Глава 19 СВИНСКИЕ ДЕЛА
Мои мечты разжиться по дороге новыми кораблями были разбиты о скалы суровой реальности. Первые наши успехи были всем обязаны вопиющей беспечности демов, за долгие годы свыкшихся с мыслью, что это самый что ни на есть глубокий тыл. Но реакция на наш удар была молниеносной. Никаких сомнений, страхов или растерянности: враг действует оперативно, не хуже меня понимая, что следует предпринимать дальше.
А то и лучше…
Я жалкий любитель, а у них опыт десятилетий службы и веков воинских традиций. Рановато мне с такими тягаться. Если уж укусил столь серьезного противника, то улепетывай прочь, тонко тявкая на ходу и умоляя высшие силы, чтобы враг не догнал.
Наши корабли перегружены — это очевидно. Очевидно и желание поправить ситуацию за счет трофейных судов. Неудивительно, что демы перекрыли все движение вдоль побережья. Если раньше здесь куда ни глянь можно было различить парус, то сейчас даже рыбацких баркасов не видать. Несомненно, противник использует быструю связь вроде гонцов со сменяемыми на станциях лошадьми или даже оптического телеграфа. А где-то в стороне море бороздят патрульные эскадры, разворачивая прочь беспечных торговцев.
В общем, шло время, а ничего похожего на потенциальный трофей наблюдатели не замечали. Радовало лишь то, что паруса военных кораблей тоже не попадались на глаза. Видимо, враг еще не успел собрать приличную эскадру, потому и не рискует соваться к нам. Но с его оперативностью не сомневаюсь, что где-то не столь далеко на волнах покачиваются длинные корпуса галер, а команда на палубах потрясает оружием, пританцовывая от нетерпения.
Очень жаль, что я не успел изобрести паровой машины, чтобы уносить ноги побыстрее из таких ситуаций…
Скорость наша была куда ниже, чем прежде. «Паника», и так не отличавшаяся выдающимися мореходными качествами, вовсе сдала из-за перегруза. «Кошмары» номер два и пять вели себя немногим лучшее ее, причем у последнего причина медлительности крылась не в неопытности гребцов, а в каких-то непонятных мне проблемах с корпусом. Нечего даже думать о ремонте на ходу, придется плестись так, как умеет.
К чести Саеда, в штурманском деле он разбирался неплохо, к тому же не жадничал делиться здешними секретами с помощниками, так что к Свиному острову мы вышли удачно — за ночь никто не отстал. Солнце только-только начало подсвечивать небо на востоке, когда наша эскадра приблизилась к берегу. Шумно плюхнулись якоря, две лодки отправились дальше, промеривать глубины у входа в удобный для стоянки залив. Дело это небыстрое, и завести туда корабли мы смогли лишь спустя пару часов после рассвета. Только после этого началась десантная операция. Раньше никак: вдруг нарвутся на серьезное противодействие, а возвращаться за подмогой — ой как далеко.
Из-за проклятого перегруза нам пришлось отказаться от правила иметь лодку при каждом корабле.
Деревня на берегу встретила нас мертвой тишиной. Нет, мертвецов мы не обнаружили, все гораздо проще. Или местных кто-то предупредил, или у них хватило ума догадаться, что эскадра к ним прибыла непростая, но поступили они единственно правильным образом. А именно: все до единого удрали, прихватив скотину и ценные вещи. Получилось как в классике истории таинственных исчезновений: еще тлеют угли в очагах, но дети не гомонят, коровы не мычат и даже облезлой кошки не наблюдается.
Впрочем, кое-кого нашли. В спешке хозяева позабыли выгнать из хлева трех свиней. Или поросят — не знаю, с каких габаритов у них названия меняются. Северяне, что неудивительно, хрюшек не жаловали, потому разведчики сочли их лютыми врагами и приговорили к жестокой казни. Ни в чем не повинную скотину выволокли на улицу, подвесили за задние лапы, развели снизу костры и начали наслаждаться визгом несчастных животных.
Я не склонен к садизму, и подобное зрелище не прибавило мне настроения. Но не то время и место, чтобы начать учить своих людей тем правилам, на которые опираются законы многочисленных обществ охраны животных. Пытаться остановить это в приказном порядке тоже бессмысленно: только продлю муки несчастных хрюшек и народ введу в изумление.
Что за страж, который защищает поганых животных? А еще он мало что помнит о делах своего ордена и многих других вещах. Как-то все это очень подозрительно…
Надо сказать, что от идеи запастись свининой тоже пришлось отказаться. Не самая лучшая идея начать ломать вековые устои среди людей, набитых битком в несколько деревянных скорлупок. Хотя злые языки уже доложили, что обитателям Железного Мыса неоднократно пришлось отведывать запретный плод. Выбор тогда был прост: или ешь, или голодай. Может, демы грубо издевались, может, тонко ломали пленников — не знаю.
Надо сказать, процедура мук животных привлекла толпу зрителей и помощников палачей. Энтузиазм был столь бурным, что, проявляй они такой на трудовом поприще, — я бы уже владел промышленной империей. Саед эту сутолоку тоже не оценил и отдал несколько приказов, суть которых сводилась к следующему: «Все бегом разбежались искать пожрать и выпить».
Кстати, этот приказ все бросились исполнять со столь же бурным энтузиазмом. Из окон и дверных проемов на землю вылетали предметы утвари, инструменты, мешки, корзины. Кто-то с улюлюканьем гнался по улице за позабытой хозяевами курицей, наперерез обезумевшей от осознания неизбежности скорой кончины птице мчались еще двое. Сразу в двух местах начал подниматься дым пожаров. Попугай, с помощью или черта, или неведомого органа чувств всегда знающий, где именно происходит процесс употребления алкоголя, резво сорвался с плеча и, брызгая слюной, самонаводящейся зеленой ракетой направился к разграбляемому богатому дому.
То, что я сейчас наблюдал, меньше всего походило на упорядоченную реквизицию, о чем и сообщил Саеду:
— У нас не воины, а шайка грабителей.
— Моряки на корабле и на земле отличаются как небо и земля, — беспечно заметил матиец.
