Книга: Циклы романов «Пограничная река» «Девятый» Компиляция. Книги 1-13
Назад: Глава 19 НОЧЬ
Дальше: А. Каменистый На руинах Мальрока
Глава 20
ЗА БЕРЕГА ОБЕТОВАННЫЕ
Поздним вечером, после общего сбора, меня так и подмывало спросить Конфидуса, зачем нам тащить все эти колья, и без них людям дорога не в удовольствие. И еще вьюки на лошадях иридиан увесистые. Но поинтересоваться опасался — раз никто не удивляется, значит, не стоит лишний раз выдавать свою неопытность.
А сейчас узнал: епископ еще тогда запланировал строительство крепости — будто предвидел, что солдаты не откроют ворота.
Двести шагов береговой линии — высадка переправляющихся войск противника возможна лишь на этом участке. Выше и ниже берега вздымаются отвесными обрывами: под ними большая глубина и быстрое течение, вряд ли кто-то сумеет там вскарабкаться. Этот участок нам придется защищать. Я, человек из другого мира, способен сделать это в одиночку. Все, что для этого надо, — крупнокалиберный пулемет с запасом снаряженных лент. Тот, что у Ивана просил в своем традиционном издевательском отчете. Возможно, два пулемета — на случай, если один начнет перегреваться, везде противник может оказаться чересчур многочисленным. Тяжелой пуле все равно, что крошить: ни мелочь, ни крупные твари не смогут против нее устоять. Не нужно даже позицию обустраивать — просто засесть посредине и давить на гашетку. Мне даже помощники не понадобятся. Ну или в крайнем случае один — зонтик пусть держит. Дождь то затихнет, то опять за свое принимается — надоел уже хуже погани.
Пулемета не было. И сделать я его не смогу, даже при помощи всех местных кузнецов такую задачу решить невозможно. Зато было около четырех сотен вооруженных мужчин и полтора десятка воинствующих местных феминисток.
Вооружены тоже не пулеметами. И вообще, огнестрела в этом мире, похоже, еще не придумали. Епископ показывал что-то похожее на порох — им остается сделать всего лишь шаг. Порох, правда, не сказать что сильно качественный, но важен сам факт: люди до этого дошли. А нам, увы, пока что придется довольствоваться архаичным железом — топорами различной конструкции, мечами, копьями и булавами. Для дальних дистанций лишь луки имеются. И еще поспешно собирают баллисту, перевезенную на лошадях, — грубую деревянную метательную машину. Единственная относительно современная вещь — мой арбалет хитрой конструкции, но до блочного монстра даже ему далеко.
Не сделать мне блочного: качественного стального троса для такого дела нет.
И вообще много чего нет…
Колья забивали в дно на мелководье, все пространство перед берегом было утыкано этими палками полосой в пару десятков шагов по ширине. Торчали они часто — пробраться между ними мог только не слишком толстый человек, причем неспешно. Спешка здесь чревата, ведь забивали их, сильно наклонив к вражескому берегу, после чего несколькими уверенными ударами топора затачивали.
Помимо кольев, применяли нечто вроде противотанковых ежей из жердей — их ставили в два ряда уже на берегу, полностью захламив подходы к укреплению.
Работа нелегкая: по пояс в не слишком теплой воде, под дождем, да еще попробуй забей в каменистое дно — иногда приходилось по несколько раз место менять, натыкаясь на валуны.
Из тяжелых мешков рассыпали садистские приспособления — железные ежики, ощерившиеся шипами во все стороны. Маленькие, с некрупный мандарин. Если наступить на такую штуку босой ногой, гарантированно заработаешь некоторое количество негативных эмоций.
На суше тоже кипела работа: здесь крупные камни были благом. Такие собирали по всему берегу, на урезе воды выкладывая из них что-то вроде толстой стены. Людей хватало: епископ осознал, что, если мы не удержим брода, люди не успеют удалиться на безопасное расстояние, и позволил уйти по дороге только старикам, женщинам с маленькими детьми, больным и раненым. Хоть какой-то шанс — все равно от них здесь толку не будет. Они же увели и весь скот, кроме лошадей, чтобы под ногами в бою не путался.
Таким образом, на каждый «погонный шаг» позиции приходилось не менее пяти работоспособных бойцов и «штатских» — сила немалая. Дай время — настоящую крепость возведут, а не эту баррикаду.
Не дали.
