Глава 39
Всем по отдельному богу
– Хозяин? – окликнул К-9.
– Заходи, не бойся, – пригласил пса Доктор. – Мы – в рубке военной ТАРДИС. Она такая же, как моя, только с верньером для регулировки света. И с нагромождением острых углов, так что младенцам здесь стоит быть осторожнее. Черт меня раздери, если помню, зачем сгладил всю эту остроту у себя.
– Хозяин, мы тут уже были, – заметил К-9 подозрительно.
– Ты очень наблюдателен, мой друг, – тихо сказал Доктор. – Это военная ТАРДИС кардинала Мелии. Ну, таковой она была – до его исчезновения. А исчез он вскоре после того, как обстряпал дельце с упрятыванием Криккита в ловушку замедленного времени. – Доктор вдруг замер и подтолкнул К-9 ногой. – Нам надо выбираться отсюда. Срочно.
Как раз в тот момент двери захлопнулись, и весь свет погас.
– Бежим!
В темноте зажегся один из экранов:
МЫ ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ ЗА НАРУШЕНИЕ НОРМАЛЬНЫХ УСЛОВИЙ
ПОЖАЛУЙСТА, НАСЛАЖДАЙТЕСЬ ПЕРЕМЕНАМИ
Доктор и К-9 очутились в коридоре. Пока все шло как обычно – не считая того, что в коридоре совсем не было света, и темноту разгоняли только звуковая отвертка Доктора и трехбаровый газовый обогреватель К-9.
– Бежим! Скорее! – подгонял Доктор.
– Хозяин, мы и так бежим!
– А мне показалось по звуку, что твой мотор замедлился!
– Утверждение ложное! Хозяин, а почему мы бежим?
– Потому что я хочу убежать от голосов в голове, К-9! Вернее – от одного голоса!
– Не понимаю вас, хозяин!
Доктор затормозил у стены, вдруг выросшей перед ними, постучал по ней отверткой.
– Не имеет значения. Мы в тупике.
К-9 взглянул на стену, потом – на хозяина. Свет в его глазах потускнел.
– Ну вот, – вздохнул Доктор, – ты отвечаешь на мой следующий вопрос. Я подумал еще – а может ли эта дрянь затронуть и…
Свет стремительно исчезал.
– …и тебя.
Доктор застыл во мраке, пытаясь определить, настоящая темнота его окружает, или лишь иллюзия, или он сам закрыл глаза в страхе и не хочет их открывать.
– ДОКТОР! – воззвал голос.
– О, какой же ты громкий! – Доктор рассмеялся.
– ТАКИМ ТЫ И ХОЧЕШЬ МЕНЯ СЛЫШАТЬ, ВЕРНО?
– Не совсем. – Доктор улыбнулся. – Знаешь, порой устаешь от борьбы со злом. Взять отпуск хочется. Просто валяться в постели, есть тосты с домашним вареньем и листать газеты. К-9 обожает комиксы, я предпочитаю потешаться над модными журналами. А вот Романа – леди с характером. Она выписывает «Математический еженедельник».
Тут ему на плечо легла рука.
– Леди с характером прибыла, – насмешливо объявила Романа.
Либо Доктор открыл глаза, либо свет загорелся вновь. Она стояла прямо перед ним.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Я – не Романа, – сходу объявил двойник. – Так что можешь не гадать, являюсь ли я злым двойником и не задавать глупые вопросы вроде «а где твои перчатки?».
– Рад, что все быстро прояснилось. И к чему этот маскарад?
– Я пришла поговорить с тобой.
– То есть, убедить, что военные ТАРДИС – это хорошо, да?
– Если угодно. – Романа опустилась на колени и погладила К-9 по носу. – Похоже, ты не удивлен, видя меня.
– Ну… – В Докторе вновь взыграло хвастовство. – Не так-то и сложно тебя раскрыть – кто-то же должен был помочь Хактару организовать весь этот плацдарм для работы над планом. Кто-то наверняка поспособствовал самоуничтожению аловиан. А еще твоя ива не колыхалась от ветра. Я знаю, ТАРДИС порой способны на чудеса маскировки – но тебе есть куда расти. Значит, за всем этим фарсом стояла ты. Я прав?
