Ранним утром Владимир переехал на новое место жительства. Своим внезапным отъездом он привел в недоумение и заставил нервничать портье гостиницы: неужто не понравилось жильцу обслуживание или он нашел гостиницу получше? Владимир ловко ушел от расспросов портье, заставив того еще больше переживать и ломать голову, пытаясь найти причину. Но как бы портье удивился, если бы узнал, куда переехал Владимир, сменив комфортный номер на полутемную комнату и отсутствие всяких удобств. Владимир, конечно же, был не в восторге от своего переезда. «Даст Бог, все благополучно закончится, немедленно подыщу себе приличное, с удобствами жилье», – подумал он.

Днем Владимир нашел возможность переговорить с Ташко, не дав тому выйти из уборной. Хотя в отделении везде поддерживались чистота и порядок, место это было малопригодным для беседы по многим обстоятельствам. Но ничего другого Владимир не мог придумать, ведь вести больного в фельдшерскую или общаться с ним на виду у всех в коридоре было бы еще хуже. Поэтому Владимир с ходу атаковал Ташко вопросами, пытаясь прояснить события вчерашнего вечера.

– С кем вчера вечером приехал доктор Топалов?

Ташко, утром принявший лекарство на основе брома, был полусонный и заторможенный, он недоумевающе смотрел на Владимира, видимо, не совсем понимая, чего от него хочет приставучий лекарь.

– С кем приезжал доктор Топалов? – переспросил Ташко, пытаясь уловить суть вопроса. – С кем мог приехать доктор, как не сам с собой?

– Ташко! Вы хотите безвылазно и бессрочно находиться в отделении?! – угрожающе произнес Владимир. – Забыть о борще и котлетах вашей маменьки? Это я вам устрою! И много еще другого не менее приятного!

– Что вам нужно? – В глазах Ташко появилась тревога, его взгляд стал осмысленным.

– Вчера вечером я видел, как доктор Топалов приехал сюда, и он был не один. Кто с ним приехал?!

– А, вот вы о чем… – Ташко, похоже, немного успокоился. – Он привез женщину, как обычно.

– Какую женщину? Вы ее видели? – Владимир был поражен и почему-то сразу вспомнил незнакомку из парка.

– Ту, что и всегда… Или другую… Я ее не видел, в это время нам запрещают выходить в коридор, и мы только слышим кое-что. А многое можно услышать, даже если прикладывать ухо к двери?

– Топалов ее привез, а потом отвез?

– Обычно он ее здесь оставляет на некоторое время.

– Где?

– Не знаю, она никогда не выходит в коридор.

– Вы уверены, что она все еще находится здесь?

Послышались приближающиеся шаги, и Владимир, резко оборвав разговор, вышел из уборной. Навстречу, улыбаясь, шел Ловцов.

– А я вас обыскался, Владимир Иванович, – произнес фельдшер, пытливо вглядываясь в лицо Владимира. – Нигде нет! Я принес вами заказанные истории болезни пациентов доктора Топалова, в фельдшерской вас нет, а я эти документы без присмотра оставить не могу и времени ждать у меня нет.

– Прошу меня простить – легкое недомогание. Видимо, вчера за ужином что-то несвежее съел.

– Проблемы с желудком, Владимир Иванович? Может, помощь нужна?

Из уборной вышел Ташко, сейчас он сутулился больше обычного, низко наклонив голову. Взгляд Ловцова сразу переметнулся на больного, он сощурился, словно пытаясь понять: то, что лекарь и больной оказались здесь одновременно, – это случайность или нет?

– Благодарю, сам справлюсь, ведь и я кое-чему научен.

– Не хотел вас обидеть, Владимир Иванович. Предложил, не подумав, от чистого сердца!

По коридору удалялась жалкая фигура Ташко, в нем ощущалась обреченность, словно он шел на заклание.

– Что мы стоим? Идемте, и у меня, и у вас работы невпроворот, – стал торопить его Владимир.

