Глава 7
«Оззо» и «Кровавая Мэри»

С рассветом к Фараджу ад-Даллялю примчался один из подручных и доложил, что какие-то люди обходят квартал и голубым спреем наносят метки на стены именно тех домов, которые принадлежат ему. После того как выяснилось, что это представители Ассоциации по сохранению культурного наследия Багдада, а также входящие в комиссию стражи правопорядка и члены городского совета, Фарадж ад-Далляль встревожился не на шутку. Он прихватил кожаный портфель, в котором держал важные документы, и вместе со здоровяками, обычно охраняющими его, когда он передвигался по району по делам, отправился им навстречу.

Он нагнал их у дома Умм Даниэль. Они стучали в ворота, но никто не отзывался. На шум из дома напротив вышла Умм Салим и сообщила, что Илишу на службе в церкви. Один из молодых людей встряхнул баллончик с краской и поставил на стене голубой крест. Затем группа перешла к дому Хади Барышника. На нем они начертили черный значок, что означало, что дом не подлежит восстановлению и его рекомендуется снести. Из их переговоров между собой Фарадж ад-Далляль уловил только одно – они хотят отнять у него имущество, в том числе те дома, которые он на законных основаниях уже много лет арендует у государства. Ему объясняли, что это формальности и что им для статистики надо подсчитать число объектов, которые подходят под определение культурного наследия, особенно их интересуют здания с традиционными деревянными балкончиками. Но ад-Далляль, заявивший уже свое право на самые старые дома в квартале, все равно видел только, что дело идет к отъему его собственности. Не помня себя от ярости, он кинулся на стоящего перед ним собеседника, на что молодой человек погрозил ему пальцем и предупредил, что покушение на государственного служащего при исполнении будет преследоваться по закону. Вмешавшиеся соседи разняли их, и чиновники поспешили покинуть квартал.

Потом до ад-Далляля дойдут слухи о том, что члены Ассоциации по одному посещают квартал и наведываются к Умм Даниэль с предложением продать дом государству, оставаясь в нем без арендной платы до конца жизни, да продлит Аллах ее годы! Ведь после ее смерти или отъезда участок все равно перейдет на баланс города!

Что, если она согласится?! Для него это будет катастрофа. Однако, похоже, старуха, как всегда, отказала. Она ответила им, что не может решать такие вопросы, не посоветовавшись с сыном. Чем дольше они ее слушали, тем непонятнее для них становились ее слова, поэтому молодые люди не стали задерживаться, тем более что им надо было успеть еще по другим адресам в центральных кварталах Багдада. Они отметили в списке дом галочкой, записали фамилию владелицы и проставили дату следующего визита, когда можно будет поговорить со старушкой более обстоятельно. Но в отличие от юнцов из Ассоциации по сохранению культурного наследия Фарадж ад-Дялляль сообразил, о чем толковала Илишу, хотя доказательств на руках у него еще не было. Она останавливалась у пекарни или у лотка с сыром и рассказывала, что и как будет готовить вернувшемуся сыну. Радостью его возвращения она поделилась уже с соседками, собравшимися во дворе дома Умм Салим на чай со сладостями и орешками. Пожилые женщины обомлели и опустили сначала глаза, подумав, что бедная Илишу, обвязавшая голову причудливым красным платком, лишилась остатков разума. Но вечером некоторые из них видели, как из дома Умм Даниэль выходил молодой мужчина, черты лица которого в темноте было трудно разглядеть.

Как только новость облетела квартал, нашлись те, кто взялся сторожить дом Илишу. Но подозрительный человек больше не появлялся. Через неделю, когда все уже позабыли об этом, из дома вышел посторонний и прикрыл за собой ворота. Несколько мужчин бросились следом за ним, но не смогли догнать – тот как в воду канул за поворотом.