— Может, и так, но до сих пор подобного не замечал.
— Устали ребята, вот и расслабляются.
— Я не вижу боевого охранения за окраинами деревни.
— Конечно, не видите, потому как его попросту нет. Против нас ведь простые крестьяне на нищем острове. Вся их жизнь — это репа, рожь. От наших разве что свиньями отличаются и тем, что молятся иначе и иному. Воины знают, что здесь им ничто не грозит, вот и расслабляются. Бесполезно ставить дозоры, они неминуемо нарушат приказ ради того, чтобы принять участие в грабеже. Казалось бы, есть строгие правила касаемо добычи и ее дележа, но все равно каждый старается пощупать чужое добро своими руками. И — увы, ни вы, ни я в такие моменты не являемся непререкаемыми авторитетами. Проще смириться, а если поступать мудро, то лучше процесс возглавить, иначе ради пары отрезов мешковины и вонючей овчины эти шалопаи разнесут деревню по бревнышку, причем заниматься этим будут целый день. А если еще задумают пошарить по округе в поисках девок, там скрывающихся, то вообще на неделю здесь останутся.
— Ну так пошевеливайте их, чтобы быстрее стаскивали добычу к лодкам. И пусть используют не только наши лодки, но и местные, рыбачьи. Иначе будем долго переправлять захваченное на корабли. И про воду не забывайте: каждую найденную бочку залить из колодцев и доставить в трюмы. Я не уверен, что у нас получится выйти к острову, где остался темный храм, а других мест, где их можно будет наполнить, не знаю.
— Выйти мы, может, и выйдем, но кто знает, что нас будет ждать возле того храма. Темные не любят, когда с их капищами дурно обращаются.
— Вот-вот…
Оставив Саеда наводить порядок в процессе разграбления деревни, я решил посмотреть, чем жили местные. В первом же доме обнаружил группу вояк под предводительством Тука. Горбун деловито складывал в кучу какое-то бедно выглядевшее тряпье, парочка мужичков разбивала грубые тарелки и кувшины, еще один, выбравшись из подпола, гневно проорал:
— У них там поганое мясо висит! Ни к чему я там прикасаться не буду!
— Пасть заткни, пока я тебе поганое сало в глотку не запихал до самой задницы! — пригрозил ему Тук. — Сэр страж четко приказал: поганое не брать, а остальное как раз брать. Вот и тащи все, что на свинину не похоже. Кстати, вот и сам сэр страж. Мое вам почтение.
Похоже, в этом доме хоть какой-то порядок соблюдается.
Деревня была небольшой, и я не затратил много времени на изучение почти всех ее домов. Везде, даже в самом богатом, картина была одинакова. Стены саманные, крыши крыты соломой, жердевой пол, чуть приподнятый над землей, иногда присыпанный рубленым камышом. Мебель забавная, плетенная из тонкой лозы, овальные очаги из затейливо подобранных камней с чем-то вроде подвесной плиты над ними, маленькие квадратные окошки, затянутые бычьим пузырем. Скотина живет на своей половине, люди на своей, причем условия содержания первой немногим отличаются от тех, в которых ютятся хозяева.
Принципиальных отличий от домов своих крестьян так и не обнаружил. И ровным счетом не понимаю, чего притягательного в грабеже подобной нищеты? Или пираты живут по принципу «пять старушек — рубль»?
Похоже, так оно и было — энтузиазм народных масс не иссякал. Двое деятелей ухитрились подраться и отправились под арест, сдав оружие, еще один, отведав трофейного вина, чудом не утонул в уборной, и подобных мелких приключений хватало. Я нервничал, вспоминая зимнюю войну, в которой мое войско мало чем отличалось от этой разгулявшейся толпы.
Положение ухудшали освобожденные пленники. Им запретили сходить на берег, но никто и не подумал останавливать тех, которые возвращались с лодками, перевозившими на корабли воду и провизию. В итоге помимо сотни с лишним вояк в деревне оказалось в два раза больше гражданских лиц, в плане «пограбить и выпить» настроенных столь же решительно.
Я уже понимал, что припасов, найденных в этой деревеньке, нам не хватит, но, столкнувшись на личном примере с особенностями процесса грабежа, начал сомневаться в уместности идеи продолжить начатое в других населенных пунктах. Уж лучше поголодать на скудном пайке, чем превращать войско в стадо.
Определенно надо что-то менять в этом аспекте армейской дисциплины. Хотя что делать с людьми, для которых грабить побережья — все равно что дышать, причем занятие это обросло нерушимыми вековыми традициями?
Народ с шутками и прибаутками тащил к лодкам остатки невывезенного добра, самые азартные продолжали метаться среди пожаров, пытаясь урвать хоть что-нибудь еще, командиры, срывая глотки, орали во все стороны, созывая тех, кто обыскивал округу в поисках спрятавшихся носительниц юбок. Светило солнце, чирикали птички, на разные голоса горланили песни счастливчики, подогревшиеся деревенской брагой, а то и винцом. Попугай, появившийся непонятно откуда, брякнулся на плечо, дохнул в ухо алкогольным выхлопом и неуверенно пробормотал:
— Малышка, что-то здесь не так. Я чувствую себя лысым ежиком в лисьей норе. А ну-ка выглянем в щелочку, вдруг к сеновалу твой папаша крадется.
— Уверен?
— После твоего дрянного пива и гнилых сосисок я если в чем уверен — так в том, что ближайшее время придется пожить в нужнике.
Зеленый, надо признать, поболтать любит, сыпля заимствованными фразами, но, как правило, все его слова хоть каким-то боком относятся к ситуации, при которой сказаны. Если птиц чувствует себя не в своей тарелке, самое время насторожиться. Ведь это не просто летающий комок перьев, а лучший в этом мире детектор погани.
— Саед!
— Что случилось?!
— Зеленый беспокоится. Возможно, чует погань. Он, правда, когда наклюкается, почти бесполезен, но надо поторопиться.
— От тебя тоже пользы — как от коровы икры, — возмутился птиц и мрачно добавил: — Определенно нам сегодня опять наваляют.
