Климат в Межгорье не сказать чтобы тропический, но холодные зимы здесь редкость, а снега можно годами не видеть, если не приглядываться к далеким северным вершинам. Однако нам «повезло»: и морозы получили, и метели – все удовольствия сразу. Разве что серьезные водоемы продолжают сопротивляться – льда на них нет. Сейчас, правда, погода немного наладилась, но все равно холода стоят – днем около нуля, ночью небольшой минус.

Жителям Челябинска по суровости до здешних аборигенов очень далеко. Туземцы могут в лютую стужу под открытым небом ночевать с таким сладостно-оглушительным храпом, что деревья шатает. И плевать им, что сверху снег, сбоку ветер, снизу земля мерзлая, а где-то рядом чудища бродят.

Но это касается не всех. В силу природного любопытства я расспрашивал разведчиков о мелочах, которые они подметили у демов. И хорошо запомнил, что те при каждом удобном случае старались развести костры и толкались вокруг тесным кругом, грея ладони. Поверх доспехов закутывались в плащи, накидывали одеяла, при отсутствии огня могли подолгу сидеть на корточках, обхватив руками колени, – так меньше потери тепла.

Демы живут на юге – они привыкли к жаркой погоде. Им здесь неуютно, вот и не упускают ни единой возможности погреться.

Я человек добрый и в душе закоренелый пацифист. То, чем приходится заниматься в новой жизни, мне не всегда нравится. Но куда деваться, если очень хочется эту самую новую жизнь растянуть, а многие почему-то против. Бегать бесполезно – со своей способностью везде находить неприятности я далеко не уйду, да и от старых грехов не скроюсь: стражи здесь великая редкость и предмет повышенного интереса. Разве что сварить наконец Зеленого, избавившись от такой предательской приметы? Идея любопытная – на досуге надо будет с ним ее обсудить.

Вот интересно: откуда замшелый пацифист может столько знать о снарядах? Те, кто исповедует жизнь, лишенную насилия, подобными вещами не интересуются.

Я, если не вспоминать рискованного детского периода, когда все мальчишки временно превращаются в пироманьяков, тоже ничем подобным не интересовался. Кое-какие кусочки теории запали в голову во время подготовки к заброске. Яйцеголовые всерьез рассматривали сценарий, при котором я попаду в мир, где цивилизация достигла уровня нашего девятнадцатого века. Этого вполне достаточно для создания установки, а с аборигенами за помощь я могу расплатиться некоторыми знаниями. К примеру, конструкциями несложных артиллерийских взрывателей, прицелов, баллистических вычислителей и прочего.

К сожалению, учить меня разбираться в маркировке боеприпасов земных армий они не сочли нужным. И применять их в диверсионной деятельности тоже не натренировали.

Ну и не надо – у меня своя голова имеется и свой опыт.

Был у меня хороший друг – Миша. Хотя почему был? Есть… За стеной, которую преодолеть ох как непросто, но есть. Удачи ему и счастья побольше. Отличный человек. Достойный.

Что-то я отвлекся…

Так вот – жизнь у Миши была несколько сумбурной, но так как душевный стержень в нем неслабый, он всегда находил возможности для не совсем обычной деятельности. Нет, не экспериментировал с алкалоидами индийской конопли, не участвовал в гей-парадах, не рыскал по стихийным рынкам с бейсбольной битой в поисках представителей неславянских народностей. Он человек идейный, причем идей у него много.

Одна из них: СССР велик, а его обломки – политически-аморальный хлам. Советские люди в годы Второй мировой войны совершили подвиг, а гнилое общество современных предателей решило это забыть.

Миша не состоял в гнилом обществе – Миша ничего не забыл.

Каждый год он дожидался тепла, одевался в затасканный камуфляж, взваливал рюкзак на плечи и уезжал в лес. Гнилое общество однажды попыталось его остановить, из-за банальной кабацкой драки закрыв в тюремное учреждение. Но, даже пропустив из-за этого лето, он все равно вырвался осенью, пусть и ненадолго.

В лес он ездил, разумеется, не за грибами или ягодами. В компании таких же идейных ребят и примкнувших к ним несознательных представителей гнилого общества, ищущих путей исправления или просто приключений, он рыскал по местам былых сражений, разыскивая останки павших солдат. Кости собирали в мешки, в конце сезона их обычно хоронили. Не просто так, а как полагается: с оркестрами, попами, залпами в воздух, гробами и речами представителей районных администраций.