– О да. – Романа восторженно кивнула. – И, конечно же, я устроила бедному воину-кардиналу Мелии внезапный уход из жизни. Нельзя было допустить, чтобы полный набор его воспоминаний перекочевал в матрицу Галлифрея. Это бы выдало меня с головой.
Доктор нахмурился.
– Хорошо, теперь я знаю, кто во всем виноват, но понятия не имею, зачем оно тебе было надо.
За его спиной вдруг распахнулась дверь. Луг исчез. Там, где он был, воцарился мрак – абсолютная темень, подкрашенная каким-то далеким и жутким голубоватым светом.
Лже-Романа шагнула наружу и помахала Доктору, приглашая следовать за ней.
Он вышел в одно большое Ничто – холодное до ужаса.
Военная ТАРДИС обвела Ничто широким жестом:
– Ты бы знал, как это приятно – программировать саму себя. Зачем мне это было надо, говоришь? Да просто я знала, что с окончанием криккитского конфликта мои дни будут сочтены. Военные ТАРДИС упрятали под замок, в чулан – спасибо, что хоть не уничтожили, – до той поры, пока Вселенная снова не будет нуждаться в нас. Поэтому я и сфабриковала эту ситуацию.
Доктор моргнул.
– Ты развязала заново войну, в которой уже участвовала?
– Да. Как видишь, военные ТАРДИС снова свободны. Мы принесем мир.
– Вторая война с криккитцами – просто повод запустить этот хлам?
– Да! – Лже-Романа явно разозлилась. – Дать им свободу действий!
– Но войне конец. Что теперь?
Лже-Романа осеклась.
– Военные ТАРДИС еще понадобятся, – заявила она. – Рано или поздно.
– Ты уверена?
– Вселенная – большая.
– Ну да, ну да. У тех, кто так говорит, просто чересчур много жилой площади. – Доктор, меряя шагами мрак, обнаружил, что наслаждается им. Его глаза потихоньку привыкали к тускло-синей темени. – Вселенная, говоришь? Вселенная – одна большая загадка, и никто никогда не сможет составить ее полную карту. Знавал я команду каких-то очень преданных своему делу долгожителей – у них были рулетки, измерительная лента и чертежная бумага. Так вот, даже они сдались в итоге. Теперь содержат ресторанчик где-то на окраине Галактики Колеса.
На миг Доктора охватило смятение. Откуда шел этот тусклый свет? И почему здесь было так холодно?
Лже-Романа улыбнулась ему.
– К чему ты клонишь, Доктор?
– К тому, что Вселенную при желании можно дико оптимизировать. Разведав все ее уголки и избавившись от огромного количества пустоты, погасших светил и необитаемых планет, можно было бы сжать ее до чего-то столь малого, что лондонская автоколонна смогла бы проложить через это все сносной длины маршрут. И все смогли бы жить пусть в тесноте, но, хочется верить, не в обиде.
– Ты так думаешь? – Лже-Романа была удивлена. Он мог сказать это по тому, как свет, далекий и холодный, падал на ее лицо.
– Да. Настоящих буйных мало, и все они где-то далеко. Далеки, сонтаранцы, Криккит – им все сходит с рук только потому, что они так запредельно далеко. Всегда уповаешь на то, что нападут на кого-то другого, но не на тебя. Но если всех нас сложить вместе, мы утихнем. Да, я знаю, ты сейчас скажешь, что на каждой отдельно взятой планете полным-полно негодяев – но если бы всех нас усадили за один стол, мы бы их усмирили или даже перевоспитали. Как славная многодетная семья в тех фильмах, что крутят под Рождество.
На лицо Романы ложилось все больше и больше света – определенно.
– После переполоха с криккитцами пыль осядет, я уверен. Возможно, я смогу взять отпуск. – Доктор улыбнулся. – В каком-нибудь местечке с красивыми закатами… кстати, где мы?
Романа покачала головой.
– Ты неисправимо оптимистичен в отношении Вселенной. Мы прогуливаемся по дальнему краю бесконечности. Если ты оглянешься через плечо и подождешь двадцать миллионов лет, пока свет нагонит тебя – увидишь солнце Криккита.
