Безмятежной и тихой мартовской ночью я расправляю крылья на чердаке каретника и погружаюсь в размышления о том, что же мне еще сделать, чтобы наконец полететь.

– Ну что мне сделать?! – спрашиваю я Мореллу. – Разве что убить Джона Аллана… Стоит мне только шагнуть навстречу царству радости и славы, ощутить божественный вкус его амброзии… – я приникаю к круглому чердачному окну и смотрю на огоньки свечей, поблескивающие в больших окнах «Молдавии», – как непременно появляется Джон Аллан, словно палач в черном капюшоне, и быстрым ударом топора в момент убивает всё то, что я так долго строила!

– Уговори юного мистера По сбежать из этого дома. Навечно, – советует Морелла, начищая перьями свое костяное ожерелье. – Только так можно положить конец этому противостоянию отца и сына – и отца и музы.

Я ложусь на спину и вытягиваюсь, разглядывая потолок.

– Хочу призвать сегодня дух Джейн Стэнард.

Морелла поднимает на меня удивленный взгляд:

– Зачем?

– Мой поэт так истосковался по любви, что его тоска просачивается ко мне в кровь всякий раз, когда я начинаю играть с его воображением. К тому же я страшно скучаю по моей туманной Джейн с Албемарлского кладбища. Мои губы жаждут поцелуев.

– Ну так поцелуй своего поэта.

– Э нет, моих поцелуев он пока не заслужил.

– Я говорю не о романтических лобызаниях, Линор.

Я задумчиво барабаню пальцами по столу.

Морелла защелкивает замочек своего украшения.

– Уговори его бежать сегодня же. Убеди его, что кроме тебя ему никто не нужен. Муза – единственная, кто никогда не покинет творца – до самой его смерти. Родня умирает, друзья отрекаются, тела истлевают, вал восторженных почитателей прекращается, а муза, главная любовь в жизни творца, остается навечно.

– Как же хочется, чтобы меня поцеловала женщина! Смертные дамы пахнут куда приятнее мужчин.

– Вечно ты меня не слушаешь, когда я говорю о по-настоящему важных вещах! – недовольно вскрикивает Морелла и пинает меня по ноге.

– Да ты постоянно о них говоришь, что уж там. – Я сажусь и беру шелковую шляпу Эдгара, которую так ему и не вернула. – Я – создание страстное, дорогая моя Морелла, и питаю слабость к возлюбленным моего поэта. Они, будто целебный бальзам, врачуют мои душевные раны!

Желтые глаза Мореллы внимательно смотрят на меня из-под белых ресниц.

– Только не забывай, что эти самые духи видят в тебе наполовину девушку, наполовину – ворона, Линор.

С улыбкой надеваю Эдгарову шляпу.

– Зато я могу очаровать их не хуже хорошенького поэта-южанина и видного джентльмена, и это главное!

– Не советую ухлестывать за его возлюбленными, рискуя жизнью. Тебя могут убить.

– Ты мне это уже год твердишь, – напоминаю я, встаю и отряхиваю платье от пепла. – Но я, Линор Странная, Линор Сильная, по-прежнему жива. Все говорят о моей глупости и никчемности… Но как же они ошибаются.

Призрак прекрасной дамы лежит на высокий серой стене, увенчанной каменной вазой у одной из могил кладбища, что разбито на Шокко-Хилл. Красавица будто сошла с небес – ее платье излучает серебристый свет, как и блестящие локоны. Она глядит на меня с величавостью Венеры, а в ночном воздухе разлит дурманящий аромат жасмина.

Передо мной – воплощение того светила, о котором писал мой Эдди, когда был совсем еще юн, в своем стихотворении «Вечерняя звезда»:

– Миссис Стэнард, – робко зову я и подхожу к ней на подкашивающихся ногах. – Вы… вы помните меня?

Она щурится, будто бы силясь меня разглядеть.

– Эдгар?

Я замираю и сжимаю губы, припоминая, что подобный разговор в моей жизни уже был, когда я пыталась задобрить маму Эдди.

