Глава 16
Железнодорожное чудовище

Реку Днепр гуманитарная автоколонна пересекла в районе Кременчуга по знаменитому Крюковскому мосту, ставшему одним из самых узнаваемых символов этого города. Верхнее полотно предназначалось для проезда автотранспорта, а вот нижнее – для железнодорожных поездов. Это была сложная техническая система. Но мало кто из «свидомых украинцев» знал, что в этом величественном сооружении из ажурных металлоконструкций притаилась «подлая зрада» – то есть предательство. Ведь современный Крюковский мост был сдан в эксплуатацию 21 декабря 1949 года – в честь дня рождения Иосифа Виссарионовича Сталина!

Правда, последний раз капитальный ремонт Крюковского моста проходил в далеком уже, «советском», 1988 году. Так что ехать пришлось очень медленно и аккуратно, на мосту одновременно находилось не более одного бронированного грузовика. Ажурная металлическая конструкция гудела на ветру, скрежетала изрядно проржавевшим за четверть века «незалежности», но все еще крепким советским железом. Во времена Сталинского СССР строили добротно, так что Крюковский мост все же выдерживал весьма высокие нагрузки.

А внизу по величественному Днепру меж островов плыли пароходы. Да-да, именно – пароходы! Шлейфы черного дыма волочились за паровыми буксирами, тянущими грузовые баржи вверх по течению. Иногда проходил и колесный пассажирский пароходик.

Что тут странного?.. Еще в 2015 году житель «самого украинского» города Львова Юрий Шпицер построил уникальный корабль «Юрий», аналогов которого нет в мире. Уникальность корабля заключается в том, что приводится в движение сия посудина… гребным колесом! А само гребаное… простите, гребное колесо – это разработка доцентов Национального университета «Львовская политехника». Налицо несомненный прогресс украинской науки и техники. Ведь такие суда строили еще в середине XVIII века.

Автомобили на дровах, суда с гребными колесами, пулеметы «Максим» образца 1900 года на украинских блокпостах – у кого же повернется «подлый москальский» язык назвать нынешнюю Украину отсталой страной?..

Дальше перед донецкими дальнобойщиками лежала Terra Incognita – на Правобережную Украину практически никто из ДНР и ЛНР еще не ездил. Трудно представить, как встретит «донецких» земля, взрастившая Степана Бандеру, Романа Шухевича и их современных последователей. Но вряд ли – приветливо. Александр Соболев взял курс на город Александрия, а оттуда вправо – через Знаменку – на Смелу, Корсунь-Шевченковский. Оттуда уже маршрут лежал прямиком на Киев.

– Вот блин, не могли все устроить в Белой Церкви. А то приходится сначала ехать в российское посольство в Киеве, а потом возвращаться обратно в Белую Церковь, – возмущался Соболев. – Вот уже придурковатые «укры», все у них не как у людей!

Здесь, на Правобережной Украине, было даже хуже, чем на том берегу. Все еще дымили трубы металлургических заводов в Запорожье и в Кривом Роге, но вот электроэнергии катастрофически не хватало. Самая большая в Европе Запорожская атомная станция лишилась пяти из шести своих реакторов. Взамен американцы поставили два «атомных котла» производства компании «Дженерал Электрик», такие же, как и на печально известной АЭС в Фукусиме. Не лучшая ситуация с работой атомных ректоров была и на Южно-Украинской, и на Хмельницкой атомных станциях. Техника деградировала, а украинские атомщики – банально старели. Подготовка кадров по сложнейшим техническим специальностям практически не велась. Словосочетание «украинский физик» воспринималось примерно так же, как и «молдавский астроном». За годы «незалежности и достоинства» была практически утрачена уникальная, еще советская научная школа.

Города и села на Правобережной Украине были еще грязнее, еще беднее, еще темнее. А люди – еще более убогими – и материально, и нравственно. Вырождение украинской нации, оторванной от мировой культуры, частью которой являлся и Русский Мир, было катастрофическим. Все плохое здесь воспринимали с рабской покорностью, а хорошего – попросту боялись, потому что как бы не стало хуже…

Даже бандам мародеров здесь было практически не на что позариться. Хоть какое-то оживление наблюдалось только в окрестностях крупных городов: Запорожья, Кривого Рога, Белой Церкви, Винницы. Остальные городки и села находились в прямом смысле на грани вымирания.

Тем не менее вооруженный эскорт донецких дальнобойщиков бдительности не терял. Башни броневиков были сняты со стопора, крупнокалиберные пулеметы и другое вооружение находилось в полной готовности к открытию огня. Наводчики-операторы донецких броневиков только ждали команды. Но на дороге пока что было все спокойно.

Капитан Соболев сверился по карте местности в «планшетнике». Здесь, в отдалении от спутниковых систем слежения и какой бы то ни было связи, Интернета не было, но в память портативного компьютера были заложены последние обновления цифровых карт.