Доктор уставился на пустоту под ногами. Несколькими минутами ранее он решил, что стоит на простом пружинистом полу. Но под его ногами ничего не было. Он ослабил узел шарфа – концы свободно затрепетали, вняв далекому солнечному ветру.
– Наверное, я должен запаниковать, – сказал он.
– Я подумала, что это хорошее место для разговора. – Романа вдохнула и выдохнула, и маленькие искорки света устремились от нее во все стороны. – Бедная планета Криккит, их взгляды сформировала Вселенная. Вокруг их миро зависло облако мусора, горизонты их были ограничены…
– Я бы сказал – извращены, – процедил Доктор, пытаясь дотянуться до одного из ближайших звездных скоплений.
– Как тебе будет угодно. Мне не важно. Это, в конце концов, просто очень наглядная демонстрация того, как география формирует наши взгляды – тебе не кажется?
– То есть, ты сравниваешь Криккит с деревней, где нет асфальтовых дорог?
Лже-Романа поразмыслила.
– Да, – сказала она наконец. – А потом ее жителям открыли глаза на мир, и они все просто сошли с ума.
– И что же?
– Именно это я собираюсь сделать с остальной Вселенной, Доктор. – Лже-Романа улыбнулась. – Именно поэтому я спасла Хактара и перенастроила его Бомбу Сверхновой. Пора спровоцировать нечто большее. Вот почему и я, и подобные мне будут нужны. Это будет время полного безумия и самой великой войны.
Доктор нахмурился – в мозгу появился какой-то странный зуд.
– Что?
– Во Вселенной, Доктор, всем трудно ответить на вопрос «что происходит?», коль скоро она так велика – верно? – Лже-Романа позволила себе сочувствующий смешок.
– Да, разумеется, – согласился он. – Солнечные системы, космос, галактика – такие величественные термины, что захватывает дух. Все так хотят, чтобы о них думали как о Токио или Нью-Йорке, когда на самом деле, во вселенском масштабе, мы все – Бишопс-Стротфорд.
– Именно. – Лже-Романа торжествующе улыбнулась. – И стоило лишь одной планете это уразуметь, как она развязала страшную войну, худшую в истории. Представь, каково будет, если я открою глаза всем?
Зуд в голове Доктора усилился.
– Какую еще правду? Я волнуюсь, когда ты так говоришь.
Лже-Романа застыла в том месте, где лишь несколько слабых бликов света касались ее.
– Ты когда-нибудь задумывался, почему небо темное, Доктор?
– Не очень. – Доктор потер нос. – Эдгар Аллан По как-то общался со мной на эту тему, но потом за нами погналась гигантская ворона-убийца, и…
Лже-Романа улыбалась – и это было так не похоже на теплую улыбку той, кого она пыталась изображать.
– Вселенная практически бесконечна, Доктор… и все же небеса темны.
– А? – Когда-то это был один из самых любимых возгласов Доктора. Он помогал ему на самых ранних порах общения с людьми, когда ему требовалось время, чтобы усвоить незнакомую или нелицеприятную информацию, такую как тоталитаризм и завышение цен на печенье.
– Будь Вселенная бесконечна, бесконечным было бы и число звезд. Так почему же небо – темное, Доктор?
Доктор окинул взором холодную темноту.
– Потому что, – начал он, ожидая, что мозг подкинет что-нибудь умное. – Ну, всему виной парадокс Ольберса, верно?
– В разное время давались разные объяснения. На эту тему не утихали серьезные споры. Но ответ прост – темнота оберегает всеобщее чувство меры. Мы ложимся спать ночью и редко думаем о том, какая Вселенная большая. – Лже-Романа снова выступила вперед. – И знаешь, что обеспечивает темноту? Облака. Гигантские скопления водорода – или всякого мусора, если вспомнить Хактара. Так вот, я собираюсь использовать Бомбу Сверхновой не для того, чтобы уничтожить Вселенную, а чтобы развеять облака – сразу и для всех. – Она улыбнулась. – Я собираюсь включить свет. Результат – тотальная война.
Она хлопнула в ладоши. Пустота взорвалась светом – ужасно ярким; и на Доктора обрушилась ярость миллиардов солнц.
