Книга: Счастье - это теплый звездолет
Назад: Последний полёт доктора Аина (рассказ, перевод А. Питчер)
Дальше: Специалист по боли (рассказ, перевод Т. Боровиковой)

И так далее, и так далее
(рассказ, перевод Е. Доброхотовой-Майковой)

And So On, and So On
Рассказ опубликован в фэнзине Phantasmicom в мае 1971 г., включен в сборник Star Songs of an Old Primate ("Звездные песни старого примата", 1978).

 

В углу корабельного салона ребенок активировал экран внешнего обзора.
— Далли! Тебя просили не играть с экраном во время Прыжка! Мы сто раз тебе говорили, что там ничего нет, милый, только хорошенькие огонечки. Иди сюда, будем играть все вместе...
Пока молодая клан-тетя загоняла его обратно в кокон, что-то произошло. Что-то совсем незначительное, но сонные пассажиры приподняли головы. Тут же раздался спокойный голос, сопровождаемый гулом разноязыких переводов:
— Говорит капитан. Сейчас мы испытали мгновенную дискретность, вполне нормальную для данного режима парапространства. Путь к Комплексу Ориона займет примерно две единицы корабельного времени, в течение которых подобное явление ожидается еще раз или два.
Мелкое происшествие вызвало разговор.
— Мне жалко нынешнюю молодежь. — Крупное существо в купеческой мантии выключило свой читальный блок "Галактических новостей" и вольготно расправило слуховые мешки. — Все интересное досталось на нашу долю. Когда я впервые сюда попал, это еще было дикое пограничье. Чтобы лететь за туманность Угольный Мешок, требовалось изрядное мужество. Нас заставляли писать завещание. Я даже первый кросс-галактичесний Прыжок помню.
— Как быстро все изменилось! — подхватила его говорящая маломорфа и, расхрабрившись, добавила: — Молодые так апатичны. Воспринимают чудеса как должное, смеются над понятием героизма.
— Герои! — фыркнул купец. — Это не о них!
Он презрительно оглядел роскошный салон. Кое-кто вежливо закивал. Внезапно один из коконов развернулся, и на купца глянул землянин в сером облачении.
— Героизм, — мягко произнес служитель Пути, взирая на купца из-под кустистых бровей, — понятие по сути своей пространственное. Нет свободного пространства, нет и героев.
Он отвернулся, как будто сожалея, что заговорил о чем-то личном, причиняющем ему боль.
— А как же Сар Орфеец? — спросила веселая молодая воспроизводительница. — Он прошел всю Спиральную ветвь в одиночной капсуле. По-моему, это героизм.
Она кокетливо хихикнула.
— Не совсем, — произнес культурный голос на идеальном галактическом. Лютроид отключил свои провода от справочной и рассеянно улыбнулся воспроизводительнице. — Такого рода подвиги — лишь предсмертный вздох, подбирание колосков на сжатом поле. Разве Орфеец летел в неведомое? Нет. Он лишь проверял, справится ли в одиночку. Игра в пограничье. Нет. — Голос лютроида зазвучал с тренированной четкостью, как под запись. — Примитивная фаза завершена. Истинное пограничье теперь внутри. Внутреннее пространство. Внутренний космос.
Он поправил университетский аксельбант.
Купец вернулся к своему читальному блоку.
— А вот занятное предложение! — просипел он. — В секторе Эридана выставили на продажу солнечное кольцо. Рано или поздно в этом секторе начнется бум. Кто-то сорвет куш. Если бы только кто-нибудь из этих юнцов перестал ныть, расправил жабры и взялся за дело.
Он щелкнул по носу своего акваморфа, и тот жалобно пискнул.
— Ну да, это же силы надо прикладывать, — подхватила его говоруха.
Служитель Пути смотрел на них в угрюмом молчании. Затем наклонился к лютроиду:
— Ваше замечание о внутреннем космосе. Я полагаю, вы имели в виду духовные материи? Чисто субъективные исследования?
— Отнюдь нет, — радостно отозвался лютроид. — Духовные культы, на мой взгляд, это всего лишь разновидность сенсуализма. Я же говорю о реальности, той более простой и глубокой реальности, что недоступна банальной научной методологии, о реальности, достижимой лишь через то, что зовете эстетическим или религиозным опытом, богоимманентности, если вам угодно...