* * *
Отдельные мелкие твари с самого начала расхаживали по правому берегу, бросая в нашу сторону плотоядные взгляды. Нас это не беспокоило — мало их, чтобы рисковать идти на штурм через текущую воду. Не любили они таких преград, сильный стресс зарабатывали при переправе.
Услышав крики, не стал отвлекаться, дотащил валун до возводящегося укрепления, осторожно снял с плеча, приспособил в приглянувшееся местечко. Стена здесь стала чуть выше, теперь можно немного отвлечься.
В каньоне спуска было темно от тварей — поодиночке и мелкими группками они мчались вниз. Их было настолько много, что я убедился в правильности выражения «сердце ушло в пятки».
Это все — нахлынут волной, зальют весь берег, перехлестнут через наши жалкие заграждения, и…
— Орда! — панически заорали где-то на левом фланге.
Толпа загудела — похоже, паниковать собрались многие.
Тоскливо покосился назад, на дорогу. Нет, уходить уже смысла нет — твари мчатся с такой быстротой, что я коня загоню, но не уйду. Что-то мне подсказывает, что гнаться они собрались серьезно, сильно мы их обидели своим наглым маневром. Ждали нас, скатерть чистую расстелив, а мы их гостеприимство ни с того ни с сего на кабак дешевый променяли. Похоже, пожаловала та самая толпа, что нас у большого брода караулила.
Сейчас отомстит за обманутые ожидания.
— А ну молчать! — С криком епископа рокот толпы конкурировать не смог. — Чему удивились?! Что за дуралей решил, что их мало будет?! Мы для чего здесь остановились? Для того чтобы встретить орду, а не мелкую шайку пугать своим грозным видом! Это, похоже, часть той самой толпы, что дожидалась нас у большого брода! Смотрите: только самые быстроходные пришли! Тяжелые твари отстали — нет их! А эти бежали всю ночь, они очень вымотались! У них сил хватит только на то, чтобы сдохнуть! С каких это пор бакайцы боятся таких слабаков?! Я, иридианин, вообще ничего не боюсь! Что затихли?! Головы в зады от стыда попрятали?! Мне говорили, что вы отменные вояки, но как-то в это теперь не верится! Давайте, докажите! Доставайте головы и надевайте на них шлемы — пора за дело браться! Все, кто без оружия, идите туда, в овраг, что на холме крепостном! Только близко к стенам не подходите: солдаты опять стрельбу могут начать!
Простые и доходчивые слова подействовали — вояки начали подготавливаться к драке, остальные потянулись в указанном направлении.
Увидев, что епископ пошел туда же, я нахмурился: он что, не останется с нами на берегу? Поймав мой взгляд, он, видимо догадавшись о моих сомнениях, пояснил:
— Попробую еще раз с солдатами поговорить.
— Не подходите близко — не хватало, чтобы вас подстрелили.
— А пойдемте со мной, может, они стража послушаются? Пусть хотя бы женщин и детей пустят — мужчины уж ладно, как-нибудь отобьемся с божьей помощью.
Конфидус остановился, на мой взгляд, в опасной близости от стены — на гребне я отчетливо мог различить физиономии выглядывающих солдат.
Вежливо поклонившись, епископ толкнул короткую речь:
— Эй! Солдаты короля! Мы добирались от самого побережья, пройдя через опоганенную землю! С нами есть настоящий страж — сэр Дан! Вот он, рядом со мной! Бесстрашный исследователь погани! Он помог нам дойти до этого брода! Посмотрите на другой берег — эти твари сейчас начнут переправу! Нас мало, но мы не страшимся боя! Но с нами есть женщины и дети — не воины! Я понимаю, что вы не знаете, кто мы; не верите, что нормальные люди могут появиться с той стороны; и у вас приказ не пускать посторонних, тем более в такие дни! Но вы же веруете в единого Бога нашего — не откажите в малости: откройте ворота хотя бы для женщин и детей! Смотрите: рядом нет воинов и не будет! Только их возьмите! Проявите милость и вам воздастся!
Из амбразуры вылетела стрела, вонзилась в землю, не долетев нескольких шагов.
— Забирай своего бесстрашного стража и убирайся! Нам плевать, кто вы, — у нас приказ! Все!
Нервный, суетливый голос — обладатель его, должно быть, сам себя ненавидит.
