Мне так и не представилась возможность обсудить с Игги свое испытание. Стажировка в департаменте была окончена, и на пятый этаж я больше не мог попасть – не позволяла магнитная карта. Может, это и к лучшему.

Помню свой истерический хохот, который обеспокоил даже всегда невозмутимую Линн, когда я носился по заброшенному форту на острове, обнаруживая то старые фигуры солдат, то пушку, у которой задремал, то долбаное дерево, то кучу дерьма этого чертового пса, любителя шоколадных батончиков. Чего не было в этом лесу – так это следов моего присутствия. Ни пакета, ни копья, ни рун. Когда я осторожно поинтересовался у Линн, помнит ли она это место, она посмотрела на меня как на сумасшедшего. Я и сам так на себя поглядывал в зеркало в последнее время.

Одного я не мог понять, откуда у меня на руке взялись координаты, явно записанные моими же собственными каракулями. Еще одна загадка в мою копилку. Свинью-копилку с большим логотипом «Транс-Реалити» на розовом боку!

С Хароном тоже не получилось встретиться, его не было в городе. Тем временем началась очередная неделя стажировки – на этот раз в финансовом департаменте «Транс-Реалити».

Начало этого этапа скорее напоминало посвящение в какую-то духовную школу. Впрочем, я уже перестал удивляться странностям этой корпорации и соразмерять свои ожидания с тем, что видел и испытывал. Лишь впитывал информацию, пытаясь сложить из нее более-менее целостную картину.

В зале для медитаций нас двое – я и Фо Ци. Он сидит напротив меня в позе лотоса, сложив руки под обширным животом. На платформе, сооруженной из пачек стодолларовых купюр.

– Здесь пятьдесят миллионов, – объясняет он таким тоном, словно речь идет о чем-то обыденном. – Дело в том, что в наше время деньги превратились в продукт воображения, они больше не материальны. Таким образом, я пытаюсь напомнить себе, что деньги – нечто реальное, осязаемое, а не просто компьютерные нули и единицы.

Фо Ци возвышается надо мной примерно на метр и, соответственно, на пятьдесят миллионов баксов. Я сижу на обыкновенной циновке стоимостью примерно долларов пятьдесят. Определенно из всей разношерстной компашки боссов «Транс-Реалити» Фо мне наиболее симпатичен, хоть я его почти не знаю. Будто я чувствую, что под толщей его жира скрывается доброе сердце, но тут речь о другом – о том умиротворении и чувстве спокойствия, которое от него исходит. Этот человек сумел достигнуть максимальных высот, затем почти все потерял, теперь вознесся снова. Такие уроки учат тому, что взлеты и падения – лишь часть большой игры, результат которой измеряется вовсе не деньгами. Похоже, он понимал это задолго до того, как был вынужден бежать из Китая. Истинный буддист – думаю я, а он, словно прочитав мои мысли, произносит:

– В буддизме самой большой ценностью является осознанность. К сожалению, из-за осознанности люди часто забывают о важности воображения. Даже сам Будда Гаутама говорил: все, что ты собой представляешь, соткано из твоих помыслов. И если действуешь с дурными помыслами, то несчастья следуют за тобою, словно тень. Ты занимался когда-нибудь развитием своего воображения, Золтан?

– Целенаправленно – нет.

– Хочешь попробовать?

Смиренно киваю. В отделе кадров со мной проводили секс-тесты. В отделе безопасности учили практике осознанных сновидений. Почему бы не позаниматься развитием воображения в отделе финансов?

– Если говорить о силе воображении в контексте буддизма, следует начать с того, что буддистская философия неверно понята европейцами, – начинает Фо Ци. – Проблема кроется в тонкостях перевода. Я имею в виду слово «дукха», которое обычно переводят как «страдание». «Все есть страдание» – в таком переводе первая из Благородных Истин буддизма звучит не слишком обнадеживающе, правда? Более корректный перевод этого слова – неудовлетворенность, беспокойство, томление ожиданием. Именно воображение помогает избежать всего этого, предоставляя возможность увидеть свою цель и путь, ведущий к ней.

Я ерзаю на циновке – ноги, сложенные в лотос, стали затекать. Фо Ци жестом показывает мне, что я могу расслабиться, и продолжает:

– Воображение условно можно разделить на два вида – вредное и полезное. Вредно оно, если наполняет твою жизнь иллюзиями. Полезно, когда помогает тебе создавать мир, приспособленный для твоего личного совершенствования.

– Создавать мир – в фигуральном смысле?

