Глава 15
— Хорошо идем парень! Третий день всего, а уже столько прошли! Ни разу такого не было. Ветер то какой! И попутный, и непрерывный. Летим, а не идем! Может это ты нам удачу принес, а?! — капитан потрепал Курти по голове.
К похвале Курти отнесся удивленно. Он и не представлял, что капитан знает о его существовании. Курти его сегодня впервые увидел. Стоял на мостике, смотрел в трубу, потом о чем-то говорил с Лукасом. Затем спустился и его, Курти заметил. Старый совсем уже — ему уже, наверное, около сорока, даже седина в бороде есть. Как на голове неизвестно — широкополая шляпа скрывала макушку. Но старик уже, конечно.
— Удачливый, — мимо прошел боцман — ленивый он! И руки корявые. Гонять надо!
— Не ворчи! — капитан усмехнулся — себя вспомни. Каким неумехой был. А смотри — до боцмана дорос.
— Потому и дорос, что гоняли — боцман шел дальше и голос становился тише. — А, что ворчу, так у меня работа такая.
— Ты на него не обижайся — продолжил капитан. У него и правда, работа такая. Он, когда кричит, то не со зла. Так надо. Поймешь потом. И не напрягайся — все у тебя нормально. А дальше еще лучше будет.
Капитан снова взъерошил ему волосы и пошел дальше.
Настроение было неплохим. Курти выспался. Более того — встал сам. Спать долго не привык. Кто работнику в трактире долго спать позволит? А здесь его не разбудили вместо со всеми, потому что часть ночи провел на вахте. А это, как выяснилось — святое.
На завтрак сухари, точнее один большой сухарь и миска с белого цвета мелкой разбухшей крупой, которую называли «ризовой» или как-то так… все равно вкусно! И много! Хотя последнее мнение окружающие не разделяли. Неженки! Им и сухари надоели!
После ночного посещения трюма, Курти, с радостью держался бы от него подальше, но утром, первым делом, его приставили к помпе.
Рутинная работа скоро стала привычной. Единственно тяжело. Рукоять насоса, не то, чтобы очень тугая, но толкать ее пришлось часа два. Руки болели, пальцы немели. Курти сменили, но работа помп не останавливалась ни на секунду. Исключение ночью, но тем больше работы было утром. Оказывается корабль, а точнее все корабли «текли» беспрерывно.
О том, что Курти сменил шило на мыло, он не пожалел ни разу. И на корабле, и в трактире — работа и много. Но, во-первых, здесь неплохо кормят, а во-вторых, не бьют. Тычки и подзатыльники не в счет. Это в порядке вещей к салаге. И не больно, и самое главное — не унизительно. Ну, работает парень обезьяной и что? Все через это проходили.
Не рай конечно — телесные наказания на флоте были всегда и страшные — от «линьков», «кошек», до купания с реи и «любования небом». В последнем случае проштрафившегося привязывали к одной из верхних рей, лицом вверх и оставляли так на несколько часов. Жара, ветер — это ерунда. Укачивало там невыносимо. Вплоть до того, что отвязывали от реи уже труп. Лучше уж порка.
Но пока все это было из разряда баек. И если делать свою работу правильно — не опаздывать на вахту, на борт с берега, не напиваться (больше положенного), то и проблем быть не должно. Пока все шло нормально. Матросы, как уже упоминалось к Курти относились нормально, единственно — кок.
Когда смена у помп закончилась Курти выпало идти в бачковые. На каждые двенадцать человек свой дежурный. Прежде, чем дойти до раздачи, еду следовало приготовить. Когда распределили вахту, боцман проорал: «бачковые» и произнес несколько имен, в том числе и Курти, точнее он проорал: «обезьяна», но это уже детали. По имени его здесь знали всего пара человек, для остальных он был… нет, не «обезьяна», так его звали, только, когда распределяли смену, что-то вроде официального имени, а обычно просто — Салага.
* * *
Камбуз маленький, тесный. Огромный чан с варевом бурлил у почерневшей переборки. Пахло странно, но вкусно. Дикий жар комнатушки контрастировал с холодом палубы.
Курти остановился в дверях. Кок (интересно, как его зовут?) стоял над чаном и разливал суп в котлы поменьше.
— Я пришел — сказал Курти.
Кок смерил его взглядом и сплюнул:
— И что? Пришел он.
— Я бачковой сегодня.
— Рад за тебя — кок отвернулся и продолжил колдовать над чаном.
— Делать то, что? — спросил, помявшись Курти.
— Обращение неправильное.
— Что?
— Как обращаешься, спрашиваю?!
— А как?
— Вот бестолочь. Ты ко мне должен обращаться «господин кок»!
— Хорошо, — пожал плечами Курти.
— Что «хорошо»?
— Господин кок, что мне нужно делать?
— Занятие тебе нужно? Хорошо, — кок отложил в сторону половник, — к печи подойди.
Курти послушно сделал шаг.
— С другой стороны, придурок.
