9. Другие демоны
Ивейн
Четыре друга сидели в кафешке, которую сложно было не назвать забегаловкой. Четыре пластиковых стаканчика: один с капучино, два с американо и один со сладким зеленым чаем. Все с крышечками, чтобы не обжечься. Пили мелкими, но резкими глотками. Стол был завален пластиковыми картонками с пятнами от жира и крошкой от глазури и картами.
В окно врезалась ветка, ветер гонял мусорные пакеты и ворох объявлений о пропаже. Забегаловка «Зу» стояла как крепость, а сам зомби мертвым взглядом смотрел вперед. Он слишком долго пробыл мертвецом, чтобы мыслить. Его существование держалось лишь на старых бездумных привычках, сформированных еще при жизни.
Я отвлеклась от работы и посмотрела на апокалипсис за окном. Каспий с лицом, будто пытался переварить живую мышь, не мигая пялился куда-то вбок. Селена отошла в уголок, чтобы продолжить спор с родителями по телефону. Томас – единственный, кто был занят делом, – чертил что-то на картах и сверял досье. Он неожиданно поднял на меня взгляд, словно хотел напомнить, что между нами была тайна, которую нужно продолжать хранить. Не хватало сейчас Селене узнать еще и о Варроне.
– Как ты вообще до этого додумалась? – вышел из транса Каспий, недовольно сверяя координаты. Всю нашу поездку он держал правую руку в кармане, и меня это немного напрягало. Думал, что не замечу. К слову, обо мне: коробка с игрой до сих пор лежала у меня на коленях.
– А? Ну да… В общем, мы знаем точно, что пропавшие люди – дело рук менталистов.
– Не спрашивайте меня, зачем им это, я понятия не имею, – раздраженно откликнулся Томас.
– Но, как мне кажется, послания кровью животных не в их стиле.
Томас согласился. Его сестра со вздохом облегчения сбросила вызов и вернулась за столик. Они обменялись какими-то малопонятными для всех остальных взглядами и снова уставились кто куда: Селена – на меня, Томас – в дорожные карты и материалы, полученные от Кольта.
– Затем был мемориал…
– Я же говорил, что это он, – закатил глаза Каспий.
– Подожди! – цокнула я. – Мемориал, затем история с книгами, ну, вы помните. А потом я увидела небольшую надпись, нацарапанную в его доме. Тот же почерк, те же слова.
– Только к чему там «Убили бога»? – спросила Селена, и улыбка воодушевления исчезла с моего лица.
– Да, – Томас даже голову поднял, – этого я тоже не понял.
Они не знали о нашем странном разговоре на пляже, о том, что книги были нужны некоему «богу», но даже если бы и знали, то вряд ли что-нибудь поняли бы.
– Неважно! – Я замахала руками. – Важно то, что послания были оставлены им, и, скорее всего, он пытался ими что-то сказать.
– Звучит не слишком понятно.
– Доверьтесь мне! Он так делал в детстве: вешал стикеры по дому, чтобы я нашла подарок. Когда дарил мне Полли…
– И на этих стикерах тоже писал «Смерть Лавстейнам»? – скептически поинтересовался Каспий, изогнув одну бровь.
Хиллсы прыснули в кулак, а я бросила гневный взгляд на Каспия. Хорошо, что за день до возможной гибели города мы были еще способны шутить.
Кольт отписался, что Кави держат в участке. В день моего совершеннолетия мне нужно быть как можно ближе к нему. Процедура несложная, займет минут пять, но из-под контроля может выйти все что угодно.
– У нас больше нет вариантов, – поддержала меня Селена. – Может, это звучит… глупо, но вполне логично. Что там вышло, Томас?
Он еще раз проверил по бумажкам, взял телефон и открыл GPS. Я нервно грызла ногти, глядя на сосредоточенного Томаса.
– Если соединить точки в хронологическом порядке, то они пересекаются в… – он поднял взгляд, – луна-парке.
Брови Каспия чуть дернулись вверх, затем он заерзал на стуле.
– Отлично, старый жуткий луна-парк.
– Я проверил три раза, расставил все места с посланиями на карте, сверяясь с рапортом. – Он показал нам проделанную работу на карте Мунсайда. – Именно эта точка: заброшенная фабрика.
– Это место людей, – задумчиво сказала Селена, ее взгляд был полон растерянности.
Мы виделись там два-три раза. Встречались случайно, брели туда неосознанно. Это было место Кави-человека.
– И что мы там будем искать? – не выдержал Каспий.
– Подсказки, – предположила я.
Мы все синхронно вздрогнули, ибо толстая ветка врезалась в дверь. Казалось, весь магазин затрясся.
– Идти туда, на улицу, в шторм, – причитал Каспий, – непонятно зачем.
– Хватит ныть. Промокнешь – ничего, не сахарный же, – сказала я, собирая вещи.
– Многие с тобой не согласятся, – пробурчал про себя Каспий, но с места встал.
– Пока, Зу, – махнула я рукой, но старик продолжал пускать слюну на пол.
За таких, как он, мы и боролись.
* * *
Мунсайд словно решил помочь нам в наших вылазках. Дождь прекратился, но ветер был сильным. На набережной нещадно били волны, и половина деревянной пристани была мокрой от пены.
Если напрячь слух, можно было услышать жутко неприятный лязг аттракционов. Чертово колесо возвышалось над нами грудой ржавого железа с остатками голубой краски. Я помнила, как оно выглядело много лет назад. Мы приходили обычно на закате, и на входе я всегда задерживала дыхание и ждала, когда в сумерках вспыхнут огни и их свет забьет по глазам.
Стойки были заколочены, американские горки обрывались на полпути, а рельсы обвил плющ. Сцена из фильма ужасов.
– И как мы здесь что-то найдем? – спросила Селена. – Мы даже не знаем, что искать.
– Я ставлю на письмо, – сказала я, выбираясь из машины и кутаясь в свитер. Коробку с «Монополией» я все-таки оставила. Мне показалось, что я потеряла точку опоры.
– Никаких видений, оракул? – ехидно поинтересовался Каспий.
Создавалось впечатление, что он был из-за чего-то зол, но, вместо того чтобы все высказать, решил вести себя как последний козел.
– Предлагаю разделиться, – авторитетно заявила Селена, оглядывая луна-парк. – Вам – восточная часть, нам – западная, встретимся у комнаты смеха.
И была такова, даже выбора мне не оставила. Я бы лучше отправилась на поиски с ней или с Томасом, а не с Каспием, который сейчас был невыносим.
Недовольно переглянувшись, мы двинулись к веренице заколоченных будок и прилавков, где раньше продавали билеты и стреляли в тир. Какие-то из них были открыты, но, кроме комьев мусора, ничего.
Ветер сбивал нас с ног. Через пять минут захотелось вернуться в автомобиль.
– Не расскажешь, что случилось у магов? – Каспий косился на телефон, и это тоже меня изрядно подбешивало. Кажется, он совсем не верил в нас.
– Нет, – тут же ответила я.
– Кави тебе что-то сказал?
Я отвлеклась от проверки детских каруселей, подняв удивленный взгляд на Каспия. Я не говорила, где была после… инцидента в лесу, но, видимо, догадаться было несложно.
– Я говорила с ним.
Каспий удивленно вздернул одну бровь, а затем, будто что-то вспомнил, опять спрятал руку в карман.
– То, что писал Трикстер? При возникновении опасности…
– Появляется настоящий Кави, да-да. – Я сделала глубокий вдох и махнула рукой в сторону крутящихся лотосов. С детства ненавидела такие тошниловки. – Я… пырнула его ножом… два раза, – неизвестно зачем соврала я.
Каспий даже замер, затем качнул головой.
– Что? И он… он…
– Излечился. Мгновенно. Я знала, что так и будет, – снова соврала я. Тот момент чистого безумия я вспоминала с колотящимся сердцем и криком в голове «забудь, забудь, забудь». Потому что кроме ужаса и отвращения было еще кое-что, то, чему я не хотела бы давать название. – Даже кровь как будто впиталась обратно.
Каспий прищурился, услышав последнюю фразу, будто это было самым важным.
– Но… как он тогда попал в больницу?
– Кольт говорил, что был странный нож.
– Ритуальный?
– Может, заговоренный.
– Кто способен так заговорить нож?
– Я думала об этом. – Ни в одном из лотосов тоже ничего не было. Была еще маленькая дверца, где находился мотор, но и она была закрыта, да и вряд ли Кави спрятал что-то настолько незаметно. – Помнишь, был такой Авель Лавстейн…
– Конечно, – Каспий чуть ли не сплюнул. – Inquisitio haereticae pravitatis sanctum officium, убийца Люцифера.
Авель Лавстейн – Гитлер местного масштаба. Если Корнелиус был этаким Виктором Франкенштейном, жестоким чудилой, то Авель Лавстейн в конце XVII века устроил здесь настоящую резню. Будучи религиозным фанатиком, он мечтал о Мунсайде как о новом Иерусалиме и считал, что людская вера в безумие креста поможет возродить здесь и апостолов, и ангелов. Но для этого Мунсайд нужно было «очистить». Он привез сюда так называемый Inquisitio haereticae pravitatis sanctum officium – Святой отдел расследований еретической греховности, короче говоря, инквизицию. Это было время четвертого поколения, может, третьего, Мунсайд был еще силен, люди с охотой верили в нечисть. Прибывшие из Франции и Италии сановники начали жестоко истреблять нечисть под руководством Авеля. Еще до своего воссоединения он покинул Мунсайд, чтобы побывать в Риме и Иерусалиме. Ходили слухи о его сокровищнице, святых артефактах, чуть ли не о Святом Граале. Именно в это время появилась Жатва. Истребили половину магов, мелких демонов, вампиров и оборотней (эльфов почти не тронули), а главное – Люцифера, на тот момент самого сильного католического демона. После его смерти инквизиция расслабилась и не приняла всерьез заявления «Один к трем». Воспользовавшись этим, большую часть приезжих истребили, оставшиеся уехали подальше из города, а Авеля убил лично Асмодей. Была показательная казнь, как говорил Кави. Власть перешла к его племяннику, так как фанатик не спешил обзаводиться потомками, пока не завершит свое святое дело. Кави говорил, что главной проблемой для Авеля было то, что городом правил демон из мусульман, а не христиан. Он ненавидел его больше всего. Кави даже упоминал, что Авель лично убил Люцифера, так как тот отказался заменить Кави. Авель чтил не столько добродетель, сколько христианский стиль, желая следовать ему даже в вопросах зла.