Что он этим хотел сказать, я не успел уточнить. Где-то вдали, едва перекрывая крики мародеров и пьяные песни, послышался непонятный звук. Будто приближается огромная стая шумно машущих крыльями ворон. Нет, скорее такое услышишь, если приложишь ухо к муравейнику. Тоже нет…
Вот! Будто стадо лошадей приближается!
— Тревога! — заорал первым все осознавший Саед. — Заслоны на улицы! Приготовиться к атаке конницы!
Может, мои люди и любят пограбить, да и не всегда дисциплинированны, но одного у них не отнять: в случае опасности бросают все дела и шевелятся быстро. И минуты не прошло, как большая часть бойцов, собранных на берегу, выстроилась в несколько отрядов между избежавшими огня домами. Остальные поспешно укрепляли слабые участки, стаскивая туда телеги и разный хлам. Между ними суетились перепуганные бывшие пленники. Некоторые из них внезапно вспомнили, что им вообще-то было строго приказано находиться на кораблях. Преисполнившись рвения, они бросились к лодкам и начали выбрасывать из них добро, стараясь набиться туда поплотнее. Первая же посудина опрокинулась, едва отойдя от берега, остальным тоже мало что светило. Наводить порядок в этой запаниковавшей толпе было некому — все, кто сохранил соображение, приготовились встречать вражескую атаку.
Кто же мчится сюда, стуча копытами? Ответ я прекрасно знал. Не надо считать врагов глупее себя. Про наше вторжение знают, отряды береговой охраны приведены в полную готовность. А какой род войск лучше всего способен защитить вытянутую линию побережья от нападений? Флот? Не смешите — это сколько потребуется кораблей, чтобы перекрыть все подходы. Хоть один разрыв в их цепи — и враг проникнет, сделает черное дело и уйдет безнаказанно.
Тогда чем работать? Да элементарно: наладить систему связи и держать отряды конницы на подобные случаи. Как только придет известие о высадке пиратов, воины взлетят в седла и помчатся карать морских грабителей.
Сколько их на этом острове? Я не знал. Зато точно понимал, что в лодки за один раз поместится не больше трети собравшихся на берегу людей, и они не успеют даже один рейс выполнить до начала боя. Мы или победим, или все здесь останемся.
Шум все ближе и ближе. Я до боли в глазах вглядываюсь в дорогу, скрывающуюся за холмом. Вот-вот из-за него выметнется конная лавина.
И вот показались первые…
Но нет, ошибка вышла — это не всадники.
Как типичный городской житель, я мало что соображал в сельском хозяйстве вообще и в животноводстве в частности. Понимание того факта, что, допустим, курицы не растут на деревьях, для людей, подобных мне, знание чуть ли не избыточное. И правильно: зачем нам, оторванным от матушки-земли обитателям заасфальтированных мегаполисов, засорять мозги подобным хламом.
О свиньях я знал немногим больше, чем о курах. На деревьях тоже не растут, а живут вроде бы в хлеву. Если не ошибаюсь, это одомашненные дикие кабаны, всеядные, безусловно, хронически грязные, с жирным мясом, запрещенным к употреблению в ряде религий. До какого размера вырастают эти создания, я понятия не имел, но сильно сомневался, что можно встретить особь, дотянувшую до веса в полтонны. Сто — двести, ну, может, чуть больше килограммов — большего я им дать не мог.
Еще доводилось слышать или читать, что в силу своей всеядности животные эти могут быть опасны для человека. Им можно скармливать трупы, случается, хрюшки съедают оставленных без присмотра младенцев.
Свиньи, выскакивающие из-за скрытого холмом поворота дороги, были опасны не только для младенцев. Взрослым тоже следует держаться как можно дальше от таких исполинов. Какие там двести кило — тут попахивает чуть ли не тонной. Отожравшиеся до неприличия серовато-розовые бурдюки, сгустки колышущихся жировых складок, покрытые неряшливыми пучками щетины, тупые рыльца, выступающие из ненормально раздутых щек. Босху следовало рисовать именно их, а не издеваться над человеческими лицами.
Стадо огромных, ненатурально выглядевших тварей — вот кто это, а не свиньи. С последними их роднил лишь характерный визг, который они дружно издали при виде нас.
Саед неожиданно дрожащим голосом произнес:
— Садки! Они открыли садки! Смилуйся над нами, боже!
Народ испуганно загудел, в строю наметились панические движения.
— Всем стоять! — заорал я. — Это всего лишь свиньи! Вы любите их сжигать?! Вот и прекрасно — сейчас целое стадо можете отправить в огонь!
Честно признать, предпочел бы с тяжелой конницей столкнуться, чем с подобным «воинством». Понятия не имею, о каких садках говорил Саед и почему вообще эти трусоватые животные ведут себя столь агрессивно. Выживу — непременно расспрошу тех, кому тоже повезет. Если эта хрюкающая орава, подобно разливающемуся потоку выплескивающаяся из-за холма, так и не закончится, я никогда не узнаю ответов на вопросы, потому что останусь здесь, втоптанный в землю тысячами копыт.
С души камень упал, когда на моих глазах вал тварей поредел, сходя на нет. Их было много, очень много, но все же не настолько, чтобы спешно дописывать завещание. Сотни две, пожалуй.
— В дома! Всем забраться в дома! Бросайте строй! — закричал я, первым следуя своему приказу.
Глупо верить, что тройная цепочка копейщиков остановит такую лавину, — это мне стоило сразу сообразить. Лошадь пугается подобного препятствия, лишь самые редкие, специально обученные боевые кони способны преодолевать строй тяжелой пехоты, да и то везет при этом далеко не всем. Сомневаюсь, что здешним свиньям вообще ведом страх. Судя по тому, как они припустили при нашем виде, у них лишь одно на уме: растоптать, смешать с грязью, сожрать.
