Глава 36
Все псы попадают на небеса
ТАРДИС материализовалась посреди идеи.
Обычно она издавала звук, который, в зависимости от обстоятельств, звучал как рев, скрежет или гортанный смешок великана. Но сейчас она прибыла, приглушенно шепча, с необычайной для себя застенчивостью – если не хочешь, чтоб я здесь была, просто скажи об этом, что-то в таком духе.
Причина подобной сдержанности крылась в том, что машина не была безоговорочно уверена в том, что место ее пребывания существует – и что, возможно, не лучшая идея в таком месте оставлять зримый или слышимый след. Тем не менее, Доктор решил направить ее именно сюда.
Присутствие чего-то большего, чем она сама, накрывало ТАРДИС, и если бы синяя полицейская будка могла нахмуриться – она бы нахмурилась.
Доктор тоже хмурился, не веря своим глазам.
– Вот мы и прибыли, – сказал он. – Ух.
К-9 испортил неопределенность момента, спросив:
– Где мы, хозяин?
Глаза Доктора блуждали по различным циферблатам и индикаторам на приборной доске. Все они советовали ему не открывать двери.
– По-видимому, мы сейчас в самом сердце скопления космического мусора, но нам-то с тобою виднее, верно? – Доктор постучал себя пальцем по носу. – Мы – на Небесах.
– Но хозяин…
– О да, К-9, нам потребуется немного веры.
Доктор открыл дверь и шагнул в неизвестность.
– Здравствуй, Боже, это Доктор. Ты дома?
Он пошел куда-то вперед, и К-9 осторожно сообщил ему, что, где бы они сейчас ни были, это место – совсем не то, чем кажется.
– Ну, разумеется! – откликнулся Доктор. – По идее, мы должны висеть посреди звезд – в глубоком космосе, или вроде того, – но вместо этого…
Он замолчал и почесал в затылке. Место сбивало с толку. С одной стороны, оно явно находилось где-то в космосе, потому что их окружала чернота и соблазнительный блеск солнечного света, падающего на кристаллический туман мусорного скопления. С другой стороны – они пребывали на каком-то лугу.
Доктор набрал полную грудь воздуха. С одной стороны, он дышал смертоносным холодным космическим вакуумом, а с другой – чувства говорили ему, что где-то совсем рядом, неподалеку, цветут лютики.
– К-9! – окликнул Доктор. – Ты видишь то же, что вижу я?
Пес-робот хранил необычайно осторожное молчание.
– Эй, старая хитрая собака. – Доктор заметил, что, несмотря на теплую весеннюю погоду, впереди – небольшая кучка осенних листьев, идеально подходящих для пинков. – Что ты видишь, ответь мне?
К-9 покатился вперед.
– Хозяин… я не могу дать точное определение.
– Сделай предположение.
– Я вижу, что мы находимся в скоплении космического мусора. Однако также я могу заметить, что мы перемещаемся по совершенно ровной поверхности, вполне приемлемой для моих рабочих параметров.
– Ты в собачьем раю. – Доктор почесал К-9 за железным ухом. – А для меня сберегли луг. Не хватает только шезлонга и кроссворда. Знаешь, – Доктор наморщил нос, – похоже, Бог пытается успокоить меня. Если бы только все мои оппоненты предпринимали такие шаги! Не могу себе представить Давроса, готовящего мне ванночку с пузырьками для ног. Эх, да. – Он оглянулся. – Шезлонг был бы очень к месту.
Доктор и К-9 пошли дальше. Вскоре они набрели на разложенный шезлонг в тени плакучей твы. Доктор постучал по нему костяшками пальцев, убеждаясь в его реальности.
– И это предусмотрено! Как замечательно. – Доктор улегся на шезлонг и уставился на бегущий близ него ручей. Солнечный свет просачивался сквозь листву дерева, мягко окутывал его, и Доктор понял, что зевает. Листья ивы не шевелились на ветру. Это как-то сразу отрезвило его.
– Все это ужасно завлекательно, – сказал он, вздыхая и опуская ноги в траву. – Но где-то там, за пределами этой пасторали, Вселенная содрогается от поступи криккитцев. Так что, Хактар, давай уже покончим с этим – хорошо?
Луг не ответил Доктору.
– О да, Хактар. Это ведь ты, не так ли? Ты оставил несколько серьезных улик. – Он смотрел, как ветерок шевелит на лугу все, кроме листьев ивы. – Дизайн звездолета. Планы по созданию Бомбы Сверхновой. Взрыв тебя не уничтожил – просто рассеял. Превратил в облако космического мусора. Почему бы тебе не выйти и не поздороваться? Стесняться не надо.