– Все что угодно можно понимать буквально или фигурально – суть вещей от этого не меняется. Мы каждый день заново создаем мир, когда открываем глаза, проснувшись. И также создаем миры, когда спим – куда более продуктивно, чем когда бодрствуем. Знаешь, что мешает воображению, Золтан?

– Ограниченность? – высказываю я догадку.

– Верно. Ограниченность нашей реальности. – Кажется, мой собеседник вполне удовлетворен ответом. – Все дело в том, что, пытаясь вообразить что-то новое, мы используем скудный набор устоявшихся представлений. Проще говоря, наше воображение лишь комбинирует пазлы опыта, и, хотя количество этих комбинаций бесконечно, мы не в силах вообразить нечто действительно новое. Во всем, что мы видим – в реальности или в фантазиях, – мы ищем знакомые нам черты.

Фо Ци кивает на несколько пергаментов в рамках, висящих на стене. Только теперь я замечаю: то, что я поначалу принял за начертанных тушью бабочек – это красиво оформленные тесты Роршаха.

– Когда ты смотришь на чернильное пятно или на облако над головой, ты невольно спрашиваешь себя: на что из того, что я уже видел, это похоже? Мы ищем узнаваемые образы во всем, поскольку среди неузнаваемого мы просто не можем функционировать. Такова природа нашего мышления.

– Да, так проще, – произношу я. – Эволюция научила нас так мгновенно отличать знакомое от опасного.

– Так, конечно, проще. Но также это ограничение, которое удерживает нас в узких рамках нашей реальности. К счастью, это препятствие преодолимо, – улыбается Фо. – Существует троичный путь, следуя которому ты сможешь значительно расширить возможности своего воображения.

Я пытаюсь понять, как вся эта теория соотносится с грудой кеша под его толстой задницей. Пытается ли Фо Ци дать мне какой-то ключ к успеху или просто морочит голову? Демонстрирую ему свою готовность слушать… и не зря. То, что за этим следует, буквально переворачивает мое мировоззрение.

– Итак, ловушка, в которую мы загоняем свое воображение, состоит в том, что в жизни мы опираемся на собственный опыт. И чтобы освободить силу воображения, мы должны отказаться от этого опыта в пользу предчувствия.

– Отказаться от опыта? Я всегда считал, что нет ничего ценнее его.

– Это непросто, но достижимо, стоит только поставить себе такую задачу, – заверяет меня мой собеседник. – Отказ от опыта придет к тебе с опытом.

– Звучит как парадокс… Как можно избавиться от опыта, набравшись опыта?

Фо Ци нагибается к столику, разделяющему нас, на котором стоит традиционный сервиз для чайной церемонии. Он берет чайник и льет в пиалу темно-зеленый чай, продолжая говорить.

– Полную чашку уже нельзя наполнить, верно?

– Да, потому что она уже и так полна. – Я слежу за чаем, который начинает переливаться через края пиалы. Фо Ци берет стеклянный сосуд и льет в чашку чистую воду, делая чай все светлее.

– Точно так же я предлагаю тебе наполниться, чтобы освободиться от того, что тебя наполняет. Посмотри, горячий чай покидает пиалу, замещаясь холодной прозрачной водой. Так и твой предыдущий опыт заменяется новым.

Кажется, я начинаю что-то понимать.

– Но пиала ограничивает количество жидкости, верно?

– Да, мой дорогой друг. Вот они, ограничения нашего человеческого разума. Чтобы побороть эти ограничения, мы должны разрушить границы логики. Это второе правило.

Я вздрагиваю от резкого звука – Фо Ци разносит пиалу в куски ударом чугунного чайника, разбрызгав жидкость по всему столику. Он смотрит на меня с хитрой усмешкой.

– Упс. Кажется, разум не выдержал и разлетелся вдребезги! – пытаюсь пошутить я.

– Ты про осколки? Нет, вся пиала здесь. Просто в другой форме, понимаешь?

– В форме… осколков? Но осколки пиалы не могут служить своей цели, значит, это уже не пиала!

– А ты вообрази, что может.

– Как? Это же нереально!

– Да, в нашей реальности разбитая пиала не существует, как, собственно, «пиала». Лишь как «осколки пиалы», которые не могут быть нам полезны. Однако при достаточно развитом воображении ты сможешь увидеть пиалу в этих осколках и даже выпить из нее чаю.

– Не понимаю как?