– Может, что-то из его сокровищницы. Помнишь что-нибудь из Библии насчет ножа?
Каспий тут же начал гуглить, пока я искала на аттракционе под названием «Молот» кабинку, которая резко двигалась вверх-вниз.
– «И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе». Бытие, 22-я глава, – прочел он с экрана и довольно хмыкнул.
– Авраам – это тот, который в жертву Исаака отдал? – припомнила я. – Бог наказал Аврааму отдать своего единственного сына, он привел Исаака на гору, связал, занес нож, а Бог ответил: «Можешь его не убивать, ты мне все доказал». Я ничего не путаю?
– Все верно, – подтвердил Каспий. – Возлежал на жертвеннике как агнец.
– А может, что-то есть в Коране на эту тему? Кави же все-таки ифрит… – Я чертыхнулась, когда из кабинки выбежала жирнющая крыса. Наш сектор уже заканчивался. Каспий продолжал искать в телефоне информацию.
– Зарезал. Отец убил сына во имя Бога.
Настала неловкая пауза. Лучше бы я этого не спрашивала. Каспий обернулся к Томасу и Селене и крикнул:
– Нашли что-нибудь?
Те синхронно замотали головами. Мы встретились у комнаты смеха, но в темноте там мало что можно было найти.
– Подумай, Ивейн, – начал Томас. – Он спрятал это для тебя. Там, где сможешь найти только ты. Какое-то памятное место.
Каким же жутким было это чертово колесо с качающимися кабинками наверху, будто они сейчас слетят с петель.
– А когда это место прикрыли? Я даже не знаю.
– Года четыре назад, – припомнила Селена.
– Почему?
– Не знаю. Мы пришли, еще маленькие, туда, а он закрыт. В газетах ничего. Не было никакого происшествия.
Да, «ничего» – прямо слово дня.
– Четыре года? – хмыкнул Каспий. – Кое-что все-таки случилось.
Я повернулась к нему.
– Тебя «похитили». Четыре года назад.
Я удивленно открыла рот.
– Подтверждаю, – заверил Томас. – Возможно, он перестал работать именно в тот день, точно не могу сказать.
– Ты мне с четырнадцати сны клепал?
– С пятнадцати. Я на полгода старше тебя.
– Он очень одаренный, – шепнула Селена, приобняв брата. – Так что? Куда ты в детстве больше всего любила ходить? Скажи, пожалуйста, что это карусель с лошадками.
Мне очень не хотелось их расстраивать, к тому же карусель они уже проверили. Я сочувственно подняла глаза, указывая на чертово колесо. Они синхронно страдальчески вздохнули.
– Супер. А как же иначе?! – вскипел Каспий. – Дай угадаю, больше всего ты любила быть на самой вершине?
Я закивала, потупив взгляд. Будто они никогда не были детьми.
– Кави как-то остановил на целый час колесо, чтобы мы рассмотрели город.
– И приговаривал, что это все – твои владения, – саркастично добавил Каспий.
В сущности, так и было.
Он быстро залез в первую кабинку и, кажется, собирался лезть еще выше.
– Ты совсем свихнулся? Куда ты? – наперебой закричали мы.
– Три кабинки вверх, – крикнул Каспий, – а дальше лестница по самому центру. Я демон, я крепкий.
– Во-первых, ты полудемон! – Я все-таки подошла ближе, пока Каспий довольно ловко забирался на крышу кабинки.
– Конечно, извините, но я инкуб, и вы знаете, каким именно способом мы «зализываем» раны. Так что тяните жребий, кто меня будет лечить, если я все-таки сорвусь.
– Боже, – возмутилась Селена, пока Каспий хохотал, – какая мерзость!
– Остаетесь вы, рыжики. – Ловкий прыжок, он зацепился за поручень следующей кабинки, мое сердце колотилось как бешеное. Хотелось отвернуться, но я не могла. – Инцест в этом штате незаконен.
– Впервые рада, что я его тетя, – прошептала я, даже не подумав.
– Что?! – вскричали Селена и Томас, явно ожидая пояснений. Я только отмахнулась и для большего драматизма рванула вслед за Каспием.
Мне казалось, что треть моей жизни я провела в бегах, но выяснилось, что это был лишь сон, поэтому я не могла похвастаться спортивной подготовкой. К тому же крыши были скользкими от дождя, хотя на мне были удобные кроссовки.
Каспий посмотрел на меня так, словно понял, что спорить бесполезно. С усталой и раздраженной миной он протянул мне руку и одним движением втянул на вторую кабинку, даже не напрягаясь. Впервые за день я заметила, что вдоль его руки идет глубокий порез.
– А в Мунсайде нет никаких техномагов? – поинтересовался он.
– Один есть. Видела в отчете у Асмодея. Вот черт, почему ты сразу об этом не вспомнил?
Он рассмеялся. Адреналин действовал. Я и сама, несмотря на страх, не могла избавиться от дурацкой улыбки. Мы не успели подняться высоко, но нервы уже шалили.
– Вперед! – скомандовал Каспий, залезая на крышу. Кабинка качнулась, и я со всей дури вцепилась в поручни.
– Если я разобьюсь сейчас…
– То Барону Субботе достанется твое тело, идиотка! – Лязг – и он на третьей. Дыхалка сбилась. Поднялся уже не так легко. Стоп, Барон Суббота?
– Что? О чем ты говоришь?
– О твоем договоре с Горцем, о котором ты мне не рассказала! – гневно крикнул он. Так вот за что он злился все это время.
А сейчас Каспий шагнул на металлический обод, который вел к центру колеса и к лестнице. Кто-то удобно расположил главную кабинку прямо на пике, так что между двумя лестницами был небольшой стык.
– Мы все обговорили. – Я спешила за ним, но страх все-таки брал свое. Чуть не соскользнув, я тем не менее успела зацепиться. – При учете ненасильственной смерти…
– Вот тебе и ненасильственная смерть! – гаркнул Каспий. – Ненасильственная смерть от рук зомби, призраков и магов.
– Ты видел договор? – Я не могла понять, откуда у него такие познания. Я ступила на балку, и к горлу поступила тошнота. Не смотреть вниз, расставить руки и сделать глубокий вдох.
Подул ветер, и меня качнуло в сторону. Вскрикнув от страха, я все-таки устояла и мелкими шажками двинулась к Каспию.
Он был уже на лестнице и спустился на несколько ступенек вниз, чтобы встретить меня в конце пути.
– Ползи!
Мысль о том, чтобы пошевелиться, отозвалась настоящей паникой. Я застряла, увязла в страхе. А внизу Селена и Томас наблюдали за мной, закрыв ладонями рты.
– Ив, ползи, кому сказал! Аккуратно опустись вниз и…
Снова ветер, и теперь я скакала на одной ноге, едва не соскальзывая с мокрого железа.
– Ивейн!
– Каспий, если я умру…
– Ты не умрешь! Не говори чепухи!
– Каспий, мне так жаль, что ты мой племянник, – в истерике крикнула я, даже не осознавая, что впереди могла быть целая жизнь, очень неловкая жизнь.
Каспий замер и прискорбно на меня посмотрел.
– Опустись на колени.
– Ты мне ничего не хочешь сказать, а?
– На колени! Потрясающе.
Задыхаясь от слез, я присела, сделала глубокий вдох, расставила руки и резко упала вперед, всеми конечностями цепляясь за балку.
– Вот, молодец! Теперь ползи вперед!
И он ничего не скажет про мое почти признание? Лучше бы я упала вниз и разбилась.
Двумя руками он вытянул меня к лестнице и, не глядя, начал карабкаться наверх. Разговаривать пришлось с его задницей.
– Откуда ты узнал о Горце?
– Хейзер – мамбо, она должна знать такие вещи.
– Он забрал бы его мать, если бы я…
– Знаю! Но все равно нельзя так рисковать, Ив, особенно не посоветовавшись со мной!
– Сказал человек, который полез на чертово колесо без предупреждения.
– Если подохну я – Мунсайд не погибнет.
Как-то не очень уверенно он это сказал.
– Так при чем тут Барон Суббота?
– Ты же прекрасно знаешь, кто является главой касты. Мертвое тело, в которое вселяется Суббота.
– И он хотел вселиться в меня?
– Да!
– Но… разве это возможно: править втроем?
– Видимо, возможно! Раз маги вступили с ним в сговор и похитили тебя. Он наверняка смог бы как-то вытеснить Кави. Тебе же досталась такая магическая мощь!
Знала же, что не из-за леса они так заморочились. Соврал ли Варрон? Вряд ли. Он сам знал не все. Боги и демоны, пусть же с ним все будет хорошо.
– Я… – Половина пути была позади, и хорошо, что Каспий терпел до этого момента. Теперь у меня и в мыслях не было посмотреть вниз, так я была увлечена разговором.
– Полная идиотка!
– Будто бы без этого договора…
– Не смог бы! Не смог бы! Барон Суббота вселяется в тело только по договору, если в нем нет ничего… постороннего.
Еще один подвиг на доску позора. Отлично, Лавстейн, просто блеск.
– Но я же выбралась!
– Да пошла ты!
Каспий преодолел стык, следом – я пару ступенек.
– Будет смешно, если там ничего не окажется, – попыталась я разрядить обстановку. Я даже услышала рык Кави.
– Просто обхохочешься! Прямо как тогда, когда я узнал про тело. Стараешься, пыжишься, пытаешься ее спасти, а она сама роет себе могилу. – Он уже залез в кабинку, мне еще было три метра вверх.
– Прости меня!
– Да пошла ты! – крикнул он, по-королевски рассевшись и дожидаясь меня, но руку все-таки подал.
Я рухнула на сиденье, переводя дыхание. Но оно тут же пропало, когда я оглядела окрестности. Мертвый маленький городок. Заповедник, центр, шпиль моего дома, «Доктрина», дом Уоррена неподалеку. Совсем близко. Дорога из Мунсайда, забитая машинами.
– И это мы пытаемся спасти? – не удержалась я. Вид был унылый и дохлый, внушающий тоску. Сможет ли Мунсайд восстать из пепла? Не восстанет ли из него новое чудовище? Каков шанс, что если мы с Кави скрепим руки в мое совершеннолетие, то станет хоть каплю лучше, если не хуже? Исчезнут финансовый кризис, нищета, грязь, дорожные проститутки, закрытые магазины? Нет такой магии, чтобы искоренить обыкновенные городские проблемы.
Это был город стариков. Все стремились уехать отсюда как можно скорее. Мунсайд было не за что любить, если ты человек, а если ты не человек, то был обязан его любить. Без вариантов.