Курти сжал зубы и промолчал. С другой стороны?
— Там же огонь!
— И что? Работа есть работа. Видишь качка! Чан шатает. А это непорядок. Зайди с той стороны и поддерживай печь, чтоб из него не выливалось. Ничего, обгоришь слегка — так тебе полезно — вон какой бледный.
— Печь же каменная и вмурована намертво… господин кок.
— А ты ее клал что ли? Тебе крысе сухопутной откуда знать, как она вмурована — намертво или вживую! Ты сам спросил — что делать? Я тебе сказал — что! Работай.
Курти опустил голову и вздохнул:
— Ясно. — Но с места не сдвинулся.
— Раз «ясно», чего встал?
— Ясно, что это заморочка такая для салаги. Знаю я про такие. Меня уже сегодня утром пытались к якорю приставить. Наточить, говорят надо, чтобы в грунт лучше входил. Я хоть и сухопутный, как ты говоришь, но при море давно. Слышал.
— Ты, что умный что ли? Знает он. Знал бы, что к чему, не салагой бы пахал, а человеком был бы. Не прислуживал, а тебе бы прислуживали.
Курти тихо проговорил:
— Я человек.
— Кто?! Ты!! Человек?!!! Обезьяна ты! Хватай вот этот котел тащи на палубу, обед скоро. Твоя артель первая харч получает.
Кок половником ткнул в один из котлов, куда только что перелил суп из общего котла. Курти подошел, оценивая про себя тяжесть посудины, схватился за ручки… и тут же одернул ладони. Ручки были раскалены от залитого в котел кипятка.
Курти обернулся:
— Рукавицы нужны, господин кок.
— Ты меня будешь учить, что нужно?! У себя на берегу будешь командовать, а не на моем камбузе. Нет руковиц. Так тащи.
— Так невозможно…
— Быстрее! Урод мелкий — кок поднял руку для затрещины. Курти проследил за рукой и в последний момент сдвинулся в сторону. Кока повело дальше и рука, с всплеском угодила в приготовленный для Курти котел. Взвыл, выдернул и бросив из левой руки половник ухватился за кисть обожженной правой. Со стоном стал ее баюкать.
— А я говорил — горячо, — кивнул ему Курти.
Взбешенный кок попытался его пнуть. Маневрировать в тесном помещении камбуза невозможно, но Курти юрко прянул вбок. Кок не удержался и грохнулся на пол. Задом ударился о палубу, головой о печь. Большой чан угрожающе качнулся. Кок в ужасе посмотрел вверх, но чан замер.
Курти скинул казенную куртку, обернул ею ручки соседнего котла, ухватил его.
— Я этот возьму, без ошпаренной кожи вкуснее… господин кок.
Кок держался за обожженную руку и на Курти не смотрел.
Тяжело.
Гладкие грани рукояток котла пребольно впились в пальцы и через намотанную куртку. От тяжести заломило в зубах и перехватило дыхание. Курти покраснел от натуги, но упрямо потащил котел вверх по трапу, оставив кока стонать на полу.
Хорошо налито не по самый край, а то бы расплескал. Жар варева бил в лицо, проникал через куртку к ладоням. Вкусный запах смешивался с духотой прохода. Тонкие покрытые трещинами деревянные проборки пахли солью и смолой. Еще они скрипели, но здесь, скрипело все. С трудом Курти вытянул котел на палубу.
— Поберегись, кипяток! — натужно прокричал он и потащил котел к бизани, где уже собиралась «его» артель.
Матросам и это варево не нравилось. А Курти умял за милую душу и сухарем протер стенки котла. Зажравшиеся они на корабле.
Дневная вахта в вороньем гнезде разительно отличалась от ночной. Не холодно и все видно. Они второй день летели на всех парусах и как Курти понял из разговоров моряков, это было редкостью, но удачной. Ему все больше нравилось на «Канарини». А в «вороньем гнезде» красота — ничего делать не надо, просто смотреть на море. Так, что во всех смыслах — красота. Укачивало, но он начинал к этому привыкать.
* * *
Сначала это была точка, будто кто-то капнул смолой на край воды у горизонта. Курти начал приглядываться и честно таращил глаза, пока точка не укрупнилась и не обрела пусть и слабые, но отчетливые очертания парусов. Курти набрал побольше воздуха в грудь и завопил:
— Корабль! — Подумал и добавил — Лево по борту! — Так, кажется правильно. Никто его этому не учил, но что-то такое от моряков слышал, еще из пьяных разговоров в «Свинье и кувшине».
Наверное правильно, так как Лукас быстрым шагом перешел к левому борту и стал шарить подзорной трубой по горизонту, а через минуту на мостик поднялся и сам капитан, так же вынувший трубу. Они о чем-то говорили, бурно жестикулируя, но о чем, с верхушки грота не слышно.