Миша, выходя из напичканного скелетами леса, был обычно грязен, угрюм, небрит, нетрезв и злоречив и сильнее, чем когда-либо, ненавидел породившее его общество. Доходило то того, что он поколачивал самых несимпатичных его представителей, из-за чего буйного поисковика нередко принимали менты. Пару раз при нем находили ржавые гранаты, патроны и прочие предметы из разряда «эхо войны», и тогда уже принимали серьезно, вплоть до сырых стен следственного изолятора и вмешательства серьезного отца.

В поисковом отряде подобного не одобряли, но терпели выходки товарища – уж очень пробивной он был в спокойные периоды, да и отца лихо раскручивал на спонсорство. В итоге к этому настолько привыкли, что считали вахту какой-то неполноценной, если Мишу не замели.

Как лучший друг Михаила, я, разумеется, тоже не избежал участия в его идейном увлечении. Серьезного мне ничего не доверяли: раскапывал заплывшие окопы под присмотром опытных ребят, ведрами и насосами осушал бездонные воронки или просто занимался хозяйственно-бытовой деятельностью. В ходе изысканий и посиделок у костра узнал много чего интересного. В душу запало, как тамошний народ нередко поступал с найденными неразорвавшимися снарядами и минами. Саперов тревожить лень, да и не факт, что приедут. Но мы же русские люди – у нас душа не успокоится, если будет знать, что где-то неподалеку валяется ржавый снаряд, который может бабахнуть. А вдруг его дети найдут и начнут разбирать молотками? Или браконьеры выплавят тол и переглушат всю рыбу в местной речке Вонючке? Встречались ребята, серьезно дружащие с саперным делом, – в легких случаях они обезвреживали находку, выплавляли тол, корпус забирали в коллекцию. Но далеко не всегда решались на подобное – состояние многих боеприпасов было настолько плачевно, что к ним опасались прикоснуться. Оставалось одно – уничтожить.

Метод подрыва взрывоопасных предметов был незатейлив: их обкладывали дровами и поджигали. После чего уходили как можно дальше, даже символически не пытаясь присутствовать при взрыве. А зачем? Его и так будет слышно отовсюду. К тому же стоять и ждать скучно: пока он нагреется и шарахнет, пройдет неизвестно сколько времени. Старый снаряд – штука непредсказуемая: может рвануть через считаные минуты, а может пролежать несколько часов, дождавшись полного угасания пламени, и коварно шарахнуть в тот миг, когда горе-саперы отважатся подойти с охапкой толстых веток для новой попытки. И полетят по содрогнувшемуся лесу осколки корпуса и кроссовки с оторванными ступнями…

Однажды мне приснился неприятный сон. Ночь. Лес. Ухает филин, задувает колючий ветер, под ногами хрустят ветки. Холодно и страшно. Я один и замерзаю. И вдруг вижу вдали отблески большого костра. Радостно мчусь к нему и обнаруживаю, что рядом никого нет. Присев, протягиваю руки к теплу, блаженно щурюсь и вдруг замечаю в пламени раскаленный докрасна корпус гаубичного снаряда.

Проснулся я в холодном поту.

Так что как минимум одно полезное знание я из тех поездок вынес: никогда, ни при каких обстоятельствах не приближайся к кострам, разведенным неизвестно кем, если дело происходит в местности, богатой окопами, воронками, провалившимися блиндажами и прочими свидетельствами былых военных действий. Более того: прежде чем самому развести огонь, не поленись проверить почву щупом или хотя бы длинным ножом, иначе вместо шашлыков под водочку можешь получить билет в травматологию или на кладбище.

Пришло время использовать старый опыт по назначению: я ведь знал действенный метод подрыва снарядов. Для взведения взрывателя вовсе не обязательно использовать орудие. Да и зачем вообще взводить его загадочный механизм? Ведь чуткое инициирующее вещество неравнодушно к высокой температуре. Все, что нужно, – нагреть его.

Не знаю, какова должна быть температура, но знаю, что в костре снаряд рано или поздно шарахнет. Естественно, при наличии взрывателя – без него тол выгорает без взрыва. Гений-самоучка, наверное, может придумать способ вроде оборачивания в промасленную газету, поджигание и выстрел из катапульты, но у меня нет ни газет, ни катапульты, ни гения.

Остается одно – костер.

Однако здесь возникала новая сложность – сейчас мне нужно не просто взорвать найденный в оплывшем окопе боеприпас. Сейчас мне нужно уничтожить четырьмя снарядами как можно больше зверей в человеческом обличье – демов. Как это провернуть? Подойти к ним, положить в костер несколько металлических предметов, после чего вежливо попрощаться и поспешно удалиться?