Тогда на первый план выступила Умм Салим, которая всем доказывала, что ее муж – единственный, кто все знает. Он целыми днями сидит на балконе второго этажа, листая старые газеты, и нет-нет да и глянет на улицу, поэтому в курсе, кто и когда навещает соседей или выходит от них. Муж ее может подтвердить, что этот человек – мошенник или, хуже того – маньяк, который прикинулся перед старушкой ее пропавшим родственником, чтобы использовать ее дом как логово. На это одна молодая женщина, изредка бывающая в гостях у Умм Салим, завопила, что за всем этим стоит не кто иной, как Фарадж ад-Далляль. Умм Салим открыла от изумления рот. Она знала, что ад-Далляль в свое время выгнал эту женщину с детьми из дома, который она у него снимала, когда она отказалась платить за аренду больше. Не скрывая ненависти к ад-Даллялю, женщина пыталась заставить присутствующих поверить в то, что концы всех преступлений в квартале ведут именно к нему. Только такой злыдень мог выгнать ее на улицу в ночь и детей не пожалел… История эта после каждых посиделок во дворе дома Умм Салим становилась только запутаннее…

В следующий же раз женщина рассказала, что своими глазами видела, как преступник вскарабкался по стене дома Барышника и перепрыгнул на второй этаж к Илишу. Наверняка он задушит ее спящую прямо в постели. Все равно ведь подумают, что она скончалась от старости. Так и уйдет тихо, во сне. А люди посудачат и забудут…

Он спустился по ступенькам и в свете керосиновой лампы увидел, что Илишу сидит в большой комнате, служившей гостиной. Она молилась святому Георгию. Слова ее брали за душу, хотя языка, на котором она говорила, он не понимал. К огромной иконе, закрепленной на стене, она обращалась по-ассирийски. Ему померещилось, что кто-то ей ответил. Он встал поближе у двери, прислушался и убедился, что разговаривают двое. Однако в скудно освещенной комнате, кроме старой женщины, страстно прижимающей металлический крест на четках к губам, никого не было. Она обернулась и заметила его. Облезлый кот потерся об него и сел в ногах у Илишу. Он застыл, не зная, куда деваться – старушка смотрела на него глазами, наполненными материнской лаской. «Иди сюда, сынок!» – позвала она, и он, как маленький, послушно подошел к ней, упал в ее объятия и расплакался…

Умм Салим и соседки, конечно, не поверили женщине, но от ее рассказа дрожь пробежала по телу, и они в один голос вскрикнули: «О, Всевышний!» История произвела впечатление, и не важно, что она была выдумана от начала до конца. Ведь именно для того, чтобы убежать от рутины жизни в квартале аль-Батавин и перенестись в чудесный мир воображения, они проводили по полдня во дворе у Умм Салим и были благодарны этой осуждающей ад-Далляля женщине за то, что она их же и обманывала.

– Да покарает тебя Аллах, Фарадж ад-Далляль! На том свете тебя уже заждались! – заголосила Умм Салим, и остальные подхватили ее проклятья, припомнив все возможные ругательства. Женщина осталась довольна тем, что ее поддержали, и неожиданно для себя поняла, что не так уж она и злится на Фараджа ад-Далляля.

Было тепло, поэтому Илишу сняла темную кофту, которую всегда носила, оставшись в легком голубом платье с узором из черных цветков по кайме, напоминавших о скорбном периоде ее жизни. На прошлой неделе она не навещала отца Иосию, вместо этого ходила в церковь Мар Кардага, чтобы исполнить, уже с опозданием, свои «исламские» обеты. Она не забыла прилепить к железному гонгу на воротах Англиканской церкви Святого Георгия в Баб-аш-Шарки смесь из разведенной водой хны и оставить лепешки из нее же на стене одной из заброшенных синагог, а также при входе в соборную мечеть аль-Орфали в начале улицы ас-Саадун. В заключение Илишу разбрызгала воду над цветами в саду у сиро-яковитского православного храма. Все эти сложные ритуалы заняли у нее целую неделю.

Прежде чем увидеться с отцом Иосией, она зажгла ароматические палочки в алтаре Девы Марии в церкви Святого Одишо. Это был последний ее обет. За прошедшую неделю отцу Иосии дважды звонила младшая дочь Илишу, и он уже собирался посылать за ней дьякона Надира Шмуни, если сегодня она не появится.

Перед молитвой отец подошел к Илишу и с улыбкой сообщил ей, что в полдень должна позвонить Матильда. Она обрадовалась и поблагодарила отца. Во время службы Илишу шептала за священником: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволения», в то время как на самом деле вспоминала последний разговор с дочерью, который состоялся три недели назад.