– Ну и как тебе твое королевство? – Кажется, Каспий немного остыл.
– Это моя тюрьма, – хмыкнула я, опустив взгляд вниз и удивленно открыв рот.
На полу кабинки лежало блюдце. То самое блюдце, которое я когда-то разбила, но сейчас оно было целехонькое, с едва заметными трещинками. Кто-то – конечно, я знала, кто, – бережно его склеил и спрятал сюда.
– Это мы искали?
Я вспомнила Кави, его взволнованное лицо, руки, пытавшиеся остановить кровь, тот шрам, встречу на пляже, то, как он произнес: «Тебе придется собирать меня по кусочкам». Мое первое детское воспоминание. Моя первая травма. Моя первая пролитая кровь.
Сам Мунсайд был разбитым блюдцем, бесполезным, сломанным, некогда красивым, но изуродованным по вине неопытных детских рук. Хламом, который хранили из уважения к памяти. Не более. Кави бережно склеил осколки, спрятал их здесь, только зачем?
Я закрыла рот рукой, потому что знала зачем. Каспий спрашивал меня, но я его не слушала. Это была не просто памятная штучка.
Я почувствовала это. Мой якорь. Это был мой шанс уехать из Мунсайда. Заклинание привязки спадет, как только я разобью блюдце.
Кави хотел спасти маленькую невинную девочку, а не город, кишащий демонами. Меня – не Мунсайд. Вот для чего все это было: послания, жертвы, смерти – чтобы я смогла спокойно уехать и уничтожить все, не только это блюдце.
Я всегда слушалась тебя, всегда. Верила в тебя, доверяла, считала, что ты умнее меня и хочешь для меня лучшего.
Это тебя и ослепило.
Каспий
Ивейн не понимала. И если обычно в таких ситуациях ею овладевал гнев, то сейчас она была в ступоре. Молча, шмыгая носом, она отправила тарелку в полет и сразу же захотела спуститься. Но ее остановили гул мотора и резкий толчок, от которого кабинка чуть не перевернулась.
– Что за… – не успел Каспий закончить предложение, как луна-парк вмиг озарился огнями, а карусели начали свой ход под грохочущую скрипучую музыку. Похоже, древний монстр наконец проснулся.
Тут же стало нестерпимо шумно, ярко и как-то совсем жутко. Заброшенный луна-парк выглядел хотя бы органично, и теперь эти ожившие лошадки без наездников, аттракционы без людей напоминали какую-то чокнутую автоматизированную фабрику.
Колесо запустилось и медленно, поскрипывая старыми болтами, начало свой ход. Ивейн лишь коротко усмехнулась и уставилась на свои ноги, не говоря ни слова.
Каспий не знал, что можно сказать в этой ситуации, да и реакции Ивейн он не понимал. Да, она была расстроена. Но из-за чего именно? Из-за бесчисленных жертв и усилий, потраченных напрасно? Из-за неизбежной гибели Мунсайда? Из-за того, что Кави не верил в то, что она могла спасти город? Последнее – самое глупое, но вполне в ее стиле. Вряд ли Кави в нее не верил, просто хотел обезопасить.
Мотивы ифрита постепенно прояснялись и, в принципе, совпадали с мотивами его отца. Обезопасить Ивейн, предать в жертву другого Исаака. Но кое-что не сходилось. Зачем тогда Кави убил Вольфганга, если они были заодно?
Кабинка даже не остановилась, они спрыгнули на землю и перешагнули через тонкую цепочку.
Селена бросилась обнимать Ивейн, и тут оторопели все, даже Томас.
– Мы за вас переживали, – сконфуженно пояснила она. – Нашли что-нибудь?
Каспий не спешил ничего говорить, предоставив возможность сделать это Ивейн.
– Вы что-то сбросили с кабинки? – спросил Томас.
– Да. Это то, что мы искали, – пояснила Ивейн, быстро зашагав к автомобилю. Томас и Селена переглянулись между собой, затем уставились на Каспия в ожидании ответов.
– Родители хотят, чтобы мы уехали из города до совершеннолетия. Они ждут нас за чертой. Думают переждать этот день, а если все выйдет – вернуться.
Это коварное «если». Каспий заметил, как передернуло Ивейн. То, что она разбила это несчастное блюдце, еще не значило, что она уедет.
Он до сих пор сомневался, стоило ли ему говорить, что они куда ближе по крови, чем казалось. Боялся то ли сглазить, то ли расстроить, то ли обидеть и решил, что пока лучше молчать. Тем более что кровь Кави он еще не достал, но хотя бы знал, как это сделать. Одна капля, больше не надо, и все, он обречен. Личная свобода и тяжелая ответственность – достойная цена за спасенный город, за выживших демонов, за благодарность отца и за счастье Ивейн. А она наверняка будет счастлива. Сдаст в следующем году экзамены, отправится куда-нибудь учиться, а вернется уже красивой, взрослой и уверенной в себе. Будет помогать Каспию решать бюрократические дела и болтать с Кави, как в детстве. Может, они втроем, нет, вчетвером, будут жить в одном доме. Хейзер вступит в Комитет, будет самой крутой мамбо, а наказание для Субботы они еще придумают. В этой утопической картине не хватало только Уоррена.
– Тебе нужно было еще куда-то? – вспомнил Томас, садясь за руль. Ивейн села на пассажирское место и тут же вцепилась в свою коробку.
– Да. Но туда я поеду одна.
Каспию это понравилось только наполовину. Значит, она еще не опустила руки.
– Если наша помощь точно не нужна… – начала Селена.
– Точно, – грубо оборвала их Ивейн. – Поезжайте к родителям.
– Ладно, как знаешь, – с ноткой сожаления ответила она.
– Мы тоже поедем за черту. Всего на пять минут.
Каспий вздернул брови от этого заявления. Хотела проверить, видимо.
– Тогда я звоню Хейз, чтобы она нас подобрала?
Ивейн согласна промычала и больше не сказала ни слова. Каспий знал, что сейчас бесполезно о чем-то у нее допытываться. Возможно, второе место – это Кави, и Каспию необходимо было добраться до него как можно быстрее.
Он прилег на заднее сиденье, Селена ютилась сбоку, кусая губы. В начале года она его так бесила, а теперь он мог с натяжкой назвать ее другом.
Что-то задело ребра. Каспий нахмурился, проверил внутренний карман и чуть не рассмеялся. Забрал из дома Ивейн и забыл об этом. Телефон, выключенный, правда, и письмо. Письмо Уоррена, которое она даже не открыла.
Для Ивейн это было тяжко, она до сих пор не смирилась с его смертью и, кажется, упорно, словно маленький ребенок, не соглашалась принять этот факт.
Как только они спасут Мунсайд, то похоронят его со всеми почестями, устроят пышную церемонию – решил Каспий. Вспоминать о его безжизненном теле в лапах Горца было невыносимо.
– Ив, держи. – Он протянул ей конверт, надеясь, что даже сейчас Уоррен сможет спасти ее. Он сам видел, что у него был удивительный дар внушать людям надежду, пробуждать в них самое лучшее. В Уоррене магии было больше, чем во всем Мунсайде.
Ивейн уставилась на конверт как на призрака из прошлого. Селена следила за ней и слабо улыбнулась, когда рука Ивейн все-таки схватила письмо и положила на коробку.
За чертой города оказался целый лагерь нечисти, которая была способна покинуть Мунсайд, но еще не теряла надежды. Родители Селены и Томаса, довольно пожилые, но очень приятные люди, почти бросились под машину – так хотели увидеть своих детей. Каспий и Ив остались внутри. Они видели своих одноклассников, преподавателей, даже Дин инструктировала каких-то оборотней и отсалютовала им. Однако само сборище напоминало открытый бункер в ожидании бомбежки. Одни сидели в машинах, другие привезли дома на колесах, третьи разбили палатки, кто-то раздавал пледы и воду. Нечисть сплотилась и была как никогда едина. Уже никто не помнил ни о кастах, ни о какой-то иерархии и демонкратии.
Ивейн осторожно вышла из машины, боязливо сделала вдох и распрямила плечи. Свобода. Сзади нее стояла табличка «Добро пожаловать в Мунсайд».
– Привет, босс! – встретила их Дин. – Подкинете до города?
– Это не наша машина, но… стоп. Ты хочешь вернуться в Мунсайд? – удивилась Ивейн.
– Пф, конечно, – весело оскалилась Дин. – Самых трусливых щенков мы вывезли за черту, а мне-то что? Я тебя знаю, Лавстейн. – Она ударила ее ладонью по плечу. – Может, и напортачишь, но в итоге все исправишь. Мне нечего бояться. Тем более что Кольту жесть как страшно. Он запасся кровью напоследок, а я – стейками. Так что устроим себе что-то типа праздничного ужина. Будем пить за твои «волшебные» восемнадцать лет.
По лицу Ивейн было видно, что слова Дин до нее не доходили. Она лишь глупо открывала рот и никак не могла что-либо сказать. Каспий с довольной ухмылкой отошел назад, пока Ивейн обступили со всех сторон со словами поддержки и благодарности. Кто-то предлагал свою помощь, иные даже пытались ее накормить. Это выглядело крайне умилительно, настолько, что Ивейн не верила своим глазам.
Нечисть была обижена и на ее предков, и на нее в том числе. Они никогда не верили в нее, позволяли себе ехидные замечания и шуточки, но сейчас, перед лицом опасности, у них никого не осталось. И вот они готовы прятаться за спиной маленькой, глупой, нахальной девчонки.
Каспий задумался: а как они будут относиться к нему, если он взойдет на престол? Наверняка будут злиться, что такая власть досталась какому-то инкубу. Лучше уж человеку, чем самому мелкому демону, выживающему на чужой похоти. Тем более что, когда раскроется вся правда, его невзлюбят еще больше. Вольфганг был на плохом счету, и его бастард вряд ли избежит этой участи.
Но стоила ли эта чужая, чуть фальшивая, отчаянная поддержка собственной свободы? Ивейн должна была об этом задуматься.
Позвонила Хейзер и сказала, что будет через десять минут. Толпа стала отступать, и, воспользовавшись моментом, Ивейн уединилась, чтобы прочесть письмо. Он видел, как тряслись ее руки, а из глаз текли слезы.
Свое письмо он помнил чуть ли не наизусть: «Горжусь, что знал тебя». Да, эта фраза его совсем обескуражила, но никогда ему не было так тепло от чьих-то слов. Ну, кроме как: «Мне очень жаль, что ты мой племянник».
