Безмолвной и ясной ночью в конце ноября, вконец изголодавшись и истосковавшись по моему поэту, я проникаю в украшенное арками здание Западного Крыла Университета Виргинии.

Мелкие крупицы пыли и грязи налипают на кожу, забиваются в горло, мешая мне дышать. Незримая воздушная стена, стена неприятия моего поэта, не дает мне пройти на Лужайку, но я, ловко повернувшись, протискиваюсь мимо этой ограды, насквозь пропахшей горечью поражения.

Беззвучно ступая, я пересекаю кирпичную аркаду, внимательно прислушиваясь, чтобы не пропустить появления Эдди.

– Где же ты? – спрашиваю я голосом, в котором звучит смутная угроза. Мой взгляд скользит по длинному ряду зеленых дверей. – И где Гэрланд О’Пала?

У одной из дверей я резко останавливаюсь.

Из-за нее отчетливо доносится стук сердца.

Тук-ТУК-ТУК-ТУК!

Несмотря на приглушенный мужской смех, доносящийся из комнаты, я отчетливо слышу каждый удар сердца моего поэта.

Поворачиваю ручку и вхожу в комнату с ободранными и щербатыми стенами, насквозь пропахшую алкоголем. Внутри сидит с дюжину студентов, они оживленно переговариваются и смеются за квадратными карточными столиками. Перед глазами они держат веер карт и то и дело попивают из бокалов прозрачный напиток, украшенный листиками мяты. На столах то и дело звенят монеты. Смех, многократно усиленный алкоголем, разносится по всей комнате, ударяя мне в уши оглушительными волнами. Одному из игроков – толстому, как бочонок, мужчине с растрепанными рыжеватыми бакенбардами – на вид не меньше пятидесяти.

Эдгар тоже сидит среди картежников, прикрыв рот своим карточным веером. Под глазами у него залегли темные одутловатые круги – верный знак, что сна ему недостает.

Он изумленно смотрит на меня и опускает карты.

– Позже! – одними губами говорит он. – Уходи!

Нос мне щекочет очередная паутинка, приставшая к лицу. Резким движением срываю ее и спрашиваю своего поэта, силясь перекрыть шум чужих разговоров:

– Поэтому-то ты больше не пишешь стихов?

Эдгар изумленно округляет глаза.

Остальные игроки затихают и поворачиваются ко мне, а потом испуганно замирают.

– Это и есть твои игры, о которых ты мне рассказывал? – спрашиваю я. – Хорошенькое решение, нечего сказать. Нарваться на исключение и уехать обратно в Ричмонд. Этого ты хочешь?

Пузатый мужчина встревоженно вскакивает со своего места.

– То есть как это «исключение»? Неужели руководство обо всём прознало и теперь идет сюда?!

– О господи! – в страхе кричит один из студентов и вскакивает. – Хватайте свой выигрыш – и бежим!

Колени стучат по столешницам, карты и бокалы летят на пол. Игроки торопливо рассовывают по карманам стопки выигранных денег и горсти монет – кто-то при этом жалобно хнычет, а кто-то – нещадно ругается. При взгляде на этот водоворот жалости и страха меня прошибает холодный пот. Студенты вскакивают со своих мест, опрокидывая стулья, и, расталкивая друг друга, спешат к двери. Их рты искривились в гримасе ужаса, а мое появление, кажется, не производит на них никакого впечатления: им плевать, что в их ряды затесался мрачный призрак. Мне даже приходится отскочить в сторону, чтобы меня не раздавили.

Эдгар пробегает мимо и смешивается с толпой.

Я кидаюсь следом.

Но не успеваю я и выкрикнуть имя моего поэта, как кто-то хватает меня сзади и швыряет на траву у аркады. Неизвестный обидчик срывает с моей головы дырявую шляпу.

– Я же велел тебе держаться от него подальше, – цедит он.

