Всередине XIX в. британскому физику-самоучке Майклу Фарадею нанесла визит королева Виктория. Среди многочисленных, получивших широкую известность открытий Фарадея, часть из которых имела очевидную и непосредственную практическую пользу, были понятные лишь посвященным открытия в области электромагнетизма, тогда еще не более чем лабораторные эксперименты. В традиционном диалоге между главами государства и лаборатории королева спросила Фарадея, какая польза от таких исследований, на что, как говорили, он ответил: «Мадам, какая польза от ребенка?» Фарадей считал, что однажды в сфере электромагнетизма можно будет получить практические результаты.

В то же время шотландский физик Джеймс Максвелл на основе экспериментов Фарадея и его предшественников с электрическими зарядами и токами в электромагнитных полях вывел четыре математических уравнения. В уравнениях наблюдалось странное отсутствие симметрии, и это беспокоило Максвелла. В этом было что-то неэстетичное, и, чтобы восстановить симметрию, Максвелл предложил ввести в одно уравнение дополнительный член, который он назвал «ток смещения». Его аргументация базировалась, по сути, на интуиции: экспериментальных доказательств существования такого тока определенно не было. Предложение Максвелла имело поразительные последствия. Исправленные уравнения Максвелла подразумевали существование электромагнитного излучения, в том числе гамма-лучей, рентгеновских лучей, ультрафиолетового излучения, видимого света, инфракрасного излучения и радиоволн. На основании этих уравнений Эйнштейн открыл специальную теорию относительности. В совокупности лабораторные и теоретические работы Фарадея и Максвелла привели спустя столетие к технической революции на планете Земля. Электрическое освещение, телефон, фонограф, радио, телевидение, транспортные средства, снабженные холодильниками, доставляющие свежие продукты с ферм, кардиостимуляторы, гидроэлектростанции, автоматическая пожарная сигнализация и спринклерная система пожаротушения, электрические троллейбусы и подземки, электронный компьютер – всего лишь несколько устройств в эволюционном ряду, начавшемся с мудреных лабораторных изысканий Фарадея и эстетического недовольства Максвелла, смотрящего на несколько математических закорючек на клочке бумаги. Многие научные открытия, дающие возможность практического применения, были сделаны так же случайно и непредсказуемо. В дни правления Виктории никакой суммы денег не было бы достаточно для того, чтобы ведущие ученые в Британии смогли просто сесть и изобрести, скажем, телевидение. Мало кто будет спорить, что в конечном счете эти изобретения принесли только пользу. Я заметил, что даже многие молодые люди, которые окончательно разочаровались в западной техногенной цивилизации, зачастую обоснованно, все же одобряют некоторые аспекты высоких технологий: например, электронные музыкальные системы с высокой точностью воспроизведения.

Некоторые из этих изобретений в корне изменили характер нашего глобального общества. Легкость коммуникации объединила многие части мира, но и культурные различия стали стираться. Практические преимущества этих изобретений признаны почти во всех человеческих обществах; поразительно, как редко развивающиеся нации обеспокоены негативным влиянием высоких технологий (загрязнением окружающей среды, например): они явно считают, что выгода перевешивает риски. Один из афоризмов Ленина гласил: «Социализм плюс электрификация – это коммунизм». Но нигде не было столь решительной или изобретательной гонки за высокими технологиями, как на Западе. В последнее время скорость изменений так велика, что многим из нас сложно за ней угнаться. Еще живы люди, которые родились до первого самолета, дожили до момента приземления «Викинга» на Марсе и еще смогли увидеть, как «Пионер-10», первый космический зонд, вышел за пределы Солнечной системы; или те, кто воспитывался в строгости викторианской эпохи, а сейчас столкнулся с большой сексуальной свободой, возможной в связи с широкой доступностью эффективных контрацептивов. Скорость изменений дезориентировала многих, и легко понять ностальгическое желание вернуться к более раннему и простому существованию.

Но стандарт жизни и условия труда для основной массы населения, скажем, викторианской Англии были унизительными и деморализующими по сравнению с нынешними индустриальными обществами, а средняя продолжительность жизни и детская смертность были ужасающими. Наука и технологии, возможно, отчасти причастны ко многим проблемам, с которыми мы сталкиваемся сегодня, но преимущественно оттого, что общество их воспринимает совершенно неправильно (технология – это инструмент, не панацея), и оттого, что для адаптации нашего общества к новым технологиям прилагается слишком мало усилий. Учитывая эти факты, я считаю, поразительным то, что мы сделали и что мы имеем. Отказ от индустриализации ничего не решит. Более миллиарда живущих сейчас людей обязаны высоким технологиям в сельскохозяйственном производстве лишь тем, что получают полноценное питание, а не голодают. Вероятно, то же количество людей выжило или избежало обезображивающих, калечащих или смертельных болезней благодаря высоким медицинским технологиям. Если бы от высоких технологий отказались, эти люди были бы оставлены на произвол судьбы. Наука и технологии могут быть причиной некоторых наших проблем, но они определенно являются главным элементом в любом предсказуемом решении этих проблем – и на уровне государства, и на планете в целом.