Глядя на головы уродов, засевших за стеной, я закипал на глазах. Они на отличной позиции без опаски собирались посмотреть на шоу — как нас будут убивать. Им плевать на всех со своей высоты. Если у этого мира есть будущее, то их потомки мутируют как минимум в бездушных бюрократов, готовых удавиться за букву, или мразей, способных стоять на берегу и, пожевывая попкорн, смотреть, как тонет ребенок в полынье.
Зря я так на погань обижаюсь — она делает то, что должна делать. Такова ее жизнь, мы же не виним котов за их пристрастие к мелким грызунам. Настоящие твари сейчас не на другом берегу, они укрылись за этими стенами. Поставлены здесь, чтобы защищать народ, но на деле защищают лишь себя.
Я человек достаточно спокойный, но тут не выдержал — взорвался:
— Эй!!! Там!!! В курятнике каменном!!! Если я переживу это утро, те из вас, кому повезет, остаток жизни проведут за этими стенами!!! Потому что каждый, кто за них выйдет, умрет!!! Вы, уроды, не имеете права на жизнь!!! Нельзя позволять жить тварям, которые при виде погани запирают крепость на замок и начинают иметь друг друга от скуки!!! Вас всех в аду уже дожидаются — место приготовлено!!! А это вам маленький задаток — от меня!!!
Вскинул арбалет. Дистанция велика — добить добью, но с меткостью у меня проблемы.
«Господь наш, если ты и в этом мире есть, намекни об этом. Простым способом намекни — пусти этот болт туда, куда я задумал».
Я не сказать чтобы религиозный человек, но в такой ситуации любому стрелку остается лишь молиться: слишком далековато для безбожника.
С верой в душе всякая работа легче дается и удача не покидает — болт влетел в ту самую амбразуру, из которой в нас выпустили стрелу. Оттуда заорали, причем столь пронзительно, что понятно стало — неудачник не царапиной отделался. Последний болт с широким наконечником. Хорошо, если по гениталиям чикнул: эта тварь не должна плодить себе подобных.
Как удачно, что я не оголтелый атеист, — тот бы никогда не попал.
— Дан, мне кажется, нам теперь надо уходить отсюда как можно быстрее, — напряженно произнес епископ.
— Согласен. Бежим!
Опомнившиеся солдаты схватили луки, но слишком поздно — побежали мы быстро. Несколько стрел воткнулось в землю в опасной близости, но пронесло — нас не задело.
Остановившись, Конфидус покачал головой:
— Вы их разозлили.
— Вот и хорошо — пусть открывают ворота и бегут меня вязать.
— Не выйдут, — вздохнул епископ. — Простые солдаты короля при офицерах-неудачниках — порядочных в такую дыру не загонят. Но напугали вы их здорово — голос у вас убедительный был. Когда обещали, что всех, кто выйдет за ворота, убивать будете, даже меня пробрало. А каково им? Хорошо пошутили…
— А с чего вы решили, что я шутил?!
* * *
Потуже затянуть ремешок шлема. Проверить, легко ли выходит меч из ножен. Без проблем — не подведет. Что там с болтами? С широкими наконечниками вышли все, зато бронебойных на несколько минут обстрела хватит. В отличие от первых здесь не мягкое железо, а сталь хорошая — ни одна шкура против такого подарка не устоит. Другой вопрос, что останавливающее действие у них не очень да и кровотечение сильное вызвать трудно. Ничего, буду целить по головам, а лучше по глазам. В амбразуру ведь попал — надо и дальше так держать.
Орда, сбившись наконец на противоположном берегу в плотную компактную кучу, поползла к воде. Иридианские мастера, выстроившись позади всех (сомнительный резерв на случай прорыва), затянули какую-то заунывную песню, переполненную религиозными мотивами, — наверное, церковный гимн. Вероятно, пытались поднять наш боевой дух. Не знаю, может, кому и приподняли, а мне вот нет — у нас на похоронах и то веселее играют.
Птиц сидит у меня на плече с насупленным видом и даже не шипит. Или устал глотку рвать, или понимает, что на этом берегу нет таких идиотов, кто не знает про близость противника.
— Зеленый, ты молиться умеешь?
— Сын мой, поведай мне, что за тревоги тебя терзают.
— Умница! Тебе в попы дорога — даже Конфидус лучше не смог бы сказать: голос у него так и остался бандитским, несмотря на сан. Молись давай за мое здоровье, а то без обещанного вина останешься.