Я не уверен в успехе такого мероприятия…

Тогда что? Рискуя жизнью пытаться взвести? И как? Стукнуть себя по лбу взрывателем? Не вариант – я ведь очень смутно представляю работу их механизмов даже в теории, а уж на практике… Это ведь не простенькая конструкция, которым меня учили перед заброской, – это неизвестно что, но явно более современное. Кувалдой врезать? Ага – и стану первым местным космонавтом: без корабля и парашюта.

Разрезать напильником корпус, оголив инициирующий заряд? А потом что? Приспособить к нему донце гильзы с капсюлем? Ага – именно так и сделаю. Уж очень охота побывать в космосе.

Страшно – подозреваю, что мощности взрыва не хватит для достижения орбиты.

Будь на моем месте герой из книжек, он бы забросал демов из кустов, предварительно распилив взрыватели и вставив в их нутро макаронины артиллерийского пороха вместо фитилей. Но я, увы, на такое не способен: снаряды слишком тяжелые, чтобы ими бросаться, да и подорвусь при попытке вскрыть механизм.

Сделать бомбы из пороховых зарядов? Я не уверен, что они вообще будут взрываться, но уверен, что в лучшем случае получу лишь малоэффективные хлопушки. Возможно, поэкспериментировав, сделаю что-нибудь приличное, но на это нужно время и материалы – ни тем, ни другим не богат.

Тогда почему, спрашивается, тащился в такую даль за бесполезным хламом? А потому, что епископу захотелось сжечь заброшенную корчму и он высказал эту идею вслух.

В тот же миг меня озарило. Я вспомнил про бесполезный танк, оставшегося в бесконечности Мишу, смертельные костры поисковиков и многое другое.

Я понял, как можно взорвать демов или хотя бы перепугать до заикания. Способ не без изъянов, но и не фантастический – реальный в отличие от всего, что приходило в голову раньше.

Главная дорога Межгорья, называемая на западе долины Старый тракт, а на востоке почему-то Новый, проходила чуть севернее, параллельно Меге. Между ним и рекой тянулась низменная полоса труднопроходимого сырого леса: с болотами, многочисленными старичными озерами, зарослями мерзопакостного кустарника, имеющего склонность к переплетению с соседями, что в итоге приводило к появлению живых стен, через которые даже лось с разбегу не мог проломиться.

Через все это безобразие можно было пройти по нескольким малоизвестным тропам и одной дороге, проведенной в незапамятные времена. На ее перекрестке с трактом стояла крупная деревня, обнесенная невысокой каменной стеной, – там мы устроили временный лагерь. Путь оттуда шел почти точно на юг к Меге и за нее и был достаточно комфортен: на сырых участках высокие насыпи, на подъемах врезки, на реке мост.

Мост был непростым – я это еще днем приметил, когда проходил здесь, направляясь к месту столь неудачно закончившегося боя. Когда-то, похоже, его сделали целиком из каменных блоков, причем высота тогда была куда значительнее. Однако время или человеческие руки поработали над конструкцией, оставив лишь жалкие осколки былого. Сохранилось несколько массивных опор, да и то частично, а на них теперь покоился кое-как брошенный бревенчатый настил, легко снимающийся по центру, если необходимо провести судно.

Насмешкой над былым величием выглядели остатки башни, сложенной из неподъемных камней, и какая-то замшелая статуя на берегу, изображавшая прокаженного сифилитика на последней стадии – других ассоциаций эта изъеденная временем фигура не вызывала. Думаю, раньше корабли легко проходили здесь без технических ухищрений. И охрана имелась – наверное, пошлину с купцов сдирала или берегла путников от разбойников. В любом случае место было популярным, и даже в наше время это не сошло на нет: какой-то предприимчивый межгорец поставил на берегу корчму. Еще год назад здесь можно было заказать сытный обед, напиться в хлам и узнать от проезжих последние новости. Все это осталось в прошлом: в настоящем лишь голые стены и ветер, завывающий в оконных проемах.

Ортарцы почему-то не сожгли это строение, и я еще днем из любопытства заглянул внутрь. Ничего интересного: одно-единственное помещение – ни перегородок, ни отдельных комнат. Даже кухня не спрятана. Массивные столы на земляном полу, лавки, в углу открытая глиняная печь – по сути, огромный очаг с решеткой и квадратный раструб над ним, плавно переходящий в конический дымоход. Зимними вечерами вокруг него сидели посетители, потягивая вино и пиво да поглядывая, как стряпуха жарит цыплят.