Каспий фыркнул. Повел себя как полный козел и ничего ей не сказал, хотя она думала, что вот-вот умрет. Казалось, Ивейн Лавстейн не могла умереть. Она столько раз была на грани смерти и избегала этой участи, что Каспий почему-то был уверен в ее неприкосновенности.
Ивейн вернулась. Во влажных глазах светилась небывалая решительность. Она прямо смотрела на Каспия, и ее губы были чуть подернуты довольной улыбкой.
В этот момент как раз подъехал «жук» Хейзер.
– Не знаю, что там себе придумал Кави, но, твою мать, черта с два я сбегу из этого города. Я обещала Уоррену спасти Мунсайд, и я спасу его! – решительно заявила она. Каспий ободряюще улыбнулся, но в голове тут же мелькнула мысль: «Интересно, как скоро она пожалеет о своем решении?» – Все, в путь!
Хейзер не успела затормозить, как Ивейн запрыгнула на заднее сиденье, прижимая к себе злосчастную коробку.
– Э-э-эй, привет. Куда едем? – неловко рассмеялась Хейз, заряжаясь ее настроением.
Хиллсы вышли попрощаться, но Ивейн лишь отмахнулась. Она была уверена, что все будет в порядке и она справится. Каспий сел на переднее сиденье, Дин – сзади.
– Дин закинуть в участок.
– Меня тоже там высади. – Каспий вспомнил, где в последний раз видел Кави. Скорее всего, Кольт за ним присматривал.
– А ты, Ивейн? Куда тебя?
– В «Гекату», – решительно заявила она. – Нужно поговорить с Трикстером.
Никому эта идея не понравилась, особенно Каспию.
Кави
Человек с непроницаемым лицом забрал его из участка словно забытый зонтик. Он не произнес ни слова, но выражение его глаз говорило куда отчетливее. В нем читались скорбь и неизбежность.
Он и сам ощущал, будто стоял на финальном рубеже. Полиция ничего не спрашивала, человек по имени Асмодей просто молча вывел его из участка.
Он не знал, кто такой Асмодей. Как-то раз тот сказал, что они были и непримиримыми врагами, и лучшими друзьями. Сейчас Кави считал его своим покровителем, молчаливым патером, которому доверял во всем.
Сложно было верить человеку, который периодически подводил его к смерти. Многочисленные увечья, которые выбивали из него жизнь, вынуждая отключаться и уступать место кому-то другому, действительно важному.
– Я видел ее, – он не мог сдержаться. – Она даже не обратила на меня внимания.
– Обратит, – спокойно отвечал Асмодей.
Его задело, что девочка прошла мимо него, даже не взглянув. Нет, она сделала это не специально. Она явно была сильно расстроена и держала в руках коробку с детской игрой, будто от нее зависела ее жизнь. Он так же держался за свой нож.
Асмодей хранил этот нож как зеницу ока и не позволял прикасаться к нему. Он что-то чувствовал, нечто влекло его. Он был уверен, что эта вещь принадлежит ему и что она поможет. И не ошибся.
Этот нож впервые заставил его прочувствовать все оттенки боли. Его не выбросило из тела, как это случалось раньше. Да, он отключился, но ненадолго, и впервые очутился в больнице. Раны остались. Их лечили. Они не исчезали.
Тогда они встретились… в третий раз.
Да, это была их третья встреча. Первая случилась, когда он покупал пончики. Она приняла его за кого-то другого и очень расстроилась, потому что он ее не узнал. Тогда он сильно злился. Во вторую встречу она его задела за живое, хоть он и закрыл перед ней двери, выслушивая какой-то непонятный бред. А вот в третью он впервые ощутил себя кому-то нужным, несмотря на то что тратил свои последние силы, чтобы в достаточной мере показать, что ему на нее наплевать.
Он сильно к ней привязался, какая-то неловкая девочка-подросток стала его новой дозой, новым смыслом жизни, но он сопротивлялся из последних сил.
Он знал: она сильнее его, лучше его. Она вообще была лучше всех остальных, оплотом чистоты и доброты, даже когда резко вонзила в него нож. Потом он очнулся с горечью и легким оттенком разочарования, но она так переживала, тут же стала вымаливать прощение, и он понял, что другого варианта у нее не было.
– Мы едем ко мне, – решил все-таки сказать Асмодей.
Он никогда не был у него. Их встречи проходили на нейтральной территории, в каком-то заброшенном доме. Даже не в доме, это больше напоминало церковь. Он знал лишь его имя, больше ничего. Ни где он жил, ни того, чем зарабатывал на жизнь, была ли у него семья или еще кто-то. Асмодей же знал о нем все, кажется, даже то, о чем он сам не догадывался.
Кави молча следовал за ним с ощущением, что его вели на убой.
И он был совсем не против.
Ивейн
Веселый транспарант с надписью «Счастливого Апокалипсиса!» был обмотан вокруг статуи Гекаты, у которой, кстати, не хватало пары пик на короне.
Апокалипсис, кажется, стал поводом для оставшихся выпустить свой хаос наружу и найти утешение в алкоголе (и крови). Сегодня «Геката» приютила древних вампиров, демонов разных сортов, немного призраков и зомби и парочку ведьм. Оборотней почти не было.
Все слились в единой вакханалии адского кутежа, и, возможно, несколько лет назад такое нестерпимое буйство было бы нормой.
Трикстер сидел посреди пустой сцены, и одинокий луч света молча подсвечивал его фигуру так, что волосы светились золотым ореолом. Его фирменная улыбка могла легко вскрыть вены. Глаза спрятались в тени, но мне незачем было видеть их, я и так знала, куда он смотрел.
Он смотрел на девочку с «Монополией» в руках, пришедшую прямо в его объятия. Его руки сомкнутся на моей шее, а улыбка острым скальпелем медленно и мучительно снимет с меня кожу.
Я оставалась невидимой для толпы, подозревая, что любой из нее мог накинуться на меня и убить ради Барона Субботы.
Край сцены был усеян темно-синими цветами, Mortem mediocris, выросшими из трупов фей и возложенных к ногам Трикстера.
Я отвлеклась на чей-то крик и повернулась в сторону барной стойки. Трикстеру хватило этого мгновения, чтобы очутиться позади меня и схватить за плечи. Пару раз он провел по ним ладонями, будто пытался разогнать застывшую от ужаса кровь.
Бояться мне было уже нечего. Те, кто хотел сбежать, давно это сделали. А смерть? Я уже умирала. Это не так страшно.
– Решила отпраздновать свое совершеннолетие здесь? – шепнул он мне на ухо.
Я чувствовала его мощь, что-то на уровне невидимой вибрации, этакой ауры, присущей каждому демону. Она накаляла воздух, а волосы на руках от нее стояли дыбом. Прежде я никогда не ощущала ничего подобного рядом с Трикстером.
– Или провести сеанс напоследок? А может, жаждешь искупления? – Он громко рассмеялся, спрятав руки за спину и бродя вокруг меня, словно акула, подбирающаяся к добыче. Насмешливые глаза глядели заинтересованно, но он явно чувствовал свое превосходство и неимоверную радость, что его любимая марионетка явилась к нему сама.
– Нет, – ответила я просто.
Нельзя было терять время, его и так осталось немного. Мои руки потрясли коробку, а на губах появилась глуповатая улыбка.
– Сыграем?
Его это обескуражило лишь на миг и заставило чуть свести брови вместе, но эта слабость была мимолетной, ухмылка появилась тут же.
– Помнишь? Выигрываю я – отвечаешь на три вопроса, ты – стираем мне память.
Думал, что я забыла? Думала, этим козырем я бы не воспользовалась? О, как он ошибался.
Трикстер радостно хлопнул в ладоши и залился безумным смехом.
– Восхитительно! Превосходно! – восклицал он, а его рука, словно змея, обвила мою. Он повел меня в лаундж-зону. Он знал, что риск велик, но не мог удержаться. На то он и Трикстер.
Место, где мы встретились впервые, ни капли не изменилось. Хаос сюда не проник, даже мермаидка осталась такой же грациозно-спокойной.
Блестящие и возбужденные глаза Трикстера плясали из стороны в сторону, губы застыли в улыбке ребенка, ожидающего цирковое представление.
– Что у тебя там? – прошептал он, жадно потирая руки.
Сев на диван напротив него, я открыла коробку. Нас разделял кофейный столик – то, что нужно для поля и фигурок.
Улыбка Трикстера медленно гасла, как только он увидел содержимое коробки.
Не зря же я выбрала самую скучную игру на свете? Спасибо Варрону.
Кого угодно можно обдурить, даже того, для кого это смысл существования.
Что было у меня на руках кроме игрового поля, пары бумажных банкнот, белой пластмассовой машинки и одинокого розового человечка за рулем? Пара догадок, не более.
Селена сказала, что ни одна магия не способна создать новую личность.
Каспий сказал, что никто не знает, на что на самом деле способны менталисты.
Трикстер сказал, что в случае проигрыша он сотрет мне память и создаст новую личность.
Вот и все. Эта логическая цепочка дала почву для одной догадки. Она была настолько глупая, что Трикстер и не подумал это скрывать.
– Сначала заключим договор. – Он сложил руки домиком. Его нога едва заметно нервно дергалась.
– Я еще не определилась с вопросами…
Он отмахнулся, будто бы не было ни одного шанса, что я могла победить.
– Я о твоей новой личности. – Уголки его губ дернулись вверх, руки он сцепил в замок и положил на них подбородок. – Удалим все воспоминания и создадим что-то совершенное иное. Давай обговорим сейчас.
– А, хорошо. – Я потянулась, положила ладони на колени, задумчиво постукивая пальцами. – Мою новую личность зовут Ивейн Лавстейн, ей через пару часов исполнится восемнадцать лет, она родилась в странной семье…
Поняв, к чему я вела, Трикстер закатил глаза и приподнял верхнюю губу от отвращения, будто не верил в мою глупость.
– Серьезно, принцесса? Опять и снова? Хочешь оставить эти три кошмарных месяца в голове?
– Ты не говорил, что я не могу выбрать свою же личность. Просто «новую» личность. И эту новую личность зовут Ивейн Лавстейн, завтра ей исполнится восемнадцать… – повторила я как шарманка.
Трикстер со всей дури ударил ладонями по столу. Я его обдурила? Вряд ли он ставил на то, что я могла придумать что-то совершенно иное. Он не злился, что я не играла по его правилам, он злился оттого, что моя игра была слишком скучной.
– Уверена, Лавстейн? – Он почти шипел, голова причудливо извернулась. – Боль… потери… Хочешь помнить все?
Я кивнула.
