23

Полдень застает Линду Триветт на Голубом этаже. Она роется в сумочке, пытаясь найти листок со списком покупок. Ей необходимо посмотреть в каталоге серийный номер того галстука, который она хочет купить для Гордона, потому что отдел оказался таким большим, в нем такое изобилие товара, что самой ей тот галстук не отыскать. Тут повсюду галстуки. Галстуки свисают с проволок, протянутых под потолком, как лианы в джунглях. Галстуки висят на вращающихся подставках. Галстуки повязаны вокруг шей безногих манекенов. Галстуки уютно свернулись в подарочных коробках. Галстуки слоями покрывают стены, накладываясь друг на друга, будто длинные, узкие сегменты шелкового стеганого одеяла. Галстуки змеятся вокруг колонн, образуя карамельно-полосатые водовороты. Это какое-то галстучное наводнение, поистине фантастическое множество, – и у Линды не больше шансов найти здесь нужный галстук, чем, скажем, разыскать одну-единственную песчинку в пустыне.

И все-таки это очень забавно: Линда гуляла тут больше четверти часа, бродила по проходам, восхищенно ощупывала товар. Да, лучшее, что она могла придумать, – это отпустить Гордона, чтобы он некоторое время сам походил по магазину. Она бы лишилась такой роскошной возможности прогуливаться в свое удовольствие (да к тому же и галстук тогда не стал бы сюрпризом), если бы Гордон по-прежнему плелся за ней по пятам. Без него она может забредать куда пожелает, медлить сколько хочется возле тех предметов, которые привлекли ее внимание, не чувствуя настойчивого, нетерпеливого и занудного давления с его стороны. Впрочем, она скучает по нему – в самом деле скучает. Она бы рада провести с ним целый день, потому что ощущение триумфа гораздо слаще, когда его с кем-нибудь разделяешь, но при этом она сама признает, что временная разлука – к лучшему, и даже подозревает, что в дальнейшем супружеского согласия будет достичь гораздо легче, если они с Гордоном станут посещать «Дни» не вместе, а по отдельности.

Она надеется, что, где бы сейчас ни был ее муж, он – в полном порядке и получает удовольствие.

Наконец Линда нащупывает клочок бумаги, где записаны серийные номера галстука, часов с херувимами и других предметов, значащихся в ее списке покупок. Она подходит к продавцу, стоящему поблизости.

– Простите, пожалуйста. Я ищу один… – Вдруг Линда замолкает на полуслове.

– Один – что, мадам?

Линда улыбается.

– Ничего. Я как раз сама его увидела.

– Ну, так оно всегда и бывает – правда, мадам? – замечает продавец. – Когда водопроводчик наконец приходит, кран перестает течь.

Линда смеется, благодарит его и подходит к стойке, которая привлекала ее внимание: там, в числе прочих, висит галстук с орнаментом из монеток.

– Вниманию покупателей!

Она поднимает глаза. Как здорово! Еще одна молниеносная распродажа. Час с четвертью назад была распродажа в «Сельскохозяйственной технике», и, хотя беглый взгляд на брошюрку с планом магазина подсказал Линде, что от этого отдела ее отделяет четыре этажа, да к тому же он находится в противоположном конце здания, у нее, тем не менее, возник соблазн ринуться туда. Видя, как другие покупатели разворачиваются и устремляются во весь опор в «Сельскохозяйственную технику», она ощутила какой-то позыв, какой-то инстинктивный толчок. Я бы тоже могла туда пойти, подумалось ей. Я ведь тоже часть стаи, я могла бы побежать с ними. К счастью, ей удалось сохранить здравый смысл настолько, чтобы понять: ее крошечный, без того ухоженный клочок сада перед домом едва ли требует вмешательства громоздкого сельскохозяйственного оборудования. Будь распродажа в каком-нибудь другом отделе – любом другом, – тогда, конечно, можно было бы пойти.

Линда внимательно прислушивается.

– В течение следующих пяти минут в отделе «Галстуки» действуют двадцатипроцентные скидки на все товары. Повторяю: только в течение следующих пяти минут цены на все товары в «Галстуках» будут снижены на двадцать процентов. «Галстуки» расположены в юго-восточном секторе Голубого этажа. Туда можно попасть, воспользовавшись лифтами, помеченными буквами «Ж», «З» и «И». Это предложение действительно только в течение пяти минут. Любые покупки, сделанные по истечении указанного времени, будут оплачиваться полностью. Спасибо за внимание.

Линда оглядывается по сторонам, чтобы увидеть, в какую сторону ринутся покупатели. На сей раз она к ним присоединится. Помчится с ними, попадет на распродажу. Обязательно.

На лицах, которые она видит, – напряжение и беспокойство.

Потом она слышит, как тот продавец, с которым она только что беседовала, тихонько шепчет себе под нос: «Тьфу, черт».

И тут до нее доходит.

В объявлении же говорилось – «Галстуки».

Значит, здесь. Распродажа будет здесь.

Эмоция, рождающаяся у Линды Триветт в груди, слишком чиста и ослепительна, чтобы запятнать ее каким-либо названием. Она нарастает внутри Линды огромной белой волной, проясняя мысли, обостряя чувства, прогоняя сомнения. Линда знает, что ей нужно делать, и – более того – она знает, что, по сути, родилась для того, чтобы это сделать. Никогда прежде у нее не было такого неразбавленного ощущения цели. Оно словно течет по ее жилам – холодное и прозрачное, как подземная река. Самым нутром своего существа она внезапно ощущает связь со всем, что есть, со всем, что было, и со всем, что должно быть.

