Глава 24

Парализованный, помещенный, как в пузырь, в прозрачное поле, с дезактивированной подавителями анциллой, я мог, как из первого ряда партера, видеть постоянно меняющиеся картины того, что могут сделать Предтечи, когда верх над ними берут ярость и страх.

У них нет воинской дисциплины.

Атмосфера внизу представляла собой вихрящийся хаос огня и дыма. Военное снаряжение и автоматические боевые системы были слишком малы, а потому невидимы, но я видел их действие – мечущиеся игольчатые световые лучи, сверкающие дуги, прорезающие континенты, похожие на штампы пя́тна, впечатанные в поверхность, а после поднятые с вращением и наложенные вновь. Я в жизни не видел ничего подобного. А Дидакт видел.

Его воспоминания давали комментарий и контекст, а струна тащила меня за собой в ад.

На какой-то момент планета пропала из принудительного поля моего зрения, и теперь, глядя вверх, я видел корабли и оружие, которые двигались по более высоким орбитам, как обезумевшие звезды. Видел ослепительное солнце, а потом искрящийся, растворяющийся корпус корабля Дидакта.

Корабль, посеянный Библиотекарем в центральном пике кратера Джамонкин, был смят и разломан, превратился в бесформенную массу, которая все еще пыталась восстановиться.

Корабль, у которого даже имени никогда не было.

Несколько раз искатель пересекся с импульсом ионизированного газа и сильно разогретой плазмы, которая обожгла мои нервы и пробрала до костей, не издав никаких звуков.

Я постепенно начал понимать, что децимация мира сан’шайуумов не была стопроцентно односторонней. Сама планета была источником плазменных импульсов и другой огневой мощи. Что еще интереснее: я увидел очертания корабля на фоне звезд, который никак не был похож на корабли Предтеч – плоская платформа, окруженная трепещущими серебристыми парусами. Эти паруса то сжимались, то расширялись, как колокол медузы, словно безуспешно пытаясь выплыть куда-то.

Колокол растворился, платформа переломилась, с нее посыпались тела – крохотные, неподвижные. Потом все исчезло. Меня еще раз развернуло. Планета была уже так близко – протяни руку и достанешь; может быть, километров сто оставалось до ее поверхности. Ночь подчеркивала умирающее сияние того, что, возможно, было лесами, городами.

Близ становящейся все ярче арки рассвета посверкивала в тени восходящего солнца река, усеянная оранжевыми точками, горящими кораблями – теми кораблями, которые плавают по воде.

У меня было достаточно времени, чтобы пожалеть себя, раскаяться во всем, что я натворил, но, вопреки всем моим ожиданиям, я не стал этим заниматься. Нельзя жалеть о том, чего не было, нельзя раскаиваться в том, чего не совершил. Нужно просто смотреть, ждать… Ждать, уже почти смирившись с тем, что умрешь, если это необходимо и неизбежно.

Я думал о наших людях, у которых были все основания жалеть, что они связались со мной. Может быть, они все еще живы.

Главным призом, конечно, был Дидакт. Прометеец отказался от исполнения долга – настолько обременительного для него, что и думать о нем не хотелось. Он воспротивился решению Совета. А проиграв – скрылся, ушел в почетную и, казалось, вечную отставку.

Но теперь противники схватили его. Это казалось более чем значительным; это вызывало больше ярости, чем все то, что они сделали со мной.

Я на мгновение закрыл глаза.

Когда вновь открыл их, то увидел вокруг себя со всех сторон вспышки входа в атмосферу. Мы были очень близки к поверхности, до которой оставалось менее шестидесяти километров, и это расстояние быстро сокращалось.

Меня снова развернуло, и через конус ионизированного стекла я увидел космос. В центре этого конуса появилось что-то невероятное, далеко за множеством кораблей и обменов выстрелами: огромное пространство зыби, которая раскачивала звезды, словно кто-то палкой размешивал пятнистую краску. Это движение занимало более трети поля моего зрения, а потом по его границам возникло эллиптическое кружево яркого света.

Я понял, что это один из огромных порталов, предназначенный для перемещения громадных масс на постоянной основе.

Я бесстрастно смотрел, как в сиреневой дыре в центре кружевной рамки появилось циклопическое, но изящное серебристое кольцо. Несмотря на свои размеры, портал находился далеко от орбитальных кораблей, намного дальше миллиона километров от орбиты умирающей планеты сан’шайуумов… высоко над войной, смертью и заботами таких малых существ, как я.

«Какая громада», – попытались произнести мои губы, но опять перехватило дыхание, легкие захлебнулись. Я попытался вдохнуть остатки воздуха, но его явно уже не оставалось. Искатель тащил меня к поверхности, а из защиты у меня был лишь пузырь.

Кольцо вдали сверкало. В его сиянии возникли спицы ярких лучей, устремились к центру и создали ярко горящую ступицу медного цвета, занимающую около трети пространства кольца.

Одна половина кольца находилась в тени, другая сияла на ярком солнце.

Мое суженное зрение сфокусировалось на кольце, и тут я заметил крохотные подробности: облака, облака в тени, невероятно крохотные на фоне такой громады… Горы, каньоны, деталь за деталью, по мере того как мое зрение обретало бо́льшую резкость и сужалось, пока не сжалось до точки и не погасло. Теперь я летел через густое студенистое ничто.

И в этот момент мне открылся домен – без всякой помощи анциллы, интерфейса или прошлого опыта. Он был новый, глубокий, надлежаще бесформенный, что имело свой смысл. Ведь я же умирал. Потом он принял форму – поднялся вокруг меня прекрасным зданием яркой неопределенной архитектуры. Зрением она воспринималась с трудом, но прекрасно ощущалась, чувствовалась – легкость, которая несла собственную печальную радость.

«А вот и все», – подумал я.

И все, кто когда-либо посещал домен, сказали мне: Сохранись.

Свет мгновенно исчез. Здание распадалось на части, как недавно наш корабль.

Новые послания.

История Предтеч скоро закончится.

Это сопровождалось резким криком боли, словно я нырнул в камеру, где сущности излучали нечто большее, чем воспоминания и знания, – они излучали разочарование, ужас, боль.

Перед ударом и неожиданной струей холодного чистого воздуха – воздуха, пригодного для дыхания, но с едким привкусом сажи и озона, – домен приподнялся и исчез. Я был рад освободиться из него. Несколько мгновений я сомневался, что я вообще что-то видел, кроме отражения моих собственных эмоций и близости смерти.

Я как в тумане подумал о гигантском кольце. Привиделось ли мне оно? Оно показалось таким реальным. И тут слово впорхнуло в мой оживший мозг, слово, отражавшее образ, который я только что видел, или вообразил, или измыслил от кислородного голодания.

Это одно слово слилось воедино с той драгоценной крохой знания, которую открыл мне домен: смерть. Разрушение. Непреодолимая сила.

Это слово было «Ореол».