Перевернувшись на спину, я поднимаю глаза и вижу Гэрланда. Он склонился надо мной в своих зеленоватых очках, сжимая в руках мою шляпу, которую сам же когда-то и изуродовал.

– Ни у кого, случаем, нет пистолета? – спрашивает он, обращаясь к студентам, торопливо разбегающимся по своим комнатам. – Мне срочно нужно оружие!

За спиной у него распахивается дверь, и краснощекий юноша, которого я видела за карточным столом, хватает Гэрланда за плечо.

– Вот ты где! Я услышал твой голос. Скорее, О’Пала! Прячемся у По, пока нас не поймали!

Он заталкивает Гэрланда к Эдгару, и я следую за ними.

Эдгар заметно напрягается, заметив меня. Он сидит на кровати, приспустив с плеч серый фрак.

– Нет! – кричит он, швыряя фрак на пол. – Этим двоим нельзя пересекаться. Выведи их отсюда, а, Эптон!

– О боже, По! – восклицает, прижав ладонь ко рту, тот самый румяный студент – видимо, он и есть Эптон. – Это и есть твоя мрачная муза? Это она, по слухам, то и дело рыщет в окрестностях университета? Ее обожает Майлз?

Эдди смотрит на меня умоляющим взглядом:

– Умоляю, вернись в холмы! Пожалуйста! Совсем скоро конец учебного года. Мне нужно выдержать экзамены и хорошо закончить первый курс, чтобы хоть как-то спасти свою репутацию!

– Погоди, я сам ее задушу, – злобно цедит Гэрланд и кидается ко мне.

– Нет! – Эдди с силой толкает его в грудь, отбрасывая назад. – Не трогай ее!

– Но…

– Я же сказал, не трогай!

Тем временем Эптон продолжает бессовестно на меня пялиться. Когда он наконец отнимает руку ото рта, то удивленно бормочет:

– Почему ты столько времени ее прятал, а, По?! Ничего подобного в жизни не видел…

– За игорными столами ее вряд ли бы приняли, – отвечает Эдгар, избегая моего взгляда. – Линор, я вижу, что ты вся в паутине. Прости, я был к тебе ужасно невнимателен. – Он с трудом сглатывает, и его кадык нервно дергается. – Мне очень тебя не хватало.

– Правда? – спрашиваю я, подняв на него изумленный взгляд.

Гэрланд недовольно швыряет мне мою шляпу.

– Он не в себе. Так что не особо-то очаровывайся его признаниями.

Эптон подходит поближе и принимается внимательно разглядывать мою пернатую голову, то и дело благоговейно ахая.

– Да это просто жемчужина от мира искусства! Я бы охотно заплатил, лишь бы увидеть ваше совместное выступление!

Гэрланд презрительно ухмыляется.

– Не шутишь? – уточняет Эдгар, удивленно приподняв брови.

– Я же тебе говорила, дорогой мой поэт! – восклицаю я, надев шляпу. – Я готова предстать перед миром! Напрасно ты так меня стыдишься!

– Позволь с тобой не согласиться, – мрачно встревает Гэрланд.

– Плевать мне на ваше несогласие, мистер О’Пала.

– Да хватит уже пререкаться! – кричит Эдди и отшвыривает в сторону ногой свой фрак. – Я планирую сегодня уничтожить вас обоих, так что спорить нет никакого смысла. Всё и так отвратительно, еще и вы усугубляете!

Кровь стынет у меня в жилах.

– О чем ты? – спрашивает Эдгара Гэрланд.

Эдди устало ложится на кровать.

– Эдгар, – зову я, а сердце оглушительно колотится в груди. – Что значит «уничтожить вас обоих»?

Эдди потирает ладони и бросает взгляд на стол.

– Чтобы совсем не замерзнуть ночью… мне придется… – Он прочищает горло. – Мне придется сжечь рукописи.

Мы с Гэрландом встречаемся взглядами. Лицо моего соперника резко бледнеет – теперь его цвет напоминает цвет выбеленной кости, да и у меня вся кровь отливает от лица.