Ветер попутный и понять идет корабль за ними или просто тем же курсом нельзя. Курти, впервые отличившийся на службе, с интересом всматривался в далекое судно, одновременно пытаясь расслышать, о чем говорят Лукас и капитан. Бесполезно — и высоко и ветер в ушах. До паренька долетали только невнятные обрывки. Но с тревожными интонациями. Еще через десять минут к тем двоим на палубе, присоединился Клеон. Трубы у него не было, он поочередно прикладывался, то к подзорке капитана, то Лукаса и нервничал.
— Бригантина — донеслось до Курти снизу. Это Клеон. Чего орет-то? Курти вглядывался — двухмачтовый, на фоке паруса прямые, на гроте косые. Точно бригантина, и что так испугало-то?
— И что? От каждой бригантины теперь шарахаться? — Лукас разделял мнение Курти, стараясь успокоить Клеона.
И тут Курти вспомнил. Бригантина считалась излюбленным пиратским кораблем. Как, впрочем, и кеч, шхуна, бриг. Но кечи в открытом море не попадались — это прибрежный корабль, а у шхуны ходовые качества были ниже. А бригантина быстроходна и вместительна, что позволяло держать на ней большую команду, что важно при абордаже, есть место для добычи. Иногда пираты использовали бриг, но это корабль редкий и дорогой. Бывали пираты на барках, но это редкость и ходили на таких только настоящие морские волки. Фок, грот — прямые и бизань с косыми. По сути — большая бригантина, только вместо двух мачт — три. Но именно поэтому барк не очень маневренный и управлять им надо уметь — зато если разовьет скорость, то его уже не остановить. Вместительный и на нем, как правило, большая команда, что, как уже говорилось, при абордаже имеет решающую роль. Барки бывали северные и южные. Северные — тощие, вытянутые и вполне маневренные. Применялись как военными, так и торговцами. Южные, выросшие в барки из коггов и нефов — широкие, башмакообразные — любили купцы. Корабль идеально подходил для перевозки большого количества товаров. Хорош для обороны, но вот нападать на таком — бессмысленно. Он вряд ли кого-нибудь догонит. Но это была бригантина.
— Эй, в гнезде?!
Курти свесился вниз.
Капитан, задрав голову прокричал:
— Под каким флагом идет — видно?
— Нет — заорал в ответ Курти, — они вообще без флага!
Капитан, что-то произнес себе под нос, что-то вроде — «вот и я не вижу».
Бригантина тем временем прочно встала на курс и шла им в кильватер.
Их будто услышали, и над фоком бригантины медленно поднялся зеленый вымпел с желтым грифоном. То есть тем же, что буйно колыхался у Курти над головой.
Кричать об этом Курти не стал — тем внизу в подзорные трубы наверняка было видно. Тем более они от них не отрывались.
Странно. Почему прежде корабль шел без флага?
Бригантина изначально легче пинаса и судя по высокой ватерлинии, ничем не груженная. Она продолжала стремительно, по морским меркам, приближаться. Ее уже было видно с палубы и матросы занятые работами с любопытством посматривали в ту сторону. Несколько из них откровенно забив на работу, подошли к борту и оглядывались на приближающееся судно. Они о чем-то переговаривались между собой, но особой тревоги не проявляли. То ли люди бывалые, то ли не верили, что это могут быть пираты, так как видели желтый вымпел.
Бригантина шла за «Канарини», как привязанная, но по-прежнему непонятно — специально, или нет? Последнее вполне объяснимо — это торговый путь и шли оба корабля фордевиндом, но вот не реагировать на появившееся рядом подозрительное судно, было нельзя.
Капитан пришел к тому же выводу и отдал короткую команду Лукасу. Толстяк понимающе кивнул и поманив за собой боцмана нырнул в трюм.
Так прошел почти час. Бригантина неуклонно приближалась, капитан перешел с мостика на корму и не сводил с корабля подзорной трубы. Он все больше хмурился и нервно постукивал коленом по борту.
Курти разглядывал приближавшийся корабль с любопытством, но без особого страха. Он не верил, что с ним могло что-то произойти. Все по-настоящему плохое осталось там — в Елове.
Бригантина была уже совсем близко. Сверху Курти уже мог видеть ее палубу, почему-то пустую. Кое-где мелькало движение, но слабо-различимое, да и далеко все еще. Обзор перекрыт такелажем. Только, что-то в этом такелаже шевелилось.
Потом неяркое прежде утреннее солнце взбодрилось и стало бить «Канарини» в спину, практически ослепив их.
Часа через полтора солнце запрыгнуло за тучу и Курти увидел — бригантина была уже менее, чем в кабельтове от них и на ее вантах и шкотах сидели люди. Много. Полуголые, несмотря не нетеплую погоду, в руках держали луки и арбалеты. Нос облепила большая и колючая толпа. Остатки солнца прыгали по мечам и топорам.
То же разглядели капитан с Клеоном. Капитан подался вперед, как бы заостряя внимание на какой-то только ему видимой детали, оторвался от трубы и скомандовал:
— Боевая тревога! Корабль к бою, экипажу аврал!!!
