Глава 22

– Перед тобой деревня Ракитино, – пояснила Моника, когда мы вышли за ограду, которая окружала территорию вокруг особняка, – название осталось прежним, но старого села нет. Мне невероятно повезло с мужем. Он очень богат, сострадателен и, как я, воспитан воцерковленными родителями. Я владелица успешных, но мелких фирм, масштабное строительство финансово не потяну. Идея изменить село моя, а супруг вложил в Ракитино много средств. Монастырь он отреставрировал, больных оттуда перевели в отдельное здание, до него пять минут ходьбы медленным шагом. В деревеньке возвели современные таунхаусы. Если врач, медсестра, санитар согласны работать в интернате, им предоставляют бесплатное жилье. Просторная квартира, за которую не надо платить – это привлекло сюда молодых специалистов. Чуть поодаль школа с детским садом. За таунхаусами стоят однотипные четырехкомнатные дома со всеми удобствами. Они одноэтажные, в них живут местные старухи и один дед. При домах по шесть соток огородов.

Моника покачала головой.

– Сто раз объясняли старикам: «Перестаньте попой вверх на грядках возиться, дольше проживете!» Отлично знают, что их всегда в трапезной с радостью покормят, приходят исправно три раза в день. Но картошка-морковка – это святое, а банки до обморока летом закручивать – многолетнее хобби. Сначала я пыталась их переучить, потом бросила. Вот такое сейчас Ракитино благодаря моему супругу. История, которую я тебе сейчас расскажу, началась давно. На дворе стояло лето. Я приехала на каникулы к родителям. Очень скучала в Москве по дому, по монастырю, брату Дионисию, отцу Аристарху, поэтому, очутившись в родных пенатах, была счастлива безмерно. Здесь мне веру скрывать не надо, меня тут все любят. Бегу я из родительской квартиры на монастырскую кухню. Брат Дионисий обещал научить меня настоящее дрожжевое тесто делать. И вдруг на моем пути возникает тетка, по одежде понятно – она больная. А я весь контингент психоневрологического интерната знаю. Люди в приюте годами живут, им обеспечен уход, лекарства нужные подобраны, кормят их правильно, драк не допускают, поэтому смертность невелика. Я с детства в окружении психически нестабильных людей была, совершенно их не боялась. Да и они ко мне хорошо относились. Но эта тетка была мне неизвестна, она страшная, кинулась на меня, схватила за волосы, стала мою голову в разные стороны мотать, что-то бормотать непонятное. Я давай кричать. На мой вопль выскочил папа и увел безумную. Вечером он мне сказал:

– Лена у нас недавно, месяца еще нет. Ей довелось пережить тяжелое испытание. Пройдет время, пациентка станет спокойной. Я уже отругал Регину, она поднадзорную палату заперла, а рамы окна снаружи шпингалетом не закрыла.

Гранкина пошла по дорожке вперед, не прерывая рассказа.

– Регина в деревне жила, у нее была дочь Катя, моя одногодка. Естественно, меня любопытство разобрало: что за тетку в интернат привезли? Побежала я к Катюхе, та с горящими глазами сообщила:

– В начале мая из леса вышла баба. Грязная, жуткая, голая! Встала у храма, руками трясет, воет. Отец Аристарх выбежал, на нее скатерть, которую на стол с запивкой после причастия кладут, накинул. А психованная батюшку расцарапала до крови, хуже кошки оказалась. Твой папа примчался, с ним санитар, увели ее в поднадзорку, к маме моей запихнули.

Катерина меня за руку схватила, отвела на опушку леса и зашептала:

– Да ну ее, сумасшедшую бабу. Послушай, что со мной случилось! Мы с девчонками пошли в лес, хотели поискать сморчки-строчки-рядовки-головачи. Много грибов в мае есть. Забрели к дому Варвары Анафемской.

Моника на секунду замолчала, потом продолжила:

– Варвара Анафемская – местная легенда. Много столетий назад в здешнем лесу жила ведьма Варвара, к ней бабы за приворотом бегали, за травками для аборта. Когда построили монастырь, знахарка решила тайком посетить храм и оторвать от главной святыни, чудотворной иконы Богородицы, щепочку. Хотела использовать ее в черном колдовстве. Но игумен сразу понял, что женщина задумала злое, и предал ее анафеме. Варвара превратилась в ворону и живет на крыше своей избы. Деревенские ребята, да и я тоже, когда маленькой была, бегали в лес, издали на дом Варвары глядели. И что удивительно, видели там часто ворону. Только птица покажется, мы с воплем: «Варвара прилетела» – домой неслись. Ну что с малышей взять? Но и взрослые тот дом стороной обходили, никто рядом с ним ни грибы, ни ягоды не собирал. Да у Кати мать хуже сержанта, если Регина что приказала дочке, не выполнить нельзя. Зарплата у медсестры тогда крошечная была, жила она тем, что на огороде выросло, подножный корм огромное значение имел. Мать, уходя на работу, дочке велела грибов набрать не меньше двух корзин, с пустыми не возвращаться. Катюха взяла в помощь двух подружек, они несколько часов бродили, да ничего не нашли, другие раньше все собрали. И тогда от полного отчаянья Катя решила пойти к избе Варвары, там точно строчки-сморчки и прочее есть, поскольку никто к дому не приближается. Девочки ее затею не одобрили, убежали. Кате деваться было некуда, у Регины один метод воспитания – вожжи, которые в сарае на стене висят. Или Катю выдерут так, что ей неделю не сесть, или ведьма Варвара ее заколдует. Катя решила, что мать страшнее Варвары, доплелась до ее дома. А там грибов! Видимо-невидимо. Катя давай ими корзинки набивать, на избу косится, близко к ней не подходит. Глядь, яма. Свежая. Следы крови, сумочка маленькая валяется. Катюха ее взяла, открыла, и тут… Вороны! Девочке показалось, что все птицы мира прилетели. Но, думаю, там всего две-три штуки было. Катя корзины бросила, в истерике к матери в интернат бросилась. Все это случилось через день после появления в монастыре голой тетки.

