Глава 27

– Пригласили на съемку, не чирикай, – философски заметил Кэт, держа в руке кисть. – Иван Павлович, вам, наверное, непривычно гримироваться в кабинке для переодевания? Первый раз в таком действии, съемках шоу, участие принимаете?

– С телевидением до сих пор дел не имел, – ответил я, – но наносить грим приходилось в разных условиях. Самым экзотическим местом до сих пор была касса железнодорожного вокзала в городе Мурзинске. Кассирша торговала билетами, а мы с Мими переодевались для своего номера.

Кэт вытаращил глаза.

– Я работал в шапито, – пояснил я, – выступал с обезьяной Мими. Замечательная партнерша, умная, талантливая, интеллигентная. А как в покер блефует! Залюбуешься!

Кэт рассмеялся.

– Вот не зря вы мне сразу понравились! Люблю людей с чувством юмора. Иван Павлович…

– Давайте без отчества, просто Иван, – попросил я.

– Согласен, – обрадовался Кэт. – А нам сказали, что главный герой жуткая занудина. Разрешите дать вам совет?

– Конечно, – кивнул я.

– Для сюжета в постели я вас почти не рисовал, – начал стилист, – что логично. Вы в кровати, поэтому весь такой домашний, со сна опухший. Но сейчас мы пришли в магазин. Давайте наклею вам ресницы и брови. Телевидение любит тяжелый макияж, это не кино, где чуть-чуть надо. Если по роли не требуется нос клеить, форму лица менять, актера почти а ля натурель оставят. Но у нас-то другой поворот. Когда глаза без теней, ярких ресниц, брови свои, щеки без румян, губы не накрашены, тогда лицо у вас в телике похоже на тарелку, в которую два гвоздика ввинтили и лезвием бритвы щель для рта сделали.

Я молча слушал Кэт, а тот вдруг произнес:

– Понимаю, вас загнали в угол. Отказать матери вы не могли, а с подругой их на вас аж двое. Да только вам и в шоу участвовать противно. Но выбора нет. Тут надо или смириться, быстренько сделать что требуют, и на свободу с чистой совестью. Или качать права, объясняя: никогда брови-ресницы не клеил и не стану этого делать. Во втором случае вас все равно сломают, но вы много времени потеряете. Так как? О чем вы призадумались?

– Вы делайте с моим лицом то, что надо для быстрой съемки, – кивнул я, – потом я умоюсь. Пришел в недоумение не из-за ваших объяснений. Сейчас в магазине увидел толпу женщин с абсолютно одинаковыми бровями. Форма, цвет – все у дам идентично. Но природа не терпит повторений. На мой взгляд, это странная ситуация.

Кэт рассмеялся.

– Они сделали микроблейдинг.

– Что? – не понял я незнакомое слово.

– Разновидность татуажа, – расшифровал стилист, – под кожу вбивают красящий пигмент.

– Зачем? – поразился я.

– Чтобы брови выглядели густыми, яркими, – пояснил Кэт, орудуя кистями, – а поскольку мастера, которые эту фигню делают, учились неделю у не пойми кого в подвале, то и результат в прямом смысле слова на лице. Косорукие бабы могут лишь по шаблону работать. Результат вы видели: толпа с бровями-близнецами. Но самое печальное – эта техника включает разрезы, после них остаются шрамы. Поэтому бабам придется до конца жизни жуть на морде освежать, без новой процедуры они будут выглядеть крысой-альбиносом.

– Мда, – только и смог произнести я.

– Да у большинства тех, кто вас бровями в восторг привел, и ресницы наращенные, и волосы. Пряди держатся на капсулах. Прикиньте, вы обнимаете девушку, гладите ее по голове, а там такие штуки, вроде тех, что в шоколадных яйцах контейнерами для игрушек служат, только они маленькие. И бюст у баб не свой, и задница! В щеках импланты, и нос поправлен.

– Похоже, я безнадежно отстал от моды, – резюмировал я, – но мои… э… дамы сердца натуральные.

– Просто они не дуры, – усмехнулся Кэт, – не хотят бегать в стаде, не живут по принципу: подруга брови-клюшки себе забацала, я тоже хочу такие. Они не зависят от мнений в соцсетях. Хорошие у вас бабы, похоже. Ну-ка, гляньте.

Перед моим лицом оказалось зеркало.

– О боже, – помимо воли выпалил я, – я стал похож на цыгана.

– Среди них есть красавчики, – улыбнулся Кэт, – на экране будете выглядеть волшебно.

– Выгляжу так, словно над глазами две жирные волосатые черные гусеницы, – вздохнул я, – а вокруг глаз торчат спички того же цвета, от деревянных палочек для розжига камина их отличает только загнутость.

– Бэтти на самом деле ваша лучшая жена? – вдруг поинтересовался Кэт.

– Нет, – улыбнулся я, – это шоу.

– Это шоу, – повторил стилист, – в нем все нереально. И с какой стати в кривом мире телевранья у вас останутся родные брови и ресницы? После съемок робота увезут, а я «гусеницы» и «спички» легко сниму с помощью специальной жидкости. Нельзя оставаться естественным в неестественных обстоятельствах.