– Плохо дело!..

– Что стряслось, командир? – осведомился Сергей Бродяга – он сосредоточенно вертел баранку, объезжая особенно большие и глубокие лужи.

– Километров через сорок – железнодорожный переезд. Здесь «железка» с довольно интенсивным движением, – ответил Соболев.

– Что-то не пойму, вы боитесь пересекать железнодорожные пути? Это же обычная дорога! – сказала доктор Лена. Она так и ехала в кабине головного «Носорога».

– Нет, эта железная дорога не совсем обычная и весьма небезопасная. Впрочем, если хотите, Николай Иванович, то можете убедиться в этом лично, – ответил Александр Соболев. – Так, «Вахтовка» и «Василиск» остаются здесь и охраняют колонну грузовиков. «Носорог» выдвигается на разведку. Вместе с нами поедет и Вежливый. Экипажу «Носорога» – принять меры предосторожности.

Экипажи выслушали приказ командира молча, видимо, уже сталкивались с подобной проблемой. Военный медик с позывным Вежливый выбрался из «Вахтовки», таща на себе небольшой рюкзак с фельдшерской укладкой первой помощи.

– Колитесь, ежики! – пошутил он, раздавая всем одноразовые инъекторы с готовыми дозами препарата внутри. О том, что это за препарат, можно было догадаться по эмблеме в виде красного «трилистника» радиационной опасности на желтом фоне.

Доктор Лена недоуменно пожала плечами, но так же, как и все остальные, уколола себя в плечо. Пустые инъекторы отдали Вежливому.

Раскрыв сумку, он раздал каждому из экипажа «Носорога» по герметично заклеенному пакету.

– Я с вашими разведками одноразовых защитных костюмов не напасусь! Будете в советских ОЗК и противогазах на разведку ходить, – сварливо заметил медик.

Каждый натянул поверх мешковатых камуфляжных брюк и легкой куртки еще и серый одноразовый комбинезон из эластичного полимера. Новенькие легкие противогазы с небольшими плоскими фильтрами по бокам дыхательной маски нужно было надеть чуть позже. Сама маска обеспечивала отличный обзор и не запотевала. Действительно, по сравнению с советским общевойсковым защитным комплектом серые герметичные комбинезоны выглядели как смокинг по сравнению с овчинным тулупом. Легкие шлем-маски противогазов обеспечивали отличный обзор, имели переговорную мембрану и даже специальный герметичный клапан с трубкой для питья из фляги. Тоже, разумеется, герметичной.

– Экипаж, проверить непроницаемость кабин и фильтровентиляционные установки. Выдвигаемся!

– Есть!

Мощный броневик на базе «Урала» с усиленным корпусом от бронированной машины разведки в кузове двинулся в путь. Вскоре из-за деревьев показалось железнодорожное полотно, переезд с поднятым полосатым шлагбаумом и домиком путевого обходчика. Ничего необычного. Вот только счетчик Гейгера, установленный на одном из бортов бронекорпуса БРДМ начал усиленно трещать, его тонкая стрелка дернулась и поползла по шкале вправо, отсчитывая микрорентгены в час экспоненциальной дозы облучения.

– Тихо! Паровоз приближается! – сказал по переговорному устройству наводчик-оператор Андрей Лемур в бронекорпусе.

– Заглушить двигатель. Загерметизировать внутренние отсеки, включить фильтровентиляционные установки, – скомандовал капитан Соболев.

В ответ защелкали замки, под потолком кабины загудела вытяжка фильтровентиляционного устройства.

– ФВУ включено, избыточное давление создано, – приглушенно из-за надетого противогаза доложил из бронированного отсека в кузове медик Вежливый. В этом рейде он был вместе с наводчиком-оператором Андреем Лемуром.

– Вести контроль радиационного фона, – приказал капитан Соболев.

– Счетчик Гейгера включен, – ответил медик отряда.

Боевая разведывательно-дозорная машина, корпус которой установлен в кузове «Носорога», штатно комплектовалась еще и счетчиком Гейгера. Экипаж со временем заменил устаревший прибор на более надежный датчик уровня радиации современного поколения, но его старое название так и осталось в обиходе.

– Зачем все это? – удивленно спросила доктор Лена.

– Сейчас сами все увидите, – заверил молодую женщину капитан Соболев. – Наденьте-ка лучше противогаз и капюшон комбинезона сверху, чтобы он плотно прилегал. Вот так… Тут есть клапан на «липучке»…

Из-за поворота железной дороги показалось пыхтящее паром стальное чудовище. Грохоча и дребезжа, огромный локомотив, не торопясь, тащил за собой длинный состав груженых вагонов. Над цилиндрическим котлом «паровоза», который занимал большую часть конструкции локомотива, возвышалась труба, но дыма не было. Зато из-под колес вырывались струи пара. Массивная квадратная кабина серо-стального цвета была снабжена узкими, как бойницы, смотровыми окнами. Четырехосные тележки тяжело перестукивали по стыкам рельс.