А уж как зловеще визжат и похрюкивают…
Народ рванул в укрытия с такой скоростью, будто там вкусно кормят и наливают бесплатно. В дверях дома, к которому бросился я, возникла давка: два латника застряли в проеме, остальные пытались их затолкать внутрь при помощи пинков. Ждать развязки событий не стал — направился к следующему жилищу. Уже внутри сильно пожалел, что оставил арбалет на корабле. Маленькие окошки будто созданы для стрельбы. Увидев, как следом забегает один из разведчиков с луком за спиной, приказал:
— Лезь на крышу, оттуда стрелять будешь!
Тот молча забрался на стол, оттуда подпрыгнул, подтянулся, закрепился на какой-то жердине, начал торопливо разгребать солому.
Кроме разведчика в одном доме со мной оказались два копейщика, неразлучный Тук, матиец с алебардой и невесть как затесавшийся подмастерье с Железного Мыса. Из оружия у него был лишь молот, а из доспехов нагрудник.
— Ты и ты! — указал я на копейщиков. — Встаньте перед дверьми и колите всех, кто сюда полезет.
— Может, лучше я встану в дверях, а они с боков бить будут, — предложил Тук. — На мне ведь латы, тварям трудно будет до мяса добраться. Свинье против доброй стали трудно придется.
Идея была здравая, и я кивнул:
— Так и сделай. Ты, матиец, стой рядом со мной. Если свиньи все же прорвутся, будем их рубить. А ты, мастеровой, спрячься в угол и молись богу, чтобы до тебя не добрались.
Местный дом имел одну перегородку, разделяющую его на две половины. В первой жили люди, во второй держали скотину. Негигиенично, но мои крестьяне поступали схожим образом — так им гораздо удобнее. Мы находились именно в «человеческой» половине — большой комнате, центр которой занимал стол, вдоль стен тянулись топчаны и что-то вроде шкафов, плетенных из лозы, ближе к дверям располагался хитроумный очаг, или, скорее, примитивная печь.
Не знаю, на что способны эти свиньи, но счел двери самым слабым местом. Их даже закрывать бессмысленно — тонкие жерди, связанные лозой и утепленные мхом. Собака боком почешется — и развалятся. Видимо, остров небогат лесом, раз на такие ухищрения идут.
Снаружи истошно закричал умирающий. Я такого уже успел наслушаться — ни с чем не перепутаю. Не повезло кому-то…
Топот копыт слился в единый гул, сквозь который, сверля мозг, пробивалось хоровое визжание сотен глоток. Выглянув в окошко, я успел увидеть развязку драмы. Латники, устроившие затор в дверях, так и не успели освободить проход. Доспехи сцепились друг с дружкой. Пытаясь решить вопрос силой, они налегли с таким усердием, что не выдержала рама, завалившись вместе с ними. Оставшиеся на улице рванули внутрь по спинам товарищей, кто-то при этом упал, еще более усугубив затор, — вслед за ним попадали остальные. В эту копошащуюся человеческую массу вломилась свиная туша и, разинув пасть, более уместную для аллигатора, чем для хрюшки, чуть ли не мгновенно освободила голень первой жертвы от мяса.
Бедолага заорал как резаный, его крик подхватили сразу в нескольких местах. Куча воинов скрылась под слоем колышущихся жировых складок, из которых, будто антенны футуристических звездолетов, торчали завернутые штопором хвосты.
С этими тварями и в самом деле что-то неладно, раз они обзавелись наборами острых клыков.
Я еще больше пожалел, что под рукой нет арбалета.
— Что ты там копаешься?! — крикнул вверх. — Стреляй давай!
В ответ хлопнула тетива, затем затрещали жерди, и с коротким, но эмоционально насыщенным возгласом лучник рухнул на стол, приложившись с такой силой, что ножки не выдержали и мебель частично развалилась, из-за чего стрелок покатился на пол. Недотепа неуклюжий! В следующий миг Тук выругался еще более грязно, чем стрелок, затем по железу лат ударило чем-то твердым, чуть ли не под ухом торжествующе завизжали, копейщики сделали синхронный выпад. Их цель была для меня невидимой, пришлось чуть повернуться.
В дверях над повергнутым горбуном топталась исполинская туша, изо всех сил старающаяся проникнуть в дом. Двое воинов, проткнув ее копьями, навалились на древки, с трудом удерживая визжащую тварь. То, что через несколько секунд она победит, легко преодолев их усилия, не вызывало сомнений.
Шагнув к дверям, я выбросил Штучку в длинном выпаде и, коснувшись торцом свиного пятачка, освободил клинок. Голова твари раскрылась багровым цветком, хлынул столь обильный кровавый поток, что я побоялся за Тука — как бы не захлебнулся бедолага. Освобождать горбуна было некогда — по еще дергающейся туше убитой хрюшки уже пробиралась следующая. Копейщики освободить своего оружия не успевали, Штучке тоже требовалась перезарядка — лезвие пряталось в древко далеко не мгновенно. Положение спасало лишь то, что копытной твари было неудобно лезть через узкую дверь, тем более что под ногами не твердая земля, а черт знает что. А еще сильно выручил матиец. Не дожидаясь указаний, метко вонзил четырехгранный шип наконечника алебарды в глаз визжащему чудовищу, после чего надавил и с натугой провернул.
Два — ноль.
Убрав лезвие Штучки, я облегченно вздохнул. Ситуация улучшилась: двери теперь прикрыты баррикадой из парочки туш. Туку, наверное, не очень приятно под ними валяться, но ему не привыкать к подобным унижениям, да и как поможешь? У нас сил не хватит сдвинуть в сторону гору мяса, к тому же при этом мы откроем дорогу для стада, беснующегося на улице.
Стадо, кстати, не прекращало попыток вломиться в дом. Одна относительно мелкая свинья (каких-нибудь полтонны — сущие пустяки) упрямо карабкалась на груду тел. Копейщики начали бить ее в голову, моя помощь здесь не требовалась — не пропустят. Зато возникли проблемы в тылу: за спиной затрещала ломаемая дверь, визгливо заорал мастеровой.