– Да, – отзываюсь я и тут же чувствую острый укол совести. – Я Эдгар По.

– В какого красивого юношу ты вырос! – продолжает она и поправляет локоны, которые и без того лежат безупречно. – Надеюсь, ты по-прежнему следуешь за своей музой!

– Ох, как отрадно мне слышать от вас такие слова, дорогая моя миссис Стэнард! – восклицаю я, прижав руки к груди.

– Ты по-прежнему сочиняешь стихи?

Я открываю было рот, чтобы ответить, как вдруг сзади слышится громкое:

– Ты еще пишешь любовные стихи об Эльмире?

Вынужденно отвернувшись от столь милой моему сердцу Джейн, я вижу, что ко мне, огибая могилы, идет группка мужчин. В руках у них бутылки со спиртным и фонари, льющие на землю бледный, полупрозрачный свет. Возглавляет группку высокий юноша с розовыми губами и острыми скулами. Такому подобает скорее раздавать направо и налево строгие приказы, сидя в богатом поместье, чем бродить ночами по темным кладбищам.

Футах в шести от меня компания резко останавливается.

– Погодите-ка. Но это же никакой не По! – замечает предводитель шайки, подняв фонарь. Рука у него дрожит, он вскрикивает и отскакивает. – Питтс! Ты же говорил, что своими глазами видел, как По идет сюда!

– Я… я заметил его шляпу… и рост вроде как совпадал… – робко отзывается юноша по имени Питтс. – Свет от фонарей неважный, видно было плохо, но я решил, что на нем пушистая шуба, а не… перья.

– Ты кто? – строго спрашивает главарь шайки, кивнув на меня. – Откуда у тебя крылья, почему ты, вообще говоря, пыталась выдать себя за Эдгара По?!

Порыв ветра разгоняет духов, в том числе уносит и мою ненаглядную Елену.

– А вы кто?! – спрашиваю я. Исчезновение миссис Стэнард повергает меня в трепет.

Главарь расправляет плечи, выпятив грудь, на которой поблескивают золотые пуговки.

– Александр Шелтон.

О боже! Так, значит, передо мной возлюбленный Эльмиры!

– Так кто ты? – вновь повторяет он свой вопрос и морщится, будто бы только что проглотил что-то мерзкое. – И почему так похожа на мертвеца? И… на ворону?

– На вóрона, – с улыбкой поправляю его я. – На голодного, хищного ворона. Не найдется ли у вас, чем поживиться? – спрашиваю я, постукивая пальцами по зубам, украшающим мою шею. – Я предпочитаю есть жертву тепленькой.

Как я и рассчитывала, незнакомцы принимают сказанные слова на свой счет. Двое из них испуганно отскакивают в сторону.

Надвинув шляпу на глаза, я окидываю шайку взглядом и начинаю декламировать:

– От кладбища недалёко, пока в праздности жестокой погрязаете все вы, затворившись от молвы, силы копит мой властитель и кошмаров повелитель, богоравный господин. Вас так много – он один! – Я делаю шаг им навстречу, но они только пятятся. – Господа из сего града! В вас краса есть и бравада! Но какая же досада, что вы встретили Линор! Ждут вас гибель и позор! Муза По сейчас пред вами! Распрощайтесь с головами!

Александр роняет бутылку, и она разбивается о каменное надгробие с таким оглушительным звоном, что три вороны испуганно взмывают в ночное небо.

– Кто ты?! – вновь спрашивает он.

– Я ведь уже ответила, сэр! Чего же тут непонятного?

– Ты, что ли, выдумка По? Плод его фантазии?

– Кто из нас еще кому творец, – подмечаю я. – Да и вообще, мистер Шелтон, скажите-ка, как вы собираетесь жить дальше? Ведь вы до конца своих дней так и останетесь в тени Эдгара, особенно теперь, когда осмелились взять в жены ту, что должна зваться Сарой Эльмирой Ройстер По!

