Глава 20
ЦЕНА ДОВЕРЧИВОСТИ, ИЛИ ВОЗВРАЩЕНИЕ НА СТАРТ
Может, я и ранен, но свинья укусила меня не за голову, так что интеллекта проанализировать предложение Саеда, в котором он хочет использовать судно-приманку, хватило. Но его пришлось творчески переосмыслить.
Теперь флагман двигался, далеко оторвавшись от эскадры. На нем мы собрали приличный отряд из матийцев и бакайцев, усиленный самыми боевито настроенными пленниками. Если случится маленькое чудо и впереди подвернется заблудившийся парусник южан, у нас неплохой шанс пополнить эскадру лишним вымпелом, не говоря уже о провизии и воде.
А лучше два парусника. Или даже три, а то и четыре. Мечты-мечты… Все купцы держатся вблизи берегов, не забираясь в открытое море.
Или мы и впрямь везучие дураки, или мои мечты наконец решили начать сбываться, но на следующий день чудо все же случилось.
Дело шло к вечеру, я прохлаждался на палубе, подставив солнечным лучам обезображенную рубцами коленку, лениво прислушиваясь к процессу обучения попугая плохим словам, коему предавались боцман с парочкой развеселых ребят. Зеленый жадно внимал крайне интересной для него информации, слушатели ржали не хуже лошадей, заживающую ногу ласкал ветерок, хотелось думать только о хорошем и прекрасном.
И вдруг этот сонный мирок взорвался от крика впередсмотрящего:
— Парус! Я вижу парус!
— Да подавись ты беременной селедкой! — взревел боцман. — Докладывай, как на корабле полагается, а не как у мамки в подоле!
— Впереди по курсу парус! Трудно судить, но с виду одномачтовик!
— Вот так уже лучше, а то не докладываешь, а воняешь свиным дерьмом! Сэр Дан, сэр Саед, впереди по курсу замечен парус.
Это боцман будто издевается над моими попытками наладить строгую дисциплину. Всем понятно, что не услышать криков было невозможно, но «дублирует по инстанции». Педант доморощенный…
И впрямь белое пятнышко на той линии, где то ли море переходит в небо, то ли наоборот. Горизонт подернут легкой дымкой, и не разобрать толком. Интересно, откуда впередсмотрящий взял, что корабль одномачтовый? Скорее на айсберг похоже или меловую скалу.
Корабль и впрямь оказался одномачтовым — это стало очевидно примерно через полчаса. А потом вдали, за ним, показались новые белые точки — две штуки. Тоже корабли, и тоже, если не врет впередсмотрящий, одномачтовые. Самые зоркие моряки, вглядываясь вдаль, один за другим начали сообщать, что первое судно, несомненно, галера — уж очень характерный корпус.
Галеры купеческими не бывают. Встречным курсом двигался военный корабль, и готов поспорить на что угодно: два других тоже не мирные мореплаватели. Мы напоролись на эскадру. Три против одного — на первый взгляд расклад, не оставляющий одиночке шанса на победу. Но это лишь на первый. Далеко за кормой, если приглядеться, видна россыпь парусов моего флота. Достаточно сковать противника боем, чуть задержать — и вскоре им придется отбиваться от превосходящих сил. К тому же у нас больше воинов в команде за счет свободных гребцов. Да и некоторые пассажиры умеют топором работать, а то и мечом. Плох тот оружейник, который не умеет обращаться со своими изделиями. Таким образом, даже если все сцепятся в абордаже (что очень неудобно), силы окажутся приблизительно равными. Бой с холодным оружием — дело далеко не мгновенное, да и героизма от нас не потребуется. Знай себе обороняйся, удерживай противника до подхода основных сил.
Вот такие мысли пролетели в моей голове, прежде чем обратился к Саеду:
— Друзей в этих водах у нас нет. Готовимся к бою. Надо постараться сцепиться с первой галерой, не дать ей уйти.
— Попробуем, — кивнул Саед. — Если они понадеются на превосходство в численности, то, может, и две захватим, а то и все три. Одного только понять не могу: что они делают в этих водах?
— Может, из набега возвращаются с севера. Обычная ота из трех галер. Они постоянно туда-сюда шастают.
— Непохоже. Оты ходят от проливов, а не напрямик. В открытое море выходить остерегаются. К тому же у этих очень уж специфический строй. Будто ищут кого-то или перехватывают. Растянулись патрульным треугольником. Так поступают, когда караулят противника или встречают своих, боясь разминуться.
— Не удивлюсь, если они нас караулят.
— В три вымпела против всей нашей эскадры? Демы не настолько безрассудны. Хорошо бы пленных поспрашивать, если они будут.
— А это не может быть авангардом серьезного флота?