— Хотел бы я видеть, как искусство или религия заброс вас на Орион, — заметил седой космический волк из соседнего кокона. — Если б не наука, вы бы не мотали сейчас парсеки на джамполете альфа-класса.
— Возможно, мы слишком часто мотаем парсеки, — с улыбкой заметил лютроид. — Возможно, с нашими технологическими возможностями мы проматываем...
— А как же войны в Спиральной ветви? — подала голос молодая воспроизводительница. — От этой вашей науки одни беды! Я плачу всякий раз, как думаю про несчастных ветвян.
Ее большие глаза увлажнились, и она соблазнительно обхватила себя верхними конечностями.
— Нельзя винить науку за то, во что превращают ее политики, — хмыкнул космический волк, придвигаясь вместе с коконом поближе к воспроизводительнице.
— Верно, — включился еще один голос, и между тремя пассажирами завязался отдельный разговор.
Служитель Пути все так же сверлил лютроида безумным взглядом.
— Если вы настолько убеждены в существовании этой глубокой реальности, этого внутреннего космоса, — тихо проговорил он, — то почему на вашей левой руке почти нет ногтей?
Лютроид сжал левую руку в кулак, затем послушно разжал, показав обкусанные до мяса ногти.
— Я признаю право вашего ордена на бестактность, — сухо заметил он, потом вздохнул и рассмеялся. — Да, конечно, я признаю, что не свободен от экзистенциальной тревоги, что мои нервы подчас сдают. Страшно думать о застое и упадке теперь, когда жизнь достигла рубежей галактики. Но я считаю это трансцендентным вызовом, на который мы должны, мы можем ответить за счет наших внутренних ресурсов. Мы найдем наше настоящее пограничье, наш истинный фронтир. — Он кивнул. — Жизнь никогда не пасовала перед конечной угрозой.
— Жизнь еще не сталкивалась с конечной угрозой, — скорбно возразил служитель. — В истории каждого народа, общества, планеты, системы, федерации или роя за достижением пространственных рубежей наступал упадок. Сперва стазис, затем рост энтропии, распад структуры, дезорганизация, смерть. В каждом случае процесс временно замедлялся прорывом в новое пространство или вмешательством других народов извне. Из грубого, простого внешнего пространства. Внутренний космос? Вспомните Вегу...
— Вот именно! — перебил лютроид. — Это опровергает ваши слова. Веганцы приближались к самой плодотворной концепции трансдуховной реальности, которую мы сегодня должны открывать заново. Если бы только вторжение мирмидов не уничтожило их почти начисто...
— Мало кто знает, — служитель понизил голос до шепота, — что ко времени высадки мирмидов веганцы ели собственных личинок, а священную сноткань употребляли для украшения своего тела. Очень немногие из них умели петь...
— Не может быть!
— Клянусь Путем.
Глаза лютроида затянулись мигательной пленкой. Через мгновение он произнес официально:
— Вы несете отчаяние как свой дар.
Служитель забормотал себе под нос:
— Кто придет и откроет нам небеса? Впервые за всю историю жизнь замкнута в ограниченном пространстве. Кто спасет Галактику? Магеллановы Облака пусты и бесплодны, пространно за ними не преодолеть никакой материи, а уж живой — тем паче. Впервые мы воистину достигли конца.
— Но есть молодые, — с тихой болью проговорил лютроид.
— Молодые это чувствуют. Они изобретают псевдофронтиры, субъективные прорывы. Быть может, ваш внутренний космос на время их отвлечет. Однако отчаяние будет расти. Жизнь не обманешь. Мы достигли конца бесконечности, конца надежды.
Лютроид глядел в запавшие глаза служителя, машинально заслоняясь рукавом университетской мантии, словно щитом.
— Вы считаете, нет ничего? Никакого выхода?
— Впереди лишь неизбежный долгий упадок. Впервые мы знаем, что нет ничего, кроме нас.
Лютроид опустил взгляд, и молчание окутало их обоих. Снаружи корчилась огромная, сияющая, незримая галактика: тюрьма, из которой не сбежать.
В проходе между ними что-то двигалось.
Малыш Далли украдкой полз к экранам, обращенным в непространство, уверенно глядя вперед решительными ясными глазами. 
Назад: Последний полёт доктора Аина (рассказ, перевод А. Питчер)
Дальше: Специалист по боли (рассказ, перевод Т. Боровиковой)