– Нелюбимого отца-пьяницу, пугающего тебя по ночам до мокрых штанишек.
Кивок.
– Мертвого брата, который издевался над тобой?
Кивок.
– Попытку изнасилования? Момент, когда от тебя отвернулись маги? Свои мучения в больнице? Лес? Издевательства в школе? Постоянный обман?
Я кивала, как китайский болванчик, стараясь не слушать его.
Его оскал стал шире, и мне стало совсем не по себе.
– А может, хочешь забыть тот факт, что Каспий – твой племянник? Поверь мне, он бы очень хотел это забыть…
Я опустила голову. Трикстер знал, чем меня задеть.
– А Уоррен? Хочешь помнить свой выпускной? Свой так и не законченный белый танец? Лес? Его вопли? Звук выстрела?
Мои ногти изо всех впились в кожу. Меня парализовало. Нельзя показывать слабость.
– Да, – выдавила я, – хочу помнить все.
Трикстер, поджав губы, покачал головой. Не верил. А кто бы поверил?
– Включи телефон, – бросил он, вальяжно раскинувшись в кресле. – Давай, Лавстейн, не бойся, он тебя не укусит.
Факт того, что он знал мою биографию дословно и что в моем кармане лежал мобильник, лишь доказывал его причастность к менталистам. Дрожащими руками я вытащила телефон из внутреннего кармана и включила его, надеясь, что в подвале связь ловить не будет.
Экран сразу зарябил от чьих-то СМС и пропущенных звонков. В основном это были два незнакомых мне номера.
Один из них тут же позвонил, я подняла затравленный взгляд на Трикстера. Тот, вздернув бровями, кивнул в сторону смартфона. Нажав «принять», я прижала его к уху.
– Ивейн! – Это был голос немолодой женщины, голос на грани истерики, голос матери, потерявшей своего ребенка. – Боже, Ивейн, наконец-то ты взяла трубку. Ты вместе с Уорреном?
Мое горло парализовало, в него словно вогнали железный прут. Кнут прошел сквозь легкие и сердце.
– Ивейн, здравствуй, меня зовут Оливер, я отец Уоррена. Мы не видели его с выпускного, ты можешь рассказать, что случилось?
– Прошу тебя, Ивейн, мы так его любим, нашего мальчика, вдруг с ним что-то случилось… – Его мать зарыдала в голос.
– Хочешь помнить Уоррена? Я могу сделать так, что они не вспомнят о тебе. Просто очередные люди, очередная смерть. – Трикстер нагнулся ко мне и зашептал: – Ты будешь в безопасности, Ивейн. Никаких кошмаров. Никаких угрызений совести. Никаких сомнений. Я делаю тебе подарок на совершеннолетие. Самый лучший подарок.
Я отключила телефон и поставила свою машинку на первую клетку.
– Ходи уже, – фыркнула я, – потом решим.
Трикстер опять рассмеялся, но раскрутил рулетку. Машинка двинулась на пять ходов.
Игра началась? Нет. Она как раз заканчивалась.
Каспий
– Спасибо, что подвезли! – сказала Дин, выскакивая из автомобиля и радостно, будто отправлялась на вечеринку, направилась к полицейскому участку.
Взвинченный и нервный, Каспий сам хотел последовать ее примеру и найти Кави как можно скорее. Пока план был продуман ровно до этого момента. Как достать жалкую каплю крови, он не знал. Нож должен быть у него, Каспий рассчитывал на это. Лучше всего будет, если ифрита удастся убедить дать эту каплю по собственной воле, если нет, то придется напасть. Возможно, сделать так, чтобы показался истинный Кави. Каспий всегда рассчитывал на свою демоническую часть. Сила инкуба – пробуждать чувства: похоть, страсть, нежность, вожделение. При ловкой стратегии эта сила становилась идеальным рычагом управления. Но сейчас он был безоружен.
Он попытался открыть дверь, но рука Хейзер схватила его за запястье. Ее наманикюренные пальчики сильно сдавили его руку. Каспий изогнул одну бровь и посмотрел на Хейзер.
– Нужно поговорить, – строго произнесла она.
Дверь за Дин захлопнулась. Было девять вечера. Машин у полицейского участка стало куда меньше.
– Это касается Барона Субботы. – Машина заглохла, Хейзер обессиленно откинулась на спинку сиденья, устало запрокинув голову, но взгляд был полон суровой решительности.
Каспий отчего-то только сейчас подметил, как изменилась Хейзер, став мамбо. Сила меняет, особенно такая могущественная. Но сила – ничто по сравнению с властью и ответственностью, которая свалилась на девушку, между прочим, по его вине. Теперь она заботилась о всех магах вуду, и Каспий понимал: играть на две команды у нее больше не выйдет.
– Что-то еще узнала?
– Ничего нового. – Она провела рукой по шее. – Взять Ивейн и править единолично. Убить и вселиться, пока она не воссоединилась с Кави.
– И что? – Каспий не понимал, к чему она ведет, и бесился, что она отнимала у него время бессмысленными разговорами.
В ответ Хейзер заблокировала двери. По коже пробежал холодок. Каспий пару раз дернул ручку двери, но та не поддалась.
– А то, что, возможно, сейчас – это единственный правильный вариант.
Кровь ударила в виски, разгоняя по организму ярость и адреналин.
– Что?!
Хейзер ожидала такой реакции, на лице не появилось ни тени испуга, но она все-таки сжалась.
– Ты прикалываешься, да? Скажи, что шутишь!
– У Субботы есть подозрения, что менталисты прижали Кави к стенке. Подумай, Каспий: ты мне сам говорил, что Кави, судя по всему, не хочет, чтобы они с Ивейн соединились.
– Я говорил о том, что он хочет спасти ее, а не Мун-сайд. Хейзер, что за хрень, что ты несешь?
– Кави сам не хочет стоять у руля. Мало кто сейчас знает, кто такие ифриты, не говоря уже о том, кто в них верит. Но у Барона Субботы сил больше, и, если заключить власть в одном организме, будет намного надежнее…
– Хейзер, нет! – Он снова дернул ручку, и ничего.
– Мне самой не нравится этот вариант, но я изучила вопрос: так у города будет больше шансов!
– Прекрати!
– Каспий, подумай логически. У источника будут два демона, в два раза больше сил, затем Барон возьмет все на себя. Одна смерть и тридцать тысяч спасенных! Мы спасем Мунсайд.
– Если в этом городе не будет Ивейн, то пусть он горит в аду, – прошипел он, позволяя истинной сущности вылезти наружу. Из салона будто выкачали весь кислород, так стало нестерпимо душно. Хейзер сдалась, нажала кнопку, и Каспий сразу же открыл дверь.
– Я не собираюсь ее убивать, не волнуйся, – он замер, уже занеся ногу над асфальтом, – но ситуацию объясню. Думаю, Ивейн поступит верно.
Это были последние слова, которые обухом ударили по затылку. Каспий с такой силой захлопнул за собой дверь, что несчастный старенький «жук» рисковал рассыпаться на части.
Чеканя шаг, он ворвался в полицейский участок. Половины найденышей уже не было, но работа кипела. Каспий посмотрел туда, где видел Кави в последний раз.
– Что нужно, Брутто? Опять кого-то обокрал или убил? – поинтересовался Кольт со своей хищной улыбкой. Боковым зрением Каспий заметил бритый затылок Дин. Она уже вовсю хозяйничала в кабинете шерифа в поисках чего-то.
– Мне нужен Кави.
Кольт недовольно нахмурился.
– Где он?
– Решился все-таки? – нерадостно спросил он. – Ты уверен?
– Мне просто нужен этот чертов ифрит.
Было видно, что Кольт раздумывает, говорить ему или нет, и Каспия это бесило.
– Каспий, твой отец всегда был ненормальным, мы были с ним кем-то вроде друзей, и не все его идеи…
– Это моя идея. Усек?
Шериф пропустил дерзость мимо ушей.
– Подумай еще раз. – Это звучало вовсе не как совет, а как угроза.
Дин в это время наливала шампанское в кружку с надписью cop#1.
– Где. Чертов. Ифрит?
Кольт где-то с полминуты буравил его взглядом: непроницаемым, суровым и назидательным – наверное, таким взглядом отцы должны усмирять сыновей.
– Асмодей забрал его. Наверное, Кави у него…
Он не успел закончить предложение, как Каспий уже выскочил наружу. Промозглый ветер трепал волосы. Молния с оглушающим грохотом разделила небо на две части. Машина Хейзер не спеша выезжала с парковки, но Каспий не мог вернуться к ней. Нет, только не сейчас. Такси вряд ли работало. У Кристы никогда не было автомобиля. Хиллсы остались за чертой. Больше у него знакомых не было.
– Держи, – рявкнул с крыльца Кольт, и Каспий поймал связку ключей в миллиметре от лица. – Будет хоть царапина – убью, если все не погибнем.
– Спасибо! – Ему стоило больших усилий сказать это. Кольт явно не одобрял его, но почему-то помогал. Наверное, потому, что не верил в спасение.
Каспий немного умел водить. Пару раз брал уроки, потом забил на это, предпочтя, чтобы его кто-нибудь подвозил. Город был пустой, светофоры бешено мигали или не работали – идеальная трасса. Он пытался вспомнить, где именно находится дом Асмодея.
Полицейский автомобиль завелся не с первого раза, самым сложным было выехать с парковки, но обошлось. С громким визгом машина рванула к пункту назначения.
Ивейн
Смысл игры в «Жизнь» – простое перемещение по клеткам и накопление капитала. Выигрывает тот, у кого на момент выхода на пенсию окажется больше банкнот. Тупо до безобразия и скучно. Крутанул рулетку, передвинул фигурку, взял бумажку, и все. Максимум можно застраховать что-то или купить дом.
Трикстер сходил с ума. Ерзал, почесывал коленки и всеми силами пытался сделать эту игру хоть немного интересной. Но тут не было места для маневра. Бездумный алгоритм действий противопоказан для таких существ. Я наслаждалась. Трикстер не умел экономить, я же бережно складывала бумажки, купюру к купюре.
Выигрывала ли я? Не знаю. Я не считала. Нам везло в одинаковой степени, но дело было не в том, кто выиграет. Я ничего не теряла. Моя память останется при мне, если только Трикстер не захочет обмануть меня.
Но я думала о том, что какие-то жизненные моменты хорошо бы исправить. К примеру, в новой версии Уоррен мог бы не умирать, а уехать в колледж и забыть о Мунсайде. Читерство.