Она помогла прихожанкам расставить на широких столах в зале для церемоний принесенную ими еду. После трапезы отец Иосия, молодые дьяконы, служка и двое полицейских, которые на входе охраняли храм, попрощались со всеми, кроме Илишу, которая присела на скамейке в ожидании звонка. Тишина в храме действовала на нее угнетающе. Телефон отца Иосии пищал уже трижды – ему по очереди звонили родные, друзья и другие священнослужители. Наконец раздался долгожданный звонок. Услышав голос Матильды, отец Иосия просиял и протянул телефон Илишу.

– Хильда была больна… Мы не хотели тебе говорить… Психическое расстройство… Она в больнице, но ей уже лучше.

– Матильда… Даниэль вернулся… Мой сын вернулся…

– Вообще Хильда обижена на тебя. Она сказала, что не будет с тобой больше разговаривать… Нет, ее здесь нет… Она не слышит наш разговор… Она рассердится, если узнает, что я звонила.

– Сейчас он со мной… Он не хочет никому показываться, выходит из дома только ночью, через крышу… Пропадает на несколько дней, но потом все равно возвращается.

– У тебя все в порядке? Я столько раз пыталась связаться, но не получалось. Чуть с ума не сошла!

– Я в порядке… Как Хильда, как ее мальчики? Как твои детки? Растут потихоньку?.. Дай я с ними поговорю.

– Хильда в больнице… Ей лучше… Ее старший сын – копия Даниэля! Он в этом году в медицинский собирается поступать.

– Даниэль, душа моя… Сынок мой любимый…

– Я отправила тебе пятьсот долларов. Их можно будет забрать в обменном пункте Айада аль-Хадиди в аль-Карраде… На имя отца Иосии. Он получит и передаст… Тебе еще что-нибудь нужно?

– Мне нужно, чтобы вы вернулись домой, чтобы дом ожил…

– Мы не вернемся… Это ты должна переехать к нам. Тебе здесь будет лучше.

Вспомнив про то, что могла задеть религиозные чувства матери, Матильда добавила:

– Здесь в Мельбурне есть ассирийская церковь… Храм Святого Георгия. Тебе это о чем-то говорит? Я рассказала отцу Антуану Михаилу о тебе, он будет рад тебя видеть.

– Я никуда не поеду. Я останусь с сыном, с Даниэлем.

– Скажи этому своему Даниэлю, что дочери хотят повидаться с тобой, он поймет…

– Это ты должна понять, Матильда!

– Да ведь эта страна в огне… Господи! Вот как мне не плакать, как не расстраиваться?! Ты меня просто убиваешь! Как ты любишь нас мучить!

– Не расстраивайся и не мучайся!.. Не звони, пока в себя не придешь!

– Что значит «не звони»?!

Илишу передала трубку отцу Иосии и почувствовала, что от стояния затекли ноги. Она всегда разговаривала с дочерью стоя. В груди у нее все клокотало от гнева. Она присела и посмотрела на отца Иосию, который, выслушав инструкции, как получить перевод, дал Матильде отчет о том, регулярно ли получает Илишу пенсию и помощь малоимущим через церковь. «У нас не так все хорошо с финансами, но мы постараемся приехать в Ирак и забрать ее, пока не стало еще хуже, – добавила она. – Мы силой ее увезем… Она не имеет права над нами так издеваться».

Отец Иосия подбирал мягкие слова, чтобы успокоить расстроенную Матильду. Но согласиться с ней он не мог, долг не позволяет ему поощрять прихожан, которые хотят уехать. Запрещать он, конечно, никому не будет. Он ни разу не отказался заверить свидетельства о венчании и крещении, необходимые тем, кто намерен искать убежище в ассирийском храме на чужбине…

Разговор закончился. Илишу выглядела поникшей. Отец Иосия проводил ее до ворот и предложил довезти до дома на машине, но она отказалась. Она, как всегда, возвратится домой на маршрутном автобусе с остановки в начале улицы напротив Технологического университета. Перед тем как попрощаться, Илишу сняла толстые очки и с глазами, полными слез, решительным тоном заявила, что не хочет больше разговаривать ни с кем по телефону, что ей не нужны эти звонки. Отец Иосия улыбнулся и положил руку на ее сухое плечо. Если он не принимает ее просьбу всерьез, то со следующей недели она будет ходить в церковь Мар Кардага. Сюда больше не придет.