Усевшись в фельдшерской за стол, Владимир не спешил приступать к изучению историй болезни. «Выходит, если Ташко не ошибается, доктор Топалов привез сюда женщину, и это происходит не в первый раз. Пациентка? Любовница? Второе вряд ли – здесь самое неподходящее место для встреч такого рода. Кто она ему и зачем ему ее здесь прятать, ведь он хозяин большого дома?» И тут же он сам себе ответил: «Ведь никто не догадается искать пропавшего человека среди психически больных! А прятать человека в своем доме Топалов, видимо, опасается».

Поработав часок, Владимир прошелся по больничному коридору, раздумывая, где держит пленницу доктор Топалов. Палаты, в которых содержатся пациенты, естественно, отпадают, остаются палаты, где изолируют больных, когда те пребывают в возбужденном состоянии или имеют заразные болезни. Таких палат четыре, все они рассчитаны на двух пациентов. Это узкие, продолговатые комнаты, и пациенты там в основном находятся в лежачем положении, при необходимости в смирительных рубашках или под действием успокоительных лекарств. Обычно, как только буйная фаза заканчивается, больного сразу переводят в общую палату.

Проходя мимо дверей изоляторов, Владимир специально замедлил шаг, чутко прислушиваясь, не донесется ли из-за какой-нибудь двери шум, свидетельствующий о том, что пленница именно там? Но ничего подозрительного Владимир не услышал и, разочарованный, вернулся в фельдшерскую и снова засел за истории болезни.

Перед обедом к нему зашел сыщик Лифшиц, помощник следователя Катасонова. У сыщика было невыразительное, незапоминающееся лицо, и только тонкие, мышиные усики, нисколько ему не шедшие, привлекали внимание. Докладывая о результатах своей работы, Владимир никак не мог решить, что ему делать с информацией о художнике и Лещинском, об их ночных отлучках, странном поведении доктора Топалова и его загадочной затворнице.

Проще было бы сейчас обо всем этом рассказать сыщику, сбросить с себя груз ответственности. Катасонов незамедлительно выяснит, кого прячет доктор Топалов в отделении, если только это не фантазии Ташко. Полицейские проверят алиби художника, Лещинского и того же доктора Топалова, и, возможно, следствие сдвинется с мертвой точки. Дальше закрутится полицейская машина, а следователь Катасонов не захочет делить лавры победителя, вычислившего хитроумного убийцу, с кем-либо. Он уже высказывался на этот счет. Но Владимир втянулся в это дело, захватившее его целиком, и самое главное, он был уверен, что вышел на след преступника, тогда как полиция все еще топталась на месте. Еще немного – и станет известно, кто этот загадочный убийца! И вычислить его сможет он сам, без помощи полиции. Если он самолично разоблачит убийцу, об этом непременно напишут в газетах, конечно же, и киевская пресса не оставит без внимания такую новость. Какой был бы для отца сюрприз, если бы он, открыв свежие «Губернские ведомости», прочел бы статью о том, как молодой врач сумел разоблачить убийцу! Он будет гордиться своим сыном! Так что Владимир решил пока утаивать эту информацию от полиции.

– Не густо, господин Шульженко! – с нажимом произнес Лифшиц, выслушав отчет Владимира. – Мне кажется, вы подошли к выполнению поручения формально, не творчески, без огонька. Надо изучать не все подряд истории болезни, а выборочно, наиболее подозрительных пациентов, а то вы тут засядете надолго.

«Что ж это за город такой? Адвокаты и полицейские сетуют на то, что их работа недостаточно творческая!» – подумал Владимир и раздраженно поинтересовался:

– А вы, выходит, специалист в этом вопросе? С радостью воспользуюсь вашим советом!

– Не кипятитесь, Владимир Иванович. Давайте вместе будем рассматривать эти документы, вы – как врач, а я – как полицейский.

– Извольте! С превеликим удовольствием! – Владимиру совсем не улыбалось проводить здесь время со шпиком, он понимал, что это его свяжет по рукам и ногам.