– Очень просто. И невероятно сложно. Однако и это очень важно, мой дорогой: чтобы вообразить несуществующее, мы должны утратить веру в реальность!

Я ощутил волнение. В моей голове всплыли приключения в лесу, оставившие реальный след на моей руке. Трип на вечеринке… Происходило ли это в действительности? А почему, собственно, я верю, что происходящее сейчас – реально?

Фо Ци наблюдает за мной, будто догадываясь, какой вихрь мыслей вызвали во мне его слова.

– Положим, я откажусь от веры в реальность, – нервно усмехаюсь я. – Что это поменяет? Разве в реальность нужно верить или не верить? Вот она, здесь и сейчас. Она не нуждается в подтверждении верой.

– Боюсь, ты ошибаешься, Золтан. Сознание – это огромная сила, трансформирующая вероятность в действительность. И в скором времени я постараюсь тебе это продемонстрировать. Не пытайся осознать все сейчас, – произносит он. – Осознание придет со временем и наступит мгновенно – как любое прозрение. А сейчас я хотел бы предложить тебе непродолжительную медитацию. Ты когда-нибудь медитировал прежде?

– Приходилось.

– Просто закрой глаза и постарайся осознать то, что я буду тебе говорить.

Я подчиняюсь.

– Великие мастера учат, что медитация помогает растворить себя в мире вокруг. Почувствовать себя молекулой этого мира, сотканного из стихий, – песчинкой, которую носит ветер. Но при этом человек не должен ощущать ни свою беспомощность, ни безнадежность – так сказать, хороший повод смириться и принять бессмысленность бытия. И я во многом согласен с ними, мой друг, – это прекрасно работает для целой категории людей, называющих себя «осознанными», – словно издалека доносится до меня голос Фо Ци. – Но большинство мастеров зачастую скрывают критически важный навык от своих учеников. Куда интереснее становится, когда ты запускаешь импульс своего намерения в пространство и начинаешь менять эго – менять мир и реальность. Это и отличает осознанных от просветленных. Научить тебя осознанности – думаю, это будет не так уж сложно. А вот заставить тебя достичь просветления – это настоящий вызов!

– Полагаю, долгий путь к просветлению начинается с одного маленького шага? – подал голос я.

– Все верно, – кивнул он. – И вот он, этот шаг. Прямо сейчас ты должен воссоздать в своем воображении этот зал и толстого китайца, сидящего на пачках денег.

Первое задание оказывается совсем несложным.

– Ты должен вообразить эту картину в мельчайших деталях, – требует Фо.

Я стараюсь воссоздать в своем воображении каждую складочку на его животе и даже разглядеть портреты американских президентов, на которых покоятся его ляжки, обтянутые шелковыми шароварами.

– А теперь представь, что здесь нет никаких пачек денег, – продолжает он.

Выбросить деньги из головы оказывается не так уж просто. Но спустя примерно минуту мне это удается – в своем воображении я перемещаю Фо на циновку, подобную той, на которой сижу сам.

– Теперь, Золтан, ты должен представить, что и меня тоже нет в этом зале.

Я послушно стираю Фо Ци из воображаемой картинки. Остается пустое пространство, ограниченное белыми стенами с нарисованными на них яркими мандалами. Какое-то время мой буддистский учитель не издает ни звука.

– Фо? – зову я спустя несколько минут.

В ответ – тишина. Я открываю глаза и вижу, что в зале нет ни китайца, ни его денежного подиума. Поднимаюсь с циновки, не веря своим глазам. Если это какой-то фокус, то его провернули так умело, что я ничего не услышал и не почувствовал. Как они это сделали? Мысль об использовании голограммы я отбрасываю, вспомнив ощущение от пухлой руки Фо Ци при рукопожатии. Потайной люк?

Я как раз ползал по полу, выстукивая покрытие и проверяя каждую щель, когда в дверь заглянула секретарша Фо Ци. Она ничуть не удивилась, когда увидела меня ползающим на карачках и лишь сверилась с чем-то в планшете.

– Господин Фо Ци приносит свои извинения за то, что не сможет сегодня прийти на встречу с вами, – произнесла она со служебной улыбкой. – Он спрашивает, не слишком ли вас утомило ожидание и согласны ли вы завтра присоединиться к нему на прогулке.

Если моя поза и не вызвала у секретарши эмоций, то мое ошеломленное лицо ее явно позабавило. Она протягивает мне мой брифкейс и провожает до лифта. Я держу все вопросы при себе. Уверен, уже скоро я докопаюсь до истины и пойму, что здесь творится.