При отключенном электричестве воздух в номерах «аль-Урубы» нагревался быстро, и Махмуд ас-Савади, пытаясь заснуть, уже несколько часов ворочался в кровати. «Летом, похоже, будет сущее пекло! – подумал он. – Куда смотрит Абу Анмар? Если не подключит кондиционер, потеряет последних постояльцев».

Он знал, что в других гостиницах квартала аль-Батавин и на улице ас-Саадун, где много клиентов, полным ходом идут приготовления к жаркому сезону: владельцы заказывают у местных умельцев дизельные генераторы, которые те мастерят из мотора от «киа» и продают на порядок дешевле импортных. Кроме того, на ночь они уже не вырубают электричество в целях экономии. Но Абу Анмара это будто не волнует, у него все равно нет денег, чтобы приобрести генератор и заплатить за потребляемую им электроэнергию. В его отеле живут четверо. Каждый платит десять долларов в сутки, и этого недостаточно, чтобы покрыть все расходы.

В конце концов Абу Анмар должен будет найти какое-то решение. Махмуду уже надоели эти раскаленные ночи, когда и заснуть невозможно, и организм не отдыхает, а потом ходишь вялый весь день. Сейчас, когда он прикладывает столько усилий, чтобы оставаться в журнале на хорошем счету и заслужить доверие главного редактора, эти проблемы Махмуду не нужны.

Ас-Саиди берет его с собой на все встречи, и это помимо правки текстов и работы над дизайном номера. А в его отсутствие Махмуд сидит в кресле шефа и отвечает на звонки из типографии или рекламного отдела. Шеф всегда оставляет один из своих мобильных в кабинете включенным в розетку. И никто не смеет брать трубку, кроме Махмуда, который даже носит его телефон с собой, когда приходится перемещаться по редакции. Перед уходом он опять ставит его на подзарядку.

Однажды, ответив на звонок, Махмуд услышал, что с ним говорит представитель партии парламентского большинства, который имеет претензию к журналу по поводу лживой публикации. Якобы вооруженная банда по его приказу занималась устранением конкурентов. Махмуд испугался и не нашел ничего лучше, как принести извинения и сослаться на то, что материал был подготовлен на основе данных французского агентства новостей, а главного редактора сейчас нет на месте.

– Но вы-то наш журнал, а не французский! Зачем своих так очернять? – продолжал политик.

Махмуд снова рассыпался в извинениях, мысленно проклиная себя, что вообще взял трубку и оказался в таком неловком положении. Он рассказал обо всем ас-Саиди, но тот не придал случаю никакого значения и посоветовал Махмуду не брать в голову.

А однажды он ответил на звонок со скрытым номером. На экране высветилось имя абонента – 666. В одном из американских фильмов, которых насмотрелся Махмуд, это число символизировало Зверя, ставленника Сатаны, упомянутого в Откровении святого Иоанна.

Что может быть нужно от журнала Антихристу? Мы что, напечатали что-то дискредитирующее и его? Странно… Алло!

Голос Наваль аль-Вазир! Судя по всему, она не предполагала, что говорить будет вовсе не с ас-Саиди, и, не дождавшись ответа, на эмоциях выпалила все, что собиралась сказать. Ее слова для Махмуда стали громом среди ясного неба. Она столько всего сразу выболтала! Но Махмуд не хотел, чтобы она узнала, с кем на самом деле разговаривает, и не выдал себя.

– Почему не отвечаешь? Ответь мне! – разозлилась Наваль, и, растерявшись, Махмуд прервал звонок, сбросив его.

А если ас-Саиди взбесится, когда узнает?! Сам виноват, зачем оставляет здесь свой мобильный? Почему не проведет для нужд журнала стационарный телефон? Наваль аль-Вазир наверняка посчитает, что это ас-Саиди бросил трубку. Похоже, они и так в ссоре. Фарид был прав, между ними, кроме секса, ничего и не было.

Махмуд погрустнел, представив, как ас-Саиди обнимает ее упругое тело. Конечно, они много раз уже спали друг с другом… Такая женщина! Чтобы ее добиться, можно пойти на все!