Шепчущий бриз превратился в голос.
– Еще раз здравствуйте, Доктор, – произнес великий суперкомпьютер. В голосе все еще слышались отголоски минувшей напыщенности, но минувшие эоны разбавили ее. Он как-то осунулся, этот голос – все такой же подспудно раздражающий и бойкий, но в то же время – постаревший и усталый. – Вам нравится этот шезлонг?
– О да, он очень удобный.
– Он создает иллюзию комфорта, а комфорт – это все, что нужно живым существам. Полагаю, вас можно поздравить.
– Мне нравится, когда меня поздравляют. – Доктор улыбнулся. – Одно из очевидных преимуществ этой жизни в том, что меня за нее столько раз можно поздравить. Вот только жаль, что после поздравлений я слышу что-нибудь вроде «К сожалению, Доктор, у вас не выйдет долго наслаждаться своей победой» – и меня швыряют в резервуар к пираньям.
– Хм. – Хактар задумался. – Боюсь, я не это хотел сказать.
– Да ладно! Раз уж хочешь уничтожить Вселенную – овладей злодейским жаргоном.
– Я не злодей. Просто предпочитаю играть за кулисами.
– Вздор! – возмутился Доктор. – В прошлый раз ты был суперкомпьютером, а теперь ты Бог. Это, доложу я тебе, амбициозный карьерный рост.
– Я стал Богом непреднамеренно, – признался компьютер. – Это лишь средство для достижения цели.
Доктор надвинул шляпу на лоб и усмехнулся.
– Случайно стал Богом, говоришь? Извратил историю целой расы, отправил ее на войну, сделал само ее имя проклинаемым на протяжении веков, использовал ее для того, чтобы поквитаться с Вселенной – и все это, значит, просто случайность?
– Ну…
– Нет! – Доктор вскочил с шезлонга и побежал вниз по прекрасному речному берегу. – Мы все совершаем ошибки. Мы все чем-то жертвуем. Сколько раз я просыпался, будучи пристегнутым к креслу пилота разбившегося лайнера, даже не зная, как так получилось – если бы за каждый такой случай мне платили шиллинг, я бы купил себе новые стильные ботинки! Но все это – чепуха по сравнению с попыткой уничтожить все сущее. Зачем тебе это? В прошлый раз, перед самым своим уничтожением, ты пытался спасти Вселенную!
– Меня уговорили остаться, – признался компьютер. – Та ошибка научила меня. Я был неправ, обманывая надежды своих создателей. Поэтому я начал все сначала. И если я причинил кому-то лишние страдания – мне остается лишь извиниться.
– Но! – Доктор пнул шезлонг. – Но это все… бессмысленно. Первоначальный план состоял в том, чтобы уничтожить все остальное – чтобы аловиане могли жить в мире. Но они давным-давно исчезли. От них ничего не осталось. Нет никаких причин все со свету сживать! Твой план не подразумевает и пребывание криккитов в полном одиночестве – у них уже была такая возможность внутри ловушки. Я не понимаю. К чему все это?
– Потому что так будет правильно.
Слова повисли в воздухе на мгновение. Доктор вдруг нахмурился.
– Ты сказал – «меня уговорили остаться». Но кто?
Воды реки застыли. Умолкло пение птиц. Ветер застыл. Если бы Хактар был чуть более обычным компьютером, Доктор вполне мог ожидать от него, что в воздухе появится иконка песочных часов, сигнализирующая о загрузке системы.
Вместо этого, под нежный шорох перестройки на атомарном уровне, на берегу реки материализовался компьютерный терминал старого образца. Перекатывались с катушки на катушку магнитные ленты, мягко перемигивались диоды и лампочки.
– Думаю, надо принять изначальный облик, – сказал Хактар измученным голосом. – Хотя бы попытаться.
– Но это не твой изначальный облик. – Доктор улыбнулся. – Вот почему аловианам было так трудно уничтожить тебя – физическим телом ты никогда не обладал. – Он сорвал катушку и намотал ленту на палец, словно читая ее. – Ты всегда был облаком, скоплением – взрыв не способен уничтожить облако, он просто развеет его. – Доктор разжал пальцы, и катушка с лентой упала на траву. – А самое гениальное в тебе – умение восстанавливать все части заново. Сначала слипаются две-три частицы… потом две-три тысячи… и так – далее, до окончательного воссоединения. Ты рассеялся по всему космосу… а космос, само собой, огромен.
– Да, – согласился Хактар. – Ужасно огромен.
Доктор подался вперед и облокотился о старый компьютерный терминал.
– Что ж, не будем пугать К-9 спекуляциями. Он так любит исправлять обобщения.