Александр вскидывает голову, и я вижу вены и жилки, вздувшиеся над золотистым платком, украшающим его шею.

– Не смей прибавлять его мерзкую фамилию к ее имени! – рычит он сквозь зубы.

– Прошу прощения, господа, мне пора, – говорю я, приподнимая шляпу. – Мне еще поэта на стихи вдохновлять.

Александр подлетает ко мне и прицельным ударом локтя сбивает меня с ног.

Я падаю на промерзшую землю рядом с белым мраморным надгробием и на мгновение застываю, стараясь восстановить дыхание. Повторяю себе, что нужно поскорее подняться, собираюсь с силами…

Но не успеваю я выпрямиться, как Александр отбрасывает меня в сторону мощным ударом ноги. И снова я больно врезаюсь спиной в заросшую травой землю. От сердца до самых кончиков пальцев разливается леденящий страх.

Мой обидчик снова бьет меня тяжелым ботинком по животу, пригвождает к земле и склоняется ко мне. В руке у него горлышко разбитой бутылки с неровными, острыми краями. Еще каких-нибудь три фута – и стекло вонзится мне в лицо.

– Глотку ей перережь! – советует мистер Питтс, покачиваясь из стороны в сторону, будто взволнованный пьянчуга. – Ну же, Шелтон. Если она и впрямь муза По… то своим остроумием он обязан именно ей. Она – источник всех наших унижений!

– Я вовсе не муза сатиры, безмозглый ты могильный червь! – отвечаю я так резко и пронзительно, что мои обидчики испуганно вздрагивают.

Джентльмены замирают, побледнев и удивленно уставившись на меня – точь-в-точь как неказистые, причудливо слепленные груды глины. Нога Александра, тяжелая, будто мраморная колонна, по-прежнему давит мне на грудь и на живот, а розочка разбитой бутылки всё так же угрожающе соседствует с моей шеей.

– Отпустите меня, мистер Шелтон, – прошу я. – Пожалуйста. У меня и в мыслях нет вдохновлять Эдгара на упоминание ваших имен в стихах!

– Надо бы выцарапать у тебя на лбу имя «Эльмира» да отправить тебя к этому твоему «Ричмондскому блудному сыну», чтобы он увидел твою кровь, твои страдания. Чтобы наказать его сполна, – холодно говорит он. Никогда еще я не слышала столь беспощадного голоса.

– Но… вы же не станете так делать? – спрашиваю я. В пересохшем вдруг горле встает ком. – Ведь вы – джентльмен, достойный любви Сары Эльмиры!

Он шумно сглатывает.

Рука, в которой зажато горлышко бутылки, подрагивает. Бледный свет фонаря поблескивает на ее зубчатых краях.

Затаив дыхание, я молю небеса о том, чтобы смерть моя – если мой смертный час и впрямь настал! – была быстрой. Боже мой, ну почему я не послушала Мореллу…

– Да. Я джентльмен, достойный ее любви, – говорит Александр.

Я с облегчением выдыхаю, стараясь, впрочем, делать это как можно незаметнее, и губы мои трогает слабая улыбка.

– Рада это слышать, сэр. Я поведаю моему поэту, сколь вы благородны. Больше мы вас не потревожим, обещаю. Поздравляю вас, мистер Шелтон. «Нет речи у меня, – такой, чтоб выразить всю прелесть милой; с ее волшебной красотой слова померятся ли силой?»

Возлюбленный Эльмиры торопливо и даже как-то нерешительно снимает ногу с моей груди. Его колено звучно щелкает. Он не сводит с меня своих темно-карих глаз, будто опасаясь, как бы я не накинулась на него и не вцепилась зубами ему в лодыжку.

С трудом поднявшись на ноги, я поправляю шляпу, а потом кидаюсь прочь со всех ног, думая о том, как же удивительно, что меня спасли мои любимые строки из «Тамерлана». Впрочем, я нисколько не сомневаюсь, что немало помогло мне и присутствие Джейн Стэнард, которое я ощущала как незримый, призрачный покров.