После полудня сотрудники, в их числе и Фарид Шавваф, закончили свои дела и разошлись по домам. Старик Абу Джани, подрабатывающий в редакции разнорабочим, принес ему обед из соседнего ресторана. Махмуд так устал, что уже ничего не соображал. Из кондиционера, включенного на полную мощность, прямо в лицо ему дуло холодным воздухом. Его клонило ко сну, ни выходить встречаться в кафе с друзьями, ни тем более возвращаться в номер гостиницы «аль-Уруба», где от сырости воздух в жару становился невыносимо удушливым, совсем не хотелось. Он прилег на красный кожаный диван в кабинете ас-Саиди и закрыл глаза. Пытаясь заснуть, Махмуд отгонял встающие в его воображении навязчивые картины того, как Наваль входит в кабинет, снимает с себя одежду, ложится с ним рядом на диван и обвивает его тело гибкими полными руками.

На закате его разбудил ас-Саиди. До этого шеф много раз тщетно пытался дозвониться до Махмуда. Живущий неподалеку Абу Джони, который должен был отключить генератор и запереть двери, как все уйдут, куда-то отлучился в этот момент из офиса.

Ас-Саиди был в приподнятом настроении, поэтому не стал выяснять, почему Махмуд не отвечал. Пробудившись, Махмуд сразу вспомнил о странном звонке Наваль аль-Вазир, но решил пока скрыть этот факт от шефа. Ас-Саиди прошел к широкому письменному столу, выдвинул ящик, переложил из него какие-то бумаги себе в портфель и сообщил Махмуду, что сегодня заключил выгодную сделку.

– А полковник Сурур оказался прав! – сказал он, не пояснив, о чем идет речь.

Ас-Саиди закрылся в уборной и надолго там задержался, чем Махмуд воспользовался. Он с трудом поднялся, так как тело ныло, и стал приводить себя в порядок – умылся, причесался и разгладил помявшийся костюм. Вновь появившийся ас-Саиди объявил, что Махмуд должен съездить с ним по делу, а потом они пойдут на одну вечеринку.

Не успел престижный автомобиль ас-Саиди отъехать, как словно из-под земли вырос Абу Джони и повернул ключ в дверях редакции. Сначала они отправились в агентство недвижимости в аль-Карраде, где ас-Саиди обсудил с владельцем покупку участка земли на берегу Тигра. Махмуду показалось, что шеф настроен крайне решительно.

В агентстве пришлось задержаться. Махмуд успел выпить четыре чашки чая и продолжал смотреть телевизор, пока ас-Саиди вел переговоры. Здание они покинули, когда уже стемнело. Махмуд был голоден. Какие планы у ас-Саиди? И что это за предстоящая вечеринка?

Черный «мерседес» нырнул во тьму и взял курс на аль-Арасат. При выезде с парковки Махмуду ударила в глаза подсветка минарета на улице Абу Нувас. Его яркие фонари будто перекликалась с танцующими по поверхности реки огоньками, отражающимися с противоположного берега. Махмуд полагал, что они едут ужинать в элитный ресторан с заоблачными ценами. К его удивлению, они вошли в высотку с обыскавшей их на входе двойной охраной. С другого конца длинного коридора доносилась шумная народная музыка и чувствовался аромат, в котором смешивались вино, кальянный табак и дым сигарет. Как выяснилось, ас-Саиди забронировал столик у сцены в главном зале. Обычно он делал заказ заранее по телефону, не скупясь ни на что. «Деньги – наш ключ ко всему! Деньги – вот настоящая лампа Аладдина!» – шепнул ас-Саиди, подмигнув Махмуду. Тот ничего не смог расслышать в гудящем зале, однако одобрительно закивал в ответ. Ас-Саиди не заметил этого и, осклабившись, уставился на выступавших на сцене музыкантов. Что может испортить ему настроение? На его месте любой бы улыбался во весь рот. «Завидую ему», – признался Махмуд сам себе.

Он хотел рассказать ему о звонке Наваль аль-Вазир и куче других проблем, связанных с журналом, рекламой и сотрудниками редакции. Но в этом гаме ас-Саиди вряд ли что-то разберет.

