Упади сейчас на пол булавка – звук ее был бы подобен грому.

– Но, – хрипло возразил старейшина, – мы не поклоняемся никакому божеству.

– Вот именно! – Доктор засмеялся. – Вы – порождение стыдливого Бога. И разве это не замечательно? Представьте себе – быть всемогущим и одновременно никчемным!

– Доктор, ты уверен в своей теории? – Тут уже у Романы появились сомнения.

– Полностью. – Доктор сиял от счастья. – У Криккита есть Бог, который не жаждет к своей персоне внимания.

Старейшина Грейц забулькал горлом.

– Вы, случайно, явились сюда не за тем, чтобы заставить нас поклоняться ему? В обмен на бусы, скажем? – Он повернулся к остальному парламенту. – Кажется, так оно и есть!

Старейшины подхватили его булькающий смех – нервный смех тех, кто решил не принимать неудобную правду, а отмахнуться от нее. Лишь старая дама в самом дальнем углу зала не смеялась – может, думала над словами Доктора, а может, ее мрачный лик не ведал веселья в принципе. Ее звали Старейшина Нараси. Никто не чтил ее как важную персону – многие Старейшины считали Нараси слишком жестокой даже по криккитским меркам и избегали посвящать ее в свои вторичные круги и общества. Что ж, малодушие должно было дорого им обойтись.

– К сожалению, ваш Бог – не какой-то там шарлатан. – Доктор печально покачал головой. – Я хочу, чтобы вы подумали над тем, что я вам скажу. Подумайте о всех этих странных условиях изоляции, отгородивших Криккит от галактического содружества. Это пункт А, выражаясь фигурально. А пункт Б – это кажущийся ментальный блок, следствие пункта А. Блок, мешающий вам даже предположить, что где-то за пределами скопления космического мусора есть иная жизнь. Вы никогда не задумывались, есть ли там, наверху, что-нибудь еще. Вы не развили любопытство и не пришли к божественной концепции, что само по себе – причудливо и уникально. Но есть и пункт В – мизерный шанс попадания космического корабля на вашу планету. Во Вселенной много пустого места, знаете ли. Космос потому и зовется космосом – он просторен. Он прямо-таки завален разбитыми звездолетами, целыми заброшенными космическими базами. Порой из них даже делают замечательные дома – но это так, между прочим. Моя точка зрения такова: то, что корабль без управления врезался в вашу планету, да еще и прошел атмосферные слои, не сгорев – чудо. А если учесть то, что угодил он на, пожалуй, единственную планету во Вселенной, где не будут думать, что перед ними – инопланетный гость или колесница богов, то тут, по-моему, совпадения становятся настолько подозрительными, что их бы арестовать. Ну и пункт Г – та удивительная быстрота, с которой вы освоили технологию разбившегося звездолета и использовали ее для развязки межзвездной войны. У вас ведь не было опыта в подобных вещах – от такого рывка рутан бы позеленел, завидуя. Вы ни с кем не воевали прежде – и почти победили! Сделав шаг навстречу воинственности, вы настроились очень решительно. Навязчиво так. Никаких референдумов, никаких раздумий – вы просто сочли, что уничтожить всю иную жизнь есть ваше единственное призвание. Вы позабыли свои замечательные достижения в ремесле, в агрокультуре, в создании телепрограмм. Все ваши мысли заняла война. Пункт Д – когда остальная галактика заполучила ваших ужасных криккитцев, то их не решились уничтожить, приняв за разумных роботов. Но так было задумано! Кто-то хотел, чтобы армию роботов-убийц заточили в тюрьму! Ну и наконец… пункт Е. Вы заметили, как, угодив в ловушку замедленного времени, стали гораздо менее целеустремленными? Куда-то делся весь ваш задор из пункта Г. За последние пять лет вы ничего не изобрели, ничего не открыли, лишь погрязли в бумажной работе. Заводы, где делали криккитцев, стали выдавать брак. И разве вы не заметили, как, вернувшись в нормальное время, вы все внезапно стали целеустремленными – даже ваши диссиденты? Как прогресс вашего Абсолютного Оружия значительно ускорился? Я наговорил много, и самое время мне подвести черту – без божественного вмешательства тут не обошлось.