Яростно засвистел в дуду боцман и сразу же дико прокричал, повторяя:
— Аврал!!! Свистать всех наверх!
Курти вцепился в края бочки и с полуоткрытым ртом смотрел, как Аргелийский флаг бригантины спустился вниз, а на смену ему прытко выпрыгнуло и заколыхалось на ветру черное знамя с белым черепом и скрещенными под ним белыми саблей и костью.
Часть команды «Канарини» выстраивалась цепочкой у трюма, но большая часть лезла по вантам вверх на мачты.
На палубу выскользнули Лукас и Клеон закованные в панцири, с капеллинами на голове. На Лукасе шлем держался криво, сползал и тот неловко поправлял его пухлой рукой. В руках сжимал охапку пик, торчащих в стороны. При выходе из трюма споткнулся, пики наклонились и бросились на матросов. Те с ругательствами отскочили в стороны. Лукас удержался на ногах и поспешно раздавал копья. За ним из трюма появился еще матрос, стал передавать разнообразное оружие дальше. Цепочка вооружалась. Матросы хватали мечи и топоры.
Бригантина неслась на них, как снежный ком с горы — скорость невероятная. Пиратский корабль шел прямо в кипящем кильватере пинаса, стремительно разрезая воду. Курти показалось, что в какой-то миг бригантина их протаранит.
— К повороту фордевинд приготовиться! — Ветер в ушах, все вокруг что-то орут, но команду капитана расслышал даже Курти в гнезде. Матросы на реях стали хвататься за шкоты.
Бригантина почти задевала корму. Курти видел, как несколько пиратов на носу бригантины раскручивали в руках железные крюки на тросах. И невысокий, почти голый человечек, одетый только в меховую безрукавку и рваные кожаные штаны, хищно оскалившись лютой беззубой улыбкой завопил:
— Лови грапнель тварь! — и отвел назад руку с крюком.
— Травить шкоты! — жесткая, быстрая, но хорошо различимая команда капитана. Он по-прежнему стоял на самой корме, ближе всех к пиратам.
Матросы на реях под Курти бешено задергали тросы. Часть парусов поползла вниз, часть вверх, на соседней мачте опустили гика-шкот.
— Поворот!
Рулевой вращал штурвал.
«Канарини» круто нагнулась и чуть ли не плашмя легла на воду. Курти второй раз за сутки едва не вылетел из гнезда, судорожно хватаясь обеими руками за мачту и стараясь упереться в дно бочки ногами. Тяжелая лазурь воды промелькнула в десяти футах от него. Лицо обдало влажным холодом.
«Канарини» повернув, замедлила ход, и бригантина пролетела мимо на все той же бешеной скорости. Курти поднялся со дна бочки и, уцепившись за ее края, высунулся. Беззубый в меховой безрукавке что-то вопил, выбирая из воды утопленный гранпель.
Курти впервые разглядел название, аккуратно написанное красной краской на борту: «Праведник греха».
Теперь этот «Праведник» разворачивался в их сторону.
Новичок в терминах Курти совсем запутался. «Канарини» повернул, хотя ветер дул с другой стороны.
— На грота-гитовы! — капитан переместился на правый борт и не сводил с бригантины трубы.
— Грота галс и шкот, грота-гитовы и гордеки разобрать!! — Это уже боцман, откуда-то из под Курти.
Матросы продолжали колдовать с парусами, что-то тянули, что-то опускали.
«Праведник греха» приближался наперерез курсу. Какой быстрый все же корабль!
— Правый борт, огонь!!!
Как они его там на нижней палубе услышали? Но под бортом, на удивление негромко, что-то взорвалось. Огня Курти не увидел, но облако черного дыма выскочило из-под правого борта и лениво уплыло в сторону.
Капитан зло наклонил голову и что-то пробормотал.
Мимо. Теперь Курти понял, что имел ввиду Клеон, когда пренебрежительно отзывался о корабельной артиллерии. Кто вообще выдумал пушки на кораблях устанавливать? Как стрелять при такой качке?
Бригантина опять сближалась. С ее борта свесился один из пиратов, тощий, жилистый, загорелый и приложив руки рупором ко рту прокричал:
— Капитан, слышь? Не выеживайся!!! Посмотрим, что у тебя в трюме, может даже не возьмем ничего! Ложись в дрейф! Хуже же будет! Пока крови нет. Потом с тебя по-другому спросим! Ну, ты чё?! Стой тебе говорят!!!
Капитан не отвечал, внимательно следя за маневрами бригантины. И когда та подошла достаточно близко скомандовал:
— Фок убрать!
— Фок-галс и шкот травить!! — снова подхватил боцман.
— Поворот!
Корабль снова накренило, но далеко не так сильно, как прошлый раз. Но «Праведник греха» снова пронесся мимо.
Недостаточно далеко! Пираты стали бросать грапнели и один из них уцепился за борт. На бригантине восторженно взвыли.