Огонь в камине щелкает и потрескивает, но мне не хватает духа на него взглянуть.

– Мне очень жаль, но у меня нет денег на дрова. Даже на один деревянный брусочек. Я только что проиграл в карты свой последний доллар. А ведь я ужасно боюсь разболеться прямо перед экзаменами.

– Но… Я своими глазами видела, как игроки распихивали деньги по карманам, особо не разбирая, где чье! – тряхнув головой, говорю я.

– Я, по-твоему, похож на любимчика Фортуны? – спрашивает Эдди. – Мне так страшно, что меня сейчас поймают и выгонят из университета, но я ни цента чужого бы себе не присвоил. Ночи сейчас такие холодные, а под столом у меня лежит куча отличной бумаги, которая превосходно подойдет для растопки…

– Нет! Ни в коем случае! – кричит Эптон и бросается к двери. – Приятель, я принесу тебе своих дров…

– Не надо! – Эдгар тут же вскакивает с кровати. – Хватит с меня благотворительности. Забудь, хорошо?

– Я не позволю тебе замерзнуть до смерти, По! – восклицает Эптон.

– Если так за меня беспокоишься, принеси еще бокальчик мятного слинга – он меня согреет. Я вовсе не попрошайка, не думай. – Эдди натянуто улыбается и снова садится на кровать. – Иди-ка к себе, Билл. Как-то нехорошо мне, а допустить, чтобы ты счел меня не только бедным, но и безумным, я никак не могу.

– Прогони Мадам Мрак! – встревает Гэрланд, кивнув на меня. – И твоя хандра мигом развеется!

– Ошибаешься, Гэрланд. – Эдди поднимает с пола фрак и набрасывает его на плечи. – Линор прогоняет демонов, что вторгаются в мой разум. С самого моего детства. Если бы не она, я бы уже давно распрощался со здравомыслием.

С моих губ срывается возглас изумления. Слова Эдгара так меня трогают, что мои глаза застилает пелена слез, а подбородок сотрясает дрожь.

Эдди опускается на пол и на четвереньках заползает под стол.

– Не смей ее трогать, О’Пала. Доброй ночи, Билл! И помни! – хихикнув, кричит он из затянутого паутиной угла. – Я – Поэт с большой буквы!

Эптон приоткрывает дверь, но потом неуверенно поворачивается к Гэрланду.

– Ну, я пойду? С ним же всё будет в порядке?

– Я с тобой, – отзывается Гэрланд. – Мне нужен топор.

Сердце замирает у меня в груди.

– Топор? Но зачем?

Не удостоив меня ответом, Гэрланд выскакивает за дверь следом за Эптоном.

Эдди выбирается из-под стола, прижимая к груди ворох рукописей, опутанных паутиной. С нижней страницы на тонкой нити свисает паучок.

– Если ко мне пристают новые паутинки всякий раз, когда ты бросаешь под стол свои прекрасные стихи о тоске и печали, то что же со мной будет, когда ты швырнешь их в огонь?! – спрашиваю я и невольно вскидываю руки – мне кажется, что из кончиков пальцев у меня сочится белый дым. – Кожу жжет и пощипывает, как будто она вот-вот загорится!

– Линор, мне вовсе не хочется сжигать стихи, но что делать?! Отец в буквальном смысле обрек меня на смерть…

Дверь распахивается настежь, и в комнату вбегает Гэрланд с топориком в руках.

Я с испуганными криками бросаюсь к окну. Эдди роняет рукописи.

– Да прекрати ты визжать! – грубо бросает мне Гэрланд и ударяет топором по столу Эдди с такой силой, что я подскакиваю. – Нужно убрать всё со стола и разрубить его на кусочки – вот вам и дрова для камина.

– Нельзя рубить стол! – в ужасе вскрикивает Эдгар.