Обернувшись, увидел, что огромная хрюшка стоит на пороге хлева. Наклоненная голова медленно поворачивалась в обе стороны, красные глазки, утопленные в жировых складках, внимательно оценивали обстановку. Тварь примерялась к добыче, растерявшись от ее обилия. Затем, сделав выбор, с визгом набросилась на вжимающегося в угол мастерового.
Я даже не подумал бросаться на помощь. Может, это и эгоизм, но свинья некоторое время будет занята добычей, а вот ее товарки, рвущиеся следом, скорее всего, выберут себе новые цели. И одной из целей буду я, что недопустимо.
Потому, перепрыгнув через обломки стола, успел подскочить к двери в хлев в тот момент, когда вторая тварюга показала уродливую голову. Именно к ней прикоснулась Штучка, взорвав череп освобождающимся лезвием. Агонизирующая туша по инерции сделала пару шагов, будто по заказу перегородив проход. Странно, но больше желающих пробраться в дом с этой стороны не нашлось — видимо, только две гадины догадались воспользоваться альтернативным путем.
Бросился в угол, где прорвавшаяся свинья рвала заунывно воющего мастерового. Нечего и думать быстро прикончить такую громадину честным путем. Сквозь эти центнеры жира ни за что не доберешься до жизненно важных органов. Разве что в глаз алебардой, но такой удар возможен лишь в идеальных условиях. Потому спрятал лезвие Штучки, дождавшись, когда оно нехотя уйдет в древко, лишь после этого приставил оружие к мясистому затылку хрюшки и освободил серебряную сталь.
Четыре — один. Мастеровому не выкарабкаться, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять: последние секунды доживает. Да и лучник что-то подозрительно долго копошится среди обломков стола. Похоже, серьезно ногу повредил при падении.
Обернулся. В дверях копейщики с матийцем продолжали отоваривать прорывающуюся внутрь свинью. Получившая десятки ран, захлебывающаяся кровью, она продолжала упорно сучить копытами, пытаясь добраться до воинов. Заглянул в хлев. Пусто — никто больше не прорывается с тыла. Это хорошо, но не успокаивает. Будь дома бревенчатыми — тварям до нас ни за что не добраться, но местный саман не внушал доверия. Если туша в тонну весом как следует разгонится, скорее всего не выдержит стена. Эдакий живой таран получится.
Кстати, живые тараны мне здесь видеть уже доводилось. Так вот что напоминают эти бугристые, покрытые складками тела! В памяти мгновенно всплыли первые веселые деньки и тот живой колосс, снесший стену поселения изгнанников.
Как бы напоминая, что сейчас не время предаваться воспоминаниям, ноздри защекотало, а глаза налились слезами от едкого дыма. Задрав голову увидел, что в дыре, устроенной лучником, мечутся языки огня.
Проклятье! Очень зря мои разошедшиеся не на шутку вояки подожгли парочку домов! В деревне, где даже самый богатый дом щеголяет соломенной крышей, это чревато одним — рано или поздно выгорит все. Вот и сейчас ветер разнес горящие ошметки по округе, и часть их принесло к нам.
Солома горит весело — не пройдет и пары минут, как нам придется выбираться наружу, а этого хочется меньше всего. Если внутри можно отбиваться достаточно успешно, то на улице нас втопчут в землю, и Штучка ничем не поможет.
— Горим! — из-под туш свиней глухо промычал Тук.
Подскочив к дверям, я прикончил все еще барахтавшуюся хрюшку и заорал воинам:
— Вытаскивайте его, я прикрою!
Скажи мне, что человек, пусть даже облаченный в латы, может выжить под грузом в пару тонн, да еще и кое-как общаться при этом, — я бы не поверил. Расскажи, что тройка перепуганных мужиков неатлетического телосложения сумеет выдернуть его из-под гнета в тридцать секунд… Да я бы на такое расхохотался.
Через тридцать секунд Тук стоял на ногах. Выглядел он как кусок фарша, залитый кровью, но держался бодро и даже вскинул секиру в салюте, демонстрируя готовность к битве.
— Ты и ты! — крикнул я копейщикам. — Хватайте парня под руки, у него, похоже, сломана нога. Выберемся через хлев и бегом мчимся к соседнему дому. Здесь нельзя оставаться: сгорим все. Мы с Туком и матийцем будем вас прикрывать. Только смотрите, не застряньте в дверях.
— А мастеровой? — не понял матиец.
— Обернись! Нет больше мастерового. Ему уже не помочь, пусть горит, а вот мы еще живы.
Выходить на улицу хотелось так же сильно, как поплавать голышом посреди стаи акул. Но выбора не было. Чуть не зажмурившись от страха, я выскочил из хлева, держа Штучку наготове. Беглый взгляд — обстановка ясна. Большая часть свиней пытается вломиться в занятые людьми дома. Пусть кирта у защитников нет, но, пользуясь узостью дверей, те отбиваются успешно, нанося противнику огромные потери. Но и нашим досталось: там и сям виднеются ошметки тел тех, кто не успел забраться в укрытие, а как минимум в одном жилище уже хозяйничают твари. Несколько лучников и арбалетчиков, догадавшихся забраться на крыши, работают без устали, но стрелы и болты лишь злят тварей. Не свалить их мелкими ранами.
Соседний дом близко, но дверь его завалена окровавленными тушами. Перебраться через них можно, однако нас пятеро при раненом — быстро никак не получится. К тому же на эту груду пыталась вскарабкаться разъяренная свинья — ее придется прикончить, еще больше усугубив преграду.
— К хлеву! — коротко бросил я.
Народ мчался следом, не обращая внимания на крики покалеченного: волочащаяся по земле сломанная нога не прибавляла ему настроения. Подскочив к двери в хлев, я не смог войти внутрь — мешала исполинская свинская задница. Прекрасно понимал, что, атакуя эту часть тела, я вряд ли вызову быструю смерть, но руки решили иначе — приставили торец Штучки к коже, палец нажал на кольцо, подав его вперед. Меня от макушки до пяток забрызгало кровью и мерзкими ошметками, истошно завизжавшая тварь рванула в глубь хлева, но вынуждена была остановиться по причине того, что рваться, собственно, было некуда: все помещение было забито ее товарками. Штук семь громадных тварей пытались, как и в нашем доме, пробраться в тыл защитникам, и мы случайно нарвались на всю стаю.