Я бы с удовольствием выкинула из своего сознания образ Варрона, прижатого к стенке, с разбитой головой. Он отключился в тот момент, когда я замешкалась и не могла решить, спасаться бегством или помочь ему. Я струсила, сбежала. И за это я ненавидела себя больше всего. Каким бы мерзким Варрон ни был, он ценил меня за верность и храбрость, а я поступила как последняя крыса. Я не смогла бы его вытащить. И если бы помедлила хоть одну лишнюю секунду, осталась бы в подвале, но уже мертвая.
Убийство Голема. Это я тоже убрала бы.
Поцелуй с Каспием. Возможно.
На улице бушевал шторм, наверное, такой же, как и в мой день рождения. Ничего не подозревающий Кави грелся где-нибудь у себя дома. Город разваливался на куски.
А я сидела и играла в «недомонополию», будто всего остального и не существовало.
В этой иллюзии покоя на свет появились мысли, которые я прятала в самый дальний ящик. Спасу я Мун-сайд – и что дальше?
Дальше тюрьма и заточение. Выбор избранника, капризы нечисти, затхлый дом, ночные кошмары, надоедливые до оскомины улицы – источник плохих воспоминаний. Мунсайд – столица моего личного ада. И внутри меня все противилось его воле.
Я хотела нормальной жизни, странствий и путешествий, которые так и не случились. Мне хотелось видеть новых людей, иметь колледж, работу, что-то нормальное, то, чем дразнили меня менталисты.
Трикстер улыбнулся, и я насторожилась.
– Тебе понравилось убивать?
Я изогнула бровь, не понимая, к чему он. На самом деле понимала и боялась ответить на этот вопрос.
– Знаешь, в чем прелесть убийства? – Он вытянул карточку, довольно хмыкнул и забрал себе банкноту. – В момент, когда твой противник закрывает глаза, когда жизнь уходит из него, ты чувствуешь железную, тверже алмаза, уверенность в своей правоте.
Я знала, о чем он говорит.
– В этом шатком мире, сотканном из предубеждений и миллиардов теорий, лишь умерщвленный твоими руками – гарант собственной уверенности и правоты. Да, ты мог убить по ошибке, но труп тебя не оспорит, ничего тебе не скажет. Он мертв, а ты жив. Следовательно, ты прав.
Трикстер изнывал от скуки, вот и хотел раскачать лодку. Нельзя было поддаваться. Надо было сконцентрироваться на игре.
– Ты ведь согласна, Ивейн?
Молчать. Не двигаться. Он пытался что-то выяснить.
– Чего ты хочешь?
Трикстер пожал плечами.
– Избавиться от скуки. – Толика бешенства все-таки проскользнула в надменном, скучном голосе.
Главное – не заулыбаться от самодовольства. В этом городе на любую радость найдется своя сотня печалей.
– Хочешь небольшую затравку?
Не совсем понимая, что он имел в виду, я согласилась. Трикстеру была противопоказана тишина.
– Ты знаешь, откуда я родом? Из какого мифа? Из какого фольклора?
К чему был этот вопрос?
– Кому я принадлежу? Каково мое место в иерархии? Кто мой брат, кто отец?
Я будто язык проглотила. С каждой секундой моего тупого безмолвия оскал Трикстера становился все шире и шире, позволяя разглядеть в нем демонические, лисьи черты.
– То-то же, Ивейн. То-то же. Тебя не смущало, что среди всего бестиария, среди оживших легенд я один безродный?
Об этом я никогда не задумывалась. Даже в той древней книге, по которой меня учили, Трикстера не было. И запаха я его не чуяла, никакого. Не бывает существа без запаха.
Я знала о нем от Кави, по автобиографии Корнелиуса Лавстейна и слухам.
Трикстер, выражаясь научным языком, – фольклорный архетип. Он есть почти в каждом сказании. Он и Барон Суббота, и Ананси, и Локи или Велес (скандинавы у нас редко водились, как и славяне). Лучшее описание его дал Мефистофель у Гете. «Я – часть той силы, что вечно жаждет зла и вечно совершает благо».
Корнелиус уделял большое внимание психологии в своей «Исповеди», он говорил о демонах как о психоявлениях, считая их олицетворением человеческих пороков. Этакие «внутренние демоны».
– Слышала это выражение: «Мои личные, или внутренние, демоны»? – Он будто прочитал мои мысли. – Нечто неподвластное человеку и настолько ужасное, что он заталкивает его в образ чужеродного существа.
Я снова покрутила рулетку. Цифра девять. Моя. Я получила пятьдесят тысяч и прошла на девять клеток вперед. Неплохо.
Многие думают, что архетип Трикстера был придуман Юнгом, хорошим другом Корнелиуса. Он гостил здесь какое-то время. У него есть работа, название которой уже вызывало для меня сложность: «Кросс-культурная концепция провокативности».
Именно фигура Трикстера стояла в центре всех фольклорных персонажей. Он не сильный, не слабый, не добрый, не злой. Он, наверное, ближе всего к людям. Этакий утрированный человек с гротескными чертами азартного игрока.
И почему раньше меня не смущал тот факт, что он сошел со страниц книжек? Не было такого демона, в отличие от ифрита, Асмодея, Лилит или Барона Субботы. Не было у него и легенд, конкретных черт. Он просто архетип.
– Я соткан из другой магии, – цокнул он, двигая машинку на четыре хода. Поравнялись. – Из людской. Я – демоническо-комический дублер культурного героя, наделенный чертами плута, озорника. Твой дублер.
Я посмотрела на него в упор и не глядя покрутила рулетку.
– Считаем деньги?
Я выиграла. Я выиграла. Это было видно невооруженным глазом, но сладости победы я не чувствовала. Он – мой дублер и двойник, но мой ли он противник? Если в итоге он «совершает благо», то был ли смысл с ним бороться?
Я всегда записывала его в категорию врагов, но являлся ли он таковым на самом деле?
– Так, а теперь твои… – Я не шевелилась, пока он перебирал купюры. – Или ты мне не веришь? Хочешь проверить сама?
– Нет, ты хотел, чтобы я выиграла, – бросила я. Трикстер расплылся в улыбке.
– Ты – прекрасный персонаж, Ивейн.
– Я – человек.
– Может, для Кави, но не для меня. Для меня ты – такая же пластиковая машинка. – Он поддел ногтем фишку, и автомобиль перевернулся вместе с розовой резиновой тушкой. Я чувствовала это. – Поздравляю, ты выиграла. Итак, твои вопросы? – Он заинтересованно наклонился вперед и подпер подбородок кулаком.
Он сам спровоцировал меня на первый вопрос. Два еще в запасе. Я всегда ему противилась, но сейчас, кажется, было не то время. А может, это блеф?
– Кто ты такой? Вся история. Целиком и полностью.
Этого он и ожидал. Самодовольно откинулся в кресло, готовясь к долгому рассказу.
– Демонам, как и людям, охота говорить только о себе, не правда ли?
Я молчала. Сколько времени осталось до полуночи? Полтора часа. Надеялась, что их хватит. Затем нужно будет добраться до Кави и не умереть по дороге.
– Раньше весь мир был как один большой Мунсайд. Земля, способная породить человеческие выдумки, живущая на вере. Так было до Нового Света, рокового открытия, вынудившего людей подвергать сомнению все сущее. Земля больше не плоская, не неизведанная, ей больше нельзя доверять.
Все это я знала и так.
– Но Мунсайд оставался последним нехоженым участком, абсолютно безлюдным и мертвым. Сила, наполняющая его и желавшая выжить, вцепилась в глупого, наивного матроса и щедро одарила его своими реализованными выдумками. Я родился в 1901 году.
Родился? 1901 год. Корнелиус, черт бы его побрал.
– Если так можно вообще сказать. Своим отцом я считаю Карла Юнга и Корнелиуса Лавстейна, великого в некотором смысле человека. По сути, Ивейн, я гомункул, искусственно созданный демон, выросший на злобном гении и маниакальной вере, доказавший Корнелиусу, что на этой земле можно сотворить что-то новое даже спустя три столетия.
То, как он произнес имя Корнелиуса, доказывало, что между ними была крепкая, вполне человеческая связь. Все это не укладывалось в голове. Но Трикстер, как ни парадоксально, был искренен и честен.
– Я – демон нового поколения, демон, сотканный из людской магии: психоанализа.
Бред.
– Корнелиус всегда знал, что мифология, культурология и психология – неотрывно связанные силы, и всю свою жизнь потратил на то, чтобы узнать, как устроен этот аппарат. Он был моим Виктором Франкенштейном, я – его Монстром. Он хотел отдать Мунсайд мне, сделать из него нечто совершенно иное, но одного демона было мало.
– И тогда появились менталисты?
– Второй вопрос! – Трикстер поднял палец вверх. – И он правильный. Ивейн, я выложу тебе все свои козыри из рукавов потому, что надеюсь, ты оценишь его и мой замысел! – Он задрожал от предвкушения и детской радости.
Он и правда был моим двойником. Только я слепо следовала за Кави, он – за Корнелиусом, продолжая делать это даже после смерти.
– Менталисты выросли из масонов, реально существующего тайного общества, которое возвело вокруг себя такую мощную мифологему, что та породила их самих, силу, трансформирующуюся от поколения к поколению и вечно меняющуюся. Архетип сильнее любого демона, ограниченного легендами и своей верой. В этом и секрет Штатов, принцесса. Мультикультурализм создал эту потрясающую, безбожную и безродную нацию и тем самым позволил Мунсайду выжить. Мировые заговоры, мода на пришельцев, тайные комитеты, ощущение фатальности и контроля кого-то сверху – все это, – громогласно объявил он, – воплотилось в них, в кучке людей, таких же, как ты, твои одноклассники, случайные прохожие, с одной простой силой – подчинять умы. Инженеры сознаний, они долго оставались в тени. И нет-нет… оставь свой третий вопрос при себе, я и так расскажу, почему они выступили сейчас и почему это пришлось на твое правление.
Он выдержал театральную паузу, а я замерла в оцепенении, боясь лишний раз вздохнуть или моргнуть.
– Мы долго ждали критической точки. Ослабление Кави, Мунсайда, нужен был сильный энергетический скачок, когда все поколения крестом сойдутся на тебе лишь для того, чтобы, как сейчас говорят люди, совершить ребрендинг Мунсайда.
– Ребрендинг?
– Ребрендинг, – шепнул он, наклонившись еще ближе и сверкая безумной улыбкой. – Другие демоны, Ивейн: внутренние, личные.
Боже мой.