Официант поставил перед ними два стакана с чем-то ярко-красным. Ас-Саиди отпил и придвинулся к Махмуду:

– «Кровавая Мэри»!

Точно! «Кровавая Мэри»! Изысканный вкус! Волшебный напиток! Умеет ас-Саиди извлекать удовольствие из мелочей! Выглядит вполне счастливым. Значит, послал Наваль аль-Вазир к чертям. Может, вообще уже нашел ей замену? Такой один не останется! Еще бы! Ну и отлично!

Затем официант принес большую бутылку виски из темного стекла, стаканы и ведерко с кубиками льда. Другой, откуда ни возьмись, расставил перед ними закуски, пока первый открывал бутылку и разливал. Он наклонился к ас-Саиди, тот сказал что-то ему на ухо, официант признательно улыбнулся и отошел.

Внезапно музыканты перестали играть, и Махмуд смог расслышать, что происходит в зале – приглушенные разговоры за соседними столиками, звон бокалов. Как они могли общаться в такой кутерьме? Это вообще в Багдаде?!

Фарид Шавваф предупреждал его, чтобы он не следовал слепо за ас-Саиди. «Что ты ходишь за ним как хвостик?!» – звенело в голове у Махмуда. Хотя именно эту фразу Фарид Шавваф не произносил другу в лицо, но Махмуд как будто слышал ее в его словах.

Ничьим хвостом он не был и не будет. Он вовсе не бегает за ас-Саиди. Ас-Саиди сам приглашает его. Он нужен шефу, а не наоборот. Но… зачем?!

На сегодняшний день шеф представил его половине членов правительства, свел с военными и зарубежными дипломатами. О некоторых таинственных знакомых ас-Саиди он впервые слышал, например о полковнике Суруре Маджиде. Махмуд предчувствовал, что скоро ему откроется страшная тайна. Какую цель преследует ас-Саиди? В чем его интерес? Махмуд хотел получить ответы, но для этого надо было иметь изрядную дерзость. В любом случае, рано или поздно, все тайное станет явным.

– Так вы говорите, полковник Сурур не ошибался насчет типографии? – решился Махмуд.

Ему показалось, что поначалу ас-Саиди растерялся, как будто вспоминал что-то, потом обнажил зубы в широкой улыбке:

– По поводу типографии… Действительно дурная идея… Есть оборудование более современное… Немецкого производства… Да многие в этом бизнесе сейчас выжидают, пока все устаканится… Если не станет хуже, будут расширяться… Ведь скоро выборы. Уйму заказов можно получить на плакаты, листовки, брошюры…

– Так вы будете покупать другую типографию или вообще не будете?

– Нет… Я уже вложил деньги, купил особняк на площади аль-Андалус. Удачная сделка, кстати! Дом со всей мебелью, старик один продал из рода аль-Амерли. Слышал?

Махмуд убедился, что ас-Саиди от него ничего не скрывает и охотно отвечает на все вопросы. Очевидно, шеф пребывает в добром расположении духа после «Кровавой Мэри» и виски. Махмуду захотелось попробовать спросить у него нечто более личное. О Наваль аль-Вазир, например. Но неожиданно снова загудел оркестр. Махмуд узнал мелодию из песни Хусейна Ниамы, только слишком быстрый темп был взят музыкантами. Махмуд поднес стакан к губам, сделал большой глоток, закусил и повернулся к ас-Саиди. Ему нравился этот человек, он мечтал стать похожим на него…

«Ты должен понять, Фарид Шавваф, я хочу стать таким, как он, а не его хвостиком, – скажет он другу при следующей же встрече. – И не нужны мне твои дурацкие советы! Только воду мутишь!»

Он спокойно пил, пока не заметил, что ас-Саиди как-то странно на него уставился. Шеф медленно потягивал из стакана. Казалось, он собирается сказать что-то очень важное и крайне деликатное:

– Как я хочу оказаться на твоем месте! Эх, если можно было махнуться! Но увы! Ха-ха-ха…

Махмуд остолбенел. Ас-Саиди угадал его заветную мечту! Что за наваждение! «Да я сплю и вижу! Давайте поменяемся! Жизнь пройдет мимо, если я не стану вторым Али Бахером ас-Саиди!» – подумал про себя Махмуд…

Хади Барышник пал духом от такой несправедливости, когда узнал, что аль-Амерли продал дом со всей мебелью и через две недели улетит в Москву, чтобы жениться на своей давнишней возлюбленной, с которой познакомился еще в студенческие годы на химическом факультете.