Удивительное дело, по мере приближения странного грузового поезда счетчик Гейгера затрещал еще сильнее!..

– Поезд, что – радиоактивный?

– Да, это «ноу-хау» «незалежных украинцев». Американская корпорация Westinghouse Electric Company специально для Украины разработала проект «дешевого» атомного локомотива. Его котел – это компактный ядерный реактор водо-водяного типа. Вода нагревается от высокой температуры активной зоны, в парогенераторе образуется пар, который и приводит в движение массивные цилиндры двигателя.

– Но ведь это неэкономично и опасно! – удивилась доктор Лена. – У нас корпорация «Росатом» тоже построила серию атомных локомотивов-турбовозов, но они созданы по совершенно другой схеме, с более мощными, жидко-металлическими реакторами и с гораздо более надежными и экономичными турбинами. При любом повреждении жидкий натрий и калий, которые используются в реакторе как рабочее тело, попросту застывают, герметизируя пробоину. И ездят такие локомотивы под 300 километров в час по специальным скоростным цельносварным рельсам. А используются на Крайнем Севере и в Сибири, там это выгоднее…

– У нас тут – Украина, а значит, полное отсутствие логики. С тех пор как в «аграрной супердержаве» сельскохозяйственные корпорации США начали массовое выращивание рапса для производства биодизельного топлива, украинцы всячески пытаются экономить. Для них радиационная безопасность, собственные жизнь и здоровье – ничто по сравнению с возможностью заработать пару тысяч баксов… – со вздохом пояснил капитан Соболев.

– Но ведь это же опасно для самих машинистов, или кто там управляет этим «атомным паровозом»?..

– Я же говорю, для украинцев главное – сэкономить, а как – совершенно не важно!.. – повторил капитан Соболев. – А работа машинистом на таких «атомных локомотивах» является чуть ли ни единственной легальной и высокооплачиваемой работой. Это вы еще не видели «атомные бронепоезда» боевых отрядов бандеровцев! Но это дальше – в Карпатах. Россия этих монстров к своим границам не подпускает, а вот на «кордоне» с Польшей они не только курсируют, но иногда и устраивают вооруженные провокации.

Между тем «атомный паровоз», или, как он назывался по-украински, «паротяг», прогрохотал по рельсам, таща за собой вереницу тяжело груженных полувагонов с углем. Локомотив дребезжал и надрывался, клубы радиоактивного пара вырывались из-под колес. Доктор Лена рассказывала, как в Сибири и на Крайнем Севере мчатся по специальным цельносварным рельсам русские атомные локомотивы-турбовозы, разрезая мощными прожекторами морозный сумрак суровой ночи. А вот на Украине все дело в том, что для рейсов «атомных паротягов» использовалась обычная, да к тому же – еще и порядком изношенная колея. Все это следствие «эффективного менеджмента», который активно внедряли поляки, прибалты и прочие руководители «Укрзализныци». Так по-украински называется национальная компания по железнодорожным перевозкам.

При этом от вибрации и частых жестких ударов сцепок неизбежно разбалтывались соединения трубопроводов с радиоактивной водой первого контура атомного реактора. Нарушалась герметичность, что приводило к постоянным утечкам радиоактивного пара и воды. Электрическая система постоянно коротила, от чего происходили частые срабатывания аварийной защиты. Атомный реактор от этого просто «вырубался». Но украинские машинисты решили проблему, что называется, «в национальном стиле» – систему аварийной защиты попросту отключали, соединяя электрические цепи напрямую, без предохранителей. Получался эдакий «железнодорожный Чернобыль», бахнет не бахнет, авось доедем!..

Кстати, работа машиниста «атомного паротяга» хоть и считалась высокооплачиваемой, но, по сути, это был билет в один конец. «Тяни лямку – пока не выроют ямку!» Постоянный повышенный радиационный фон вместе с ужасным уровнем медицины на территории Украины очень быстро приводили машинистов таких локомотивов к мучительной смерти от лейкемии или от различных злокачественных опухолей. Но на место одних живых мертвецов приходили другие отчаявшиеся найти нормальную работу. Так что в данном случае кадровый вопрос решался естественным отбором – в прямом соответствии с теорией так называемого социал-дарвинизма. Это учение стало официальной политикой продажных киевских властей после страшной и кровавой зимы 2014 года.