Караван демов двигается неспешно, а нападение его еще больше замедлило – ведь часть рабов ушла с нами. Если я правильно понимаю, завтра враги окажутся как раз в районе моста. Они южные люди – мерзнут в холода. Ночевка под открытым небом их уже давно достала до печенок, а до Мальрока еще переться минимум два дня с такой черепашьей скоростью – это не на коне скакать. К тому же замок еще не захвачен, и кто знает – может, там на стылой земле придется до весны куковать.

Упустят они возможность провести ночь под крышей? Завесить оконные проемы, развести огонь в очаге? Да ни за что не упустят. Все разведчики уверяли, что при любой возможности демы устраивают костры, тут же собираясь под ними большими толпами. Лишь дозорным не дозволялось принимать участие в этих нескончаемых посиделках. И мои люди поступали так же – в этом мы все одинаковы. Не вижу причин, по которым пираты проигнорируют корчму и ее очаг. Искать там подвоха тоже не станут: в этом мире до минного дела додумались лишь иридиане, но и там пока только неэффективные конструкции, предназначенные исключительно против тяжелых представителей погани.

Самый теплый угол возле печи займут вожаки от, к ним будут жаться сотники и десятники, ближе к дверям устроятся ребята попроще. Затягивать с заполнением помещения не станут – все их предшествующее поведение говорит в пользу моего замысла. В идеале на улице останутся лишь дозоры и корабельная охрана – корчма ведь немаленькая.

Весов у меня нет, но и без того понятно, что снаряды тяжелые, – даже в одном несколько килограммов, а четверка весит не меньше полутора пудов. Это не чистая взрывчатка: металла в них все же гораздо больше, но он тоже небесполезен – будущие осколки, на ближней дистанции способные пролететь сквозь толпу, порвав десятки тел. Они даже у кумулятивных снарядов есть, хотя там, конечно, очень несерьезно.

Сколько людей может разместиться в корчме? Если в тесноте, то сотни две… наверное. Что будет, если в печи разорвется хотя бы один снаряд? Все погибнут? Не знаю… Вряд ли… Но, думаю, тем, кто выживет, случившееся очень не понравится. Я видел, что оставалось на месте поисковых костров, потому и проснулся после того кошмара в холодном поту.

А если долбанут все четыре? Это, конечно, будет сказочное везение. Ведь от жара сработает только один взрыватель. Есть шанс, что сдетонируют остальные, особенно если привязать их друг к дружке железной проволокой, как я и поступил в кузнице, соорудив что-то вроде обрезка пулеметной ленты с гипертрофированными «патронами». Грат, узнав, что я добиваюсь плотного и крепкого контакта корпусов, простодушно предложил не тратить ценного металла, а залить свинцом. Пришлось отказаться: не знаю, как на такой нагрев отреагируют снаряды, да и расплавится такое крепление в огне.

Надежда на взрыв всех четырех есть. Это будет настоящая бомба – от корчмы только воспоминание останется, как и о тех, кто в ней при этом окажется. Душевное состояние уцелевших спрогнозировать трудно. Могут свихнуться от пережитого стресса или дружно разрыв сердца получат от никогда не виданного фейерверка, а может, станут еще более злыми.

Шансов на такую удачу немного. Мне доводилось видеть донце мины с остатками тола – даже в едином корпусе не вся начинка среагировала. А тут сразу о четырех размечтался. Чего еще можно ожидать от профана, не способного отличить осколочно-фугасный от кумулятивного?

Да пусть хоть один рванет – даже несколько погибших заставят их крепко призадуматься над перспективами похода. Может, ну его на фиг, этот проклятый Мальрок? С такими-то сюрпризами. На юге спокойнее и теплее.

Смущало лишь одно – могут пострадать рабы. Жаль людей, да и планы у меня на них имеются серьезные. Но Обама рассказал, что на ночь всех загоняют на идущую второй галеру, оставляя под охраной. Даже если корабль в момент взрыва окажется поблизости, все равно дистанция составит не меньше полусотни метров, и борт должен защитить от осколков.

А если кому не повезет, то что ж – это война. Я не могу упустить шанса столь оригинально навредить противнику. Мне надо сполна рассчитаться за сегодняшнее унижение, сбить с этих самодовольных садистов уверенность в своем превосходстве, заставить шарахаться от любого шороха. Они у меня спать не будут – энурез заработают и неоперабельное заикание: я на выдумки мастак.

