Увидев Томаса в библиотеке доктора Шилдс, я в ту же секунду понимаю, что мой план обречен на провал.

Она снова на шаг впереди меня.

После ее звонка я хотела обратиться в полицию, но не решилась: информации у меня для них недостаточно. Доктор Шилдс наверняка сочинит какую-нибудь убедительную историю о том, что я – психически неуравновешенная девица, украла у нее драгоценности; она найдет способ подбросить мне свои украшения и представит все таким образом, что арестуют меня. И вот за время, оставшееся до прихода к доктору Шилдс, я отыскала магазин электроники, который работал, в праздничный день, и купила изящные черные часики со встроенным диктофоном.

– Забыли купить подарок? – полюбопытствовал продавец.

– Можно и так сказать, – ответила я и поспешила к выходу.

Я действительно принесла подарок доктору Шилдс, но не этот. Подарок, что я для нее подготовила, гораздо более личный и значимый.

А часы – для того, чтобы записать на диктофон разговор с ней после того, как она распакует мой подарок. За эту идею я должна благодарить доктора Шилдс. Именно она продемонстрировала, как полезно иметь скрытого свидетеля разговора, когда послала меня к Рейне и Тиффани.

Я представляла, как она в ошеломлении смотрит на подарок, а я наношу ей второй удар:

– Я знаю, что это вы дали Эйприл смертельную дозу «Викодина».

Она ужасно разозлится. Но меня не тронет, ведь я предупрежу, что оставила на своем компьютере сообщения в адрес Томаса, миссис Восс, Бена Куика, а также в адрес частного детектива, с изложением собранных мною уличающих ее доказательств, включая фотографию таблетки, которую она мне дала. «Я написала им, что пошла к вам. Эти сообщения будут автоматически отправлены сегодня вечером, если я не вернусь домой и не удалю их. Но если вы не передадите в полицию то, что у вас есть на меня, я не стану использовать эти улики против вас». Именно это я планировала ей сказать.

Последняя фраза была бы ложью: я все равно намеревалась найти способ предать ее в руки правосудия. Но если бы мне удалось шокировать ее настолько, что она под запись хотя бы частично признала свою вину, тогда у меня появилась бы возможность опровергнуть ее клеветнические измышления.

А теперь я сижу в библиотеке и смотрю, как Томас вытирает рот салфеткой. Ясно, что нужно выработать новую стратегию, причем срочно.

Оказывается, доктору Шилдс известно, что Томас переспал с Эйприл и что Эйприл была его пациенткой. Она сама только что сказала ему об этом. Поверить не могу.

Томас внезапно предстает передо мной далеким от образа того уверенного в себе ответственного мужчины, который снял с себя пальто и накрыл им пожилую женщину, попавшую под колеса такси у музея.

Мой мозг гудит, заново анализируя всю известную мне информацию. Я предположила верно: Эйприл наблюдалась у Томаса. Только доктор Шилдс не ведает, что я это знаю, равно как и то, что Томас переспал с Эйприл. Это взрывоопасная тайна, и если предать ее огласке, они оба могут потерять все. Зачем же она бравирует этой информацией передо мной?

Каждый свой шаг доктор Шилдс обдумывает заранее. Значит, она сболтнула это не по ошибке. Намеренно.

И тогда я понимаю: должно быть, она уже уверена, что я никому не скажу. При этой мысли у меня сводит живот.

Секрет остается секретом, если им владеет только один человек.

Каким образом она собирается заткнуть мне рот?

В воображении вспышкой мелькает безжизненное тело Эйприл на скамейке в парке.

Я вжимаюсь в стул. Меня начинает бить дрожь; во рту пересохло, так что даже слюну не сглотнуть.

Доктор Шилдс убирает с лица выбившийся завиток, и я замечаю, что на виске у нее пульсирует вена – единственная зеленовато-голубая прожилка на идеально белом куске мрамора.

Блюда с аппетитными закусками, камин, в котором потрескивает огонь, элегантная библиотека с книгами в кожаных переплетах… Как вообще я могла подумать, что в столь изысканной обстановке не может случиться ничего плохого?

Сосредоточься, велю я себе.

Доктору Шилдс физическая агрессия не свойственна, снова убеждаю я себя. Ее мощнейшее оружие – острый ум. И она безжалостно пускает его в ход. Поддавшись панике, я проиграю.

Я заставляю себя посмотреть на нее.

