После разговора с азовстанским диктатором у меня осталось странное послевкусие наподобие дежавю. Хотя сам президент и обстановка дворца были очень экзотичными, где-то и когда-то все это уже происходило. Только когда мы покидали президентский дворец, меня осенило. Отец! Споры с ним, которые я вела еще в юности, оставляли такое же ощущение тупика. Я всегда чувствовала беспомощность перед абсолютным прагматизмом на грани с цинизмом. Поэтому и ненавидела его больше других человеческих пороков.

Нас отвезли в помпезный президентский отель, расположенный недалеко от центра столицы, пока почти совершенно пустой. Остальных гостей ожидали ближе ко второй половине следующего дня. По словам управляющего, лично встретившего нас в лобби, отель был предназначен лишь для официальных делегаций и редких гостей президента.

Нам достался один из номеров на верхнем этаже. Апартаменты по соседству ждали Рамбана, который должен был прилететь завтра вместе с Каролиной. Для самой Каролины приготовили «королевский номер», занимавший половину нашего этажа. Из нашего окна открывался шикарный вид на город. Небольшой деловой центр сверкал новенькими небоскребами. Обширная долина вокруг него была застроена двухэтажными домиками, выбеленными солнцем. К центральной площади со всех сторон города стягивались кривые узкие улочки. Две прямые стрелы государственных трасс, блестящих в мутновато-бежевой дымке, напоминали, что мы находимся в стране с сильным централизованным правлением.

Еще вчера мне не терпелось обсудить с тобой «День в раю», но я не знала, с чего начать этот разговор. Я мучилась и жадно ждала удобного момента, который подскажет мне, как правильно поступить.

Мы проснулись поздним утром, утомленные жарой, перелетом и недосыпом предыдущего дня. Ты предложил осмотреть достопримечательности, и я тут же согласилась: хорошая возможность спросить обо всем, что меня тревожит.

Так как Азовстан, мягко говоря, нельзя было назвать центром мира, достопримечательностей в столице оказалось немного, и они были очень предсказуемы. На центральной площади – огромный позолоченный памятник президенту. Благодаря специальному механизму статуя поворачивалась вслед за солнцем, так что лицо главы государства постоянно излучало сияние. Несколько неотличимых друг от друга мечетей и медресе, а также старый королевский дворец, воссозданный по древним чертежам. Пару раз мелькали новенькие билборды с анимированной рекламой Каролины Шиллер, но из-за жесткой цензуры от супермодели остались только глаза и лукавая улыбка сквозь вуаль. Остальное было словно случайно закрыто цветочными узорами.

Удалившись от центра, мы оказались в районе, явно не предназначенном для глаз гостей страны. Здесь повсюду бросалась в глаза бедность. Машин на улицах почти не было, большие семьи толклись в тесных домишках. Из дворов доносилось блеяние и мычание домашнего скота, сопровождаемое вонью хлева и кухонной гарью. Босоногие, плохо одетые дети, висевшие гроздьями на заборах, исчезали при нашем приближении. Все это время я пыталась понять, как эта простоватая публика воспримет «Хочу Супермодель». Об этом я заговорила, когда мы решили повернуть к отелю.

– Знаешь, Золтан, эта твоя новая идея с топ-моделью, так же как и «День в раю», предназначена для людей, безуспешно стремящихся к счастью. Почему так? – Я зашла издалека.

– Этот простой народ ничем не отличается от любого другого простого народа, – использовал ты вчерашнюю формулировку президента. – И чем дальше мечта от жизни, тем более счастливы люди, когда ее переживают, – ответив на мой вопрос, ты отвлекся на шум семейного скандала, который доносился из окна над нашей головой. Затем улыбнулся мне – видишь, все как везде.

– Мне не нравится это выражение – «простой народ», – заметила я.

– Я обобщаю, конечно. – Мы побрели дальше по пыльной улице. – До этого публика у нас была эксклюзивная, с изощренными вкусами. Да и «День в раю» не каждый мог себе позволить. Так что я бы не сравнивал эти два проекта. У них есть только одна общая черта – большинство людей испытывают одинаковые страсти: зависть, страх, надежда, унижение.

– А любовь?

– Есть и любовь, но ее очень мало. Она мимолетна. И также зачастую диктуется страхом и унижением. Люди будто прячутся в этой своей любви, хватаются друг за друга, находят оправдание в ней своему жалкому положению. А в персональной реальности любовь вечна. Там царит покой.

– Любовь к себе?

– Да какая разница, если, кроме тебя, там никого нет? – воскликнул ты. – Кэт, я бы правда хотел, чтобы ты попробовала персональную реальность, а потом рассуждала о ней.