Моника остановилась у длинного одноэтажного здания…

Катюха до интерната долетела, внутрь вбежала, дежурную у входа увидела и в обморок упала. Девочку мой папа в чувство привел, она давай кричать:

– Меня Варвара в ворону превратила.

Никакие разумные слова вроде: «Посмотри на себя в зеркало, ты не ворона», на ребенка не действовали. Пару недель она дома пролежала, потом в себя пришла, рассказала про яму, нападение ворон. Мой отец с монахами пошел к избе Варвары. Потом он Кате объяснил, что кто-то закопал в лесу дохлую козу, а птицы разграбили могилу.

Моника усмехнулась:

– Катя поверила, и я тоже после того, как она мне все рассказала. К избе Варвары мы обе больше не приближались. Маленькие были, наивные. Ну как птицы могли могилу разрыть? В Ракитине лес нетронутый, там только местные бродили, посторонних не было. Это сейчас к нам от Дмитрова автобус идет, у ворот монастыря тормозит. А в советские годы не было такого. Езжай сам, как хочешь, или пешком иди. Редко-редко в обитель чужаки забредали, чаще всего верующие, которые к монастырю прибиться хотели. Это я к чему говорю? Да к тому, что в чаще и волки, и лисы, и медведи бродили. Моему отцу следовало сказать: «Дикие звери могилу козы потревожили». Да он, видно, сам в шоке был и про птиц ляпнул не подумав. Правду я узнала от той же Регины, когда сюда уже замужней женщиной вернулась и мы начали с Колей монастырь и интернат обустраивать. Что оказалось? Безумную женщину хотели убить. Ей сделали какой-то укол, при осмотре в интернате на теле несчастной нашли характерный след. Потом ее закопали, наверное, решили, что она умерла. Не хочется думать, что злодеи знали: живой ее хоронят. А она каким-то чудом в себя пришла, наружу вылезла, по лесу бегала. Все ноги были сбиты, в ранах, тело покусано комарами. Мой отец, Регина и санитары обыскали местность вокруг дома Варвары. Они нашли юбку, нижнее белье, кофту, похоже, женщина сошла с ума, сбрасывала с себя одежду. И что самое ужасное: чуть поодаль от ямы, из которой освободилась бедняга, обнаружили участок свежевскопанной земли, его раскидали лопатами и нашли труп молодого мужчины. И тоже со следом от укола.

– Вот так приключение, – пробормотал я.

– Это еще не все, – остановила меня Гранкина и села на скамейку у входа, – милицию не вызывали.

– Почему? – поразился я.

– Дело давнее, – вздохнула Моника, – власть еще к церкви лицом не повернулась. Монастырь чудом не закрыли. Если местный царек узнал бы о трупе и безумной женщине, в Ракитине началось бы следствие. Что оно выяснит? Ничего. Документов-то нет ни у тетки, ни у мужика, на вопросы сумасшедшая не ответит. Но следователь должен найти убийцу, за висяк ему по башке настучат, премии лишат, вот и обвинят кого-нибудь из монахов, выдумают историю, и что потом? Закроют обитель. Ради спасения монастыря все, кто в лес ходил, промолчали. Мужчину того похоронили, как положено, в гробу, но из леса его в обитель не приносили. Все тайно сделали. Ночью принесли домовину, костюм. В интернате все это было. Одели мертвеца, упокоили, могилу дерном прикрыли. Пока монахини скорбным делом занимались, отец решил зайти в дом Варвары. И стало ясно. Пару сюда привезли, наверное, уколы раньше сделали, следов сопротивления не было, их раздели, в печи жгли какие-то вещи, в пепле нашли запоры от чемодана, старые, с «язычками», пряжку от ремня брючного. Женщину назвали Леной. Почему? Не знаю, само как-то получилось. Она буянить перестала, стала тихой, спокойной, понимала, когда к ней обращались, реагировала. Если спросить: «Леночка, кушать хочешь?» – она улыбается, кивает. Радовалась конфетам, булочкам. Очень любила обновки. И была прямо в восторге от косметики и духов. Говорить не могла, но была вполне адекватной. Книги детские читала, телевизор смотрела, гуляла одна по территории, бежать не пыталась. Да куда и зачем ей бежать? За долгие годы, что Лена была у нас, никто ее не искал. Что случилось в избе, было понятно. Но кто и почему решил лишить жизни пару, осталось неизвестным. И вдруг…