– Лидия… – Томас хватает ртом воздух, – мне очень жаль… я не должен был…

– Мне тоже жаль, Томас, – перебивает она его.

И тут мое ухо улавливает один нюанс – расхождение между ее тоном и словами.

Она не злится, не язвит, как это можно было бы ожидать от оскорбленной жены.

Голос ее полнится сочувствием. Словно она считает, что они с Томасом по одну сторону, объединились против адюльтера; словно сами они ни в чем не виноваты.

Я перевожу взгляд с одного на другого, и на меня нисходит озарение. Я знаю, почему доктор Шилдс не хочет расстаться с Томасом: она попросту не может.

Потому что любит его до безумия.

Эйприл она дала таблетки не только из ревности или потому, что была разъярена. Она также защищала Томаса, ведь Эйприл могла проболтаться, что она была его пациенткой. Доктору Шилдс я говорила, что могу распознать настоящую любовь. И сейчас я убеждаюсь в истинности своих слов: я вижу, как любовь к мужу отражается в ее лице и глазах всякий раз, когда она говорит о нем или смотрит на него. Даже теперь.

Но ее любовь к Томасу такая же извращенная, как и все в ней: всепожирающая, токсичная, опасная.

Доктор Шилдс кладет под ноутбук страницу из журнала учета посетителей и занимает стул напротив меня.

– Ну что, приступим?

Выглядит она предельно собранной, как преподаватель, читающий лекцию перед студенческой аудиторией.

Она разводит руками.

– Итак, повторяю свой вопрос, на этот раз обращаясь к обоим: вам есть что сказать о подлинной природе ваших взаимоотношений?

Томас начинает что-то говорить, но доктор Шилдс мгновенно его осаждает:

– Не спеши. Хорошенько обдумай свой ответ. А чтобы вы друг на друга не поглядывали, я выслушаю каждого наедине. Даю вам две минуты на размышление. – Она смотрит на часы; я отворачиваю рукав и засекаю время по своим часам.

– Время пошло, – заявляет доктор Шилдс.

Я бросаю взгляд на Томаса, пытаясь понять по его лицу, что он намерен сказать, но его глаза зажмурены. И выглядит он ужасно – краше в гроб кладут. Может, его опять тошнит?

Мне и самой нехорошо, но мой мозг судорожно перебирает все возможные варианты и последствия.

Мы оба можем сказать правду: да, однажды мы переспали.

Мы можем оба солгать, придерживаясь оговоренного сценария.

Или я солгу, а Томас скажет правду: сдаст меня, чтобы заполучить уличающую запись из журнала учета посетителей.

Или Томас солжет, а я открою правду: свалю вину на него – скажу, что он меня домогался. И тогда доктор Шилдс выполнит свое обещание – отдаст мне видеозапись. Но кончится ли все на этом?

Нет, сознаю я. Здесь нет верного решения.

Доктор Шилдс потягивает вино, наблюдая за мной поверх бокала.

«Дилемма заключенного», думаю я. Именно такую модель она воссоздает – однажды я читала об этом статью, размещенную кем-то на «Фейсбуке». В ней описывалась распространенная тактика: двоих подозреваемых изолируют друг от друга, сажая в разные камеры, и, сделав каждому выгодное предложение, смотрят, станут ли они топить друг друга.

Доктор Шилдс ставит на стол бокал с вином, издающий хрустальный звон при соприкосновении с подставкой.

Значит, времени почти не осталось.

В памяти, наслаиваясь одна на другую, мелькают разные картины. Доктор Шилдс сидит одна за столиком на двоих во французском ресторане. Доктор Шилдс поглаживает голову стеклянного сокола. Я рыдаю в ее врачебном кабинете, чувствуя, как мои плечи окутывает теплая кашемировая шаль. Запись, сделанная ее каллиграфическим изящным почерком: Вы станете пионером в области исследования психологии личности.

Сегодня вечером я попыталась загнать ее в угол ее же методами. Она обыграла меня по всем статьям еще до того, как я открыла рот.

Но теперь вдруг я понимаю, что сражение еще не проиграно, потому как я наконец-то нащупала ее слабое место. Это Томас. Он – залог ее поражения.

Дыхание неглубокое, в голове поднимается шум.

Я должна просчитывать на несколько шагов вперед, как это всегда делает она. Что бы мы ни ответили, Томаса, я точно знаю, доктор Шилдс никогда не погубит; ей нужно найти способ свалить всю вину на меня. Вероятно, Эйприл она тоже обвинила во всех грехах: надо же было как-то найти оправдание, чтобы дать ей «Викодин».