Вот это называется попали…
Мысли в голове летали стремительно. Этот дом крайний — дальше открытая местность. Дом напротив занят свиньями, следующий горит, как и тот, который мы оставили. Постройки здесь не жались друг к дружке, и чтобы добраться до нового укрытия, надо преодолеть полсотни метров. С покалеченным на руках, с Туком, хоть и бодрящимся, но хромающим на обе ноги, мимо там и сям бегающих отдельных тварей, к которым, несомненно, бросятся на помощь целые орды…
Похоже, Дан, ты не просто попал, а попал всерьез. Альтернативы нет — мы или укроемся в этом доме, или сдохнем на улице.
— Тащите раненого через дверь! Матиец, помоги им! Тук, держись рядом, надо не дать вырваться этим гадинам из хлева!
Горбун кхекнул, добавил секирой по заднице пострадавшей свинье, тут же отскочил назад, занося оружие над головой.
Надежный товарищ.
Я не стал прятать лезвие в древко. На перезарядку уйдет секунд семь-восемь, и вряд ли стадо в хлеве все это время будет терпеливо выжидать. Шагнув внутрь, без разбора нанес несколько колюще-режущих ударов. Завоняло будто на скотобойне, от хорового визга заложило уши. Подраненные твари начали метаться, со всей дури ударяясь друг о дружку и стены, отчего дом начал трещать, а сверху посыпалась солома. Позабыв про первоначальный замысел проникнуть в жилую половину, свиньи начали разворачиваться в сторону угрозы.
В мои планы не входило заканчивать жизненный путь на унавоженной земле перед грязным сараем, потому отступил назад, сразу отскочив в сторону. Очень вовремя — наружу одна за другой начали выскакивать твари. Первой Тук от всей души заехал по шее. Я горбуна знал давно, и также знал, насколько он силен. Будь на месте свиньи лошадь — девяносто из ста, что лишилась бы головы. Но эта образина лишь завизжала еще громче, и только прикосновение Штучки, подрезавшее жилы на левой передней ноге, свалило тварь на землю. Причем уже оттуда она, извернувшись, ловко хватанула Тука за ногу. Несмотря на толстый, усиленный железом и бронзой сапог, он заорал, начав суетливо рубить гадину.
Вторая свинья попросту перепрыгнула через преграду. Ловкая, несмотря на размер. Я не успел ее достать, а вот следующая, повторившая такой трюк, поплатилась — лезвие Штучки вонзилось в бок, и тварь, продолжая полет, выпотрошила сама себя — внутренности выпали из распоротого брюха. Визжа куда больше обычного, хрюшка помчалась по улице, разматывая кишки.
Не знаю, насколько умны эти монструозные свиньи, но четвертая, видя, чем закончился полет ее предшественницы, притормозила перед прыжком. Но хотя пространства для разбега в хлеве не было, скорость ухитрилась набрать, а массивную тушу трудно остановить мгновенно. Взрыхляя копытами утрамбованный навоз, тварь так резко припала на передние ноги, что зарылась пятачком. Я почти без замаха нанес колющий удар в глаз, но лезвие хоть и покалечило, в череп прокинуть не смогло — слишком широкое для подобного.
Раненая свинья, должно быть, испугалась, резко подалась назад, помешав оставшимся выбраться. И тут мимо меня внутрь хлева шагнул невесть как оказавшийся здесь Саед. Припав на колено в длинном выпаде, он поразил хрюшку в уцелевший глаз, затем изящно, будто перетекая, отпрянул назад, спокойно вышел наружу и скучающим голосом дал совет:
— Сэр Дан, вы бы отошли в сторону, сейчас они все бросятся на нас, и узость двери их не остановит.
Совет оказался ценным: не успел я толком отскочить, как дверная рама вылетела, оказавшись на манер хомута нацепленной на шею очередной хрюши-рекодсменки. Саед, отходя в сторону, небрежно, будто маша платком, повел рукой. Узкий, изогнутый в обратную сторону клинок коснулся бока твари, прошел по нему до задней ноги. Не знаю, как это матийцу удалось провернуть простым оружием, но толстый слой сала свинье не помог — на землю вывалилась новая порция внутренностей. Тварь попыталась извернуться, чтобы достать убийцу, но капитан ускользнул от клыков с изяществом матерого тореадора.
Похоже, смерть от грязных животных он считает недостаточно героической, раз ведет себя столь осторожно.
Из-за угла выскочила новая свинья, как будто тех, которых мы еще не успокоили, было недостаточно. Не обращая на людей внимания, она пронеслась в нескольких шагах, обиженно повизгивая. Я не поверил своим глазам, когда увидел, что эта тварь пробита насквозь дротиком из корабельной баллисты — острие метательного снаряда торчало из правого бока. Хорошо бы найти стрелка, сумевшего сделать такой выстрел…
Бой дело быстрое: миг потеряешь — и тут же об этом пожалеешь. Очередная свинья, выскочившая из хлева, сумела увернуться, не дав себя выпотрошить, и на ходу быстро цапнула меня за колено, после чего помчалась на Саеда. Видимо, ненавидела матийцев не меньше, чем ее хозяева.
Вроде бы цапнула еле-еле, мимоходом, не отвлекаясь от бега, однако нога взорвалась болью, подломилась в колене, я плюхнулся в навоз, выронив Штучку. Из хлева выскочила еще одна тварь, пробежала рядом, не обращая на меня внимания. Наверное, со счетов списала. И в чем-то права — я мог только корчиться и жадно хватать воздух. Чья-то стрела пробила твари шею, и она, негодующе взвизгнув, резко развернулась и набросилась на троицу воинов, до сих пор пытающихся затащить покалеченного в дом. Хватанула копейщика за голень, тут же выпустила, заработав удар алебардой, потом накинулась уже на матийца, свалив его с ног толчком рыла.