К кошке подскочили матросы и стали остервенело рубить ее трос топорами. В них полетели стрелы. Стрелки засевшие на вантах бригантины стреляли плохо. Или не умели, или при такой качке метиться трудно. Не попал никто. Трос обрубили и железный крюк безвольно звякнул об палубу. К нему подскочил кто-то из матросов, Курти не помнил его имя, — схватил и собирался выбросить за борт, но получил стрелу в плечо. Вскрикнув, выронил и крюк, и топор из другой руки, согнулся и застонав мелко затеребил в сторону. Отличиться хотел, а как не знал.
Бригантину увело в сторону, а пинас продолжив поворот оверштаг опять ушел с линии атаки.
— Не уйдем, не уйдем — запричитал кто-то на верхней рее грота под Курти. — Тяжелые слишком.
Курти и сам видел, несмотря на то что «Канарини» дважды уже уклонился от пиратов, расстояние между кораблями сокращалось.
То же поняли и на палубе и Курти услышал:
— Может груз за борт? — предложил Клеон.
— Я шел за этим грузом столько времени, лучше пушки эти идиотские за борт, все равно толку от них никакого, а заодно и пушкарей! — ответил капитан. — Да и все равно — поздно уже.
Вооруженные матросы, все это время плотной кучкой двигались по кренящейся палубе, держась каждый раз поближе к бригантине, откуда бы она не заходила.
«Грешный праведник» носом правого борта устремился к корме. Даже Курти видел, что в этот раз не уклониться.
— Левый борт, огонь!
Вновь глухой взрыв, но в этот раз от правого борта бригантины полетели деревянные брызги, а одно ядро утонуло в глубине корабля.
Послышались крики боли и ругань. Непонятно, какой именно был ущерб, но Курти видел, как несколько фигур, облепивших такелаж пиратского корабля, сорвались вниз.
Хотя это уже неважно. «Праведник греха» врезался носом в левый борт «Канарини». Поднялся от удара сам и приподнял пинас. Курти крепче уцепился за края бочки. В воздух взмылись множество грапнелей. Вцепились в борта и корабли затрещали притираясь друг к другу.
— К бою!!! — это боцман, не капитан. Матросы под Курти посыпались по вантам вниз, оставляя бесполезные ныне паруса. Хватали валяющиеся на палубе у трюма пики и бежали по палубе к месту сцепки.
— На абордаж!!! — это уже орали на бригантине.
Несколько пиратов перемахнули через борта. Их мгновенно встретила ощетинившаяся пиками толпа. Курти вздрогнул, увидев, как первых пиратов — смельчаков буквально нанизали на лезвия пик.
Беззубый, в меховой безрукавке, отвернувшись, что-то кричал своим, загребая рукой. В общем шуме криков, деревянного треска и тупого звона не слышно, но, кажется призывал не торопится.
Пираты продолжали тянуть «Канарини» к себе, борта кораблей прижимались все плотнее и площадь соприкосновения палуб росла, как и обзор вражеской палубы. Курти охнул увидев, сколько на ней пиратов. Раз в пять больше, чем матросов на «Канарини». Такелаж, по-прежнему полон стрелков и теперь, вплотную, они мазали реже. Несколько матросов с «Канарини» уже лежали на палубе, качка болтала их тела по мокрой палубе. Мокрой она была не только из-за воды — босые ноги моряков испачкались красным.
— Давай, давай, давай!!! Не дайте им перепрыгнуть! — Это Лукас. У него истерика, почти визжит.
Экипаж «Канарини» сбился плотной толпой. Кто-то кричал, чтобы те, кто в броне вышел вперед, чтобы прикрывать от стрел. Лукас, хоть и отчаянно трусил, последовал этому призыву и проталкивался вперед. Несколько человек в кирасах, в основном офицеры, уже вышли вперед, но толкового боя не получалось. Толпа придавила их к борту и стесняла в движениях. Пираты пока не лезли, ограничиваясь стрельбой из луков. Стрелы с щелчком отлетали от блестящих доспехов, но лучники сидели выше и стали стрелять поверх латников в незащищенных доспехами матросов. В толпе выделялся огромный Лукас, который прикрыл широкой абордажной саблей лицо и наклонил голову, выставив вперед шлем.
Нос «Праведника греха» с треском дошел до шкафута «Канарини». Прыгать на палубу пираты начали не в толпу, собравшуюся у форштевня, а ближе к фоку, перебрасывая тяжелые абордажные мостики, чьи заостренные шипы ломая фальшборт, вгрызались в корпус «Канарини», закрепляя сцепку. А когда часть матросов повернулась к появившимся на палубе пиратам, разрушив единство строя, основная группа атаковала уже в лоб остальных. Первому такому, стоявший впереди всех Лукас заехал своей саблей по голове. Неловко, суматошно, он не попал лезвием. Но удар плашмя был так силен, что оглушенный пират полетел в воду.