— Все может быть, хотя сомнительно. Что здесь делать большому флоту? Только нас ловить. Тогда при встрече с нами дозор должен развернуться для доклада основным силам, оставив одну-две быстроходные галеры следить издали. А эти развернулись на нас, носом к ветру, опускают паруса и прут на веслах, ничего не боясь. Похоже, они приняли нас за своих, причем сразу, толком не рассмотрев. Раз так — значит, встречи с врагом они не ожидают. Только этим могу объяснить их поведение, хотя и не понимаю, зачем они приближаются. Я думаю, следует до последнего не убирать мачту. Сделаем это, лишь когда они поймут, что мы не союзники.
— Да, так и сделаем.
Перед боем здесь спускали паруса. Этим облегчалось маневрирование в динамичном сражении, где ветер то в корму задувает, то с носа. А съемную мачту убирали, чтобы не мешала стрельбе из баллисты, установленной в поворачивающемся станке. В нее, конечно, попасть трудно, но шанс был. Тем более что и многочисленные оттяжки могли подставиться.
Оптических инструментов в этом мире не знали. Разве что Конфидус с большим трудом вспомнил какого-то чудика, соорудившего из горного хрусталя что-то вроде призмы, после чего забавлял народ демонстрациями рукотворной радуги. Линзы, не говоря уже о более сложных вещах, никто не использовал. Здесь, если развернуться, на одних поставках очков можно состояние сколотить.
Применительно к нынешней ситуации можно было не опасаться, что кто-то, вооруженный биноклем или подзорной трубой, издали догадается, что с нашим кораблем что-то не так. Заметить остальные корабли эскадры тоже проблематично — мы сами с трудом могли рассмотреть их паруса. Примитивная до невозможности флажковая азбука использовалась редко и лишь на дистанциях не больше полукилометра, а по морским меркам это практически в упор.
Но все же демы заподозрили неладное еще до подхода на эту дистанцию. Саед, неотрывно следивший за вражеским кораблем, воскликнул:
— Они убирают мачту! Все наверх! Спустить паруса! Убрать мачту!
Моряки, до этого делавшие вид, что жизнь прекрасна, в связи с чем можно вообще не работать, засуетились, выполняя приказ. Теперь притворяться, что мы не враги, бессмысленно. По каким-то одним демам известным признакам нас опознали. Причем разворачиваться не стали, а занялись мачтой. Последнее время южане шли курсом строго к ветру и давно убрали мешающий им парус. Но мачта ничем не мешает, ее убирают лишь в единственном случае: если собираются сражаться.
До сих пор я в морском бою участвовал лишь однажды. К тому же дело было не на море, а на реке, у нас тогда было две галеры, а у противника одна, не говоря уже о подавляющем нашем превосходстве в численности. Тепличные условия, в отличие от нынешних.
Дымка на горизонте — это не к добру. Ветер крепчает на глазах, море, зеркально-спокойное поутру, пришло в движение, и волнение усиливалось с каждым часом. Абордаж раскачивающихся посудин — дело непростое, стрелять из баллист при этом тоже будет весело. И самое главное — не свалиться за борт. Даже в легких доспехах из кожи, укрепленной кое-где стальными пластинами, плавать не получится. Их, конечно, можно быстро скинуть, но одно дело заниматься этим на воздухе, не торопясь, и другое — барахтаясь на воде, а то и путешествуя ко дну. Видимо, не зря при слове «пират» представляется образ загорелого до черноты паренька с обнаженным торсом и в легких штанах — такой вряд ли утонет. Хотя чаще, конечно, треуголка, камзол, ботфорты, шпага — эдакий капитан Блад. Но заметьте, что тоже без железа.
С вражеской галеры в небо одна за другой ушли три тонкие дымовые струйки. Лучники пускают стрелы, обмотанные пропитанной секретным составом паклей — чадит она неимоверно, причем дым разных цветов. Сигнализируют остальным кораблям, что дело пахнет дракой.
Саед, попав в родную стихию морского боя, преобразился. Начисто позабыв про витиеватые обороты, выражался коротко, а иногда даже грубо:
— Левый разворот! Еще довернуть! Еще! Бестолочи! Вы что, хотите врезаться в лоханку свиноедов?! На баллисте не спать! Бейте, пусть у них поджилки затрясутся!
Артиллеристы послушались, баллиста с хлестким стуком выпустила первый снаряд. Во избежание порчи ценного корабля зажигательными бить не разрешили, так что запустили дротик. Вести обстрел с раскачивающейся палубы дело неблагодарное — всплеск поднялся метрах в сорока от цели. Противник ответил тем же, со схожим результатом.
Хоть и промазали оба, но бой можно считать начавшимся.
Наша галера тем временем совершала странный маневр. Разворачивалась по широкому кругу, пытаясь зайти в корму противнику. Надо быть совсем уж косолапым, чтобы такое нам позволить, но демы, как ни странно, сбавили ход и даже начали убирать весла, будто приглашая.
Не люблю, когда враг играет в поддавки. Подозреваю каверзу. Вот и сейчас насторожился и, чтобы не отвлекать Саеда, обернулся к Туку:
— Что они задумали?!