Я мог лишь смотреть через слезы. Боль бывает разная, и та, с которой сейчас столкнулся, начисто вывела меня из боя на несколько мгновений. А когда нашел в себе силы шевелиться, помощь уже не требовалась: свинью рубили со всех сторон, Саед, стоя в стороне, брезгливо стряхивал кровь с меча, отовсюду сбегались воины на крик Тука. Горбун на все лады орал, что стража подранили и надо срочно его выручать.
Я одного не мог понять: куда же делись свиньи. Нет, какие-то еще продолжали носиться, но их обстреливали со всех сторон, лупили и кололи. Похоже, мы побеждаем.
Еще бы — ведь это всего лишь тупые твари, а мы люди.
Хорошо, что тварей этих оказалось не так много…
Тук не жалея распорол окровавленную штанину и озвучил диагноз:
— Ни хрена себе цапнула! Мясо от кости отвалилось! Больно небось?
Я не успел ответить на этот в общем-то не нуждающийся в ответе вопрос, как Саед, подойдя, озвучил свои опасения:
— Садок мог быть не один. Если так, то сюда мчатся целые толпы этих тварей.
— Толпы?! — сквозь слезы выдал я. — А это что было?! Парочка?! И что, дьявол побери, за садки вы имеете ввиду?!
— Свиной остров… Мне следовало догадаться, что здесь опасно. Много свиней… слишком много. Самых грязных из них, по слухам, темные жрецы забирают для нечестивых обрядов, после чего держат в специальных вольерах, называемых садками. Люди разное говорят про эти садки… Такое стадо не первый раз южане выпускают, хотя давно про подобное не доводилось слышать.
Я лишь одно понял из пространно-малопонятных пояснений Саеда. А именно: раз про садки говорится во множественном числе, то таких стай может быть больше чем одна.
А мне и одной с головой хватило…
— Уходим. Саед, всем погрузиться на корабли — и быстро уходим!
— К другой деревне?
— Да вы шутите! Шагу больше не сделаю на этот остров!
— Но мы слишком мало провизии здесь нашли, да и емкостей для воды недостаточно для плавания.
— Потом что-нибудь придумаем. Уходим. Как можно быстрее уходим.
Если смотреть в глаза фактам, берег был завален тоннами высококалорийного мяса. И свежим пойдет, и солонину можно приготовить. Но я даже не подумал уговаривать своих людей отказаться от табу. Да и сам при одной мысли о свинине с трудом удерживался от тошноты.
Начинаю понимать иудеев и мусульман…
С регенерацией у меня все было в полном порядке (хотя, вспоминая недавние приключения, стучу по дереву при таких мыслях). Однако заживало далеко не мгновенно и болело как полагается. В общем, процесс погрузки в лодку я запомнил смутно. Вроде бы орал, требуя всем смываться, причем именно в эту секунду. Вроде бы меня приложили раненой ногой о борт, после чего я проклял всех свиней вселенной и заодно остолопов, не умеющих обращаться с ранеными. А потом трюмный старшина и по совместительству судовой лекарь напоил какой-то вонючей гадостью, от которой сознание выключилось, будто кувалдой врезали.
Проснувшись, по отблескам солнца через дверные щели догадался, что на дворе день. Работы весел не слышно, но корабль определенно раскачивается на приличной волне, значит, из залива уже вышли. И — о радость! Нога не болит! Ноет, будто зуб, и зудит, что хороший признак: заживает. Быстро-то как — и пары часов, наверное, не прошло.
В уголке крошечной каюты сидел угрюмый слуга Саеда — Глонарис. Он был занят пришиванием пуговицы к одежке господина и на меня не обращал внимания.
Пришлось напомнить о своем существовании:
— Эй, я долго тут валяюсь?
— Со вчерашнего дня, — тихо пояснил матиец.
— Что?! Сутки проспал?!
— Получается, что так.
А я-то думал, что и пары часов не прошло… Так вот откуда такая жажда — язык к небу присох.
— Где мы?
— В море.
— Это понятно. Где именно в море?
— Отошли от проклятого острова и болтаемся к востоку от него.
— Болтаемся?! Почему стоим?!
— Вы отдыхали, никаких приказов не было. Все ждали вашего пробуждения.
Твою мать! Ну не пираты, а маленькие дети без няньки! Зла на них не хватает!
Вскочив, огляделся по сторонам, ухватил свои заляпанные кровью штаны, начал напяливать, только сейчас поняв, что в крови не только они, а и другая одежда. Да и волосы слиплись в жесткую зудящую массу. Тело тоже чешется в сотне мест одновременно.
Проклятье! Да меня бросили на койку, не отмыв от свиной крови. И не только крови. Уж поверьте — стоять радом со скотиной, которой вспарывают брюхо, разрезая при этом кишечник, не самое гигиеничное занятие.
А если вспомнить, что мыться придется в холодной морской воде, — так совсем грустно становится.
Выскочив наружу, зажмурился от яркого света — солнце едва перевалило зенит. Дав глазам привыкнуть, направился к корме, перешагивая через людей: верхняя палуба была забита, как и прежде.
Саед поприветствовал меня легким кивком и повернул голову в сторону острова, виднеющегося у горизонта. С мачты спикировал радостный попугай, целясь насчет приземлиться на плечо, но завис в метре над головой, затем нехотя пристроился на планшир, с укоризной произнес:
— Ты бы хоть умылась, шалава, раз уж по пять грошей за ночь берешь!
— Саед, мы почему стоим? — с ходу накинулся я на матийца.
— Ждем ваших приказаний.
— А сами не догадались, что надо ноги отсюда уносить?!
— Но куда? К своим берегам идти опасно. Если попадем во встречный ветер, будем голодать и страдать от жажды. Припасов очень мало. Я решил, что, пока вы отдыхаете, можно покараулить здесь корабли демов. Пара удачных абордажей может поправить дело.
— И как успехи?
— Утром видели три галеры, но те заметили нас издали и дали деру. Наши корабли перегружены — не догнать. Подумываю о засаде. Спрятать эскадру, оставив одно судно на виду. Его не испугаются, подпустят, а там будет сюрприз: ведь команды у нас куда больше. Рабов ведь на веслах не держим.