«Отказаться от поручения? Тогда я вернусь к своим обязанностям лекаря, которые не столько тяжелы, сколько неприятны и требуют моего присутствия здесь до вечера, а ведь многое еще предстоит узнать за пределами больницы». Взвесив все за и против, Владимир решил подыграть полицейскому, не портить с ним отношения.

Лифшиц устроился за столом рядом с ним. Владимир, сама любезность и предупредительность, подсовывал ему папки с документами, одновременно давая краткие пояснения. Как он и предполагал, через час такой работы оптимизм у полицейского угас, энергия иссякла, и, сославшись на неотложные дела, он собрался уходить. Но Владимир задержал его:

– Яков Давыдович, не могли бы вы мне подробно рассказать о жертвах убийцы, которого мы ищем?

– Зачем это вам? – насторожился полицейский.

– Если убийца психически больной человек, то на совершение преступлений его толкает какая-то безумная идея. Она же является мотивом преступления.

– Вы хотите сказать, что у психа был один и тот же мотив всех этих убийств? – недоверчиво произнес полицейский.

– Безусловно! Его безумная идея может быть связана с чем угодно – внешностью жертвы, одеждой, ее профессиональной деятельностью, местом жительства и многим другим. Нам надо найти то, что объединяет эти жертвы.

– Мы уже пытались таким образом анализировать преступления, – признался Лифшиц, – но не нашли ничего общего между жертвами. Женщины и мужчина разного возраста, социального положения, проживали в разных районах города.

– Вдруг я, посмотрев на это все свежим взглядом, найду нечто общее?

Сыщик минуту напряженно размышлял, поигрывая желваками, и согласился:

– Хорошо, слушайте. Первая жертва – Прасковья Николаевна Чижевская, двадцати шести лет, замужняя, бездетная, ее муж работает в почтовом ведомстве и в тот момент был в отъезде по служебным делам.

– Где она проживала?

– Ее муж арендовал квартиру в доходном доме купца Веретенникова, на Ковалевке. Вторая жертва – Прокопенко Людмила Васильевна, белошвея, вдова, двадцати восьми лет, бездетная, проживала вместе с сестрой в районе Березок. Третья жертва – Феликс Ефимович Добронравов, двадцати шести лет, не был женат, работал в городском архиве, жил с матерью и сестрой на Типографской улице. Его тело вы видели в прозекторской, снимки остальных жертв, сделанные судебным фотографом, я вам принесу – ничего примечательного в нарядах и внешности.

– Благодарю вас, буду очень признателен.

Провожая полицейского к выходу, Владимир в коридоре вновь столкнулся с девицей Волобуевой, которую на этот раз сопровождал отец. Владимир и сыщик дали им пройти, чуть ли не прижавшись к стене. У девицы, как обычно, был отрешенный вид, казалось, что она ничего вокруг себя не замечает. Однако, уже поравнявшись с ними, вдруг девица резко подняла голову, словно опомнилась, и пристально посмотрела на Владимира. У нее был вполне осмысленный взгляд, и пока она на него смотрела, он прочитал в ее глазах любопытство и скрываемый страх. Затем она снова наклонила голову и с тем же отрешенным видом пошла дальше по коридору. Вернувшись в фельдшерскую, Владимир, чтобы не забыть, записал на листке бумаги:

1) Чижевская Прасковья Николаевна, жена почтового служащего, Ковалевка.

2) Прокопенко Людмила Васильевна, вдова, белошвея, Березки.

3) Феликс Ефимович Добронравов, Типографская улица.

Неожиданно в фельдшерскую вошел Ловцов.

– К вам барышня пришла, ожидает у входа, – сообщил он и пробежал взглядом по листку бумаги с написанными на нем фамилиями.

– Какая барышня?

– Вам лучше знать, – ухмыльнулся Ловцов.

У Владимира радостно забилось сердце: «Неужели та незнакомка сама ко мне пришла? Я ведь назвал ей свое имя и сказал, где работаю!» Он сложил листок пополам, сунул его в карман халата и буквально выскочил из комнаты, но тут же налетел на доктора Нестеренко.