Какая надобность была все это ему рассказывать! Хади столько времени и сил потерял, пока уговаривал его продать старье! А тому все жалко было расстаться с деревяшками. Как же! Это же память! А сейчас он берет и заявляет, что все распродано! Все! Распрощался одним махом с домом, вещами и жизнью в Багдаде, чтобы насладиться запоздалым медовым месяцем. И зачем он только это слушал! Единственное, что ему нужно – немного денег на свои скромные нужды. Все последние дни, после той ночи, когда он увидел на пороге комнаты страшного гостя и понял, что это творение его рук, а не игра воображения, Хади беспробудно пил.

Обратно он возвращался через площадь аль-Андалус. А когда проходил мимо гостиницы «Новотель», замедлил шаг. Он вспомнил, как взрывной волной его ударило об асфальт, и пожалел, что действительно не погиб в тот день. Хади присел на край тротуара и закурил, представляя, что в этот самый момент действительно может громыхнуть машина со смертником или сработать заложенная террористами бомба. Если оставаться здесь, шансы увеличиваются. Он просидел так до темноты, размышляя о том, что сегодня в городе прогремел не один взрыв. А сколько еще удалось предотвратить! Ни дня не обходится без трагедии! В новостях передают о многочисленных жертвах, а он все еще жив. В один прекрасный день и он попадет в сводку. Он это чувствует. Так предначертано судьбой…

Вернувшись в квартал, от Азиза аль-Мысри Хади узнал, что он срочно понадобился по делу владельцу гостиницы «аль-Уруба» Абу Анмару. Хади застал его в холле гостиницы сидящим на диване в просторной галабее, скрывающей большой живот. Абу Анмар был занят чтением какой-то толстой книги. Он снял очки, захлопнул томик, встал и протянул Хади руку.

Хади не помнил, чтобы жал руку Абу Анмару. Видел его мельком в квартале, пару раз за все годы поздоровались. Но Хади был в курсе слухов, которые ходили о хозяине «аль-Урубы». Самый главный из них, как считал сам Хади, это то, что у него давно уже была связь с армянкой Вероникой – приходящей раз в неделю уборщицей. Поговаривали даже, что мальчик, которого она приводила с собой на работу, Андро, на самом деле от Абу Анмара.

Абу Анмар сообщил ему, что хочет продать мебель из некоторых номеров, поскольку собирается закупать новую – двуспальные кровати, тумбы, зеркала, просторные шкафы, керамическую плитку для ванны – и вообще сделать капитальный ремонт, поэтому ищет, кому бы сбыть старые вещи. У Хади от этих слов загорелись глаза. «Готов найти покупателя на все!» – выпалил он. И Абу Анмар, чтобы Барышник имел представление о том, на что подписывается, провел его наверх.

Хади ждало полное разочарование. Оказывается, те номера, которые занимали Махмуд ас-Савади, пожилой алжирец Лакман и еще двое, были самими лучшими! Мебель там еще можно было использовать, тогда как в других предметы были либо изъедены грызунами, либо испорчены сыростью. Однако решения своего Хади не поменял и уверил, что на все отыщутся покупатели.

Они спустились в холл, и Хади впервые обратил внимание на небольшой деревянный столик, который еле виднелся за громоздкой стойкой регистрации. На нем стояла непочатая бутылка арака и блюдо с нарезанными огурчиками. Хади нельзя было пить, его организм был просто отравлен алкоголем. Он еле встал сегодня после полудня, чтобы сходить к старику аль-Амерли, и с трудом дошел до его дома. Только после прогулки тяжесть в голове немного отпустила. Но что поделаешь? Его мучила жажда. А эта сверкающая литровка, стоящая в гордом одиночестве на маленьком деревянном столике, так и притягивала его взор.