— Я буду недоволен, — помрачнел попугай.
— Понимаю тебя, но… А ведь их не так уж много… Вот уж у страха глаза велики…
От оравы погани, прущей по броду, расходятся волны, будто от спущенного корабля. Страх начинает отпускать — их далеко не миллион и даже не тысячи. Сотни три-четыре, максимум пять. Похоже, поторопились мы с выводами — далеко не все подоспели. Или это просто самые быстроногие? Много, конечно, но шанс есть — мы не в чистом поле и встречаем их в относительно плотном строю. За каменным укреплением пара шеренг, за ними гарцуют всадники, а чуть дальше с ноги на ногу переминаются иридиане — вид у них не особо воинственный, несмотря на оружие в руках и кое-какие доспехи.
А еще левее, там, где берег поднимается обрывом, стоит собранная баллиста. Уже взведена и заряжена — наготове застыл мрачный еретик с деревянным молотком в руке. Дальше, за кучкой артиллеристов, в землю воткнуты снаряды для машины.
Справа от нас, тоже над обрывом, стоят еще несколько иридиан. Возле них в ряд выстроилось несколько таинственных бочонков — несмотря на тяготы ночного бегства, их не бросили. Что за сюрприз там готовят, не знаю, но сомневаюсь, что это сильно нам поможет, иначе такое оружие уже давно бы продемонстрировали в действии.
Враг подбирается к середине реки — до него уже метров сто. Твари идут медленно: вода там даже чешуйчатым растам до груди достает местами, а мелкие прыгуны иной раз с головой ныряют. Далековато для прицельной стрельбы, но здесь можно не целиться — мимо такой толпы при всем желании не промажешь. Хоть в кого-то, но непременно попаду.
Кого там только нет — один урод страшнее другого. Наверное, не меньше десятка разновидностей погани — большинство вижу впервые.
Вскидываю арбалет к плечу. Зеленый взмывает в небо с недовольным воплем, приклад толкает в плечо. Черточка болта проносится над водой, исчезая в темной массе надвигающейся орды.
Слева раздается отрывистый громкий звук — ударила баллиста. Иридиане тут же начинают ворочать рычагами, торопясь перезарядить. Стреляет машина полутораметровыми толстыми дротиками с широченными железными наконечниками — будто лопатку саперную заточили и поставили на длинное древко. Но даже такой садистский снаряд растворился во вражеской массе бесследно — я не смог рассмотреть результата. Хотя наверняка кого-нибудь там серьезно приголубило.
Перезаряжаю арбалет — конструкция его удобна и позволяет это делать в любом положении. То, что я сейчас в седле, делу не мешает. Хотя, если откровенно, на земле все же удобнее — стремя ведь не просто так поставлено. Выпускаю еще один болт, затем еще. Вновь хлопает баллиста, а затем начинают работать луки — в надвигающуюся орду летят десятки стрел. Ночью много израсходовали, но и осталось немало — воины работают быстро, спеша опустошить колчаны до начала рукопашной.
Самые прыткие твари добрались до полосы кольев. Уже не в толпу целюсь — выбираю шустрого прыгуна, протискивающегося через преграду. Болт ударяет в плечо, от удара уродец разворачивается, заваливается на бок. Течение там приличное — выныривает уже в нескольких шагах, ухватившись за такого же страхомордого приятеля. Вместе рвутся дальше — к нам.
К кольям подбирается основная масса, и тут в дело вступают дротики. Жаль, их мало — первый же залп заканчивается хором дичайших по ярости воплей: пострадали многие. А ведь обстрел из луков твари игнорировали — даже баллиста сильно их не раздражала.
Быстрее! Быстрее! Жаба, уймись: нечего жалеть болты — надо все успеть выпустить! Выживу — других наделаю!
Несмотря на град дротиков и стрел, авангард орды почти преодолел полосу кольев. Не все — многие повисли на острых деревяшках или неподвижными бревнышками уносились течением. Пострадало тоже немало, хромают от «чеснока» иридианского, попортившего ступни, истекают кровью от стрел. Замечаю однорукого раста, похоже, неудачно подставился под выстрел баллисты.
Первые твари прорываются к каменной баррикаде. И тут же останавливаются — их ловко встречают на копья, и пока одни удерживают на остриях и крюках, другие рубят топорами. Клочья мяса и черной крови, крики ярости, вой, мат, ржание лошадей, чокнутые иридиане не прекращают своей заупокойной песенки.