Пираты атаковали с двух сторон, продолжая орать, что-то свирепое, но в общем оре неразличимое. Размахивающая мечами и абордажными топорами толпа лишь казалось неорганизованной. Вычурно одетые в разноцветные, но грязные одежды, бандиты размашистыми ударами врубились в толпу. Курти сверху только вздрагивал, глядя, как очередной удар достиг цели. Пираты упорно лезли на пики, отталкивая их руками и не обращая внимания на получаемые раны.
Курти глазами поискал капитана и Клеона, но в общей мешанине боя их было не разглядеть. Глаза невольно остановились на боцмане, полуголом, с топором в одной руке и широким кинжалом в другой. Высокий, корявый, широко расставив ноги, он выдавался из общей толпы обороняющихся, сноровисто и деловито, будто делая привычную работу, дрался, вертясь на мокрой палубе во все стороны, сопровождая каждый удар отрывистым уханьем.
Прикрываемый таким образом, пиками, он уже убил, на глазах Курти, одного пирата, двух зацепил и уставать не собирался. Ругань на палубе раздавалась иступленная, вокруг эпицентра боя, каким стал боцман, лежало несколько человек, нелепо разбросав руки и мешая обеим сторонам.
Стрелки с «Грешного праведника» прекратили стрельбу — дерущиеся были слишком близко друг к другу, а попасть при продолжающейся качке можно было и в своего.
Пиратам несмотря на многократное преимущество было нелегко. Экипаж «Канарини» сбился в плотную кучу, ощетинился пиками и дрался отчаянно и довольно умело. Курти наконец разглядел капитана. Тот стоял в центре этой самой кучи и пытался управлять боем. И у него начинало получаться — все теми же отрывистыми командами он сумел выстроить матросов в непробиваемую стену. Часть матросов в приседе выставили пики вперед, другие держали пики над их головами.
Несколько раненых сидели на корточках внутри толпы, прислонившись, точнее прижатые к борту. Сморщившиеся от боли лица, приглушенные стоны. Курти разглядел среди них вчерашнего рулевого, которому рассказывал про костер в трюме. Бледный, полулежа сидел на палубе, прислонившись головой к борту, потеряно смотрел перед собой, зажимая правой рукой левое плечо. Из-под пальцев сочилась кровь. Испуганно смотрел перед собой вверх, где метались клинки.
После нескольких безуспешных атак пираты отхлынули, муравьиной сворой распределившись по всей палубе. Командовал ими тот самый тощий, беззубый тип со злой ухмылкой. Он выступил вперед, тяжело дыша, покачивая в руках катласс. За спинами не прятался, значит. Дрался.
— Все?! — спросил он. — Навоевались? — он сплюнул — Дальше, что? Сколько так простоите?
Матросы, набычившись ничего не отвечали, дышали так же тяжело, пик не опускали.
— Короче — беззубый опять сплюнул. — Корабль уже взят, что хотим, то и сделаем — руль, паруса наши. Только вы тараканы в кучу сбились. — Нет! Если нравится, там и стойте. Только толку? — Беззубый, еще постоял и наклонив голову произнес:
— Можем и договорится. Живы останетесь.
— Какие гарантии? — кто-то из матросов.
— Я не с тобой сявка разговариваю — рявкнул беззубый — болтало прикрой! Гарантии от шлюх портовых тебе будут, что вшу подцепил! — беззубый перевел взгляд на капитана.
Капитан тоже смотрел на него, но молчал.
— Так, короче — беззубый продолжил разговор — Я Хранг-сундук! Меня все знают! Знают, что свое слово всегда держу! Бросайте оружие — каждый матрос жив останется! Мое слово!
Тишина стояла несколько секунд и нарушилась глухим стуком первой упавшей пики. Потом второй, потом третьей. Через минуту с оружием стоял только капитан. Он никого не уговаривал, ничего не делал.
Хранга-сундука это не волновало. Он коротко кивнул, снова сплюнул и продолжил:
— Теперь от оружия отодвинетесь!
Кто-то из моряков возразил:
— Куда? Мы на форштевне.
— Хорошо, тогда сюда бросайте.
Матросы нехотя снова подняли оружие и снова пошвыряли его в сторону. Клинки скучно позвякивали.
Вот и хорошо. — Хранг подошел вплотную к боцману и широко улыбаясь, снизу вверх заглянул ему в лицо:
— Хорошо дерешься!
— Рад, что тебе понравилось — боцман ответил медленно и нехотя.
— Скольких моих ребят положил — покачал головой пират.
— Троих.
— Что?
— Я думал ты спрашиваешь, скольких твоих я положил. Я отвечаю — троих.
Хранг молча смотрел на него, медленно меряя взглядом.
— Ранил еще больше — продолжил боцман так же.
Хранг одобрительно кивнул:
— Вот это правильно. Не хрен перед кем-то прогибаться. — Он покивал и добавил, — ко мне в команду пойдешь?
— Нет, — эмоций боцман не проявлял.