Доктор Шилдс пристально наблюдает за мной с той самой минуты, когда я впервые пришла к ней на тестирование, но и я все это время наблюдаю за ней. И знаю о ней гораздо больше, чем мне самой казалось, – знаю все, от ее походки до содержимого ее холодильника. И самое главное – знаю, как она мыслит.

Но достаточно ли этого?

– Время вышло, – объявляет доктор Шилдс. – Томас, пожалуйста, пройдем со мной в столовую.

Я смотрю, как они вдвоем исчезают из виду, и снова начинаю перебирать в уме все варианты развития событий с точки зрения Томаса. Чем он рискует? Желтая пресса раздует скандальную историю о симпатичном психотерапевте, закрутившем роман с богатой, но психически неуравновешенной молодой женщиной, вследствие чего та покончила с собой. Его наверняка лишат лицензии на врачебную практику, а семья Восс, возможно, подаст на него в суд.

О Томасе мне тоже кое-что известно. Я вспоминаю все наши встречи – в музее, в баре, в моей квартире, в Ботаническом саду. И последнюю – в его врачебном кабинете.

И внезапно мне становится ясно: я точно знаю, что он ответит.

Не проходит и минуты, как доктор Шилдс возвращается – одна. По ее лицу не определить, что она услышала от Томаса, словно на ней надета маска.

Она опускается на краешек диванчика, на том конце, что ближе к моему стулу. Потом вытягивает руку и легонько касается моей голой ноги, виднеющейся между подолом платья и сапогами. Усилием воли я сохраняю неподвижность, хотя мне хочется отпрянуть.

– Джессика, вам есть что сказать об истинной природе ваших отношений с моим мужем?

Я открыто смотрю ей в лицо.

– Вы правы. Я была не до конца честна с вами. Мы с ним переспали. – Я боялась, что мой голос дрогнет, но он даже не сбился с ровного тона. Звучит уверенно: – Это было до того, как выяснилось, что он – ваш муж.

Что-то меняется в ее глазах. Голубизна радужной оболочки как будто потемнела. С минуту она сидит словно каменная. Потом чопорно кивает, словно получила подтверждение тому, что и так уже знает. Она встает, разглаживает на себе платье и делает несколько шагов в сторону столовой.

– Томас, подойди, пожалуйста, к нам, – окликает она мужа.

Он медленно входит в комнату.

– Повтори, пожалуйста, Джессике то, что ты сказал мне, – требует она.

Я сцепляю на коленях ладони и пытаюсь улыбнуться, но челюсти слишком крепко сжаты. И я все еще ощущаю на ноге прикосновение ее холодных пальцев.

Томас переводит на меня взгляд. В нем – обреченность.

– Я сказал, что между нами ничего не было, – уныло молвит он.

Значит, я угадала.

Сделал он это не ради себя, а чтобы выгородить меня. Пожертвовал возможностью заполучить страничку из журнала учета посетителей.

Доктор Шилдс помешана на принципах нравственности, не терпит лжи. Но Томас разбирается в нюансах этического выбора. Он солгал, жертвуя собой, – ради того, чтобы спасти меня. При всех его слабостях и недостатках, в существе своем он хороший человек. Возможно, поэтому она так отчаянно любит его.

Я физически ощущаю гнев доктора Шилдс. Он, как некая грозная сила, разбухает, заполняя всю комнату, сдавливает меня, не давая дышать.

На минуту в библиотеке повисает тягостная тишина, которую вскоре нарушает доктор Шилдс:

– Джессика, скажите, пожалуйста, что ответили вы?

Я проглатываю комок в горле.

– Я сказала, что мы однажды были вместе.

Томаса перекосило.

– Значит, один из вас лжет, – заключает доктор Шилдс, прижимая руки к груди. – И сдается мне, Томас, что лжешь ты, ведь Джессике такое ложное признание ничего не дает.

Я киваю: она права.

Ее следующий шаг покажет, оправдан ли был мой риск.

Доктор Шилдс подходит к роялю и постукивает по ноутбуку.

– Джессика, я с радостью отдам вам видеозапись. Но прежде вы должны вернуть то, что взяли.

Доктор Шилдс бросает взгляд на Томаса, и я мгновенно понимаю, что она имеет в виду. Она говорит не об ожерелье.

Доктор Шилдс воссоздает сцену с Джином Френчем, но только в своем извращенном стиле; используя мои же тайны, она стремится побольнее меня ужалить.