Абу Анмар продолжал делиться своими планами по реконструкции гостиницы, вовсе не собираясь угощать Хади араком. Хади был не из тех людей, которым благоволил Абу Анмар. Да, он надевал очки, когда читал, но совсем слепым он не был. Он знал, что Барышник – неуравновешенный и психованный тип. И если однажды до него дойдет, что Хади – вор или убийца, Абу Анмар совсем не удивится. Чему удивляться? Ведь у человека все написано на лице, все ясно по его манерам. Но бизнес есть бизнес, тут не выбираешь, с кем иметь дело.

Абу Анмар сказал все, что хотел, но Хади не спешил уходить. И он попал бы в неловкую ситуацию, если бы в этот момент в гостинице не появился Махмуд ас-Савади.

Махмуд был пьян и изо всех сил пытался это скрыть. Как только он попал под струю теплого воздуха от вентилятора, его охватило прежнее уныние, от которого он искал спасения в течение всего дня. Несмотря на неработающий кондиционер и удушающую влажность, он хотел только одного – пройти в номер и прилечь. Но неожиданно встретив в холле гостиницы Враля, он поднял руку в знак приветствия, расплылся в широкой улыбке, присел рядом на диван, хлопнув Хади по коленке, и спросил, как дела. Время было не позднее, ас-Саиди что-то рано закончил отмечать свою выгодную сделку. Скорее всего из-за объявленного комендантского часа. Шеф высадил Махмуда в начале Седьмой улицы квартала аль-Батавин и, резко развернувшись, умчался на своем автомобиле.

Махмуд не обратил внимания на недовольное выражение лица Абу Анмара. Тому присутствие Хади было в тягость. Он хотел уже вернуться к чтению книги о предсказаниях и пророчествах, которыми был одержим, и сидеть, потягивая спиртное. Махмуд продолжал болтать с Хади. Абу Анмар проскользнул за стойку регистрации и тихонько, так, чтобы никто не видел, налил себе арака, кинул в стакан кубик льда и сделал глоток. Раньше он приглашал присоединиться Махмуда и Хазема Аббуда, чтобы послушать их разговоры. Но в этот раз – другое дело.

Махмуд был взбудоражен, а в области желудка его мучило такое неприятное ощущение, что он думал, пока шел по темному переулку в сторону гостиницы, как доберется до номера и сразу пройдет в ванную и вызовет рвоту. Но очутившись внутри, он решил немного посидеть, занять себя – может, полегчает. Махмуд посмотрел на жалкую фигуру Хади и спросил, чем закончились его перипетии с трупом, который он сам сшил. Абу Анмар поднял голову и с любопытством посмотрел на Махмуда поверх очков.

До сегодняшнего вечера Хади держал обещание, данное самому себе в кафе Азиза аль-Мысри, о том, что он забудет историю с трупом и никогда больше не будет упоминать о нем. Особенно после недавнего разговора с двумя парнями в кофейне.

Но никто не знал, даже Азиз аль-Мысри, что Безымян, как назвал его Хади, вернулся к нему ожившим, на своих ногах. Происходили удивительные и важные события. И Хади был их проводником. Он выступил в роли родителя, который дал жизнь пророку или тирану, сам не ведая того, какие беды его дитя принесет людям или как изменится после него этот мир. Хади, видимо, был нужен высшим силам как слепой инструмент судьбы.

Что ответить сейчас на это подвыпившему молодому журналисту, клюющему носом, который пытается скрыть свое состояние, то подпирая подбородок кулаком, то меняя позу, чтобы удержать равновесие?

Махмуд, конечно, спросил его о трупе между прочим, несерьезно. Он ожидал от Хади привычной усыпляющей байки, которой заслушивались посетители кофейни, а потом намеревался подняться в номер, завалиться в кровать покойником и проспать до утра следующего дня.

Но Хади сделал непривычно хмурое лицо:

– Я расскажу тебе, чем закончилась эта история. Только тебе. Но есть два условия.

Глаза Хади загорелись безумием, которое Махмуд приписывал старику с самого начала. Абу Анмар не вытерпел. Он отложил книгу, которую держал в руках, и ожидал продолжения их странного разговора.

– Какие? – спросил Махмуд.

Хади разгладил усы и густую бороду, прежде чем уверенно и четко произнес:

– Секрет за секрет… И еще… Купи мне ужин и бутылку арака «Оззо».