– По, ты всё равно уже заплатил за мебель. К тому же у тебя есть переносной столик. Лучше порубить стол, чем уничтожить рукописи. И погубить своих муз. – Гэрланд косится на меня. – Даже эту вот.

– Отличная мысль! – одобряю я, хватаю со стола Эдди стопку книг и прячу ее под кроватью.

Гэрланд уносит ящичек с писательскими принадлежностями подальше от огня, в угол, а мы с Эдгаром перекладываем бумажные стопки под кровать. Под ней сквозит ледяной, какой-то арктический ветер.

– У тебя так громко зубы стучат, – говорю я моему поэту, когда мы вместе стоим на четвереньках у кровати, запихивая поглубже заветные листы.

– Я думал, это твое мерзкое ожерелье, – с невеселым смехом отзывается он, а потом поправляет матрас, опускает голову и читает вслух новые строчки из «Тамерлана»:

А потом мой поэт вскакивает на ноги, хватает топорик и с размаху бьет им по столу. Быстрым и точным ударом он отрубает одну из ножек. Комнату оглашает громкий треск.

Пока Эдгар сосредоточенно орудует топором, Гэрланд подходит ко мне.

– Весьма признательна вам за такую прекрасную идею, мистер О’Пала, – говорю я. – Хотя мне, честно говоря, не слишком приятно делать вам комплименты, однако я преклоняюсь перед вашей смекалкой.

– Это мое главное оружие, – замечает он, снимая шляпу и очки с зеленоватыми стеклами.

Я отступаю. Лицом Гэрланд как две капли воды похож на Эдгара, если не считать того, что вместо волос у него на голове торчат короткие серые перья пересмешника.

– Господи боже! – ахаю я. – Да у вас с ним одно лицо!

– И так было всегда. Впрочем, о тебе ведь можно сказать то же самое.

Эдгар тем временем отшвыривает четвертую ножку и приступает к столешнице.

– Я всё еще верю, что мы с вами можем сработаться, – вполголоса говорю я. – Только давайте без этих ваших вечных шуточек и угроз.

Гэрланд зажимает шляпу под мышкой.

– После экзаменов я уеду в Мэриленд с Биллом.

– Надо же! Но почему?

– Мне очень нравится старина Билл. Он чрезвычайно забавен. А я страшно устал дожидаться, пока мистер По соизволит посвятить всего себя мне. Мое пламя гаснет!

Гэрланд заглядывает мне в глаза, и я понимаю, что он не лукавит: теперь в его глазах не полыхают даже слабые огоньки, а цвет их из янтарного стал зеленовато-желтым.

– Он так и будет всю жизнь бояться Джона Аллана, – заключает Гэрланд, косясь на нашего поэта, энергично разрубающего столешницу надвое.

– Мистер О’Пала, сотрудничать с чужими творцами – это совсем другая история, – смахнув паутинку с подбородка, заверяю его я. – Я уже пыталась. Голода этим не утолишь.

Гэрланд закатывает рукав и показывает мне жуткий почерневший ожог.

– Он уже спалил несколько сатирических произведений, причем прямо в моем присутствии! А его угрозы уничтожить другие шедевры открыли мне глаза на реальное положение вещей. Ты была права. По – наш злейший враг. Забирай его себе.

– А вдруг после вашего отбытия он изменится?

– Я готов пойти на такой риск.

– А вдруг вы сами погибнете вдали от него?

– И этот риск пугает меня куда меньше, чем мои нынешние страдания, – отвечает он и подает мне руку. – Прощай, Мадам Мрак. Удачной поездки в Ричмонд. Не завидую я тебе. Вновь встретиться с Джоном Алланом лицом к лицу – то еще удовольствие.

Я пожимаю его ладонь. Сердце в груди испуганно колотится после страшных слов о Джоне Аллане. А ведь я надеялась, что больше уже не увижу его, покуда живу в этом хрупком теле.

Пока Эдгар По измельчает в щепки свою мебель, Гэрланд тайком выскальзывает из комнаты, а я устремляюсь за ним следом.