– Куда вы несетесь?! – недовольно произнес доктор. – Если бы вы с таким же рвением относились к порученной работе, цены бы вам не было!

– Прошу прощения, Илья Никодимович, я очень спешу! – сказал Владимир и быстрым шагом направился к выходу из отделения.

Но надежды не оправдались – его ожидала радостно-смущенная Катя. От нее не укрылось, что при виде ее лицо Владимира померкло – он явно был разочарован, и она еще больше смутилась и погрустнела.

– Я здесь неподалеку была и решила зайти, наверное, я поступила опрометчиво, отвлекла вас от работы, – произнесла Катя.

– Мне очень приятно вас видеть, но здесь у нас строгие правила, руководство больницы против того, чтобы сотрудники в рабочее время отвлекались на личные дела.

Катя покраснела:

– Я пришла не по личному делу… Впрочем, в какой-то мере это так… Видите ли, я, вспомнив наши с Феликсом разговоры, подумала, что, возможно, его странное увольнение связано с тем, что с ним произошло потом.

– Вы имеете в виду убийство? – уточнил Владимир.

Катя с печальным видом кивнула.

– Почему странное увольнение? Вы сказали, что он давно хотел уйти, ему его работа не нравилась.

– Феликс по секрету мне открыл истинную причину увольнения и взял с меня слово, что я никому об этом не расскажу… – Катя колебалась, по ее лицу было видно, что внутри нее идет борьба.

– Ваш брат мертв, – от этих слов Владимира Катя вздрогнула, будто только что это услышала, – и дело не в том, что в этом случае данное вами слово теряет силу, а в том, что если это поможет найти убийцу, то вы просто обязаны об этом рассказать!

– Не знаю… Может, я ошибаюсь… – девушка все еще не могла решиться.

– Даю вам слово, что, если то, что вы мне расскажете, никак не поможет в поисках убийцы, я никому об этом не скажу.

– Спасибо, Владимир. – И Катя решилась: – Дело в том, что Феликс проводил исследования анализов для гинеколога городской больницы.

– Да, вы говорили, что он был в подчинении у доктора Фортунатова.

– Фортунатов тайно лечил пациентов от дурных болезней, и это были не единичные случаи. Но есть еще кое-что.

– Странно, в больнице есть венеролог – доктор Стрельбицкий. Врач обязан сохранять в тайне диагноз больного, особенно в таком случае. Но если партнер… если один из супругов заболевает подобной болезнью, то чрезвычайно высока вероятность, что второй супруг ею заразится еще до того, как у больного проявятся настораживающие симптомы заболевания. Выходит, это секрет полишинеля, и зачем обращаться тайком к доктору Фортунатову, когда для этого есть доктор Стрельбицкий? Все равно дурную болезнь от супруга не утаишь.

– Доктор Фортунатов тайно не только лечил от дурных болезней, но и прерывал интересные положения у женщин, хотя это запрещено законом.

– Фортунатов тайно делал аборты, чтобы супруг ничего не узнал?

– Когда возникали сомнения в том, кто отец будущего ребенка.

– Если честно, я не представляю себе, какое это может иметь отношение к убийствам в городе? Предположим, доктор Фортунатов испугался того, что ваш брат предаст это огласке, но разве он имел какое-либо отношение к предыдущим убийствам молодых особ?

– Я уже говорила, это были не единичные случаи… Феликс узнал, что у нас в городе есть тайное место, куда приходят замужние женщины, когда муж в отъезде, или просто улучив подходящий момент. За это… – Катя вновь покраснела, – им платят деньги.

– И все равно я не представляю себе, какое это может иметь отношение к убийствам молодых женщин… Хорошо, я подумаю над этим. В отношении вашего брата у доктора Фортунатова был мотив – за подпольные аборты полагается тюрьма и лишение медицинского диплома.