– Не могу, – отвечаю я. – Я не брала ваших драгоценностей, и вы это знаете.

– Джессика, вы меня разочаровали, – говорит она.

Томас заходит глубже в комнату. Встает ближе ко мне.

– Лидия, отпусти бедную девочку. Она сказала тебе правду; солгал я. Теперь это только между тобой и мной.

Доктор Шилдс с грустью качает головой.

– То ожерелье очень дорого мне, другого такого нет.

– Лидия, я уверен, что она его не брала, – говорит Томас.

Вот на что я делала ставку, решив сказать правду. Он должен воочию убедиться в непорядочности жены: я приняла ее правила игры, но она все равно намерена найти повод, чтобы меня погубить.

Доктор Шилдс одаривает меня ласковой улыбкой.

– Сейчас Рождество, так что я подожду до завтрашнего утра и тогда сообщу в полицию. – Она делает паузу. – А у вас будет время поговорить с родителями. В конце концов, узнав правду о Бекки, они поймут, зачем вам так отчаянно нужны были деньги. Из-за того, что вас мучает чувство вины.

Опустив голову в ладони, я чувствую, как у меня затряслись плечи. Эту же тактику доктор Шилдс применила к Эйприл, думаю я. Выведала у девушки ее секреты и пустила их в ход против нее, словно кинжалы. Ввергла Эйприл в состояние полнейшей безысходности, внушив ей, что она лишилась всего, что ей дорого. Что ей больше незачем жить. А потом дала таблетки.

Доктор Шилдс уверена, что она и у меня все отняла: работу, Ноа, свободу, семью.

Она дарит мне одну ночь одиночества, рассчитывая, что я последую тем же путем, что и Эйприл.

Я жду еще немного.

Потом поднимаю голову.

В комнате ничего не изменилось: доктор Шилдс стоит у рояля, Томас – за стулом напротив меня, на столе – блюдо с закусками.

Я обращаю взгляд на доктора Шилдс. Молвлю кротко:

– Хорошо. Я сейчас уйду. Только можно один вопрос?

Она кивает.

– Вправе ли психотерапевт предлагать пациенту «Викодин», не выписывая рецепта? Этично ли это?

Доктор Шилдс улыбается. Думает, что я имею в виду ту таблетку, которую она дала мне.

– Известны случаи, когда другу, переживавшему тяжелый период, предлагалась единичная доза, – отвечает она. – Разумеется, официально я никогда не одобрила бы это.

Я откидываюсь на спинку стула, скрещиваю ноги. Томас смотрит на меня озадаченно, – вероятно, недоумевает, с чего вдруг я стала такой спокойной.

– Да, только Респонденту № 5 вы дали куда больше одной таблетки. – Я смотрю ей в глаза. – Вы дали Эйприл смертельную дозу.

Томас резко втягивает в себя воздух. Он приближается ко мне еще на шаг – по-прежнему старается меня защитить.

Доктор Шилдс замирает; кажется, что она даже не дышит. Но я чувствую, что ее мозг вибрирует, сочиняя новую сказку, опровергающую мои обвинения.

Наконец она отходит от рояля и садится на стул напротив меня.

– Джессика, я понятия не имею, о чем вы говорите. Вы думаете, я выписала Эйприл «Викодин»?

– Вы – психотерапевт и вправе назначать лекарственные препараты, – с вызовом бросаю я.

– Не спорю. Но если бы я выписала ей рецепт, это было бы официально зарегистрировано. – Она разводит руками. – А записей таких нет.

– Я могу спросить у миссис Восс, – предупреждаю я.

– Спрашивайте, – невозмутимо отвечает доктор Шилдс.

– Я знаю, что это вы дали ей таблетки, – настаиваю я, понимая, что сдаю позиции: доктор Шилдс благополучно парирует любое мое заявление.

Томас поднимает руку и прикасается к своему левому плечу. Как будто неосознанно.

– Как бы я могла дать кому-то «Викодин», если сама никогда его не принимала? – вопрошает она тем же рассудительным тоном, к которому прибегла, когда убеждала меня, что это не по ее вине я потеряла Ноа и работу.

Мои часы записывают весь разговор, но доктор Шилдс пока никак себя не изобличила. Хуже того, я ее разозлила. На это указывают и блеск ее сощурившихся глаз и металлические нотки в ее голосе.

Я безнадежно проигрываю.