Я присела на скамейку у перекрестка, чтобы потереть уставшие лодыжки. Ты стоял рядом, наблюдая за сонными прохожими. Взяв тебя за руку, заставила сесть рядом.

– Почему ты считаешь, что твои персональные реальности лучше реальной жизни?

– Я так не считаю, – нежно проведя рукой по моим волосам, ты помог мне встать. – Одно без другого невозможно. Персональные реальности существовали всегда, но до этого момента они были более примитивны – религии, соцсети, наркотики, кино, даже твои книги.

– Ну ты и сравнил!

– Так и есть. Большинство людей пребывают в кабале, которую они даже не осознают. Работа, дети-внуки, нормы поведения, законы, чужое мнение. Они это все не выбирают и ни за что бы не выбрали. Эту кабалу нам навязывают обстоятельства. А потом мы идем на компромиссы – постоянно. А компромиссы делают нас другими – вовсе не тем, кем мы хотели быть в своих мечтах… Соглашаясь на сделку с судьбой, мы всегда теряем себя. Мы заложники того, что ты называешь «реальной жизнью» – от нее мы страдаем сильнее всего!

Мимо нас протарахтел грузовик, набитый клетками с квохчущими курами. Прекрасная иллюстрация к твоим словам. Мы встали и пошли дальше, к площади, которую уже заметили по верхушке золоченого президентского памятника.

– А персональная реальность? – спросила я уже мягче.

– В персональной реальности нету печали. Там абсолютный покой, который недоступен при жизни – лишь когда все закончится. И я создаю этот рай по персональным лекалам. Это не просто приближение к источнику. Ты сам становишься источником.

– А как же счастье? Ведь все мы стремимся к нему прежде всего.

– Катрин, такая взрослая девушка, как ты, должна знать, что это всего лишь смысловая ловушка. Она была разработана древними маркетологами, чтобы одни люди работали, а другие ими управляли. Счастья не существует! Все, что мы можем получить, – это кратковременные моменты наслаждения. И вечная надежда на то, что в будущем нам станет лучше. Эти редкие моменты мы называем «счастьем». Но это полная иллюзия.

– Если все так печально, ваша технология действительно могла бы подарить человечеству шанс на лучшую жизнь. Но лишь в идеальном мире и в руках по-настоящему святого человека, – где-то рядом вновь раздался шум семейного скандала – крики мужчины и вопли женщины, которую явно избивали. – Ведь, как видишь, условия неидеальны, и мой отец далеко не святой.

– Ты склонна его демонизировать. А он просто идет к своей цели. И это великая цель.

– О какой цели ты говоришь? Он создает новую религию, используя тебя в качестве подмастерья!

– А что плохого в новых религиях? В последнее время они возникают все чаще – спорт, шоу-бизнес, медиа, тренинги личностного роста. Но мы создаем нечто совершенно новое – то, что изменит весь мир!

– Изменит, да! Но сделаете ли вы его лучше? Неужели ты действительно в это веришь? – выпалила я. Мне пришлось говорить громче, ведь на площади было гораздо больше шума, чем посреди улочек. – Сколько бы мой отец ни рассказывал про рай по дешевке для всех страждущих, его истинная цель совсем другая. Это даже не деньги. Миллионы людей отдадут ему самое ценное, что у них есть, – свои потаенные желания. Ты хоть представляешь, какой властью будет обладать человек, у которого есть доступ к такой информации? Думаешь, он поделится этой властью хотя бы с тобой, своим ручным мессией?

– Мне не нужна власть, Катрин, – ответил ты. – Человеческая душа – это зеркало, окутанное паутиной печали и безнадежности. Я тоже зеркало, но то, которое не отражает, а все поглощает. В каждом человеке живут страх и боль, а я забираю их себе. Я облегчаю страдания. – Ты кивнул швейцару, распахнувшему перед нами дверь отеля, уступил мне дорогу.

– О господи, ты хоть себя слышишь? Порноролик с участием супермодели – это, по-твоему, облегчение страданий?

Мое восклицание повисло без ответа, так как мы уже вошли в лобби. На нас смотрели. По сравнению с утром теперь в отеле было очень людно. Прибыли делегации и VIP-гости из других городов Азовстана. Повсюду были слышны различные диалекты, суетились слуги, важно расхаживали знатные персоны. Некоторые из них подходили к тебе и почтительно здоровались. Похоже, твоя слава докатилась и до этих мест, во всяком случае, до правящих слоев. Я фыркнула и быстро пошла через все лобби наверх, чтобы переодеться перед церемонией.