Глава 34
Из санузла Светлана вернулась с по-прежнему красным лицом, но в ее глазах уже не стояли слезы. Следующие полчаса она объясняла нам, как сильно любила мать, а та не обращала на нее внимания, занималась исключительно бизнесом и обожала Анастасию.
– Вот уж кто ей была родной, так это Настька, – печально говорила Света. – Они везде вместе таскались.
Борис попытался оправдать Стеклову.
– У Валентины Сергеевны и Насти разница в возрасте около десяти лет. Егорова очень помогла Вале, когда та лежала в больнице после того, как спаслась с тонущего корабля. Они дружили. А вы тогда были совсем малышкой. Ваша мама и Настя скорее сестры, чем мать и дочь.
– Крошечным детям всегда уделяют больше внимания, чем сестрам, – всхлипнула Света, – но теперь мамы нет, и я никогда не смогу сказать ей: «Мамочка, обожаю тебя. Все глупости я творила только для того, чтобы ты стала заботиться о дочке, а не о крысе Настьке». Я просто куролесила. А мама всегда жестко меня наказывала. Лет в десять я увлеклась созданием пряничных домиков. Сама их выпекала, раскрашивала. Делала куколок, мебель – все из пряников. Представляете, какая кропотливая работа? На Новый год сделала для мамы пряничную ферму. Для Насти – пряничную избушку доброй феи. Для Натальи Варякиной – дворец Спящей красавицы. Очень старалась. Так хотела, чтобы меня похвалили. И что? Мать буркнула: «Спасибо, но лучше бы я увидела твой дневник с пятерками в четверти». Настя улыбнулась: «Очень мило. Ты прямо архитектор пряничного домика». Варякина кивнула: «Потрясающе». И все. Настя же стала ко мне обращаться:
– Архитектор пряничного домика, кто опять посуду за собой не убрал?
Она издевалась над моим хобби. Я выбросила все, что требовалось для производства пряников. И забыла о них. Настя через какое-то время перестала дразниться. Но мне было обидно в основном из-за того, что мама ей не запретила надо мной смеяться! Лет в четырнадцать мне в голову стали лезть мысли, что я не родная дочь.
Светлана махнула рукой.
– Я не понимала своего счастья. Живу в прекрасном доме. Мать не пьет, не курит, мужиков не водит. Только работает. У меня все есть. Чего еще надо? Да мне хотелось любви, ласковых слов, а этого не было. Ну, я и начала глупости творить.
Девушка махнула рукой.
– Наломала дровишек! В конце концов меня отселили. Мама купила мне отдельную квартиру с ремонтом, дорогой мебелью, денег давала. А я злилась. И все ждала любви, поцелуев, нежности. Делала все возможное, чтобы ее посильнее разозлить. Переспала с тьмой мужиков, и никакого кайфа. Два раза назло матери замуж сходила. Потом встретила Жоржа, влюбилась. А он Валентине Сергеевне не понравился. Она его обозвала альфонсом, я ее на … послала. Не жизнь, а песня! Месяц назад Жорж со мной расписался. Мы с ним решили матери ничего не говорить. Муж объяснил:
– Теща меня терпеть не может. И то, что я теперь ей официально родня, нам не поможет. Наоборот, Валентина взъерепенится, лишит тебя наследства.
Светлана стукнула кулачком по подлокотнику.
– И что? Я все равно осталась на бобах, все получила Настька. Наталье Варякиной тоже сладкий пирожок достался: работа у нее всегда будет, если же не сможет трудиться, то зарплата сохранится. А мне что? …! Вот оно как. Я расстроилась, долго плакала. Жорж меня утешал. Потом умерла Наталья. Ваще-то странно, она была здоровая. Откуда инсульт? И у сына ее тоже. Как это возможно? И у мамы моей та же фигня с головой стряслась. Согласитесь, это странно.
Светлана постучала пальцем по столу.