С высоты седла шеренги защитников не помеха — выпускаю очередной болт чуть ли не в упор: до тварей от меня шагов десять. Перезаряжаю арбалет, краем глаза при этом заметив что-то неладное. Так и есть — несколько особо шустрых гадов прорываются сквозь тонкий строй, пока люди заняты их менее удачливыми собратьями. К ним бросаются конные дружинники — мельтешат топоры и мечи, бьют копья. Даже не пытаюсь туда стрелять — своих в такой суматохе могу задеть.
Оборачиваюсь к броду — и тут уже с другой стороны замечаю нечто новое: Конфидус, перебросив меч в левую руку, размахивается правой, швыряет факел в воду. Следом летит еще несколько факелов — по всей позиции. Не успеваю удивиться странности такого поведения — вода в нескольких местах вспыхивает голубым пламенем, огонь стремительно расходится в стороны.
Посмотрел вправо. Так и есть — иридиане выливают с обрыва последний бочонок: остальные уже валяются опустошенные. Видимо, это и есть та самая начинка для огневых копий. Легче воды — растекается по ней маслянистой пленкой. Быстрое течение несет ее вдоль берега — как раз по полосе кольев. Среди этих деревяшек завязли сотни тварей — пробираются вперед, спеша вступить в бой. Некоторые уже не спешат — висят, будто бабочки, нанизанные для коллекции.
За какие-то несколько секунд вся эта орава оказывается в огромном костре. Жар такой, что у меня даже здесь волосы скручиваются, в нос бьет вонь сгоревшего бензина и чего-то острого, пряного. И тяжелый дух подпаленного мяса…
Твари, уже предвкушавшие, как погрузят когти в наши тела, испытали величайшее в своей жизни разочарование. Взвыли хором, да так, что некоторые дружинники с седел слетели: даже тренированные кони не выдержали такой нагрузки на уши.
Те, кто оказался на мелководье, были обречены — израненные дротиками и стрелами вспыхнули как свечи. Не зря мы колчаны опустошали: кровь у них горит просто отлично. Невредимым тоже не поздоровилось — слепо дергались, выворачивали колья, позабыв о бое, мечтали лишь выбраться из этого излишне теплого местечка. Тем, кто не успел завязнуть в ограждениях, повезло больше — с головой уйдя в ненавистную текучую воду, они поспешно отходили на глубину.
Жаркое пламя, почти мгновенно взметнувшись на высоту трехэтажного дома, так же быстро и опало — лишь редкие чахлые пятна сплавляются вниз по течению вместе с горящими телами. И густо чадят нанизанные на колья твари. Месиво агонизирующих тел и вода, грязно-фиолетовая от мерзости, вытекающей из ран поганых.
Еще звенело оружие, еще дергались на копьях переправившиеся твари, но это конец — одним ударом епископ чуть ли не ополовинил ряды врагов, сильно снизив их боевой дух. Теперь выстоим — обязаны выстоять.
Эх! Жаль, этих бочонков не пятьсот штук — всех бы сожгли!
Опять стреляю, и в тот же миг слышу за спиной неожиданный звук — горнист на трубе заиграл. Оборачиваюсь — точно. На дороге показалась кавалькада всадников — десятка два рыцарей в темных доспехах, при роскошном знамени, с красочными гербами на щитах.
Покосился на крепость — над башней так и поднимается столб черного дыма. Не зря они сигналили — подошла подмога. Надеюсь, хоть эти не станут за стены прятаться — нам их мечи не помешают.
Оборачиваюсь, надрывая горло, ору, стараясь перекрыть шум битвы:
— Конфидус! Подмога! Рыцари подошли королевские!
Епископ и сам это уже видит. Замер столбом, смотрит на дорогу странно, не радуется. Под забралом не видно, но почему-то уверен: лицо у него сейчас не очень довольное.
Забрало поднимается, Конфидус поворачивается.
Лица на нем вообще нет — сгусток ужаса с обреченными глазами.
— Дан… это не подмога… Мальрок это… Барон Мальрок… С наследником своим опоганенным… Их герб… Все перерожденные… Как Йена…
Как вовремя они, а то мы уже почти отбились…
* * *
Йена с подрубленной шеей едва не расправилась с кучей опытных вооруженных мужчин. На ней не было доспехов, а из оружия использовала лишь нож несерьезный. Она дорого продала свое черное сердце — мы заплатили смертью, болью и страхом.