– Все сложилось лучше, чем когда бы то ни было. Кави, очарованный маленькой принцессой, уставший от вечной жизни, отдал тебя в царство Морфея, позволил нам заковать твою личность, и мы взяли с него клятву о неразглашении и невмешательстве.
Мы не должны воссоединиться ни в коем случае.
– И Мунсайд достается нам, новым, с новыми демонами, созданными из людских патологий.
Исчезнувшие.
– Да-да, принцесса! – рассмеялся он. Как сверкали его глаза от счастья. – Мы воплотим идею Корнелиуса, нового бога, новых демонов. Ты заметила, да? Мы зовем их Апостолами Безумия. Каждый из них – ходячая иллюстрация душевного расстройства. Люди уже верят в них: в депрессию, ОКР, панические атаки, нимфоманию, клептоманию, фобии. Верят с большей охотой, чем в Асмодея или ифрита. Верят и сами не знают, что возвели внутри себя храм в их честь, молятся им каждым своим словом. И эту веру мы заключим в конкретные тела, которые со временем смогут выйти за пределы города. Если бы не несчастье Уоррена, он стал бы новым богом. У мальчика был маниакальный психоз…
Я неосознанно бросилась к Трикстеру и схватила его за воротник рубашки. Его лицо было настолько близко, что я видела чертей, отплясывавших в его глазах. Кончик носа едва не коснулся моего, мое колено уперлось в диван между его ног. Жар и электричество проскочили между нами.
Мой дублер, несчастный в той же мере, что и я. Слепой влюбленный. Это было его признание в любви к Корнелиусу, его проданная душа, как и моя, которую я с детства готовила для Кави.
– Ты будешь править новым миром, моя королева. Ты – ящик Пандоры. Ты – убийца, параноик, маньяк, одержимая… – жарко шептал он. – Но у тебя есть шанс спастись, можешь сбежать со своим ифритом. Тебе уже готова замена.
– Замена?
– Твой обожаемый инкуб. Я создал его так же, как и Корнелиус – меня. Безумный и обманутый брат-бастард, не менее безумная суккуб, помощь Лилит и моя, и вот он – инкуб. Следует за тобой повсюду. Спасает тебя от участи.
– Спасает?
Трикстер улыбнулся еще шире, отрывая взгляд от моих губ.
– Это уже четвертый вопрос, дорогая. Мы так не договаривались.
Кави
Они сидели друг против друга в шикарной гостиной на фоне панорамного окна, вместившего в себя апокалиптический ужас грозового неба и бурлящего океана.
А в доме царила атмосфера Рождества. Рыжая Лилит радостно готовила ужин, белокурый Самаэль помогал накрыть на стол и зажечь свечи. Они с Асмодеем сидели в гостевой комнате, вслушиваясь в хлопоты за дверью.
– Наверное, вы хотите, чтобы Он разделил с вами праздник? – поинтересовался Кави.
Асмодей перевел на него спокойный, чуть заинтересованный взгляд.
– Да, было бы замечательно, – ответил он и снова погрузился в умиротворенное молчание.
Он достал спрятанный во внутреннем кармане нож. Асмодей, увидев его, лишь хмыкнул, улыбнувшись мертвенно, уголком губ.
– Таким ты его не вызовешь, лишь убьешь себя.
– Знаю. Я нашел его в Библии, еще когда работал в библиотеке. Я узнал его: легенда об Исааке, о жертве.
Асмодей смотрел на него с нечеловеческим спокойствием.
– А еще я там нашел книгу «Ивейн, или Рыцарь со львом», старую, с рисунками. Он, другой, любил эту книгу?
– Человек, которого ты любил, любил эту книгу.
– Это же Он отдал тебе нож?
– Да. На всякий случай.
Большего ему и не надо. Кави оставил священный клинок Исаака на столике, словно простой столовый прибор. Будто в нем не было никакой ценности.
– Она не придет? – спросил он жалким и грустным голосом. – Я хотел бы попрощаться.
Асмодей даже не обернулся, все так же смотрел в черничное, израненное молниями небо.
– Надеюсь, она уже далеко.
Он прискорбно опустил подбородок и потупил взгляд в пол.
– Так для нее будет лучше, – примирительно сказал Асмодей, вставая с места. – Идем, поможем им на кухне.
Они приняли его как давно забытого родственника, и он был согласен им подыгрывать, чтобы не разрушать этой странной праздничной атмосферы прощального ужина.
– Барон не придет? – весело спросила Лилит, проверяя духовку.
– Ты же знаешь его, – спокойно ответил Самаэль, покачиваясь на стуле. – Все не теряет надежды.
– Смирился бы уже.
– Для того, кто оживляет мертвых, смирение – непростая вещь.
– А ты чего не в «Доктрине»? Там же куча людишек прячется в спортзале от грозы.
– Семья ближе.
– Семья, ты слышал? – расхохоталась Лилит, обращаясь к Асмодею. – Говорила же, на старости лет у самого лютого демона проявляется человечность.
Была ли это такая странная игра, но они и правда вспоминали времена инквизиции, говорили о каких-то демонах, припоминали давно умерших людей. Он молча слушал, иногда Лилит давала какие-то мелкие поручения и продолжала рассказывать небылицы. «Братья» с удовольствием ей подыгрывали, он внимательно слушал и, кажется, тоже наслаждался этим спектаклем.
– Может, ненадолго, а? Чуть-чуть? – выпрашивала она, крутя увесистый нож для мяса в руках. – Он же… как-никак главный.
– Не думаю, что он хотел бы видеть гибель города, – возразил Асмодей.
– Ну а попрощаться?
Асмодей вопросительно посмотрел на него, будто спрашивая разрешения. Кави пожал плечами. Если они будут рады, то почему бы и нет? К боли он привык.
– Ура! Можно я? – Лилит подбросила нож и ловко поймала его на лету. – Так скучала по этому! А помните, как нам приносили в жертву людей? Настоящих, с кровью и кишками.
– А та группка сатанистов из «Вудстока»! – Самаэль даже улыбнулся. – Какие-то музыканты…
– Когда они еще девочку запекли.
– Играли ужасно, – прокомментировал Асмодей.
– Не всем же Бозио подавать. А мне нравятся эти сатанисты, настоящие любители черной мессы…
Вдруг кто-то громко забарабанил в дверь.
– Неужели это Барон? – Лилит поспешила открыть.
– Высших же вроде больше и нет, – прокомментировал Самаэль.
– Может, Трикстер решил поиздеваться напоследок? В его стиле. – Асмодей остался на месте. Ему хотелось глянуть, кто это, но что-то подсказывало оставаться на месте.
– Это Каспий! Крестник! Проходи! А маму с папой привел?
Каспий не собирался на ужин – это Кави понял сразу. Он был вымокшим до нитки, напряженным, руки сжаты в кулаки, а тело била мелкая дрожь. Его стальной, свирепый взгляд тут же уперся в него, и Кави опустил голову.
– Полукровка.
– Инкуб.
Асмодей и Самаэль произнесли это одновременно, но с одинаковой долей презрения.
Кави узнал этого парня. Он всегда ошивался вокруг Ивейн, глаз с нее не сводил. Ифрит надеялся, что она затаилась где-то за спиной.
– Мне нужно… поговорить с ним. Наедине. – От распиравшей изнутри ярости дыхание Кави было тяжелым и прерывистым. Он замер на пороге кухни, оставляя за собой мокрые следы.
– Говори при всех, – заявил Асмодей.
– Да, Каспий, тебе нечего от нас скрывать. – Ли-лит нежно приобняла мальчика. – Каким красивым ты у меня вышел. – Она провела пальцем по его скуле. – Мое лучшее творение.
– Твое единственное творение, – поправил Сама-эль. – Из-за него ты не можешь выходить из дома.
– Зато смотри, какая красота. – Она повернула его к Самаэлю, словно хвастаясь красивым платьем.
– Насмотрелся за учебный год.
– О, только не начинай свою директорскую чепуху!
А Каспий все глядел на Кави, отчасти с ненавистью и каким-то вызовом.
– Мне нужна капля его крови, – процедил он сквозь зубы, вынудив остальных заткнуться.
– Каспий, – на выдохе сказала Лилит, поглаживая его плечо. – Каспий, не надо этого делать.
– Так ты в курсе? Знала и молчала?
– С нас взяли клятву, мы не можем говорить об этом. В отличие от твоего безумного отца и бабушки.
– У тебя еще есть шанс, полукровка, на нормальную жизнь, – вступился Самаэль. – Ты сможешь спокойно жить за чертой, как и Ивейн, хотя бы первое время…
При упоминании Ивейн его передернуло, и от Каспия это не ускользнуло.
– Хочешь, чтобы она погибла или уехала? – Каспий подошел ближе к Кави.
– Десять минут до полуночи, – шепнула Лилит, глядя на часы.
– Так что? Капля крови тем ножом, что ты прячешь, – и она будет здесь, в безопасности, с тобой.
– Каспий! – крикнул Асмодей, но было поздно, ифрит уже поднялся на ноги. – Не делай этого! Мы уже все решили!
Последняя фраза стала спусковым крючком для инкуба и выпустила его истинную суть наружу.
– Меня всю жизнь принижали из-за того, что я инкуб, вдалбливали, что вы, верховные, якобы знаете лучше. Вы не оставляли мне выбора. – С каждым словом он подходил все ближе и ближе. Асмодей даже не шелохнулся, глядя на него без тени испуга, лишь с явной жалостью. – Никому не давали выбора!
Кави слышал это уже из другой комнаты, забрав нож с собой. Лилит пыталась успокоить крестника, но, казалось, тот был неумолим.
Так же бесшумно он вернулся в кухню, сжимая в руке клинок, которым когда-то собирались принести в жертву Исаака.
– Теперь решать буду я! – громогласно заявил Каспий. – К черту демонкратию!
И Кави воспринял это как призыв. Нож полоснул по руке.
Ивейн
Спасибо богам, демонам или кому угодно, что машина Хейзер стояла у «Гекаты». Ветер охладил мысли, но меня продолжало лихорадить. Трикстер еще кричал мне что-то вдогонку, но я не обращала внимания. До полуночи оставались считаные минуты.
– Где Каспий? – крикнула я Хейзер, еще не успев закрыть дверь. Она явно хотела мне что-то сказать.
– Я высадила его у полицейского участка и видела, как он выходил из него. Думаю, он у Асмодея. – Хейзер завела автомобиль. – Ив, нужно поговорить. Срочно.
Машина резво тронулась с места, мы чудом не зацепили летевшую ветку, которая могла бы с легкостью пробить лобовое стекло. Погибнуть сейчас не входило в мои планы.