— Как что? Подраться хотят. Хоть и свиноеды, но помахать железом любят. Непросто это при такой скверной погодке. Волна поднимается, очень трудно абордаж проводить на большой скорости. Вот и помогают.
— Это что еще за благородство?!
— Да никакого такого благородства нету. Вот вы представьте, каково будет сходиться, если оба на веслах? Туда-сюда швыряет обоих, тут не только весла сломаешь, а и борта пробьешь при столкновении. Корабль штука нежная, с ним аккуратнее обращаться надо.
Как же нестерпимо в нас желание убить себе подобного, если ради него готовы подстраиваться под маневры противника. На все согласны, лишь бы не разойтись миром…
Вновь выстрелила баллиста. На этот раз чуть удачнее — дротик вонзился в борт возле ватерлинии. Все же по малоподвижной мишени работать можно и при таком волнении. Хотя толку как не было, так и нет. Артиллерия противника сработала еще хуже, подняв столб воды метрах в двадцати перед нашим носом. У меня от сердца отлегло, когда заметил, что их снаряд аналогичен нашему. Или нет зажигательных, или по каким-то причинам не хотят их применять.
Будто действительно в поддавки играем…
Бой один на один — наши основные силы очень далеко, а два корабля демов подойдут минут через десять минимум. Скорее даже больше: ведь им против ветра выгребать. Век скоростей если и наступит в этом мире, то еще очень не скоро, так что в море все одинаково походят на улиток.
Галеры вновь безрезультатно обмениваются выстрелами. Вражеская движется почти точно на запад, к нашим основным силам. Весла ее едва шевелятся, команда просто удерживает судно на курсе, не желая наращивать скорость. Позволяют себя догнать, чтобы наконец взяться за оружие. Саед едва не охрип, выкрикивая приказы. Корабельные маневры даже при таком, еще не сильном, волнении — дело непростое. Малейшая ошибка — и мы въедем в корму противника. Демы, издеваясь, орут что-то неразборчивое, похоже, шутливые советы капитану дают. У кого-то из арбалетчиков сдают нервы — дурной пример заразителен, — и на противника высыпается ливень стрел и болтов. Ответа не приходится ждать: по доскам палубы застучали наконечники, кто-то вскрикнул с досадой. Не раны испугался, а того, что она помешает в драку влезть.
Пусть команда моя не слишком дисциплинированна, но трусов в ее списках не значится.
Стрела пролетела так близко, что оперением едва не задело висок. Тук, опустив забрало, встал передо мной стальной стеной, защищая от лучников. Спасибо, конечно, за заботу, вот только виды прекрасные заслонил своей кривой спиной. Отгонять его бесполезно — не уйдет. Это его обязанность, а с чувством долга у бакайца все в порядке.
Еще минута — и я смогу плюнуть на вражескую галеру. Мы так близко, что обстрел начал затихать — лучники и арбалетчики попрятались за стеной щитов абордажных отрядов. Вот-вот в дело пойдут дротики.
И вдруг неубранные весла по правому борту галеры демов, взмыв, замерли в высшей точке траектории. С левой же стороны они продолжали работать, и корабль начал разворачиваться. Несколько взмахов — и курс его стал почти перпендикулярным. А затем гребная команда заработала с прежней синхронностью, и мы перестали сближаться. Даже более того — дистанция начала увеличиваться. Демы почему-то в последний момент перестали нам подыгрывать.
Почему?! Ответ я нашел сам. Раз мы отсюда можем разглядеть паруса эскадры, то и противник это может. Нетрудно понять, что, пользуясь попутным ветром, свежеющим на глазах, основные силы подойдут быстро, успев принять участие в схватке. И не надо быть великим математиком, чтобы просчитать результаты столь неравного боя.
Корабль, который я уже почти зачислил в свой флот, удалялся. Он не перегружен, и нам ни за что его не догнать.
Судьба, как бы издеваясь, подарила врагу бонус. Очередной дротик, выпущенный катапультой, прошелестел над нашей палубой. Жуткий серповидный наконечник отрубил руку лучнику, после чего сразил бывшего пленника, стоявшего в задних рядах.
— Уходят, свинские отродья! — выругался Тук. — Пересчитали наши паруса и обделались. Экие трусы.
Насчет трусости это он загнул — сам бы небось тоже улепетывал без оглядки от такой силищи. Но все равно я с ним согласен.
Жалкие ничтожные трусы! Стоять! Это уже почти моя галера!
Человек зачастую способен раскрыться полностью лишь в трудный миг. Вот и сейчас, пока мы с бессильной яростью таращились вслед разворачивающемуся дему, на нос выскочил священник и омерзительно пронзительным голосом, подобным звуку дрели, работающей по бетону квартирой выше в раннее субботнее утро, завопил:
— Люди веры истинной! Если слышите меня, то бросайте весла и молитесь Господу нашему! Крепко молитесь! Освобождение в шаге от вас, не уходите!