Этих было семнадцать.
Стальные черненые латы прикрывают тела до самых пяток, глухие шлемы, щиты, длинные копья с развевающимися вымпелами. Мечи и топоры тоже имеются — при полном параде идут. Не спешат, уверенно, с заметной ленцой — не сомневаются, что свое возьмут, вот и не суетятся. Отступать жертвам некуда: позади река, в которой беснуются обожженные злые твари, мечтающие о реванше.
Этим, наверное, даже солнечный свет не помеха — кожа прикрыта полностью. Так что не спасет нас полдень. Да и далеко еще до него…
А Йена вообще солнце игнорировала…
Незнание во благо, в отличие от епископа, я на что-то еще надеюсь. Ужас беспросветный на его лице меня не трогает, я почти спокоен. Трезво понимаю, что командование в такой ситуации перехватывать не стоит, нет у меня опыта в подобных боях. Значит, надо приводить в чувство нашего главного вояку.
— Конфидус, приказывайте. Они не торопятся, но скоро будут здесь — в спину ударят. Возьмите себя в руки, от вашего вида сейчас все запаникуют, а мелочь еще не успокоилась! Бой же продолжается! Задавят с двух сторон — не выстоим!
Встрепенувшись, епископ смотрит на меня уже вполне осмысленно:
— И то верно. Простите, Дан, что-то я расклеился на миг. Не ожидал их встретить. Хотя Мальрок ведь на этом берегу, только гораздо ниже. Видать, как получили о нас весть, так всю ночь скакали.
— Вот и хорошо — раз всю ночь скакали, значит, устали. И кони у них тоже утомлены. Что вы бакайцам говорили насчет уставших тварей? Вот и себе это повторите. Давайте, мелким хвосты прижгли, теперь за этих надо взяться. Семнадцать черных сердец — богатство огромное.
— Это вряд ли, даже у подобных перерожденных это редкость.
— Да? Получается, таких, как Йена, здесь нет — эти попроще. Или почти нет… Так что зря переживаете — справимся.
Дружинники, стоявшие сейчас без дела (твари больше через баррикаду не прорывались), все как один таращились на приближение перерожденных. Не знаю, каково у них было на душе, но епископ сразу взялся за воспитательную работу:
— Копья к бою! Сбить строй! И в сшибке строй держать! Кони у них вымотанные, так что зря они сюда пришли! Арисат! Давай своих в кучу! Веди их, как эти с крепостью поравняются! А я сейчас из пеших ватагу собью — будем добивать тех, кто из седла вылетит. Так что стаскивайте на землю — в таком железе они ножками не побегают. Зря вообще в доспехи влезли — вырядились, будто настоящие рыцари. А сами гнилье поганое…
Что бы ни случилось с этими людьми, что-то в них осталось не чужое. Я понимаю — доспехи, оружие и прочее, — но флаг-то нелюдям зачем? Бесполезен ведь. Или психологически давят, чтобы все видели, кто в гости пожаловал?
Буду надеяться, что слабость проявляют — о былом помнят.
Дружинники сбиваются в клин, ощетинившийся копьями. Когда-то их было больше тридцати, а сейчас лишь двадцать шесть в седле… да я сбоку почти бесполезным чучелом пристроился. Так что даже по коннице у нас есть преимущество, а если считать пехоту, то мы вообще круче вареных яиц.
Почему-то несильно себе верю — начинают нехорошие сомнения одолевать.
А… ну его…
Взвожу арбалет, заряжаю болт. Предпоследний: два осталось. Отбрасываю бесполезный колчан в сторону, последний болт прячу за голенище. Зря так много стрелял — бронебойки в таком деле могут пригодиться. Латы — вещь серьезная, но если за несколько шагов бить — прошьет. Мое оружие, несмотря на компактность, по мощности превосходит местные луки.
Кроме арбалета, мне, по сути, противопоставить врагу больше нечего. Меч не пробьет доспехов и отрезать тоже ничего не сможет. Топор на короткой рукояти тоже не аргумент. Разве что завалить на спину и нож в забрало забить.
Рэмбо-Терминатор нашелся… завалишь их…
Над крепостью теперь сразу два столба дыма поднимаются — видимо, сигналят об особо торжественном случае. Сволочи, лучше бы помогли. У них там, наверное, не меньше пары сотен солдат, а у нас каждый меч на счету.
