладбище рванулась!» Мы думаем, вдруг что с собой сделает? И тоже сюда! Врача позвали – мало ли… Спасибо, приехал. А она что надумала! Откопать, убедиться!

Третий мужчина, молчавший до сих пор, протолкался ближе. Карина увидела под тёмным пальто белый халат. В руках он держал небольшой саквояж.

– Разрешите! – властно произнёс врач. – Азалия Каримовна, успокойтесь. Карина, отдайте лопату, пожалуйста.

– Она всё врет! Я не хотела откапывать папу! Это ведьма! Она меня изводит! Закопала что-то в могилу, чтобы меня убить!

Девушка говорила и сама понимала, как звучат её слова. От отчаяния почти кричала, размахивала руками, стискивая в правой перепачканную в грязи лопату.

Врач попытался отобрать её, но она сама отшвырнула лопату в сторону и попала по ноге Жану. Тот взвыл от боли. Она обернулась к нему и проорала:

– Скажи им! Мы же с тобой сегодня… Она всё подстроила! Ты сам… это же ты меня отправил! Не молчи! Что ты молчишь?

Карина шагнула к нему, но он отпрянул:

– Манюня, опомнись! Я отправил тебя раскапывать могилу?!

Она постаралась говорить спокойнее:

– Нет, но ты послал меня к экстрасенсу, к Жанне, а она сказала, что Азалия ведьма и велела откопать тот предмет!

– Бедняжка моя, о чём ты? Я не знаю никакой Жанны!

Он выглядел настолько искренне, а слова его звучали так убедительно, что она ничуть не удивилась, когда директор кладбища произнёс, потирая лоб:

– Тут не полицию, тут из дурки надо… Доктор! Как вас там? Сделайте что-нибудь!

– Я пытаюсь! – огрызнулся врач и попробовал взять Карину за руку.

Она рванулась, собрав все силы, и это словно послужило сигналом к действию. Кладбищенские служащие бросились на неё, удерживая и не давая убежать. Жан неуверенно переминался с ноги на ногу, не осмеливаясь подойти ближе. Азалия заламывала руки и что-то выкрикивала.

Врач споро доставал из саквояжа лекарство и шприц, попутно командуя:

– Держите её! Крепче! Руку! Руку зафиксируйте!

Карина отчаянно отбивалась, вырывалась, отталкиваясь ногами. Она уже не пыталась никому ничего объяснить, только кричала, не узнавая собственного голоса, плакала, и снова и снова просила отпустить её.

Халимов провалился в выкопанную Кариной яму, подвернул ногу и ударился спиной о деревянную стеллу. Заматерился, на минуту ослабив хватку, и девушка попыталась отпихнуть его и директора кладбища. На помощь поспешил Жан, ловко скрутив ей руки. Она извернулась, плюнула ему в лицо. И в тот же момент почувствовала боль от укола. Врачу удалось ввести ей препарат.

– Что ты мне вколол?! – бешено заорала Карина.

– Спокойно, спокойно! Всё будет хорошо! – успокаивающе заговорил доктор, отступая назад. Азалия ухватила его за локоть и принялась благодарить.

Их вопли разносились по притихшему кладбищу. Прибывшие полицейские без труда нашли место предполагаемого преступления и бежали на подмогу, перепрыгивая через могильные холмы и невысокие оградки.

Но их помощь уже не требовалась. Карина больше не вырывалась и не отбивалась. Она бессильно обмякла на руках у своих мучителей. В голове повис густой туман, ноги подогнулись, руки словно лишились костей. Звуки доносились издалека и были тягучими, гулкими. А потом и вовсе исчезли.

Она не видела, как Жан подхватил её и понёс прочь. Взял у Азалии ключи от машины и вызвался отвезти девушку домой. Вслед за ним отправились и все остальные, включая полицейских. Они наскоро осмотрели развороченную истоптанную могилу и двинулись в административный корпус составлять протокол.

Директор кладбища пригласил участников происшествия в свой кабинет. Настроение было ни к чёрту. С таким ему пришлось столкнуться впервые, и он заметно нервничал.

– Жалко девчонку. Совсем с катушек съехала. Молоденькая такая…

Директор снова вспомнил свою дочь и полез в шкаф за коньяком. Покосился на полицейских и передумал. Потёр ладони друг о дружку и сел за стол.