– Отличный аргумент, – кивнул я, мне Кэт все больше нравился.

У стилиста странная внешность и манера одеваться, на мужчину он, честно говоря, совсем не похож, но под диковатой одеждой и раскраской скрывается, похоже, умный человек со здоровым чувством юмора.

– Что за кошкина ферма? – закричала Николетта. – Где тут мех?

Я вышел из гардеробной и увидел маменьку. Она трясла вешалкой, на которой болталось нечто лохматое, серое, сшитое из кусочков непонятного происхождения. Николетта стояла ко мне боком и общалась с продавщицей лет двадцати. Девушка зачастила:

– Перед вами уникальная куртка, изготовленная с помощью нанотехнологии…

– Стоп! – закричал знакомый голос.

Я повернул голову на звук и понял, что слева установлена камера, за ней сидит угрюмый оператор, а около него на раскладном стуле расположился Петр.

– Мать Ивана, выйди из кадра, – скомандовал он.

– Ну все, Петруччио покойник, – шепнул за моей спиной Кэт, – сейчас его на равиоли разделают.

Маменька повернулась, из ее глаз посыпались искры, но тут она увидела меня и разинула рот.

– Ванечка, – голосом влюбленного голубя заворковала Ирэн, выходя из-за стойки с шубами, – ты…

Мать Олега тоже умолкла.

– Вава! – ожила Николетта. – Откуда роскошные брови с ресницами? Как ты их вырастил?

Кэт высунулся из-за моей спины.

– Хотите такие?

– Да, – хором ответили дамы.

– Легко, – сказал стилист, – вот вам мои визитки, звоните, зовите, сделаю вас принцессами.

– Хватит бла-бла, – взвился Петр. – Где электронное чудовище?

Из соседней кабинки для переодевания вышла Тата. Я на всякий случай зажмурился, но потом сообразил, что в магазине она не станет разгуливать голой, и открыл глаза. Я не ошибся, сейчас на кукле, которой ловко управляла правая рука Олега, было красивое летнее платье, а на ногах белые кроссовки.

– Уберите мамаш, – потребовал режиссер.

Николетта открыла рот, но тут к дамам подошел Кэт, взял ту и другую под локотки и увел за стойку с манто. Около меня появилась Ася с «ухом», мужик с «хлопушкой».

– Вонюсенька, слышно? – пропело в моей голове.

– Да, – ответил я.

– Вонюсенька, не отвечай.

– Простите, забыл.

– Сегодня у тебя естественное поведение. Ничего подсказывать не стану. Ходишь с женой по магазину, покупаешь ей шубень. Нормуль так. Все как обычно. Ясненько-понятненько?

Я подавил вздох. У меня нет супруги, шубу покупать некому, в большие торговые центры, вроде «ЖО», я никогда своих дам не водил. Да они и откажутся туда пойти. Отношения наши, как правило, не достигают стадии покупки манто. Чаще всего я понимаю, что около меня не та женщина, которая мне нужна, и быстро зарываюсь в песок. Вот Николетте я покупал шубы и всякий раз подвергался критике за приобретение дешевой дохи. Потом, слава богу, маменька вышла замуж за несметно богатого олигарха Владимира, и теперь у нее по манто на каждый день недели и праздники. С меня снята обязанность наряжать Николетту. Признаюсь, я весьма рад такому повороту событий. Весь первый год счастливой супружеской жизни Николетты я опасался, что новый муж убежит от женушки со своеобразным характером. Но потом я понял: добрый, заботливый Боженька послал мне отчима-мазохиста. Чем чаще Николетта нападает на Владимира, злится, скандалит, тем сильнее он ее обожает. Второе супружество маменьки редкий случай, когда горшок нашел себе крышку по размеру. Госпожа Адилье капризна, а отчим в восторге от ее манеры общения с ним и имеет достаточное количество золотого запаса, чтобы исполнять все желания жены.

– Вонюсенька, вы все поняли? – пропел в моем ухе голос Аси.

– Да! – ответил я.

– Молчите! – вздохнула Ася.

– Долго мы будем из белки ежа делать? – загудел Петр. – Начали. Мотор, камера, хлоп-с!

– Милый, как тебе шубка? – спросила Тата, подходя к стойке и показывая на жуткую доху из искусственной кошки.

Раз мне велели вести себя естественно, то я счел возможным высказать свое мнение:

– Весьма симпатичная вещь. Но, похоже, она не из натурального меха.

– Ванечка, я против убийства животных, – заявила Тата, – ношу исключительно экомех.

– Эко? – повторил я.

– Экологичный, – расшифровала «жена». – Милый, ты недоволен?

– Не понимаю, почему прилагательное «экологичный» сопровождает ткань сродни пластиковым пакетам, – вздохнул я, – сжечь надоевшую шубу нельзя, она определенно выделит токсины, отравит планету. Похоронить ее в земле еще хуже, манто будет разлагаться триста лет. В чем экологичность? И почему шубейка из фальшивой больной кошки стоит дороже настоящей каракульчи?

– Стоп! – заорал Петр.