Я не думаю, что науки и технологии развивались настолько же эффективно, с таким же вниманием к их конечным гуманным целям и с тем же уровнем общественного понимания, как могло бы быть, если бы были приложены чуть бо́льшие усилия. Например, до нас дошло далеко не сразу, что человеческая деятельность может оказывать неблагоприятное воздействие не только на локальном уровне, но и на окружающую среду в масштабах планеты. По чистой случайности несколько исследовательских групп, изучающих атмосферную фотохимию, обнаружили, что фреоны в аэрозольных баллончиках задерживаются в атмосфере очень надолго, распространяются в стратосферу и частично разрушают там озон, позволяя ультрафиолетовому излучению, исходящему от Солнца, проникать на поверхность Земли. Много говорилось об угрозе увеличения заболеваемости раком кожи для белых людей (чернокожие хорошо приспособлены к повышенному уровню ультрафиолетового излучения). Но общество уделяло слишком мало внимания гораздо более серьезной проблеме – тому, что повышение интенсивности ультрафиолетового излучения также может уничтожить микроорганизмы, находящиеся в основании сложной экологической пирамиды, которую увенчивает Homo sapiens. Наконец, хотя довольно неохотно, были предприняты шаги по запрещению применения одноразовых баллончиков с фреонами (хотя никого, кажется, не беспокоит, что то же вещество используется в холодильниках), и в результате непосредственная угроза уменьшилась. Самое тревожное в этом происшествии, по моему мнению, – насколько случайно была обнаружена эта проблема. Одна группа обратилась к ней потому, что писала компьютерные программы, но совершенно в другом контексте: она занималась химией атмосферы планеты Венера, которая содержит соляную и фтористоводородную кислоты. Для выживания нашего вида явно требуются многочисленные и различные исследовательские команды, работающие над широким рядом проблем чистой науки. Но какие еще существуют проблемы, даже более серьезные, о которых мы не знаем, потому что ни одна исследовательская группа пока не столкнулась с ними? Не может ли на каждую проблему, которую мы обнаружили, как, например, воздействие фреонов на озоносферу, приходиться дюжина других? Так что удивительно, что ни в федеральном правительстве, ни в крупных университетах, ни в частных исследовательских институтах нет ни одной высокопрофессиональной исследовательской группы с широкими полномочиями и соответствующим финансированием, занимающейся выявлением и устранением будущих катастроф, к которым может привести развитие новых технологий.

Создание таких исследовательских и оценивающих состояние окружающей среды организаций потребует значительного политического мужества, если они будут вообще эффективны. В техногенных обществах существуют тесно взаимосвязанные компании и предприятия, образующие промышленные экосистемы, переплетенная сеть экономических обязательств. Очень сложно затронуть одну нить в этой сети, не заставив содрогнyться всю сеть. Любое заявление о том, что развитие каких-то технологий будет иметь неблагоприятные последствия для человечества, означает потерю чей-то прибыли. Компания DuPont, основной производитель сжатых фреонов в баллончиках, например, заняла любопытную позицию в публичных дебатах: что все заключения о фреонах, разрушающих озоносферу, всего лишь «теория». Видимо, они подразумевали, что будут готовы прекратить производство фреонов только после того, как заключения проверят экспериментально, то есть когда озоносфера будет разрушена. Есть такие проблемы, доказательства которых можно получить только логическим путем; когда произойдет катастрофа, будет слишком поздно их решать.

То же самое относится к новому Министерству энергетики, которое сможет работать эффективно, только если не будет преследовать законные коммерческие интересы, если будет искать новые возможности даже притом, что такие возможности будут невыгодными для определенных областей промышленности. То же верно и для фармацевтических исследований, для поиска альтернатив двигателю внутреннего сгорания и для многих других областей техники. Я не думаю, что развитие новых технологий должно контролироваться старыми технологиями: искушение подавить конкуренцию слишком велико. Если мы, американцы, живем в обществе свободного предпринимательства, так давайте признавать важность независимых проектов во всех технологиях, от которых может зависеть наше будущее. Если деятельность организации посвящена технологическим инновациям и при этом она не бросает вызов по крайней мере некоторым могущественным группам и не задевает их интересы, значит, ей не добиться результата.