Охваченная трепетом внезапного озарения, она хватает с вешалки галстук с орнаментом из монеток и бросается к ближайшему прилавку. Скидка объявлялась – двадцать процентов. Пятая часть! Другие покупатели загребают галстуки целыми горстями. Издалека доносится приглушенный грохот. Двадцать процентов. Не раздумывая, она быстро поворачивается и снимает с вешалки еще три галстука. Один расшит голубыми крылатыми хрюшками, на другом – печатный узор из плотных цепочек бинарного кода, образующих нечто вроде рисунка «в горошек», а третий – точная копия галстука с монетками, который Линда уже держала в руках. Ну, в конце концов, Гордон же всегда носит галстуки на работе. Лишними не окажутся. Линда снова ищет глазами нужный прилавок и замечает первых охотников за дешевизной, которые в этот момент с топотом врываются в соединительный коридор.

Они вламываются, как монгольская орда, несущаяся по равнине, – с той разницей, что их разинутые рты молчат, тогда как воины Чингисхана издавали бы боевой клич, а вместо сабель наступающие размахивают карточками «Дней», – однако глаза у них горят так же дико, а намерения их столь же ясны. И Линда, зажав в кулаке свои галстуки, не пытается скрыться, уйти с их пути, а продолжает твердо стоять на месте, приготовившись к встрече с ними. Это ее галстуки, и никто их у нее не отнимет.

Вот уже покупатели, мчащиеся в авангарде атакующего стада, поравнялись с ней, и она без сопротивления позволяет увлечь себя несущейся толпе. Перед ней мелькают зубы и старательно причесанные волосы, белки глаз и блестящие украшения, цепкие пальцы и массивные плечи, но вот вдруг чей-то кулак, неизвестно откуда взявшись, угодил ей в скулу, а еще кто-то со слоновьей тяжестью наступил ей на ногу, – но она продолжает бежать вместе с толпой, изо всех сил стараясь удержаться на ногах и то толкая кого-то локтем под ребра, то наподдавая коленкой в чье-то бедро, а между тем вокруг ее головы воздух оглашается будто щелканьем бичей: это покупатели срывают галстуки с вешалок и подставок.

Кто-то пихает Линду в спину, и она чуть не падает на бегу, больно прикусив язык и чуть не выпустив из руки галстуки. Обернувшись, она видит женщину с неряшливой домашней завивкой на обесцвеченных волосах, которая машет у нее перед носом карточкой, сверкающей зеркальным блеском, и вопит:

– Это мои галстуки! У меня – «палладий»! Мои галстуки!

– Нет, не твои, а мои, – бесстрастно отвечает Линда, – и вот уж кому я их не уступлю – так это жадной сучке, у которой корни волос чернеют на целый дюйм, а концы жутко секутся.

Ненатуральная блондинка ревет, как львица, и пытается выхватить галстуки. Линда реагирует столь же быстро, сколь и беспощадно. Отступив на шаг, она сбивает женщину с ног, стремительно лягнув ее: на такой атлетический подвиг Линда никогда бы не отважилась при обычных обстоятельствах, но, учитывая остроту момента, она исполнила этот трюк с безошибочной и яростной точностью.

Падая, фальшивая блондинка делает попытку ухватиться за блузку Линды, но Линда проворно отпрыгивает, шлепком стряхивая с себя руки женщины.

– Сука! – орет фальшивая блондинка, растянувшись на полу.

– Уродина! – кричит ей в ответ Линда, и поток жаждущей поживы толпы снова увлекает ее за собой.

Как пловец, захваченный бурным течением, Линда стремительно несется вперед, но вдруг сквозь брешь в кружащемся вихре покупателей она замечает кассу и прорывается к ней, одновременно свободной рукой нащупывая застежку на сумочке. Много ли прошло времени с тех пор, как прозвучало объявление? Сколько минут истекло? Одна? Тысяча? Получая пинки и тычки слева и справа, Линда проталкивается к кассе, одновременно вытаскивая карточку. Она втискивается между двумя другими покупателями и сует свои галстуки прямо в лицо продавцу – юноше, едва достигшему двадцати лет, который, как можно прочесть на его нагрудном ярлычке, является стажером-первогодником.

– Вот эти! – кричит она. – Немедленно!

– Он меня собирался обслужить, – сердито заявляет один из покупателей, стоящих по соседству. – Разве не так?

Кассир в нерешительности моргает. Он в ужасе, он вот-вот расплачется. Кто стал бы винить его, видя вокруг все эти красные, свирепые рожи?

– А потом – меня, – утверждает еще кто-то.

Продавец жалостно переводит взгляд с одного покупателя на другого. Кого же ему обслужить? Этого – или того?

Линда тянется свободной рукой через прилавок, хватает его за лацкан пиджака и рывком притягивает поближе.

– Обслуживайте меня – иначе с работы полетите!

Это гальванизирует мальчика. Он берет у нее галстуки и карточку, и покупателям с обеих сторон остается только возмущенно разевать рты, руганью, ропотом и косыми взглядами выражая свое негодование. Линда отвечает им уверенной презрительной усмешкой.

Знали бы они, что она впервые в жизни очутилась на молниеносной распродаже! Вот тогда им, пожалуй, и впрямь было бы на что жаловаться.

И пока продавец по очереди проводит сканером по четырем галстукам и вставляет Линдино «серебро» в щелку кассового аппарата, Линда тешит внутри себя теплую, растекающуюся по телу искорку удовольствия.

Да, славно она обошла и уделала других покупателей. У нее к этому настоящий талант.