Немыслимое дело — подействовало! Весла начали работать вразнобой, некоторые, поднявшись, перестали опускаться, мешая другим, затем и вовсе попадали в воду, волочась бесполезным грузом, тормозя движение. Галера, не успев разогнаться, начала останавливаться, не завершив разворота. Наша же, наоборот, ускорялась с каждой секундой.
Все же первое впечатление бывает столь обманчивым… И почему мне этот священник так не понравился? В этот момент я был готов признать его лучшим другом.
Саед взорвался серией приказов, зачастую противоречивых. В воздух взлетели первые дротики, начав увесисто барабанить по щитам. «Кошмар-1» каким-то чудом, чуть ли не на месте развернувшись, неотвратимо надвигался на потерявшего ход врага. Вот затрещали переламывающиеся весла, корпуса с грохотом, отозвавшимся в ногах, соприкоснулись, чтобы вновь разойтись. Но гребцы левого борта продолжали работать, направляя корабль на противника.
Вновь соударение, но уже не носом о корму, а бортами. Суда теперь двигались параллельно, оба теряли ход, подбрасываемые на волнах, сталкивались, начиная после этого расходиться. И вот с палубы полетели крюки на веревках. Цепляясь за что попало, они соединяли корабли, превращая их в единое поле боя.
Последние дротики полетели в демов, те ответили тем же, но никто пока что не пытался перебраться через изменчивую границу, созданную соударяющимися бортами.
— Вперед! — заорал абордажный офицер. — Матия! Матия!
Крик его подхватили люди Саеда, да и бакайцы молчать не стали, исторгая из глоток нечто нечленораздельное, но явно угрожающее. Первый ряд, воины в мощной броне, подался вперед. Корабли стояли неустойчиво, бились бортами, расходились ближе к корме, скрепить их как следует еще не успели — мешал обстрел. В щель меж корпусов угодил один из матийцев, даже заорать не успел, раздавленный меж дощатых стен. Еще несколько повисли на копьях, но палуба — не ровная земля, нерушимый строй здесь создать гораздо труднее. Народ ломился не куда попало, а в места, куда заранее целились метальщики дротиков. Туда же разрядили свое оружие арбалетчики, взявшись за мечи и топорики. Латники, действуя тройками, где двое прикрывают одного, заняли эти точки и, подпираемые бойцами подмоги, начали расширять прорывы.
Саед обернулся ко мне, спокойно, с ноткой самодовольства улыбнулся:
— Удачно встали. Теперь надо побыстрее очистить их корабль от швали. Волна усиливается, нехорошо, когда корабли друг о дружку так трутся.
Сообщив это, он вытащил из ножен меч и походкой прогуливающегося по городской набережной шалопая направился в сторону демов.
Он прав — надо побыстрее очистить палубу трофея от прежних хозяев.
Я не спец в тактике абордажного боя, но сразу понял, что нынешняя схватка сильно отличается от той единственной, в которой довелось побывать. Тогда мы просто зажали кучку врагов со всех сторон, быстро подавив сопротивление. Сейчас, несмотря на численное преимущество, этого не получилось.
Поначалу мы успешно теснили врага к носу, но примерно на середине палубы процесс остановился. Атаковать здесь можно было лишь с одной стороны, получая подкрепление сзади. Так уж получилось, что корабли стояли друг к дружке неровно, Саед не стал дожидаться, когда «Кошмар» полностью поравняется с противником. Теперь с двух сторон от демов было море, как и за спиной. Им отступать некуда, а нам невозможно их обойти.
В рукопашной нет ничего более приятного, чем окружить противника. Получая удары со всех сторон, он быстро задумывается о смысле бытия и перспективах продолжения личного существования, как правило склоняясь к сдаче. Ну или как минимум начинает паниковать, что тоже неплохо.
А теперь мы бодались лоб в лоб на узкой палубе галеры. Одновременно друг против дружки могло выступать не больше пары десятков бойцов. Остальные в лучшем случае метали подобранные дротики, а в худшем орали на все лады, из-за чего командовать было трудно.
Я стоял в задних рядах, притопывая от нетерпения. В принципе меня все устраивало. Пусть демы продолжают упираться до подхода эскадры, а там мы их легко задавим с разных сторон. Но, конечно, хотелось победить собственными силами.
Тяжелая пехота, выстроившаяся в несколько шеренг, чем-то похожа на железобетонную стену. Рано или поздно ты ее развалишь ударами кувалд, только кувалд попортишь немало, а уж сколько времени уйдет на создание бреши… Но это, конечно, как в нынешних случаях, когда невозможно обойти строй.
То-то демы так охотно пустили нас на палубу, почти не мешая. Не хотели обороняться в невыгодных условиях. Тоже не хотят рисковать: ждут подкрепления.
Ждите-ждите… Ваше плетется на веслах, а наше летит под всеми парусами, поймавшими попутный ветер.
Бойцы толкают друг друга щитами, пытаются достать кинжалами. Копья и алебарды бесполезны: слишком тесно сцепились. Нас гораздо больше, но численность здесь не решает.