Парадокс «незалежной и достойной» Украины нового времени: чтобы элементарно согреть такие города, как Киев, Днепропетровск, Запорожье, приходилось возить купленный за валюту у ДНР уголь из Донбасса на атомных поездах! Было заметно, что, даже несмотря на атомную тягу, локомотив с трудом тащит длиннющий и явно перегруженный состав с углем. К тому же радиоактивный пар оседал на самом угле, а потом он сжигался на ТЭЦ в Киеве, Днепропетровске, Запорожье, Житомире, Виннице. А дым от сгоревшего «уголька с приправой» из радионуклидов оседал «фонящим» смогом на эти и другие украинские города. Такова была цена «майданной» свободы и демократии.

После того как стальная сколопендра, гремя стальными сочленениями и дыша ядом, скрылась за дальним поворотом, бронированный донецкий «Носорог» выдвинулся из засады. Никто из экипажа наружу не выходил, броневик прошел на некотором расстоянии от железнодорожного полотна, определяя с помощью дозиметрических приборов безопасный уровень радиации.

– Вот тут более-менее нормально, – решил Александр Соболев и отметил место на карте. – Нужно проскочить этот участок на максимально высокой скорости, чтобы не «хватануть» лишних рентген.

– Машину нужно будет в какой-нибудь пруд отогнать и хорошенько покататься по воде, чтобы смыть лишние радионуклиды, – заметил Сергей Бродяга.

– А как же, так и сделаем, – согласился капитан Соболев.

По пути «Носорог» форсировал вброд несколько небольших речушек. Течение смыло лишние рентгены с корпуса броневика. Остановились на небольшой привал, сняли противогазы и герметичные комбинезоны.

Медик отряда неожиданно процитировал по памяти довольно внушительный отрывок:

– «Он остановился, прислушиваясь. Где-то в глубине чащи раздавался монотонный глухой рокот, и Максим вспомнил, что уже давно слышит этот рокот, но только сейчас обратил на него внимание. Это было не животное и не водопад – это был механизм, какая-то варварская машина. Она храпела, взрыкивала, скрежетала металлом и распространяла неприятные ржавые запахи. И она приближалась… Максим пригнулся и, держась поближе к обочине, бесшумно побежал навстречу, а потом остановился, едва не выскочив с ходу на перекресток. Дорогу под прямым углом пересекало другое шоссе, очень грязное, с глубокими безобразными колеями, с торчащими обломками бетонного покрытия, дурно пахнущее и очень, очень радиоактивное. Максим присел на корточки и поглядел влево. Рокот двигателя и металлический скрежет надвигались оттуда. Почва под ногами начала вздрагивать. Оно приближалось. Через минуту оно появилось – бессмысленно огромное, горячее, смрадное, все из клепаного металла, попирающее дорогу чудовищными гусеницами, облепленными грязью, – не мчалось, не катилось – перло, горбатое, неопрятное, дребезжа отставшими листами железа, начиненное сырым плутонием пополам с лантанидами, беспомощное, угрожающее, без людей, тупое и опасное – перевалилось через перекресток и поперло дальше, хрустя и визжа раздавливаемым бетоном, оставив за собой хвост раскаленной духоты, скрылось в лесу и все рычало, ворочалось, взревывало, постепенно затихая в отдалении». Вот, вспомнилось, что-то, – вздохнул Вежливый.

– Это Стругацкие? – поинтересовалась доктор Лена.

– Да – «Обитаемый остров». С некоторых пор цитаты из этого романа гениальных фантастов удивительно подходят к нынешней Украине, – усмехнулся эскулап.

– «Он брезгливо отряхнул пальцы и вытер их о песок, потом присел на корточки, задумался. Он попытался представить себе жителей этой планеты, вряд ли благополучной. Где-то за лесами был город, вряд ли благополучный город: грязные заводы, дряхлые реакторы, сбрасывающие в реку радиоактивные помои, некрасивые дикие дома под железными крышами, много стен и мало окон, грязные промежутки между домами, заваленные отбросами и трупами домашних животных, большой ров вокруг города и подъемные мосты… Хотя нет, это было до реакторов. И люди. Он попытался представить себе этих людей, но не смог. Он знал только, что на них очень много надето, они были прямо-таки запакованы в толстую грубую материю, и у них были высокие белые воротнички, натирающие подбородок…» – в ответ, улыбаясь, процитировала Елена Глинкина. И добавила: – «Максиму вдруг пришло в голову, что край настолько запущен и дик, что людей может не оказаться поблизости, что добираться до них придется несколько суток. Дремучие инстинкты пробудились и вновь напомнили о себе…»

– О, да вы, Елена, просто знаток фантастики! – расцвел обычно немногословный и погруженный в себя военный медик отряда.

– Ладно, поехали, нам еще нужно вернуться к колонне и показать им безопасный переезд через железнодорожную колею. Желательно сделать это до наступления темноты, – поторопил капитан Соболев.