Многие практические технологические разработки не ведутся из-за отсутствия государственной поддержки. Например, какой бы тяжелой болезнью ни был рак, я не думаю, что он угрожает существованию нашей цивилизации. Если бы рак был полностью излечим, средняя ожидаемая продолжительность жизни увеличилась бы только на несколько лет, пока больные раком не подхватили бы какую-нибудь другую болезнь, которая сейчас для них не опасна. Но вполне вероятно, что существованию нашей цивилизации угрожает отсутствие соответствующего контроля рождаемости. Увеличение численности населения в геометрической прогрессии, как давно уже обнаружил Мальтус, превысит любой арифметический прирост количества пищи и других ресурсов, даже вызванный героическими технологическими достижениями. Хотя некоторые индустриальные нации приблизились к нулевому приросту населения, это не характерно для мира в целом.

Незначительные климатические колебания могут уничтожить население целых стран с маргинальной экономикой. Во многих обществах, где технологии развиты слабо и нет никакой уверенности в том, удастся ли детям дожить до зрелого возраста, единственным средством защиты от безнадежного и неопределенного будущего является многочисленное потомство. Такому обществу, например в период всеобщего голода, терять нечего. Во времена, когда ядерное оружие быстро распространяется во все бо́льших масштабах, когда производство ядерных устройств стало возможным чуть ли не в домашних условиях, повсеместный голод и резкое уменьшение достатка представляют серьезную опасность и для развитых, и для слаборазвитых стран. Решение таких проблем определенно требует лучшего образования, по крайней мере некоторой технологической самостоятельности и в особенности честного распределения мировых ресурсов. Но также крайне необходима абсолютно эффективная долгосрочная контрацепция – безопасные противозачаточные таблетки длительного действия, доступные как для мужчин, так и для женщин, возможно, принимаемые раз в месяц или даже реже. Такая разработка была бы очень полезной не только за границей, но также и здесь, в США, где люди обеспокоены побочными эффектами традиционных оральных контрацептивов с эстрогенным компонентом. Почему не ведутся такие разработки?

Предлагаются и другие технологические идеи, и их нужно изучать очень серьезно. Среди них есть и очень дешевые, и чрезвычайно дорогие. Начиная с экологически чистых технологий, не наносящих вреда окружающей среде (например, разработки замкнутых экологических систем, состоящих из водорослей, креветок и рыб, которые можно поддерживать в сельских прудах и производить высокопитательную и дешевую пищевую добавку), и заканчивая предложением Джерарда О’Нейла из Принстонского университета, разработавшего план строительства больших орбитальных городов, которые сами бы себя воспроизводили при помощи внеземных ресурсов – сырья с Луны и астероидов. Такие города на орбите Земли можно было бы использовать для превращения солнечного света в микроволновую энергию, которую направляли бы на Землю. Идея независимых городов в космосе – возможно, основанных на разных социальных, экономических или политических принципах или построенных представителями разных этнических групп – привлекательна, это возможность для тех, кто глубоко разочарован в земных цивилизациях, породить собственную где-нибудь еще. В своей ранней истории Америка предоставила такую возможность неугомонным, амбициозным и отважным. Космические города были бы своего рода Америкой в небесах. Они бы также сильно увеличили вероятность выживания человеческого рода. Но этот проект чрезвычайно дорогой: он стоит как минимум столько же, сколько война во Вьетнаме (в ресурсах, не жизнях). Кроме того, эта идея не решает проблемы на Земле, где в конце концов самодостаточные первопроходческие сообщества можно организовать за гораздо меньшую стоимость.

Очевидно, что технологических проектов, которые возможно осуществить, сейчас больше, чем мы в состоянии себе позволить. Некоторые из них могли бы оказаться прибыльными, но их начальная стоимость может быть так велика, что они остаются труднореализуемыми. Другие могут потребовать смелого инвестирования средств на начальном этапе, что приведет к благотворным коренным переменам в нашем обществе. Такие варианты нужно рассматривать очень тщательно. Самая благоразумная стратегия требует сочетания низкого риска / средней прибыли и среднего риска / высокой прибыли.