Руки чешутся пустить в дело Штучку, но таким, как я, в подобную свалку дороги нет. Там латы нужны, шлемы прочные и глухие. Чтобы рваться вперед, дыша врагу в лицо, получать удары, не поморщившись. Никаких фехтовальных изысков — обоюдное давление двух стен. Если не удержался на ногах, то все: затопчут, а на твое место в шеренге ворвутся враги. К тому же колено еще не пришло в себя, а подраненные бойцы в первых рядах не нужны.
Первым подошел «Кошмар-2», что неудивительно. Там командует Арисат, и он, пользуясь служебным положением, вытребовал себе немалую долю умелых моряков. С ходу разобравшись в ситуации, он повел галеру к носу противника. На палубе толпилась абордажная команда: не пройдет и минуты, как демам придется отбиваться с двух сторон, а это надолго не затянется.
Но враг, все прекрасно понимая, не сдавался, на что-то продолжая надеться. И даже действовал.
Под ногами все тише и тише кричали гребцы — судя по всему, их попросту вырезали, наказывая за бунт, спровоцированный криками священника. Мы ничем не могли им помочь, потому что люки были заперты. Крепкие доски, на совесть сколоченные, плохо поддавались топору. Но вдруг один, тот, что на корме, распахнулся сам, и из него на палубу хлынула легкая пехота. Мои старые знакомые — людоловы, первые демы, с которыми столкнулся.
Ох и всласть они меня тогда по лесам погоняли…
Не подумайте, что, любуясь на эту картину, я предавался воспоминаниям. Вовсе нет: пробудившаяся Штучка встретила самого прыткого размашистым ударом по ногам — в задних рядах места для разбега ей хватало. Вторым ударом, на этот раз колющим, я добил дема, лишив местных мастеров-протезистов новоиспеченного клиента. Атаковал второго, но неудачно — тот исхитрился парировать. На его мече осталась глубокая уродливая зарубка — чуть-чуть не хватило силы сломать лезвие. Осознав, что один на один воевать против меня дело неблагодарное, воин попятился назад, подставившись под выпад алебарды.
Вылазка врагов была отчаянным шагом — они оказались в окружении. Пусть здесь не так много наших, но на эту кучку хватило. В считаные секунды окружив противника, мы перебили почти всех. Лишь несколько успели нырнуть в люк, но там их уже встречала орава освободившихся рабов. Уж не знаю, как их усмиряли, но те, выломав скамьи, как были, скованные цепями друг с другом, набросились на хозяев. Невольники разошлись так, что нам пришлось пятиться назад, криками призывая их благоразумию. Те в кровавом угаре не признавали нас за союзников, глупо гибли под ударами мечей и топоров, не жалея себя, давили демов.
Глупо… Напрасные потери…
Пожалуй, впервые участвую в бою, где не принимаю если не главного, то хотя бы решительного участия.
Крики усилились, на носу зазвенело оружие. Демов наконец зажали с двух сторон. А затем над головой прогудел снаряд, ударив в толпу сцепившихся воинов. Вспыхнуло пламя, уши едва не заложило от многоголосого воя. Обернувшись, я увидел разворачивающуюся галеру. Врагу подошла подмога, но, правильно оценив силы, не рискнула ввязываться в бой. Зато нагадила перед уходом, обстреляв из баллисты. На этот раз не дротиками, а зажигательной дрянью.
Сомневаюсь, что артиллеристы целились по своим. Пульнули наудачу — ведь промахнуться по трем сцепившимся кораблям даже на волнах сложно. И не промахнулись. Только вот судьба-злодейка разбила горшок чуть ли не в центре строя южан.
Сопротивление демов и без того уже слабело, а теперь, когда два десятка воинов вспыхнули будто свечи на торте для именинника, и вовсе прекратилось. Пылающие фигурки с воем посыпались за борт, те, которые пострадали меньше, бросали оружие, кашляя и вытирая слезящиеся глаза, падали на колени, моля о пощаде. Их продолжали рубить, хотя кое-где начали вытаскивать из свалки. И лишь я да Саед криками пытались заставить остывающую от боевой горячки толпу заняться тушением пожара.
Если трофей сгорит, то все зря. Мы ведь не просто так в бой вступили, а ради новой площади палуб, продуктов, бочек с водой. Я даже до рукоприкладства дошел, щедро раздавая пинки самым нерадивым. Кое-как собрали все ведра и бочонки, начав заливать пожар забортной водой. К тому моменту огненная жидкость сгорела, так что смыть ее не получилось. От нее занялось дерево палубного настила, причем занялось всерьез. Несмотря на все усилия, пламя прорвалось на гребную палубу, и борьбу за живучесть галеры пришлось вести среди трупов перерезанных гребцов — не меньше полусотни их пало при подавлении бунта и потом, когда часть сумела вырваться.
Людей обливали с ног до головы, затем они ныряли в извергающие дым люки, чтобы вскоре выскочить с пустыми ведрами и, надсадно кашляя, помчаться за новой порцией воды. Я, поняв, что пожар пошел вниз, уже попрощался с трофеем, но Саед не сдавался. Закрыв все люки, кроме одного, он приказал снаружи забивать отверстия для весел смоченной парусиной, не давая огню воздуха.