Арисат, подняв забрало, проводит короткий инструктаж:
— Кони погань носить не любят да и устали очень. Так что двигаться они быстро не смогут и разворачиваться тоже. Не подставляйтесь под копье — встречно их не бейте, иначе смерть: они быстрее. Обходим с двух сторон и начинаем, сходясь, в хвост лупить. На две стороны они успевать не будут. Сбиваем на землю и топчем конями, или топорами сверху. Или епископу оставляем — он лучших топорщиков сейчас собирает. Если кого собьют, то в сторону отползайте, а то свои затопчут. Давайте, ребятки, пора! Сэр Дан! Скажите что-нибудь хорошее, как стражи говорят! На своем секретном языке! Говорят, помогает!
Латынь? Ну уж нет — итальянцы здесь неуместны. С удовольствием вспоминаю родной:
— Ребята, не жадничайте там! Хоть одного мне оставьте!
Никто не уточняет, что я такое произнес, — уверены, что хорошее и пафосное. В принципе так и есть.
Лязгают опускающиеся забрала, кони трогаются с места. Два десятка всадников — без знамен, без ярких гербов: простые вояки, повидавшие многое и при всем своем знании не обратившиеся наутек при виде перерожденных. Понимают, что шансов против такого противника мало, но идут как один — четко, без видимого страха.
Вот теперь даже такой скептик, как я, видит: бакайцы — это действительно ВОИНЫ. Без бравады дешевой, без предательского дрожания рук — просто делают то, что должны делать, и ничего лишнего.
Надеюсь, они действительно знают, что делают, — у меня вот сомнения большие. Даже если эти твари вполовину хуже Йены, все равно это слишком много для нас, простых смертных.
Дружинники разгоняются медленно, как бы лениво, но уже на половине дистанции скорость вырастает до такой, что в ушах ветер посвистывает. Перерожденные наконец начинают действовать — пришпоривают коней, подавая нам навстречу.
Интересно, почему их так мало? Я думал, в замке Мальрок их целая орда, а приперлась лишь кучка. Или лошадей на всех не хватило? С ними, как я догадываюсь, у погани какие-то проблемы со взаимопониманием. При налетах лошадей убивают жестоко — нелюбовь у них. Те, наверное, платят такой же взаимностью. Не исключено, что передо мной все всадники здешнего темного воинства — остальным просто не на чем скакать.
Сшибка. Дружинники, почти дотронувшись до наконечников вражеских копий, ловко расходятся в стороны, избегая встречного удара. Я послушно заворачиваю влево. Перерожденные не успевают — хоть разбега и не набрали, но успеваю увидеть, как измотаны их лошади: пена на губах, мокрая шкура, дрожащие ноги. И на шпоры почти не обращают внимания.
Бакайцы, безнаказанно обойдя противника с двух сторон, тут же смыкаются, ударяя по арьергарду. Сшиблись по-настоящему: град ударов по броне и щитам, один перерожденный насажен сразу на два копья — ухитрился развернуться, но все же поймал подарки в спину; двое просто выбиты из седел… как и парочка наших.
Нормально — мы даже готовы размениваться один на один, а вот им это невыгодно.
Наши не встают, а вот твари ворочаются, поднимаются. Направляю коня на одного, злорадно ухмыляюсь, когда подкованные копыта бьют по броне. Конь не просто проскакал: боевое животное припечатало гадину на совесть — профессионально поставленным ударом.
За спиной опять грохот сшибки. Оборачиваюсь — за какие-то мгновения битва превратилась в бардак. Половина нашего отряда все еще удерживает строй, но половина безнадежно перемешалась с врагами. Мельтешат копья и топоры, звенят мечи — пошла серьезная драка. И падают наши… падают… Эх, зря — нельзя было замедляться, на их условия соглашаться… увлеклись ребята… Скорость — наш козырь… упускаем его…
Арисат, не сдавайся, держи темп! Даже половина бакайской дружины — это все еще сила!
Навстречу мчится проблема — низкорослый всадник. Чужой. Копье опущенное точкой смотрится — в голову целит. Щитом умело прикрывается, голову опустил — брусок железа неуязвимый. У меня копья нет. И даже меча кавалерийского нет — мой коротковат да и легок для такого боя.