Хранг постоял перед ним в задумчивости:
— Жаль, — и прошел мимо боцмана к остальной команде, — чего встали? Показывайте трюм? И груз посмотрим и вас там оставим.
Послышался ропот. Кто-то выкрикнул:
— Зачем нас в трюм?
— А что на палубе вас все остальное плавание держать? Или вы олухи решили, что я вам корабль оставлю? Корабль и груз теперь мои. И вы мои! В трюме посидите. Так спокойнее.
— И куда теперь корабль? Нас?
— Хранг удивленно посмотрел в сторону кричавшего:
— Как куда? Куда и шли. На юг.
Повернулся в сторону стоявшего в одиночестве капитана и крикнул:
— Оружие в общую кучу! Или так и будешь стоять?!
Капитан, держал в руке меч, слегка шевеля пальцами. Затем бросил его за борт.
Хранг подошел к нем вплотную.
— А отдать западло было?
Капитан не отвечал.
— Слушай, может у тебя языка нет? Хотя странно. Ты так громко команды отдавал, еще четверть часа назад. В бою может, отрезали? Покажи а?
Капитан по-прежнему не отвечал. Пираты и плененная команда прислушивались к разговору. Курти высунулся из бочки ровно настолько, чтобы видеть происходящее, с риском быть замеченным, тоже наблюдал.
— Тебя! Такого благородного, чувствуется, — какой-то босяк просит язык ему показать. Ты ж меня на место поставишь! Ты вона какой — Хранг поднял руку вверх, — а я — рука опустилась к самой палубе — пес неблагородный. Покажи язык, а?!!
Капитан ему, так ничего и не ответил, а Хранг с размаху врезал капитану тыльной стороной ладони. От удара с головы капитана слетел незакрепленный шлем, а седые волосы всклочились.
— Ты что, от меня уважения ждешь, что ли? Добром бы все отдал, и крови бы не было. Вон на матросов своих посмотри — мертвые лежат. Это не я сделал. Это ты сделал. И панцирь тоже сними!!! — Хранг опять сплюнул.
Капитан вдруг улыбнулся окровавленными губами:
— Что и чего я жду, тебя… «пса», не касается… и не плюй на моей палубе.
Хранг с серьезным выражением лица шмыгнул носом, опять кивнул:
— Это моя палуба.
Капитан усмехнулся:
— Может ты и прав. Очень уж по-скотски себя на ней ведешь. Только не пес ты. Не льсти себе. Собака животное благородное. В действительности, ты свинья. И сейчас превращаешь мой корабль в свинарник. Все под себя.
Хранг еще раз кивнул. Затем спросил:
— Кладовая где? Под ахтер-люком или в трюм загнал? Мы второй месяц в море, еда червивая, вода и та гнилая уже.
— Что?
— Где вино, ром? Видишь у нас праздник — день удачный. Новый корабль приобрели. Отпраздновать надо.
Капитан снова отвернулся:
— Найдешь…
— И то верно. Не, ну это я так. Разговор поддержать. — Хранг широко и радостно улыбнулся.
Он направился к остальным и выругался:
— Почему эти не в трюме? Гоните их туда. В нижний. Заодно у помп пусть постоят. Корабль хороший — еще потопим случайно. Да и команда ничего, видишь какие крепкие. Пригодятся ребятки.
Нехорошо это прозвучало. И не только Курти это почувствовал.
— И чем это мы тебе пригодимся? — вопросительно крикнул кто-то из толпы…
— Чет, груз, какой-то разговорчивый попался, — будто бы сам к себе обратился Хранг. — Для чего нужны спрашиваете? Груз, который внизу, это хорошо. Но по опыту знаю, что с севера ничего кроме дерева не везут. А его продать трудно. А вот вы ребятки… я ж говорю — крепкие — хорошо пойдете.
— Это, что же? В рабство нас?!! — завопил кто-то.
— Ага — кивнул Хранг. — Я и говорю — груз должен быть в трюме. — И набрав в легкие воздуха: — А ну вниз пошли!! Я вам жизнь обещал — выполняю честно. Будете жить. А вот как, это уже не мое дело! Хотя… — он задумчиво посмотрел на катласс в руке, потом решительно задвинул его за пояс. Ножн не было. — Кто не хочет, может в рабство не идти! — он остановил рукой своих, которые гнали матросов в трюм.
Матросы остановились. Смотрели и со злостью, и с недоверием, и со страхом. Но и с надеждой.
— Доску принесите кто-нибудь, — приказал Хранг.
Несколько пленных, под присмотром, притащили доску из трюма. Вид у них был озадаченный, в отличие от пиратов, которые ехидно ухмылялись.
— Откройте порт и кладите — продолжал Хранг. Так, чтобы большая часть на палубе лежала.
Матросы выполнили приказ.
— Вот и хорошо. Слушайте меня внимательно. Тот из вас, чертей безруких, кто не хочет отправляться на малагарский рынок рабов, может пойти ко мне в команду. А для этого надо пройти испытание… — он вновь обернулся к капитану — ты пока к доске подойди. — Опять пленным:
— Так вот — тот из вас, кто поможет во-о-он тому типу — он ткнул рукой в сторону капитана, прогуляться по этой доске в море… идет ко мне в команду.