Он вскрикнул и отшатнулся, но отшатываться было некуда. Или не от чего. Кругом было светло. Доктор моргнул, надеясь, что глаза привыкнут, но те отказывались. Вечность – как понятие о форме пространства и времени, – была безжалостно проиллюстрирована.
Голова Доктора пошла кругом. От всего этого изобилия попросту не было спасения. До сей поры он понимал, что чувствовали криккиты – но лишь интуитивно, на уровне «да, наверное, это неприятно». Лишь теперь Доктору стало ясно, каким великим изобретением эволюции было небо.
Когда раса только-только рождается, небо не несет угрозы – оно просто большая и протекающая крыша со всякими блестяшками, показывающимися ночью. По мере того, как раса взрослеет, она узнает все больше об этих блестяшках и понимает, что на самом деле это другие миры, далекие солнца, а крыша – куда выше, чем считалось поначалу. По мере развития технологий взор расы простирается еще дальше – и приходит понимание того, насколько мал ее мир и насколько велико все то, что его окружает. Эволюция давала расе шанс сначала вырасти, а потом осознать – да и то не все. Теперь все поменялось, и далекие пылающие звезды наполняли небеса светом, от которого было никуда не скрытся, огнем, простиравшимся на миллиарды лет.
Вечность озарила Доктора своим сиянием, и ему это не понравилось.
У него ушло время на то, чтобы осознать перемену в своем положении – главным образом из-за закрытых глаз. Он встал, выказывая уязвленное достоинство человека, понявшего, что катается по несуществующему полу.
– Как тебе? – спросила лже-Романа.
Доктор покачал головой.
– Я хотела, чтобы ты узрел всю Вселенную.
– Но ведь увидев всё это… – Доктор осекся. До него дошло, в каком психическом состоянии пребывает существо, находящееся напротив него. – Увидев всё это, все сойдут с ума. Этот свет непоправимо искалечит их.
– Грядет новая эпоха Просвещения, Доктор. Конечно, будет страшная война. Но мои сестры только того и ждут – и выживших они приведут к истинному величию. Вселенная изменится раз и навсегда.
– В самом деле? – Доктор почувствовал озноб, идущий изнутри, а не снаружи. – Не думаю, что Вселенной нужна такая война. По сути, местечко-то спокойное – зачем трясти этот хрустальный шарик с глицерином и снежком? Проблем у него и так хватает.
– Это проявление высшей эффективности.
– Вздор. Твой план хорош для твоей головы, но не для чьих-либо сердец. И все, что ты хочешь – доказать свою точку зрения. Оно того стоит? Оно того не стоит, поверь. – Он зевнул и потянулся. Казалось, руками здесь можно было коснуться звезд. – Бери пример с тех, кто создал тебя – с Повелителей Времени. Они вот научились лениться, а это – одно из величайших искусств во Вселенной.
Лже-Романа подступила ближе и ухмыльнулась.
– Если бы нас не держали под замком, Повелители Времени правили бы Вселенной. Представь, чего бы ты мог достичь.
– Я бы предпочел этого никогда не достигать. – Доктор вздрогнул.
– Достигнешь. – Лже-Романа растянула губы в самом страшном оскале. – У тебя не будет выбора.
– В самом деле? – Доктор хмыкнул в ответ. – Ты была рождена для войны, и хочешь властвовать над бесконечным полем боя. И ты не задумываешься над тем, что на самом деле тебя ждет. Просто мнишь, что это будет круто – летать от одной славной перебранки к другой. Думаешь, Вселенная большая? Что ж, я открою тебе глаза: она очень маленькая. Генералы не плачут от того, что нечего больше завоевывать – они плачут оттого, что все их грандиозные планы рано или поздно загоняют их в тупик, упираясь в ряд скучнейших обстоятельств. На каждого Ганнибала приходится бедный Ричард, утопающий в грязи и скорбящий о своем верном скакуне. Когда я говорю, что война будит в людях худшее, то подразумеваю не только жестокость, а еще и мелочность, бессмысленность, жадность и склочность. Значит, ты хочешь развязать вечную войну? Вот что я тебе скажу – это будет скучно. Я в этом участвовать не собираюсь.
Доктор развернулся спиной к военной ТАРДИС и зашагал прочь от холодных звезд.
– Отвези меня домой, пожалуйста, – бросил он. – Я жутко замерз.