Если он надеялся повергнуть аудиторию в шок, то потерпел неудачу. Старейшины дружно зашептались. Грейц сглотнул, его дородные подбородки заходили ходуном, будто он съел живьем крупную рыбину.

– Так вы, – молвил он, – обвиняете нас в том, что у нас есть Бог?

– Да я даже не знаю, что это такое! – крикнул кто-то из задних рядов.

– Это удобная отговорка. – Доктор усмехнулся.

Старейшина сердито выпучил на него глаза.

– Пришелец! Ты смеешь не только заявляться сюда, но и навязывать свою мерзкую веру? Иная жизнь, странные существа в небе – это все ты нам хочешь продать? Ну уж нет, народ Криккита не будет счастлив, покуда небеса не опустеют.

Зазвучали аплодисменты – так обычно хлопают, когда обнаруживают что-то, что не по нраву, и хотят вернуть мир в тот момент, когда это что-то еще не было открыто. Опять же, не хлопала лишь Нараси. Она лишь встала, неожиданно для всех шагнула вперед и, взглянув Доктору в глаза, смачно сплюнула ему под ноги.

– Этот мерзкий чужак не лишен здравого смысла, – сообщила она кислым, словно лимон, голосом. – Шутки о божествах в сторону – он утверждает, что нечто чуждое извне формировало события в нашем мире, приведя нас к идее истребления иных форм жизни.

– Он просто опасный смутьян! – огрызнулся Грейц. Старуха одарила его горгоньим взглядом. Он был последней шоколадкой в ее коробке – той, что с самым нелюбимым вкусом.

Нараси щелкнула пальцами. Перед ней возникла голограмма.

– Смотри, – сказала она. – Вот – то, что склоняет меня к словам сего отвратительного инопланетянина. Абсолютное Оружие. Оно завершено.

Голограмма воспарила в воздух, демонстрируя всему парламенту группу криккитцев вокруг того, что и должно было быть Бомбой Сверхновой. Какой она была при Хактаре, такой осталась и сейчас – маленький красный шарик, не больше. Над ней застыл робот с битой наготове. Бомбу, как бы в попытке придать ей больший авторитет, возложили на небольшой подиум.

– Бомба Сверхновой, – возгласил Главный Старейшина Грейц, – есть доказательство того, что нами не управляет никто посторонний! Мы построили ее сами, изолированные от всех и вся. Это все – наше собственное достижение.

Парламент вздохнул с облегчением: наконец-то хорошие новости.

– Вы в этом уверены? – Доктор погрозил голограмме пальцем. – Полагаю, сейчас вы прикажете роботам активировать ее? Я ведь видел ее планы – устройство, собранное по ним, не будет работать.

Старейшины закивали, слегка неуверенно. Нараси посмеялась над ними:

– Вернувшись, криккитцы помогли нам закончить бомбу и возвести защиту вокруг нашей планеты. Лишь одно наше слово – и они запустят ее, и вскоре останемся только мы.

– Вот, значит, как? – Доктор задумался. – И нет абсолютно никаких шансов, что они освободили вашу планету из заточения только для того, чтобы получить это оружие?