Воцарилась тишина.
— Ты не матрос, тебе я жизни не обещал — обратился к капитану Хранг — да сними ты панцирь, говорю же тебе… он тебя сразу на дно потянет, — ну так кто?! Мне только один нужен! Шаг вперед.
Курти испугано перевел взгляд на пленных матросов. Находились они прямо под ним, такелаж сильно мешал обзору, но движения никакого не было. Стояли испуганные, мрачные, но никто вперед не вышел.
— Что? Такой капитан хороши… — начал Хранг.
— Я согласен!
Хранг вытянул шею, пытаясь разглядеть говорящего. У Курти екнуло в груди. И голос узнал.
Вперед вышел кок.
— Хорошо, а то я уже переживать начал — Хранг сделал вид, что вытирает пот со лба. — Значит не все капитана любят… любили, то есть.
Хранг широким шагом подошел к коку, дружески обнял его и приветливо спросил:
— Тебе капитан не нравится, да? Или в кандалы не хочешь?
Кок испуганно молчал.
— Да ты скажи, не бойся.
— Не хочу… — выдавил кок.
— Ясно. Да не бойся так, я в общем так и подумал. Ты на корабле кем?
— Кок.
Хранг поморщился. Потеребил коку волосы и обернувшись к пленным спросил:
— Как он готовит?
Матросы по-прежнему молчали.
— И с этим ясно — кивнул Хранг — это нормально. Я еще ни разу не видел хорошего повара, который бы по доброй воле согласился на корабле служить. Повара народ такой — им бы потеплее, поуютнее. А нас вот такие и кормят! — он обращался к матросам — несправедливо да?… Молчаливые какие, — сокрушенно покачал головой и продолжая обнимать кока, ласково глядя ему в глаза, потянул из-за пояса саблю.
Кок начал вырываться, но Хранг держал его крепко и бросив: «Не дрейфь», вложил саблю в руки. Бросив взгляд в сторону открытого порта, раздраженно произнес:
— Идиоты, капитана свяжите, он чувствуется шустрый, даром, что седой, боюсь если нашего нового члена команды к нему с саблей подпустить, то капитан его этой же саблей и того… — и опять потрепал кока, — слышишь, я за тебя уже боюсь.
С капитана содрали кирасу, связали. Он так и не сопротивлялся. Его подвели к доске, уходившей через открытый порт в море.
Один из матросов завопил, Курти не разобрал слов, слишком надрывным был вопль. Толпа заколыхалась. К крикуну, прямо в толпу бросился один из пиратов и несколько раз ударил крикуна по голове дубинкой. Глухие звуки ударов донеслись и до бочки на гроте.
Связанный капитан обернулся и зычно взревел:
— Прекратить!
Замерли все. И матросы, и пираты, и Хранг с коком. Последний слегка присел.
Капитан смотрел на него мягко и насмешливо:
— Чего встал? Начинай отрабатывать свой новый статус. Ты теперь пират.
Кока трясло. Он испугано глядел на капитана, каталас в руке мелко подрагивал. Хранг тоже смотрел на капитана, но зло. Затем толкнул кока в его сторону и произнес:
— Слышишь, что его благородие тебе приказывает? Давай! Господин капитан у нас до самого конца благородным будет. Учись.
Кок сделал мелкий шажок в сторону капитана и неловко ткнул в него его кончиком сабли. Пираты заржали.
Капитан наклонил голову к месту укола и вздохнул:
— Ты все такой же придурок. Ты в веревки ткнул. Они толстые. Коли или ниже или выше. Я должен от боли шаг по доске сделать.
Пираты гоготали.
Кок сглотнул и, отведя руку с саблей назад, замер, не сводя глаз с капитана.
Тот был так же спокоен.
Они бы так и стояли, но не выдержал уже Хранг. Он сделал нетерпеливый шаг в их сторону:
— Коли уже, креветка!!!
Капитан повернулся к Хрангу и спокойно произнес:
— А ты, свинья заткнись. На этом судне пока я капитан. И командую я. — И сделал несколько уверенных шагов по доске.
Доску перевесило и вместе с человеком она опрокинулась в море.
Другим концом ударила кока по руке, выбив саблю из рук. Тот суматошно замахал руками, ловя оружие и отдернул руку, порезавшись. Брызнула кровь. Окрашенная красным, сабля упала на палубу.
Хранг раздраженно оттолкнул кока, поднял саблю, и вытирая ее о фартук повара, перегнулся через борт и поднеся ладонь рупором ко рту, прокричал:
— А я на свинью и не обиделся даже!
Отошел от борта и покачал головой обращаясь к своим:
— Че ржете? Доску же жалко! Полезная вещь… а вот утопили. — Потом покачал головой, — ох, чувствую, акулы им подавятся.