Владимир вспомнил, как в театральном ресторане на Валах его познакомил с доктором Фортунатовым адвокат Семыкин. По работе ему не приходилось общаться с Фортунатовым. Этого большого, грузного, с трудом передвигающегося человека было трудно представить хитроумным убийцей, да и для чего бы ему понадобилось выкачивать из жертвы кровь? Для отвода глаз?

– Вы вечером не могли бы зайти в библиотеку? – смущаясь, попросила Катя.

– Очень много работы, боюсь, задержусь допоздна, – ушел от прямого ответа Владимир.

Общество Кати его не особенно привлекало. Ему нравились яркие, неординарные личности, а Катя была тихая, скромная провинциальная девушка. Из таких получаются отличные жены, но из-за них не сходят с ума, не совершают сумасбродные поступки.

– После работы я всегда дома, буду рада, если вы решитесь зайти ко мне на чай. Это мой адрес. – Катя протянула ему бумажку.

Тут у Владимира внезапно возникло предположение, которое он тут же решил проверить.

– Ваш брат не называл имена тех женщин? А может, имеются какие-то записи, касающиеся их?

– Есть журнал, в который Феликс записывал результаты анализов, ведь в обычный больничный журнал он не мог их заносить. Вам нужен этот журнал?

Владимир сам этого не знал. Разве что…

– Я дам вам фамилии жертв убийцы, проверьте по журналу, может, они были тайными пациентками доктора Фортунатова. – Владимир сунул руку в карман и понял, что выронил листок. – Похоже, я потерял листок с их фамилиями. Тогда при нашей следующей встрече я их вам дам.

Вдруг рядом послышался громкий женский голос с хрипотцой:

– Позвольте вас отвлечь от беседы, сударь. – Это была женщина средних лет, в глаза бросались властное выражение ее лица и бедное, поношенное, но чистое платье. – Судя по вашему халату, вы работаете в этом отделении?

– Вы правы, сударыня, я здесь работаю врачом.

– Позвольте представиться – я вдова героя Турецкой войны капитана Ташко! У меня тут находится на излечении сын. – Ее тон был одновременно и властным, и просительным. Видимо, когда-то она ощущала себя на гребне волны, а сейчас ей горько было осознавать, насколько бедственно ее положение. – Могу ли я просить вас передать продукты моему сыну?

– Хорошо, я ему их передам.

– Не могли бы вы позволить ему выйти ко мне, чтобы мы могли с ним перекинуться хоть парой слов? – Тон женщины стал униженно-просительный.

– Сударыня, это запрещено, у нас строгие правила.

– Но я вас очень-очень прошу! – Вдова умоляюще смотрела на Владимира.

Катя наклонилась к Владимиру, ее глаза увлажнились, и она шепнула:

– Я вас очень прошу, помогите бедной женщине – видите, как она страдает!

– Хорошо, я сейчас спрошу разрешения у доктора Нестеренко, – хмурясь, согласился Владимир и попрощался с Катей.

Ему не хотелось показывать, что у них с Ташко, его тайным агентом, особые отношения. К удивлению Владимира, Нестеренко сразу дал разрешение на свидание больного с матерью:

– Что ж, пусть пообщаются. Ташко вполне адекватен, его состояние стабильное.

Когда Владимир вернулся в фельдшерскую, то на столе сразу увидел потерянный листок с записанными фамилиями.

«Видимо, кто-то его нашел, но как этот человек узнал, что это мой листок?»

Вечером, как обычно, появился Ловцов, чтобы забрать больничные документы. Владимир обратился к нему с просьбой:

– Дмитрий Фролович, не могли бы вы пойти мне навстречу и дать еще поработать с некоторыми документами? Обещаю, что они не покинут стен отделения.

– Вы же знаете, что это категорически запрещено! Геннадий Львович был бы против.

– Меня интересуют лишь три истории болезни, которые я сегодня не успел просмотреть, – и Владимир быстро перечислил фамилии больных.