Для поддержания подобных технологических инициатив необходимо, чтобы общество значительно лучше разбиралось в науке и технологиях. Мы – мыслящие существа. Наш ум – наша отличительная характерная особенность как вида. Мы не сильнее и не быстрее многих животных, которые делят с нами эту планету. Мы только умнее. Кроме огромной практической пользы от населения, понимающего научные проблемы, размышления о науке и технологиях позволяют нам тренировать наши интеллектуальные способности. Наука – это исследование сложной, загадочной и потрясающей Вселенной, в которой мы обитаем. Те, кто этим занимается, испытывают, по крайней мере иногда, то редкое радостное возбуждение, которое Сократ называл величайшим из удовольствий, свойственных человеку. Это удовольствие, которое можно разделить друг с другом. Чтобы облегчить участие информированной общественности в принятии технологических решений, а также уменьшить отчуждение, которое слишком многие граждане испытывают по отношению к нашему технологическому обществу, и ради той простой радости, которая возникает, когда хорошо что-то знаешь, нам необходимо лучшее научное образование и знакомство с возможностями науки. Проще всего начать с ликвидации самоубийственного сокращения государственных денежных субсидий на обучение и стипендий научным сотрудникам и преподавателям естественных наук в колледжах, магистратуре и аспирантуре.

Самое эффективное средство, с помощью которого можно знакомить общество с наукой, – это телевидение, фильмы и газеты, в которых научная информация зачастую преподносится в скучном, неточном, тяжеловесном, крайне карикатурном или (как во многих субботних утренних коммерческих телевизионных программах для детей) во враждебном по отношению к науке виде. За последнее время были сделаны поразительные открытия, касающиеся исследования планет, влияния мозговых пептидов на нашу эмоциональную жизнь, столкновения континентальных плит, эволюции человека (и степени, в которой наше прошлое определяет наше будущее), структурных уровней организации материи (и вопроса, состоит ли она из элементарных частиц или их бесконечной регрессии), попытки установить контакт с цивилизациями на планетах других звезд, природы генетического кода (который определяет нашу наследственность и роднит нас со всеми растениями и животными на нашей планете) и основных вопросов о происхождении, природе и судьбе жизни, миров и Вселенной в целом. Недавние открытия по этим вопросам может понять любой разумный человек. Почему они так редко обсуждаются в средствах массовой информации, школах и повседневных беседах?

Цивилизации можно охарактеризовать по их подходу к решению подобных вопросов, по тому, питают ли они не только тело, но и ум. Современный научный поиск ответов на эти вопросы представляет собой попытку установить общепринятую точку зрения на наше место в космосе; он требует широких взглядов и творческого подхода, трезвого скептицизма и умения удивляться. Эти вопросы отличаются от практических тем, которые я обсуждал ранее, но они связаны с такими темами, и – как в случае Фарадея и Максвелла – поощрение чистого исследования может оказаться самой надежной гарантией того, что у нас будут необходимые интеллектуальные и технические средства для решения практических проблем, которые стоят перед нами.

Только малая часть самых способных молодых людей выбирает научное поприще. Я часто поражаюсь, насколько более одарены в области наук и насколько больше энтузиазма проявляют ученики начальной школы, чем студенты колледжей. Что-то происходит за школьные годы, из-за чего у них пропадает интерес (и это не половое созревание); мы должны понять причины этой опасной тенденции и преодолеть ее. Никто не может предсказать, откуда появятся будущие лидеры науки. Очевидно, что Альберт Эйнштейн стал ученым вопреки, а не благодаря обучению в школе (глава 3). В своей «Автобиографии» Малкольм Икс описывает игрока в лотерею «Цифры», который никогда не записывал ставки, но всю жизнь делал все вычисления в уме. Какую пользу для общества, спрашивал Малкольм, принес бы такой человек с соответствующим образованием и поддержкой? Умнейшие молодые люди являются национальным и глобальным достоянием. Они требуют особого внимания и подпитки.

Многие проблемы, с которыми мы сталкиваемся, можно решить, но только если мы готовы к принятию блестящих, смелых и многогранных решений. Такие решения требуют блестящих, смелых и многогранных людей. Я считаю, что их вокруг гораздо больше – в каждой стране, этнической группе и слое общества, – чем мы себе представляем. Обучение такой молодежи не должно, конечно, ограничиваться наукой и технологиями; на самом деле применение новых технологий к человеческим проблемам требует глубокого понимания человеческой природы и человеческой культуры, общего образования в самом широком смысле.

Мы стоим на перекрестке человеческой истории. Никогда ранее не было момента, одновременно столь же опасного, сколь и многообещающего. Мы – первый вид, который взял собственную эволюцию в свои руки. Впервые у нас есть средство для намеренного или непреднамеренного самоуничтожения. У нас также, как я считаю, есть все возможности для того, чтобы пройти эту стадию технологической юности и перейти в долгую, богатую и счастливую зрелость для всех представителей нашего вида. Но у нас не так много времени, чтобы определить, какое из ответвлений этой дороги мы выберем для наших детей и нашего будущего.