– Халимов!

– Чё? – откликнулся сторож, который приткнулся на стуле возле выхода.

– Сходи-ка, прибери там…

Халимов привстал со стула.

– Ему же можно уйти? – спохватился директор.

– Пускай идёт, – махнул рукой один из полицейских. – Без него свидетелей хватает.

Полицейские записали со слов Азалии детали случившегося. Она перестала рыдать и только морщила губы, всем видом демонстрируя, как ей плохо. Доктор и директор кладбища дополнили картину, подтвердив каждое её слово.

Вскоре полицейские укатили. Азалия тоже отбыла, доктор последовал за ней: требовалось присмотреть за непредсказуемой пациенткой. Директор с облегчением вздохнул и отдал должное коньяку.

Сторож вернулся на могилу. Притащил с собой большую лопату и принялся приводить всё в порядок. Темнело стремительно, и Халимов старался быстрее управиться. Он давно работал на кладбище, привык, навидался всякого и ничего не боялся. Да и вообще был человеком невпечатлительным. Однако сегодня ему было не по себе. Он закидал яму землёй, наскоро разровнял, поправил венки и ушёл, бормоча себе под нос.

На кладбище снова стало тихо. К ночи зарядил дождь. Он шуршал по крыше сторожки, словно нашёптывая что-то. Халимову нестерпимо захотелось напиться, хотя он не позволял себе лишнего после прошлогоднего инфаркта.

Эта девчонка… Было в ней что-то… Если бы он мог подбирать слова, то сказал бы – трагичное.

Не совсем ладно было со всей историей. Когда эти двое, красавчик с бабой, подрулили на стоянку на дорогущей красной тачке, Халимов как раз вышел покурить. Стоял в небольшом закутке возле ворот, и парочка его не заметила…

Когда Халимов докурил и вернулся в контору, директор Максимыч уже искал его. Пошли, говорит, могилу разграбить хотят! Тут из его кабинета – мать честная, эти двое! Баба ревёт белугой, парень её культурно под локоток поддерживает. Сам бледный, тоже чуть не плачет. Оказывается, дочкин жених! Он аж присвистнул.

Пошёл было к двери, Максимыч за ним, а баба ни с места. И красавчик тоже. Что такое? Оказывается, врача ждут. А откуда им было знать, что доктор понадобится? Ну, ладно, может, на всякий случай позвали. Хорошо.

Но ведь баба и полицию велела позвать! Этих-то на кой? Что они, впятером с одной девчонкой бы не сладили?! Неужто нормальная мать будет ментов в такое дело впутывать? Ребёнку жизнь портить? И ведь неизвестно пока, что там, на могиле-то! Откуда она знала, что девчонка обязательно труп откапывать станет? Мало ли, что она этому красавчику наговорила! Может, сидит там да ревёт. Или в обморок свалилась. Или над собой что сделала. Матери бы быстрее туда: а ну как поздно будет! Всю жизнь себе не простишь. Так нет! То врача ждёт, то ментов…

Тут доктор прибежал. Двинулись на могилу. Максимыч тоже, конечно, полицию не хотел звать. Но баба и так, и эдак, ужом вертится, не отстаёт. Без них, дескать, нельзя. Максимыч рукой махнул: шут с ней! Звони, Халимов.

Он и позвонил. С начальством не поспоришь…

Ладно, со ста грамм ничего не сделается. У напарника, Мишки, всегда имеется в запасе. Не обеднеет. Халимов достал початую бутылку, плеснул в кружку водки. Выпил залпом, не закусывая. Задумался, крякнул и прибавил звук у телевизора.

Показывали американский фильм. Там дрались, смеялись, махали руками, прыгали с крыш, вскакивали и снова бежали. Он следил за мельканием картинок, но смысла не улавливал.

К бутылке прикладывался ещё дважды. Сам не заметил, как уговорил до последней капли. Придётся пополнять Мишкины закрома.

Только и водка не помогла. На душе было погано, что-то грызло изнутри, не давая покоя.

Заснуть Халимову в ту ночь так и не удалось.

Назад: Часть первая

Дальше: Часть вторая