— Какие у нас потери?
— Почти два десятка хороших ребят оставили на проклятом берегу. И пленников освобожденных не знаю сколько. Не считали их. Хоть и грешно, но не было у нас времени заботиться о телах. Едва отошли последние лодки, как еще одна стая налетела. Но мы им так врезали из всех луков и арбалетов! Ох и врезали! Да и баллисты неплохо поработали. Деревня эта в крови утонула. Славная работа, хоть и не сказать чтобы героическая.
Блин… Из-за каких-то свиней понести такие потери… Обидно до слез.
— Ну как ваша нога?
— Не помру. А завтра вообще буду как новенький.
— Завидую я вам, стражам. У меня, кстати, хорошая идея возникла. Если вернемся успешно, не повторить ли набег? И ударить на этот раз еще южнее, по цитаделям темных. Там, по слухам, много ценных тварей. Одним удачным рейдом можно взять несколько ценных сердец тварей, если повезет, черных среди них окажется немало.
— Саед, нам бы сейчас ноги унести! Немедленно командуйте эскадре двигать на север. Хрен с ними, с припасами, рискнем идти без них.
— Но если случится встречный ветер…
— Да знаю я все, но придется рискнуть. Установим строгие нормы выдачи еды и воды, при дождях постараемся собирать воду парусиной. В море хватает островов, может, повезет наткнуться на богатый источниками. Нельзя нам здесь болтаться, и так день впустую потратили.
— Это ваше решение. Хотя не могу удержаться, чтобы не высказать своего мнения. Можно пройти дальше к востоку, там вдоль побережья хватает островов. Почти все они мелкие — ни темных храмов, ни садков никто держать на них не станет. А вот в рыбачьих деревушках найдется чем поживиться. И вода опять же…
— К чертям все деревушки! Сваливаем отсюда! Это приказ!
Ну не горю я желанием встретить здесь героическую смерть. Всей душой мечтаю побыстрее оказаться в Мальроке и заниматься проблемами выжига древесного угля, между делом благословляя молодоженов на долгую и счастливую жизнь. Уж очень им нравится, когда на свадьбе присутствует сюзерен.
«Продолжение отчета добровольца номер девять. Надиктован все тому же попугаю во время плавания к южным берегам. Цель плавания: разбойное нападение. Цель отчета: не забыть русский язык. Мало ли — вдруг пригодится на случай, если обнаружу танк отечественного производства. Не повоюю — так хоть инструкцию какую-нибудь смогу прочитать.
К тому же очень удобно, что во всем мире его никто, кроме меня, не понимает и, следовательно, не догадается, о чем идет речь. Таким образом, я могу безбоязненно нести разную ерунду. А это для меня важно, потому как время идет, а друзей не прибавляется. Разве что попугая к ним могу отнести, и то сомнительно. Вокруг хватает людей, в том числе и близких, но они будто статисты в массовке. Я вроде бы не страдаю от дефицита коммуникабельности, но почему-то все так складывается…
Вань, похоже, я так и не сумел вжиться в этот мир, раз за год обзавелся всего одним другом, да и то сомнительным. Шпион в тылу врага? Диверсант? Кто я такой вообще? Ну уж никак не абориген. Меня это начинает напрягать — ведь в связи с трудностями снабжения вряд ли сумею соорудить портальную установку и, следовательно, останусь здесь навсегда. Раз так, то надо жить полноценной жизнью, с этими людьми, а я будто коконом непроницаемым для других себя окружил. Как был чужим, так и остался. Наверное, они тоже это чувствуют, потому и не стремятся сократить дистанцию.
Была, впрочем, одна… Ладно, не будем о печальном…
Собственно, приступаю непосредственно к отчету. Разбойное нападение прошло с частичным успехом. Мы понесли потери, но и приобрели немало. К сожалению, изотопа криптона даже у южан не нашлось, так что, скорее всего, воспользуюсь в качестве эталона офицерской линейкой, найденной в китайском танке. Смущает то, что линейка эта тоже китайская. Мало ли что подразумевал под сантиметром старый Сяо, вытачивая ее ржавым напильником из куска пластика в уголке своего подвальчика, что на окраине Шанхая. Хорошо если не килограмм или литр. А может, и вовсе нечто абстрактное, к единицам измерения никак не относящееся. Если строить портальную установку на основании таких данных, имеется ненулевая вероятность вместо родимой Земли увидеть мир Зен, а у меня здесь своих тварей столько, что хоть экспортируй, так что чужие ни к чему.
Еще хочу пожаловаться на новую напасть. Мне опять подпортили шкуру. Вы не поверите: свинья за коленку цапнула. Хоть плачь, но смейся… Грязная тварь, но должен признать, что ловкая. Еще в свое оправдание хочу сказать, что одного взгляда на эту хрюшку хватит, чтобы побежать записываться в вегетарианцы. Но все равно ранение получилось нелепое.
Впрочем, мне не привыкать. Я и ноги ломал, поскользнувшись на мокрой траве, и загибался, истощенный усиленной регенерацией, и старухи-нимфоманки ко мне, полностью беспомощному, клеились. Мелочей вроде пыток в подвале инквизиции даже вспоминать не стану — это относительно уважительные травмы, в отличие от вышеперечисленных.
Плыву или, правильнее, иду по морю на деревянной лоханке, заполненной людьми от киля до макушки мачты. Вы скажете, это невозможно. Ваня, я и сам так думал, а теперь вот увидел, что и такое бывает. Своими глазами увидел. Собственными.
Кстати, если соберетесь закидывать мне заказанную зубную щетку, заодно подкиньте опреснитель для морской воды. Дело в том, что мы спешим к родным берегам, не имея приличных запасов воды и еды. Если задует встречный ветер, то лоханки наши, и без того едва плетущиеся, и вовсе остановятся. Можно, конечно, заставить гребцов пахать без перерывов, вот только с них семь потов в час будет сходить, а пот — это потеря влаги, и ее как-то надо восполнять. Так что вода очень нужна.
P.S. И манны небесной заодно вышлите, потому как кушать тоже очень хочется».