– Это касается Барона Субботы…
– Хейзер.
– Нет, послушай! Если Барон Суббота вселится в тебя, да, ты погибнешь, но выживет Каспий, твоя мать, твой брат останутся призраками, Кави, в конце концов. Все, кого ты любишь, все, кем ты дорожишь…
Она продолжала что-то говорить. С Апостолами Безумия все магические существа ослабнут, но продолжат существовать. Мунсайд выживет, но станет совершенно другим, незнакомым, еще более безумным и больным.
– Я не собираюсь тебя убивать, просто говорю про этот вариант…
– Ты хочешь, чтобы я умерла? – тихо спросила я.
– Давай не будем говорить о моих навыках вождения, – даже сейчас она шутила, но затем сказала уже серьезно: – Быстро и безболезненно. Ивейн, ты – моя лучшая подруга, смелее и отважнее человека я не знаю и вряд ли узнаю, поэтому говорю это прямо и уверена, что ты примешь правильное решение. Я не говорю, какое именно, я сама понятия не имею, черт! – Теперь мусорное ведро попыталось в нас врезаться, Хейзер едва увернулась. – Мне неизвестно, что придумал Каспий…
Зато я, кажется, знала что. Трикстер сболтнул много лишнего, явно мне на пользу. Думая о нем, я буквально слышала, как моя душа распадается на кусочки.
– Кави наверняка у Асмодея, – продолжала Хейзер. – Ив, ты скажешь мне, что решила?
– Я еще ничего не решила! – запаниковала я. Слава богу, показался высокий шпиль дома Асмодея, но дорогу преградила сваленная сосна. – Остановись! Дальше я пешком.
Я уже хотела выскочить из машины, но Хейзер обернулась.
– Ив, я люблю тебя, – искренне сказала она, прижимая к себе. – Ты – самый лучший человек, ты…
– Тише, не плачь, – умоляла я, прижимаясь изо всех сил и сдерживая слезы. – Я тоже люблю тебя. Ты – моя самая лучшая подруга, самая крутая мамбо на свете, но вот только водитель…
Она рассмеялась чуть истерично и все же отпустила меня, долго смотря вслед. Я не могла обернуться, только не сейчас, шагая навстречу ветру, который с легкостью мог вышвырнуть меня из города.
Когда в твоей жизни наступает решительный момент, ни одна мысль не может пробиться в голову, кроме настойчивого: «Дыши, цени это, дыши, просто дыши».
И мне ничего другого не оставалось.
Дверь резко открылась, и, пройдя в кухню, я увидела окровавленный нож в руке Каспия и какую-то бумагу.
Лилит, рыдавшую над трупом Самаэля.
Кави, моего Кави. Кровь из вен.
Асмодея, как всегда, застывшего, спокойного, смиренного.
Часы пробили полночь.
Дом начал разрушаться, как и весь город. Я слышала твой вопль, Мунсайд, возглас каждого твоего жителя.
Ты умирал.
С днем рождения, Ивейн.
– Нет! – воскликнула я, не зная, к кому сначала подойти. – Каспий, не делай этого!
– Я делаю это ради тебя, – прошептал он, глядя на бумагу в руке. Одна капля крови там уже была. Вторая застыла на кончике клинка. – Я буду на твоем месте. Ты будешь спасена, как и этот город. Я такой же Лавстейн, как и ты. Вольфганг – наследник по другой линии.
«Безумный обманутый брат», – говорил Трикстер. Дал ли ты мне еще одну подсказку? Твои слова никогда нельзя было воспринимать буквально.
– Ивейн, мой человечек, – шептал Кави, блаженно улыбаясь. – Ты здесь.
Если бы я смогла, то разрыдалась бы, бросилась бы к нему и сказала бы все. Я просила бы у него прощения снова и снова, умоляла бы простить меня и остаться со мной.
– Да, я здесь. – Я присела на одно колено. Кровь заливала пол, как тогда, когда я разбила блюдце.
– Пришла собирать меня по кусочкам? – Добрая улыбка моего прекрасного принца, моего наставника, ментора, человека, который взял меня на руки раньше моих родителей, без которого не было бы и меня. – Уже поздно, Amira.
Я уткнулась лбом ему в плечо. Не могла взять его за руки. Он лишь прислонился ко мне, пытаясь быть ближе. От ангельского клинка не спастись. Никакая магия не поможет. Можно было заштопать раны, но крови утекло слишком много. Клинок, которым убили Люцифера.
– Нет-нет-нет, я тебя спасу.
– Сон твой спокойный… – сквозь улыбку, ласково, будто напевая колыбельную самому себе, шептал он, и в глазах я видела счастье, – охраняет ифрит…
Он этого и хотел: уйти спокойно и достойно. И дать мне жизнь, нормальную, вне стен этого города.
Поэтому он все это и продумал. Ради этого. И я все испорчу.
– Каспий, не делай этого! – вовремя вспомнила я. Нож едва касался бумаги.
– Ивейн, мы спасем этот город, мы…
Остался последний аргумент. Пожалуйста, пусть он поймет меня.
– Лавстейны. Не. Возвращаются.
Нож выпал из его рук.
– Прости меня, прости, – прошептала я своему ифриту. – Ты хотел не этого, но… другого выбора нет.
И я схватила окровавленные руки. В глазах его появился ужас, даже смерть отступила перед его желанием вырвать ладони из моих. Но сама смерть была мертва, Самаэль лежал на своих бархатных черных крыльях, замыкая круг.
Я быстро погибну без Кави. Я не смогу сдержать такую силу сама. Но…
Это того стоило.
Ради Уоррена, Хейзер, Каспия, Асмодея, близнецов Хиллсов, мамы и брата, Голема, Сары. Ради каждого, кто должен жить только в книгах. Дин, Кольт, Горц… Ради всех Апостолов Безумия. Ради Трикстера.
Ради Мунсайда.
Ужас застыл в его глазах, его сила уходила ко мне, и мощь обрушилась на каждую клеточку тела.
Поздравляю, Ивейн, ты создала Новый Ад.
И здесь ты – единоличный правитель.
Ты – королева Нового Ада, Мунсайда, крошечного портового городка в штате Мэн, с населением тридцать тысяч душ, приютившего тех, кто пугает вас по ночам. И я – самая страшная из них.
Человечек все-таки забрался на верхнюю ступень.
Последнее письмо к Кави
Дорогой Кави.
Ты никогда не прочтешь эти письма.
Я пыталась быть честной и искренней с тобой в своих рассказах, хотела объяснить как можно точнее, почему я так с тобой поступила.
Ты хотел спасти маленькую невинную девочку, но она умерла в четырнадцать лет, когда ты отдал меня менталистам, когда ты бросил меня.
Ты просто пытался спасти город, который создал, но в итоге он останется для тебя таким, каким ты его помнишь: пристанищем старых демонов, в которых уже никто не верит. Теперь Мунсайд отдан на расправу Апостолам Безумия, депрессии, шизофрении и многим другим, Трикстеру, менталистам и мне. Сила и власть изменили меня, и это письмо возложено на твою могилу совершенно другим человеком. И даже не человеком вовсе.
Я впитала твою силу. Ты теперь навеки со мной. Ты же знал, что Вендиго – любовник Корнелиуса. Он сам породил его, сам разрезал на части его плоть и кровь, чтобы на костях отстроить хижину, чтобы тот навсегда остался с ним. Это рассказал мне Трикстер. Что ж, я – достойная замена Корнелиусу. С тобой я проделала то же самое, впитав тебя до сожжения, до праха, до самого естества. Вобрав тебя в себя, я дала твоей душе жизнь во мне, а остатки – на этом мертвом, недостойном тебя камне. Камень похож на тебя из моих детских воспоминаний. Улыбчивая статуя. Настоящий принц. Как в той сказке Оскара Уайльда.
Я скучаю и по Кави-человеку, жалкому по своему виду, но доброму до самопожертвования. Исаак. Агнец. Невинная жертва, готовая ради меня вскрыть себе вены священным клинком.
Я и есть Мунсайд. Я и есть Новый Ад. Я – его олицетворение.
Большинство вернулись в город. Теперь на счетчике двадцать семь тысяч жителей. Демоны постепенно теряют власть, демонкратия, законы, кодексы – все сожжено. Бестиарии хранятся на полках. Еще немного – и они станут лишь частью легенд, сказками, какими и должны быть. Магия теперь работает иначе, питая совершенно других существ. Новая страница в книге Мунсайда открыта, и первые буквы написаны нашей кровью. Не пропадать же добру, так ведь? А Кольт не так уж сильно мне помог, чтобы ему досталось такое лакомство.
Трикстер, оказывается, давал шанс на спасение и все-таки обманул меня. Каспий никакая мне не замена. Ведь стоило Каспию, ложному Лавстейну, заключить договор, как его вмиг не стало бы. Ни его, ни самого города. Ты хотел дать надежду моему отцу, придумал эту ветвь в Германии, знал же, что я полезу на престол, поэтому продумал все варианты. Но не учел одного: я захочу этот Новый Ад. Я дала обещание Уоррену спасти Мун-сайд – неважно какой.
В духе Трикстера, да? Моего дублера.
Знаешь, безумие приходит тихо, садится с тобой за один стол, и ты видишь, что на карте игры «Жизнь» появляется еще одна фигурка, пусть ты и двигаешь ее своей рукой.
На меня обрушилось черсчур много за эти восемьдесят два дня. Загадки, смерти, предательства. Ни одна психика этого не выдержала бы, и я искренне удивлена, что так долго продержалась. Но и этот рубеж преодолен. Ты гордишься мной?
Демоны доживают свой век вместе со всеми. Ложный расцвет Мунсайда, но теперь в других тонах. Все изменилось. Но для людей, как, впрочем, и всегда, все осталось незамеченным. Вот-вот они отправятся в огненное озеро серы и будут гореть там вместе с Антихристом и Лжепророком.
Никакой я не рыцарь. Никакая я не принцесса. Сейчас я даже не человечек. Хорошо, что ты меня такой не увидишь.
Хочешь узнать о моих дальнейших планах? Мы с Трикстером решили, что пора бы прославить Мунсайд, поэтому начали свою активную туристическую кампанию, готовясь превратить это богом забытое место в новый аттракцион для кучки туристов. Хватит нам обособленно жить, правда? Нам нужны новые жители, больше горожан, больше безумцев!
Ты будешь мной гордиться. Я заставлю тебя.
Спи, мой ифрит. Я буду охранять твой сон. Как и ты когда-то – мой.
Твоя – не твоя Ивейн,
королева Нового Ада
notes