Это или другое помогло, но спустя пару часов мой флот пополнился очередным «Кошмаром». Выглядело новоприобретение скверно: обгоревшие левый борт и середина верхней палубы, закопченные люки и отверстия для весел, тяжелый запах гари.
Но все это мелочи. Главное, мы смогли перевести с переполненных кораблей четыре сотни воинов и бывших рабов. Больше постеснялись — уж очень дрянные условия на новом «Кошмаре». Ему бы капитальный ремонт, а не плавание… Но корпус цел, воды не пропускает — это главное.
Порадовал груз: пузатые бочки со свежей водой и немудреная походная провизия. Солонину, увы, пришлось выбросить за борт — такое мои люди есть не станут, а вот все остальное уплетут за милую душу. Готовы даже забыть, что это лежало рядом со свининой.
А еще взяли полтора десятка пленников, которых, увы, пришлось отдать на растерзание людям Саеда. У нас слишком мало припасов, чтобы еще и демов кормить. Зато в ходе допроса я узнал много интересного и даже обескураживающего.
Похоже, сильно ошибся в противнике…
В крошечной каюте собралось четверо: я, Саед, Арисат и Зеленый. Последние трое внимательно выслушали мои слова, после чего Арисат расхохотался, хлопая себя по коленям, Зеленый печально вздохнул, заподозрив, что наливать сегодня не будут, а Саед задумчиво произнес:
— Выходит, никакого флота, который нас преследует, нет и это были случайные корабли?
— Похоже, что так. Пленные как один клялись, что все корабли, которые удалось собрать, направили патрулировать прибрежные воды, чтобы перехватывали проходящие суда. Ни одно из них не должно даже приблизиться к нам.
— Разве эти воды можно считать прибрежными?
— Это самый дальний дозор. Сторожит тех, кто сильно от суши удалился. Нас поначалу приняли за таких заблудившихся, вот и направились перехватывать.
— Зачем тогда мы вообще ушли?! — выкрикнул чуть успокоившийся Арисат.
— Нам уже и так добычу девать некуда. Уйти бы с тем, что взяли… — заметил Саед.
— А ты разве передумал героически помирать?! — изумился бакаец.
— Не надо путать героическую смерть с глупой. Мы шли сюда за мастерами, и мы их получили. Теперь надо не потерять добытое. Я правильно говорю?
— Полностью согласен, — кивнул я. — С этими трофеями нам будет чуть проще добраться до дома. Даже если не встретится по пути остров с водой, кое-как должны дотянуть. Так что нет смысла искать другую добычу. Просто уходим. Заметь, Арисат: уходим. Не убегаем. Взяли свое и уносим, оставив за спиной горстку трясущихся трусов. Нам даже не пытались помешать. Ну, если не считать тех свиней, что скорее случайность, вызванная паникой и благоприятными обстоятельствами, чем подготовленная засада. Так и передай людям, чтобы не ляпнули глупого, рассказывая об этом походе.
— Надо сюда не двумя кораблями, а сильной эскадрой вернуться, — мечтательно произнес Арисат.
— Для начала нам до дома добраться надо, а там видно будет, — многообещающе ответил я.
Эх Арисат-Арисат… Был здесь беспечный дем, да весь вышел… Нашего набега теперь долго не забудут, и сюда если и соваться теперь эскадрой, то только при наличии авианосцев.
Не те у нас силы… не те…
Погода, начав ухудшаться днем, к вечеру разразилась штормом. Не страшной бурей, ломающей мачты, но все равно неприятно. Ветер, ревущий среди канатов оснастки, раскачивающаяся палуба, волны, временами захлестывающие палубу, работающие помпы, эпидемия морской болезни.
Стыдно признать, но последняя и меня наконец подкосила. Так-то я к этому делу стоек, но тошнота, вызванная дымом, которого вволю наглотался при тушении пожара, и последствиями принятия вонючих лекарств, что давали для ускорения заживления колена, давала о себе знать. Я долго противился ее позывам, пытаясь удержать ужин в желудке, но, поняв, что вот-вот проиграю битву, причем позорно и внезапно, предпочел сделать это на палубе, в стороне от зрителей.
Не стоит адмиралу выказывать слабость на глазах рядовых матросов.
Выйдя на палубу, едва не столкнулся с Нюхом. Тот, придерживаясь за штормовой леер, передвигался к люку. Даже слепому понятно, чем он занимался у борта: морская болезнь терзала бедолагу посильнее других. Завидев меня, тот нерадостным тоном, перекрикивая ветер, спросил странное:
— Ну и как вам мои заслуги?
— О чем ты?
— Я ведь помог на Железном Мысе с народом разобраться. Они там все глупы до единого, и вы бы до вечера не смогли им объяснить, что происходит. И еще я лично убил две свиньи в бою на берегу. И дротиком попал в лицо самому сильному дему. Ну или почти самому сильному.