– Подумайте! Кто после смерти мамы все огребет? Настя. Я ее вечно к маме ревновала. Обидно ведь, когда мамочка на дочь наплевала, а чужую обожает. Я очень хотела, чтобы мамуля меня любила! Только меня! И такой пинок от матери!!! Завещание! Все достается Настьке, ей одной. Я чуть не умерла. Вот она, материнская любовь! Начала плакать, аж устала от слез, а они льются! Когда Егорову у вас в кабинете увидела, прямо вмазать ей захотелось!! По полной наподдать!» – Светлана сделала глубокий вздох, – и вдруг она мне после смерти Варякиной позвонила и сказала:
– Света, попробуй стать взрослой. Отлично понимаю, отчего ты в меня огнем плевалась. Я тебе ни разу дурного слова не сказала. Мама тебя любила, просто времени у Валентины не было. Сегодня я разбирала бумаги в столе покойной и нашла еще одно завещание, оно составлено совсем недавно, и там мы с тобой получаем все наследство на двоих.
Я онемела, потом спросила:
– Оно правда есть? Второе завещание?
Егорова ответила:
– Конечно. Я могла бы тебе о нем не говорить, сжечь, и делу конец. Но я не могу обманывать человека, которого когда-то на горшок сажала. Хватит дурить, приезжай, будем вместе руководить городом. Дел тут невпроворот.
Я обо всем рассказала Жоржу, он обрадовался, мы скатались к Насте, она нам предложила перебраться в дом неподалеку от себя, он пустует. И вдруг сегодня Настюха мне позвонила:
– Светка, я в больнице. У меня к тебе пара вопросов. Знаешь, из какой семьи Жорж? Кто его родители?
Я ответила:
– Естественно. Отец Прокоп Евгеньевич, мать Галина Васильевна. Фамилия у них Сколкины.
Настя прошептала:
– Ты их видела?
Пришлось ей объяснить, что предки Жоржа погибли в автокатастрофе.
Она спросила:
– Что же, парню от них ничего не осталось? Ты говорила: он из богатой семьи.
Светлана отвела глаза в сторону.
– Настя могла то, второе завещание …! Но она поступила со мной честно. Значит, и мне нельзя больше ей врать. Так я и сказала: «Насть, я брехала. Не хотела, чтобы моего любимого альфонсом считали. Вот и сочинила байку. По правде все не так. У его родни денег нет, они алкоголики убогие, все пропили, квартиру московскую в том числе. Жили в области, в избе поваленной, которая бабке Егора принадлежала. Он от своей семьи давно уехал, отношения с ними оборвал.
Егорова помолчала и дальше давай интересоваться:
– Твой муж высшее образование получил?
Ну и что мне делать? Я призналась:
– Нет. Он зарабатывает созданием сайтов. Нигде не учился, сам науку освоил.
Светлана вынула телефон.
– И Настя вон что мне прислала. Офигеть прямо. Гляньте, Иван Павлович.
Я взял у нее мобильный.
– Диплом об окончании мединститута. Сколкин Егор Прокопович, врач-психиатр.
– Здорово? – спросила Светлана. – К чему врать, что нигде не учился?
– Полагаю, ответ на ваш вопрос содержит второй снимок от Егоровой, – медленно произнес я, – на нем статья из газеты «Правдивее всех»: «Егор Сколкин, врач-психиатр, сын академика Прокопа Евгеньевича Сколкина, сегодня отпущен из здания суда. Ни отец, ни мать не встретили убийцу. Похоже, они не считают смерть своей невестки Анны Тулиной несчастным случаем. Но судья решил иначе. Егор теперь может стать наследником имущества Тулиной».
Я отдал телефон Светлане и обратился к батлеру:
– Боря, вы можете найти подробности дела?
Помощник кивнул и застучал по клавишам ноутбука.
– И он, получается, старше, чем мне говорил, – прошептала Света, – аж на десять лет. Настя не знает, что там стряслось. Но Сколкина обвинили в убийстве его жены. А мне Жорж клялся, что никогда ни с кем не расписывался. И про то, что работал психиатром, ни гугу. О родителях напел не ту мелодию. За кем я замужем? А? И почему умерли мама, тетя Наташа, а Настя в больницу угодила? Может, Жорж их всех того? А на мне он…
Светлана провела ладонью по лицу.
– … женился, потому что… если все… того… на том свете, то я имею права на Фунтово. А мой вдовец получит город инопланетян… Мне очень страшно… жутко домой возвращаться… Но сейчас он меня не тронет. Я ему нужна живой. Убьет меня после того, как я получу город инопланетян… Что делать?
– Где ваш муж? – спросил я.
– Сказал, что улетел на три дня в Омск, у него там заказчик крупный, – прошептала Света.