– Умненький мерзкий пришелец, – хихикнула старуха, – ты прав. Не слишком ли они вовремя? По их словам, замедленное время не позволяло нам развиваться и довести бомбу до ума. Вот и все, что они сказали…

Заполучив Абсолютное Оружие, подумала Романа, становишься немного озабочен вопросом последней черты. Каждый день, просыпаясь, начинаешь думать – так, сегодня я могу уничтожить Вселенную. Могу положить конец всему и вся, так что лучше всему и вся вести себя подобающе. Хотя, нет, сегодня надо сходить на почту – лучше как-нибудь в другой раз…

Она обнаружила, что прекрасно представляет себе эту силу. Власть положить конец существованию. Стереть все. Что же спровоцирует переломный момент? Будет ли это далекое инопланетное злодеяние или немытая кружка доктора на приборной доске ТАРДИС? В затылке что-то шевельнулось – крошечный пережиток контроля над ее разумом со стороны криккитцев. Шепоток напомнил ей о том, какой милой, темной, тихой и спокойной станет Вселенная, если жизнь исчезнет. Затем она вспомнила о славных вещах, которые видела – о невозможных мирах, возмутительных цивилизациях, чудесных закатах. О том чувстве, что наполняет душу, когда сталкиваешься с чем-то новым. О том совершенно невероятном ощущении, что приходит, когда сворачиваешь с хожей тропы и идешь своим путем – или когда Доктор кричит на всю будку: «Планы изменились!..»

И вот она очутилась здесь – в комнате, полной неверующих неудачников. Она как никогда хорошо понимала, что долгое время Вселенная ни в чем не меняла свои планы.

Да и Доктор наверняка дивился не меньше. Он никогда не чаял доказать факт того, что где-то есть Бог – но еще меньше ему хотелось бы открыть, что Богу угодно взорвать всю Вселенную.

– Ваш Бог послал вам криккитцев. Он буквально контролировал всякий аспект вашей жизни. Он готовил вас к нынешнему моменту задолго до того, как обрушил тот звездолет на вашу планету.

Старейшина Нараси все смеялась. Нашлись среди парламентских чинов и те, что столпились у окон и уставились в пустое небо. Старейшина Грейц будто постарел.

– Где… где же Бог? – робко спросил он.

– Не стану утомлять вас философскими суждениями, а скажу прямо. – Доктор встал у самого большого окна, указывая пальцем наверх, в Великую Мглу. – Что удерживало вас в изоляции миллионы лет? Откуда прибыл тот звездолет? Что сделало вас такими, что медленно и осторожно манипулировало вашими мозгами, вселяя маниакальную идею?

– Что? – эхом откликнулся Старейшина Грейц.

Старуха Нараси смотрела в окно и смеялась, не переставая.

– Говорят, Бога нельзя увидеть, – серьезно молвил Доктор. – И в вашем случае это действительно так. Но все же вы знаете, что где-то он есть. Вы видите его каждый день – и при этом не видите. Так вот, знайте – ваш Бог пребывает в облаке космического мусора, что нависло над этим несчастным миром!

Тут уж весь парламентский зал повернулся и уставился за окно, в ужасную темноту за ним. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь жутким кудахчущим смехом старухи.

– Поздравляю, Криккит, – прошептал Доктор. – У тебя есть Бог.

Старейшина Грейц вдруг рванулся к голограмме, крича:

– Стойте! Бога ради, остановите бомбу!

Крик был подхвачен другими – на разные лады старейшины Криккита принялись убеждать неумолимую картинку, кричать на нее, просить у нее.

Но роботы не слышали. И не слушали.

– Слишком поздно! – выкрикнула злорадно Нараси. – Вы все опоздали!

– Это конец, – тихо произнес Доктор. – Вы отдали им эту Бомбу. Никаких экранов у Криккита нет. Будет уничтожено все – и вы, и я, и вся существующая жизнь в принципе.

На голограмме криккитец с битой, нависшей над бомбой, дернулся, оживая. Отведя свой спортивный снаряд в сторону, он напрягся, готовясь нанести удар, запланированный много миллионов лет назад.

– Слишком поздно, – сокрушенно признал Старейшина Грейц. – Мы бессильны.

Бита криккитца застыла в верхней точке – затем резко опустилась вниз.

Доктор заткнул уши пальцами.

Удар пришелся точнехонько по бомбе.