На самом деле он с этими документами ознакомился еще днем, в них ничего не привлекло его внимание, и эти больные недавно были пациентами доктора Нестеренко. Владимиру просто нужен был повод допоздна задержаться в отделении, чтобы дождаться момента, когда доктор Топалов отправится домой.

– Ничем не могу помочь. – Ловцов с сожалением развел руками. – Завтра мог бы находиться здесь с вами хоть до третьих петухов, а сегодня – никак. – Фельдшер стал собирать папки. – И не выполнить распоряжение Геннадия Львовича тоже не могу. Можете попытаться завтра получить у него разрешение, а я человек маленький, сам не имею права принимать такие решения. – И фельдшер, прихватив папки, вышел из комнаты.

Владимир, как мог, тянул время, но ему все равно пришлось уйти раньше доктора Топалова. Переехав в свое новое жилище, Владимир сразу дал понять хозяевам, что человек он занятой, не привык вести пустые застольные разговоры по вечерам и не любит, чтобы его отвлекали. Сейчас, зайдя в свою комнату, Владимир сразу сел возле окна и стал вести наблюдение за входной дверью отделения, с нетерпением ожидая, когда доктор Топалов наконец отправится домой.

Стемнело, зажглись редкие фонари, а доктор Топалов все не уходил. Владимир из-за этого нервничал, как и из-за того, что вряд ли сможет в столь позднее время попасть в отделение. Его самолюбие ранили воспоминания о вчерашней стычке с санитаром Прохором. Сегодня дежурят другие санитары, но вряд ли с ними будет легче договориться. Но даже если ему удастся каким-то образом попасть в отделение, как разыскать спутницу или пленницу доктора Топалова? Скорее всего, он держит ее под замком в одном из изоляторов, ключи от которых находятся у дежурных санитаров, но они, даже если им заплатить, изолятор не откроют – весь персонал боится доктора Топалова как черт ладана.

За окном совсем стемнело. Осознание того, что он оказался неподготовленным к роли сыщика, вызвало у Владимира болезненные ощущения. И тут он увидел, как к отделению подъехала карета. Владимир быстро вышел из дома, намереваясь подойти поближе, так как не исключал вероятности того, что доктор заберет свою вчерашнюю спутницу. Не доходя до здания метров двадцать, Владимир спрятался за стволом дерева и стал ждать.

Вскоре из отделения вышел доктор Топалов. Грузный кучер с удивительной для него ловкостью буквально слетел с облучка и открыл перед хозяином дверцу кареты. Через минуту она тронулась, тарахтя и подскакивая на неровностях дороги.

– Теперь, Владимир Иванович, признавайтесь как на духу, что вы надумали и за кем следите? – раздался позади насмешливый голос помощника следователя.

Владимир в растерянности обернулся – Лифшиц стоял в шаге от него.

– Как вы здесь оказались?! – пробормотал Владимир.

– Вы считаете полицейских агентов тупицами? Но это не так! Сегодня утром я заехал к вам в гостиницу и узнал, что вы вдруг, ни с того ни с сего, сменили место жительства. Мне не составило особого труда найти извозчика, перевозившего вас, и узнать ваш новый адрес. Признаюсь, вначале я недоумевал, даже подумал, что вы игрок, проигрались, имеете проблемы с деньгами. Однако получил на вас только положительные характеристики, и картина начала проясняться.

«Одну из положительных характеристик наверняка дал адвокат Семыкин», – догадался Владимир.

– После общения с вами я понял: вы заигрались в детектива-любителя, и не исключил вероятности того, что вам удалось узнать нечто важное. Так что я видел, как вы вели наблюдение, сидя у окна, и наблюдал за вами. Теперь рассказывайте! – потребовал сыщик категорическим тоном.

Владимиру ничего не оставалось, кроме как рассказать о своих подозрениях в отношении доктора Топалова и о том, что тот тайно держит в психиатрическом отделении женщину.