— Помог, конечно, и воевал достойно. Молодец.
Мне похвалить нетрудно, а человеку приятно.
— Надеюсь, мои заслуги не будут забыты?
— Конечно, никто не забудет.
— И вы не забудете?
— Не забуду.
Попроси он сейчас корону императора — я бы поклялся, что и ее предоставлю. Да на что угодно согласен, лишь бы он побыстрее скатился в трюм. Морская болезнь, будь она проклята, нешуточно навалилась. Да захоти он наконец выполнить приказ Хорька — лучшего момента не найти. Я немногим опаснее ребенка, к тому же все оружие оставил в каюте.
А вдруг и впрямь убивать начнет? Что, если все его действия — лишь часть хитроумного плана? Отвел от себя подозрения, якобы сразу во всем признавшись, и потом выжидал удобного момента…
Да я почти рад буду, если сдохну. Ох и мутит меня…
Не сдох… Нюх, получив ответы, скрылся в люке. Выдержал экзамен на честного малого. Ну или относительно честного. По крайней мере, убивать меня он точно не намерен.
Когда наконец я сделал свое дело и, борясь со слабостью в ногах, выпрямился, цепляясь ослабевшими пальцами за планшир, с досадой обнаружил, что не один здесь. Проклятье! Да кроме рулевого никого не должно быть, народ весь убрали вниз из-за шторма — там места прибавилось после сегодняшнего боя. Обернувшись, при вспышке молнии различил невзрачную физиономию священника.
Счел уместным оправдаться:
— Дымом надышался при пожаре. До сих пор выворачивает. Да и от лекарств тошнит: колено ведь продолжаю лечить.
— Помолитесь господу, он непременно поможет.
— Лучше спать завалюсь. Утром как огурчик буду. И кстати, спасибо вам. Очень выручили. Благодаря вам мы захватили тот корабль.
— Я заботился лишь о душах, томящихся во тьме нечестивого рабства.
Как по шпаргалке говорит — очень уж неестественно. С епископом гораздо проще — тот как человек выражается, а не цитатник религиозный. Но придется терпеть: этот священник доказал сегодня, что достоин уважения. А что до странных речей, так кто из нас без недостатков?
— Знаете… Если вдруг надумаете остановиться в Межгорье, я замолвлю за вас слово. И не бойтесь иридиан — уверен, что от них проблем не будет. В крайнем случае всегда прикрою. Паства у вас будет немногочисленная, но это пока. Глядишь, развернемся, и вы станете церковным владыкой многолюдного и богатого края.
Пообещав священнику защиту и служебные перспективы, я вновь согнулся, извергая в морские волны даже не остатки ужина, а какую-то липкую слизь. Начисто опустошило, не хуже Нюха страдаю.
Человек — слабая тварь, и в некоторые моменты слабость его проявляется во всей красе. К примеру, при приступах тошноты. От судорожных конвульсий желудка слабеют ноги, темнеет в глазах, звенит в ушах. Начисто отключаешься от происходящего вокруг.
И в этот миг полной беспомощности чьи-то грубые руки обхватили мои ноги, с силой приподняли, толкнули. Уж не знаю, каким чудом ухитрился уцепиться за планшир, повиснув над морем. Прокатившаяся вдоль борта волна пенным гребнем смочила ноги, при вспышке молнии над собой увидел лицо священника и его же руку, в которой блеснуло что-то металлическое. Злорадный, полный торжества голос, заглушил шум ветра:
— Да кому нужно твое вшивое Межгорье, глупый еретик?! За сельского священника меня принял?! Да?! Так знай, что я служу в тайной канцелярии ордена карающих. Цавус будет очень доволен, когда узнает о твоей смерти.
Вот про Цавуса предатель зря упомянул. Эту сволочь я ненавидел больше, чем Гитлера, и одно упоминание поганого имени привело в ярость.
Что?! Хорек будет похохатывать, слушая, как глупо закончил свои дни беспечный страж?! Да размечтался!
Отродье карающих взмахнул коротким ножом, вогнал его в мою правую ладонь, пробив ее до планшира. Занес оружие для нового удара, но я с воплем ярости и отчаяния вскинул свое тело, оторвал левую руку от опоры, метнул ее в горло ублюдка, испытав ни с чем не сравнимое наслаждение, почувствовав под пальцами податливый кадык. Ухватил будто клещами, дернул, уже срываясь в морскую бездну.
Увы — раненая ладонь не удержала тело, да и тощее горло мерзавца слишком хлипкая опора. Но если мне не показалось и впрямь я сумел его порвать в ярости и отчаянии, то меня эта тварь точно не переживет.
Погрузившись с головой, тут же рванул наверх. Надо торопиться, а то корабль уйдет. Вырвавшись на поверхность, завопил как свинья недорезанная, тщетно озираясь по сторонам. Из-за шторма весла убрали, и цепляться не за что. В отчаянии рванул к корпусу судна, но волной отбросило назад. А затем только корму успел разглядеть, да и та быстро растворилась во тьме.