– Кто не любит. – Размотавшаяся лента на мгновение изогнулась, напомнив глупую широкую ухмылку.
– Конечно. – Доктор кивнул. – Продрейфовав в разобранном виде миллионы лет, ты все же очутился здесь.
– Именно так. – Полоска магнитной ленты сжалась и разжалась.
– Очутился где-то, где мог бы идеально осуществить свой дьявольский замысел.
– Именно так. – Диоды тревожно замерцали – неужто Хактар не был уверен в своих словах?
– И все же… – Доктор забарабанил пальцами по терминалу. – Предположим, кто-то поручил тебе некое задание, и ты в корне переработал свою программу, решив не слушать приказы…
Лента все крутилась и крутилась.
– Более того, ты не только спас жизнь во Вселенной, но и твои создатели вскоре сами себя уничтожили, доказав твою правоту. По моему личному опыту, у компьютеров есть два больших достоинства – они никогда не жульничают в шахматах и у них есть отличное чувство иронии. Так скажи же мне, – Доктор отступил на шаг, оглядывая луг, реку, небо. – Раз однажды ты спас все живое, что же сподвигло тебя снова все уничтожить?!
Вопль Доктора прокатился по близлежащим холмам. Где-то замычала воображаемая корова.
Когда Доктор обернулся, то обнаружил, что Хактар превратился в развалившегося на шезлонге пожилого мужчину весьма домашнего вида, в халате и тапочках – что было, само собой, примечательно, ибо не каждый день компьютерный терминал с катушками магнитных лент обретает человеческий вид.
– Оу, – выдал Доктор. – Впечатляюще.
– Если уж нам предстоит долгий разговор по душам, я, пожалуй, приму подобающую форму. – Хактар усмехнулся. Едва зазвучал его голос, возобновили течение речные воды – теперь состоящие из книг; луг усеяли бумаги, а деревья стали напоминать вихляющие чернильные росчерки какого-нибудь истеричного гения. Доктор уставился на плакучую иву. Она осталась такой, как и прежде.
Он подумал о происходящем и понял, что ему это что-то напоминает – причем некое не самое приятное событие. Скорее зловещее, чем приятное – вроде визита к дантисту или встречи с выжившей из ума тетушкой.
– Получается, если ты способен на такие проделки, тебе ничего не стоит создавать материальные объекты, верно?
– У меня есть свои пределы, – пожал плечами Хактар. – Но в целом ты прав. Если ты намекаешь на тот корабль, что упал на Криккит – да, моих рук дело. – Он по-стариковски зевнул. – В своем распыленном состоянии мне только и остается, что придумывать всякие штуки и подбирать космический мусор. Я притягиваю молекулы, обломки, метеоритные фрагменты, а потом создаю на их основе различные формы. Конечно, чтобы насобирать необходимый объем, требуются тысячи лет, но в настоящее время я, считай, богат этим мусором. Поначалу, конечно, мне едва-едва хватило на звездолет. Но все же хватило.
– Понятно. Но ты увильнул от моего первого вопроса. Зачем, Хактар? Зачем сначала спасать что-то, а потом все-таки уничтожать – да еще и так долго и методично?
– Твердые решения – не мой конек, – отстраненно молвил суперкомпьютер и чуть удобнее устроился на шезлонге.
Все дальнейшие слова застряли у Доктора в горле.
– У меня была функция, – мягко вздохнул Хактар. – У меня было задание, и я его провалил. А когда я понял, что пережил ту бомбардировку – что еще мне оставалось? Вот я и довел жителей Криккита до того же умственного состояния, в коем некогда пребывали аловиане – и, скажу тебе, далось это мне возмутительно легко. Я терпеливый малый. И я дал себе еще один шанс. Теперь же моя задача почти выполнена. Да и потом, сам подумай – тот ракетный удар обрек меня на миллиарды лет пребывания в ущербном распыленном состоянии. Я дрейфовал в космосе одну вечность за другой. Ничего удивительного нет в том, что ко мне пришла мысль уничтожить эту большую бестолковую Вселенную… и я нашел ее притягательной.
Доктор уставился на Хактара.
– Вот как? И… это все?
– Это все. – Компьютер пожал стариковскими плечами. – Да, я уничтожу Вселенную просто забавы ради. – И Хактар рассмеялся. Эхо его веселья вознеслось к милым деревцам и поплыло над блаженным ручейком, прогулялось среди уютных зеленых холмов и лугов, источавших сладкую негу. В этом смехе не было ни злости, ни исступления – лишь gusto существа, почитавшего все за отменную шутку.
И Доктор содрогнулся.