Ночь. Темнота. Старая корчма. Я здесь один – никого не стал посвящать в свои зловещие замыслы. Если не получится – не пострадает репутация стража; если все выгорит – добавится лишний устрашающий штрих к моей загадочности. А если все пройдет вообще на пять с плюсом, то, пожалуй, даже оставлю парочку чудом уцелевших. Отпущу. Пусть вернутся на свой юг и расскажут о местных ужасах. Глядишь, остальные действительно призадумаются. Ведь разгромлю этих – ничто не закончится. Раз не поленились такую толпу отправить, значит, Межгорье им зачем-то очень нужно. Но кому охота связываться с противником, который способен сметать с лица земли дома вместе с обитателями?

Что-то я размечтался не на шутку… Ничего еще не готово, а уже делю шкуру неубитого медведя.

Снаряды уложил с таким расчетом, чтобы смотрели в сторону противоположного угла. Это на случай, если первым сработает кумулятивный. Может, и лишние предосторожности – не знаю. Не исключено, что таких вообще здесь нет и это две разновидности осколочно-фугасных. Хотя вряд ли… Лишь бы не какие-нибудь дымовые или зажигательные – там кроме психологического эффекта мало на что можно будет рассчитывать.

Вроде лежат нормально и даже в глаза не бросаются – обложил их углями и присыпал свежей золой. Место популярное у наших дозоров – частенько останавливались на отдых, используя здешнюю печь. Теперь надо разбросать обгоревшие палки, принесенные от костра из военного лагеря. Аккуратненько разбросать, чтобы выглядело так, будто они не догорели именно здесь, а не где-то еще.

Вот и все – теперь снаряды заметить непросто. Сейчас натаскаю дровишек немного, свалю рядом. Это не будет выглядеть подозрительным – просто народ, пользующийся печью, не все спалил в последний раз. Да и кто в этом мире будет ждать сюрпризов от обычного огня?

Когда загорится, уже точно никто ничего не увидит. А если и разглядит снаряды в пламени, то примет за камни – я не поленился покрыть корпуса глиной. Наверное, лишнее, но не смог удержаться от перестраховки – булыжники в очаге подозрения не вызовут. К тому же обмазка сыграет роль теплоизолятора: увеличит срок нагрева – пусть побольше народу успеет собраться, а лучше, чтобы глубокой ночью рвануло.

Сколько времени потребуется, чтобы взрыватели раскалились до критической температуры? Да понятия не имею, но, надеюсь, не минуты, а часы. Во время лесных поисков обычно так и случалось – ждали подолгу. Все успеют уснуть, жар, медленно стекая по корпусам, постепенно нагреет те крохотные порции чуткого взрывчатого вещества, которые должны спровоцировать главный бабах.

Подсветил тусклой лампой. Нет, снарядов и впрямь не разглядеть.

Попугай, недовольный тем, что я никак не угомонюсь, хлопнул крыльями, сердито спросил:

– Что ты там ищешь, дурачок? Опять любимую дудочку потерял?

– Да нет… Подумываю – а не сварить ли из тебя суп на этой чудной печи… Зеленый, что ты думаешь о демах? Остановятся они здесь?

– Шлюхины бабушки. Они обожают пешие прогулки на мужскую гордость, так что непременно наведаются в наш бордель. Может, мы отыщем незанятую перину и завалимся в уголке? До чего же спать охота.

– Перины не обещаю, но пора уходить. Здесь все – остается только ждать новых постояльцев.

– Я бы вон за тем столом не отказался выпить.

– Не советую, Верещагин: баркас заминирован.

– Опять слышу пьяные речи.

– Зеленый, прекрати русский язык пьяными речами обзывать. Бывает, что иногда ты при этом чертовски прав оказываешься, но обычно все мимо, а мне за державу обидно. Не пьян я. Трезв. Даже болезненно трезв. Молись, Зеленый, чтобы все сработало.

– Без церковного винца что-то в глотке сухо, и молитва не лезет. Святой отец, можно бы и налить, раз такое дело.

– Обойдешься. Сегодня я мусульманин, и закон у нас сухой. Что, граждане демы, с Тьмой снюхались? От правой веры отвернулись? Думаете, газавата на вас нет и знамени зеленого? А шахидов вы когда-нибудь видели?! Нет?! Аллах акбар! Неверные!..

– Чем дальше, тем пьянее ваши речи.