– Ты не принимала, – включается в разговор Томас. Меня поражает его монотонный голос.

Мы обе поворачиваемся к нему. Он все еще держится за левое плечо – за то самое, на котором остался шрам после хирургической операции по устранению разрыва вращательной манжеты.

– А я принимал.

Насмешливая улыбка исчезает с лица доктора Шилдс.

– Томас, – шепчет она.

– Всего несколько штук, – медленно продолжает он. – А то, что осталось в пузырьке, я не выбросил. Лидия, Эйприл была здесь в тот вечер, когда она умерла. Ты сказала, что она приходила к тебе и была расстроена. Ты дала ей мои таблетки?

Он приподнимается на носках, словно намерен пойти наверх и проверить.

– Подожди, – останавливает его доктор Шилдс.

На мгновение она застывает, а потом ее лицо кривится.

– Я же ради тебя старалась! – вскрикивает она.

Томас пошатывается и падает на диван.

– Ты убила ее? Из-за того, что я с ней переспал?

– Томас, я не сделала ничего плохого. Это был выбор Эйприл. Она сама наглоталась таблеток!

– Если вы вложили кому-то в руки оружие, это убийство? – спрашиваю я.

Они оба резко поворачиваются ко мне. В кои-то веки у доктора Шилдс не находится ответа.

– Но вы не только снабдили ее оружием, – продолжаю я. – Что вы сказали Эйприл, чтобы довести ее до крайности? Вы ведь наверняка знали, что однажды она уже пыталась свести счеты с жизнью – когда училась в школе.

– Что ты ей сказала? – хрипло вторит мне Томас.

– Я сказала, что мой муж снял девочку на одну ночь и теперь сожалеет об этом! – Доктор Шилдс захлебывается словами. – Что для него она никто, пустое место. Что он совершил самую большую ошибку в своей жизни и готов отдать что угодно, лишь бы исправить ее.

Томас, потрясенный, качает головой.

– Ну как ты не понимаешь? – взмолилась доктор Шилдс. – Это же была глупая девчонка! Еще рассказала бы про тебя кому-нибудь!

– Ты знала, что у нее слабая психика. Как ты могла? – тихо произносит Томас.

Лицо доктора Шилдс каменеет.

– Она была ничтожество, мусор. Даже ее собственный отец не хотел с ней общаться. – Доктор Шилдс хватается за Томаса, но он грубо отталкивает ее руку. – Мы скажем, что Эйприл сама взяла таблетки из нашей аптечки, а мы об этом ничего не знали.

– Не думаю, что полиция примет такое объяснение, – вмешиваюсь я.

Доктор Шилдс даже не взглянула в мою сторону; она умоляюще смотрит на Томаса.

– Полиция Джессике не поверит. Она вломилась в наш дом, донимала тебя, преследовала меня. Ты знал, что ее раньше уже обвиняли в воровстве? Один уважаемый режиссер уволил ее за это. Она спит со всеми подряд, лжет родным. Джессика – очень неуравновешенная молодая особа. И в доказательство я могу предъявить все ее ответы, что она дала во время тестирования. У меня все зафиксировано.

Томас на мгновение снимает очки и потирает переносицу.

– Нет, – отвечает он с категоричностью в голосе, который зычно разносится по комнате.

Наконец-то Томас набрался смелости открыто дать отпор доктору Шилдс. Он больше не пытается избавиться от нее с помощью фиктивных SMS-сообщений и сфабрикованных романов.

– Если мы будем говорить одно и то же, нам ничто не грозит, – в отчаянии произносит она. – Что значит слово какой-то ненормальной девицы против показаний двух профессионалов?

Томас смотрит на жену долгим взглядом.

– Томас, я так сильно тебя люблю, – шепчет она. – Прошу тебя.

Ее глаза заволакивает пелена слез.

Качая головой, он встает с дивана.

– Джесс, я провожу тебя домой, – говорит он. – Лидия, завтра утром я приду, и мы вместе вызовем полицию. – Помолчав, он добавляет: – Если покажешь им видео, я скажу, что это я дал Джесс ключ от нашего дома, попросил взять для меня кое-что.

Я встаю, оставляя подарок у стула. В ту же секунду доктор Шилдс оседает на пол.

Распластавшись на ковре, она смотрит на Томаса. По ее щекам текут черные от туши слезы; вокруг ног сбилась юбка белого платья.

– До свидания, Лидия, – говорю я.

Затем поворачиваюсь и выхожу из комнаты.