Услышали меня рулевые? Даже если и так, то как найти человека в ночном штормящем море?
До меня отчетливо дошла вся серьезность ситуации. Только что я был адмиралом, распоряжавшимся целым флотом, а теперь не более чем щепка на волнах.
Корабли уходят на штормовых парусах, а я остаюсь сам по себе вдали от своих берегов.
И от чужих…
Надо мной будто шутки шутит кто-то могучий и невидимый. С чего я начал здесь, к тому и вернулся. Один хрен знает где, посреди моря, как в первый раз, при высадке. Тогда я кое-как выкарабкался, но у меня хотя бы бревно было.
Кстати о бревнах — сапоги будто свинцом налились. Чертыхаясь и захлебываясь, с трудом их стащил, отпустив в свободное плавание. Такая же судьба постигла и куртку.
Вот теперь точно как в первый день: штаны да рубаха — вот и все имущество.
Бревна очень не хватает… Но посмотрим правде в глаза: им я тоже не мгновенно обзавелся.
Это я пытаюсь в себе энтузиазм пробудить. Ничего, нам главное побарахтаться, пока заметят пропажу. Потом надо будет найти трезвого попугая, а уж он найдет меня.
Он всегда меня находит…
Кстати, если вспомнить, то в первые сутки моей одиссеи он тоже как-то очень ловко приблудился именно ко мне. Выживу — расспрошу зеленого негодника, может, сообщит что-то интересное по этому поводу, если не станет, как обычно, играть в игру «Я наглый дурак и ничего не понимаю, лишь чужое умею повторять».
Как же холодно… И это называется юг… До смерти вряд ли замерзну — раньше утону. Пловец я неплохой, но попробуй продержись на волнах, где тебя швыряет как пробку от бутылки. Вода попадает в рот, лезет в нос и уши. Хорошо, что желудок чист, только приступов тошноты мне сейчас не хватает для полного счастья. Ветер ревет — непохоже, что шторм собирается успокаиваться.
Долго я так продержусь? Не знаю, никогда не пробовал… Вряд ли помощь успеет. Галера в такую погоду неуправляема, искать меня невозможно. Значит, побарахтаюсь до утра, а то и меньше. Уже сейчас руки свинцом наливаются, ноги слабеют. Слишком много сил расходую.
А еще эта тварь своим ножом оставила мне дыру в ладони. Вода не настолько холодная, чтобы быстро заставить сосуды съежиться, — я, наверное, до сих пор теряю кровь, и остановить ее невозможно.
Сил это не прибавляет…
А еще колено достает. Рана вроде зажила, но ее бы хоть денек еще не трогать. Сейчас разболелась от холодной воды и постоянного движения, и симптомы нехорошие подкрадываются. Как бы судорогой все не закончилось.
Глупо получилось… Преодолеть границу, которой до меня не преодолевал никто. Точнее, не преодолевал столь успешно. Непроницаемый барьер для смертных тел, ловушка для душ добровольцев. Протянул здесь год, кое-какие перспективы наметились, и чем в итоге закончу? Утону, как Муму…
У нее хоть камень на шее был. А у меня ни камня… ни бревна. Полный банкрот.
Очередная волна приподнимает, в этот миг сверкает молния, и чуть дальше и левее на воде замечаю нечто темное. Не знаю, что это, но рвусь туда, будто разогнавшийся лось. Я не в том положении, чтобы пренебрегать исследованиями. И пусть это отнимет лишние силы, но, храня их без дела, я просто оттягиваю неизбежный финал.
Очень трудно в темной комнате искать черную кошку. Молнии сверкают редко, а другого источника освещения нет. Положение предмета среди волн не может отличаться постоянством, да и не факт, что я плыву в верном направлении.
Опять вспыхивает молния. Неудачно — головой зарываюсь в волну, мало что успеваю увидеть. Но замечаю главное: ничего постороннего впереди нет. В отчаянии начинаю молотить руками во все стороны, крутя головой, надеясь, что вновь осветится небосвод.
Есть! Правую руку сводит от боли — раненая ладонь ударяется обо что-то твердое!
Разворачиваюсь, хватаюсь, ощупываю. Блин! Счастье-то какое! Высшие силы, да вы опять издеваетесь! Мысли читаете?! В любом случае спасибо вам огромное, хоть и не перестаю вас проклинать за все эти шутки.
Бревно. Кривое сучковатое бревно. Не так давно попавшее в воду — даже кора частично сохранилась. Небольшое, но мой вес легко удерживает. Обхватив его двумя руками, замираю, чуть ли не блаженствуя. Из мышц уходит напряжение, волны уже не так сильно заливают, дышу почти свободно.
Сейчас отдышусь хоть немного и попробую привязать себя к бревну рубахой. И тогда все станет почти прекрасно. Теперь уж точно до утра не утону, да и о будущем можно подумать.
А жизнь-то налаживается…