– Если бы вы мне все это рассказали днем, мы уже смогли бы принять необходимые меры и осторожно все проверить, – осуждающим тоном произнес Лифшиц. – Что вы порекомендуете делать сейчас, поздним вечером? Отправиться к господину следователю, затем с ним к господину прокурору за выдачей ордера на обыск в психиатрическом отделении? На основании ваших подозрений и, возможно, фантазий психически больного? Если мы там ничего такого не найдем, представляете, какой будет конфуз? Скандал! Весь город будет смеяться над нами!

– Я понимаю, – сокрушенно произнес Владимир, – но все же…

– Ничего вы не понимаете! – резко прервал его Лифшиц. – Считаете, что доктор прячет в психушке женщину, а у меня нет сведений, что кого-либо разыскивают как пропавшего без вести. Как это понимать? Или никто не пропадал, или женщина там находится добровольно, по причине болезни.

– Вам решать – вы власть. – Владимир вяло махнул рукой. От разговора с полицейским у него разболелась голова и он никак не мог сосредоточиться.

– Теперь вы все перекладываете на полицию, а совсем недавно в своих мечтах купались в лучах славы, – ехидно заметил Лифшиц и вдруг направился к входной двери отделения.

Владимир, не ожидавший от плюгавенького на вид полицейского такой решительности, поспешил за ним. У самой двери Лифшиц достал из кармана револьвер, проверил его и снова спрятал. После этого он сделал знак Владимиру, чтобы тот постучал. Дверь открыл санитар Данила. Увидев Владимира, он нахмурился и поинтересовался:

– Чего вам, господин лекарь?

Лифшиц резко выдвинулся вперед и показал полицейский жетон.

– Я преследовал преступника, он пропал из виду возле этого здания, вероятно, вошел внутрь. Так что я должен все здесь осмотреть!

– Никто к нам не заходил, дверь все время на замке! – возразил санитар.

– Ты будешь мне указывать, что мне делать и чего не делать?! – со злостью выкрикнул Лифшиц, даже подскочив на месте от негодования. – Скрылся опасный государственный преступник, а ты намерен мне помешать в его поисках?! Сгною! Отправишься на нары, на каторгу за укрывательство! Как тебя звать? Фамилия? Предъяви паспорт!

Данила побелел от бешеного напора полицейского.

– Ваше благородие, идите смотрите, но у нас нет никого чужого! – Санитар широко распахнул дверь, пропуская полицейского внутрь.

– Он пойдет со мной и поможет в поисках! – бросил Лифшиц, указав на Владимира.

Для видимости они прошлись по общим палатам, Данила следовал за ними, вид у него был растерянный и несчастный. Как бы ни развивались дальнейшие события, Данила не сомневался, что неприятностей у него уже хоть отбавляй.

– Открывай! – скомандовал сыщик, когда они подошли к двери одного из изоляторов.

– Этого я сделать не могу, у меня ключей нет, – пролепетал насмерть перепуганный Данила.

– Как – нет? Кого ты там скрываешь?!

– Никого там нет, – заявил санитар, нервно крутя в руках связку ключей.

– Никого нет?! – Сыщик ловко выхватил ключи из рук санитара.

Тот взревел, как зверь, и, уже ничего не соображая, ринулся на низкорослого сыщика, но тот молниеносно выхватил револьвер, ткнул стволом санитару в шею, и он сразу обмяк.

– А ну к стене, бестия! – приказал сыщик, грозно поводя револьвером. – Дать бы тебе в зубы, чтоб знал, как на полицейского лезть с кулаками!

Санитар, полностью сломленный, послушно отступил. Лифшиц находил в связке нужный ключ и открывал поочередно двери изоляторов – одного, второго, третьего…

Когда в глубине палаты Владимир увидел девушку, сидящую на кровати спиной к ним, у него перехватило дыхание. Она никак не отреагировала на вошедших, даже не повернулась.

– Кто вы, барышня? – Сыщик сразу направился к ней.

У Владимира замерло сердце, он одновременно надеялся и боялся узнать в ней встреченную в парке незнакомку. Барышня, словно очнувшись ото сна, медленно повернулась к ним…