Все как на классическом турнире — пара всадников, несущихся друг на друга. Только копья здесь неспортивные, да и одно на двоих всего. Но все равно дух рыцарства место имеет. Но только с одной стороны — я ведь ни разу не рыцарь и на звание это даже не претендую. Так, плебей простой, не отягощенный грузом благородства. Поднимаю арбалет, спокойно прицеливаюсь, придавливаю спуск, выпускаю бронебойный болт.
В коня.
С точки зрения рыцаря — величайшее во вселенной бесчестье. Даже изнасилование беременной старухи и рядом не стоит с моим деянием. По гнусности.
Но я ведь не рыцарь.
Конь и так шел на последнем издыхании — арбалетный выстрел его доконал. Всадник уже привстал в стременах, собираясь нанизать меня до середины древка, и тут же полетел через лошадиную шею, носом вниз. Копья не выпустил. Зря — вонзившись в землю, оно сыграло роль легкоатлетического шеста, заставив рыцаря взмыть в вышину, откуда он уже окончательно брякнулся. Покатился по земле, теряя оружие и детали доспехов. Человек бы при таком приключении сразу прекратил сопротивление из-за множественных травм, не совместимых с жизнью, но этот даже в таком плачевном положении сумел взмахнуть рукой, жестоко ударив латной перчаткой моего скакуна в колено.
На этот раз из седла вылетел я — моя очередь.
Земля встретила ласково — не стала затягивать страдание. Просто хлопнула по лбу — и свет погас.
* * *
Приходить в себя не хотелось — в темноте так приятно и не болит ничего. Стоило сознанию начать возвращаться — и все, отдых побоку сразу. Болит везде, самочувствие — будто слон надругался, и очень печально от грустной мысли: я валяюсь в эпицентре боя. Вокруг латники с коней сыплются, копыта землю взбивают, сталь звенит, и посреди всего этого расположилась моя мягкая, для многих лакомая тушка — будто редкий деликатес на травяной скатерти.
Дан, вставай, придурок! В этом месяце тебя уже один раз хоронили, не надо такими делами увлекаться!
Поднимаю веки, тут же зажмуриваюсь — солнце бьет в глаза. Видать, и ему стало интересно, чем все закончится. Не поленилось выйти по такому поводу из-за туч. Давненько его не видел… На полпути к зениту уже, но все равно слишком низко.
Что же ты еле плетешься — поторапливайся давай…
Медленно поднимаюсь на колено. В голове шумит, рот наполнен кровью, левый глаз быстро заплывает — через щелочку на белый свет посматривает. Вокруг гарцуют всадники, в стороне кто-то с кем-то все еще сшибается на полном скаку. Видимо, недолго я валялся — бой еще в самом разгаре, и понять, кто побеждает, не могу.
Поверженный перерожденный лежит в паре десятков шагов — далековато нас жизнь разбросала. Не двигается, правая рука неестественно вывернута в локте. Но не верю я в окончание нашего разговора — слишком легко… не бывает так. Сейчас начнет шевелиться, поднимется, и…
Шансы один на один у меня не слишком впечатляющие…
Забрало ко мне повернуто — за черными щелями мерещится змеиный взгляд. Сейчас я тебя успокою… полежи немного…
Вытаскиваю нож из-за голенища, поднимаюсь. Нож хорош — не слишком длинный, узкий, с толстым клином лезвия. Таким легко проникать в щели доспехов. Шаг, еще шаг — к противнику. В голове все еще шумит, звуки доносятся далеким эхом, мысли путаются: многострадальным мозгам опять досталось — на Земле им не везло, здесь тоже. Хотя сомневаюсь, что опять загнусь от рака: при такой жизни смерть моя будет непременно насильственной.
Возможно, даже мучительной…
Еще шаг — и вздрагиваю от отчаянного птичьего крика. Лишь одно пернатое создание на такие звуки способно, хотя даже для него сильно.
Оборачиваюсь — на меня несется рыцарь. Копье опущено, точкой в руке направлено на меня. Конь задыхается, на губах пена, но все равно сумел развить огромную скорость — разрезаемый воздух разбрызгивает кровь с узкого наконечника. Я буду не первой его жертвой.
Не успел ни отскочить, ни придумать маневр посложнее — с неба метнулся зеленый комок, вцепился лапами в отверстия забрала, заорал, не переставая махать крыльями. Возможно, даже плюнул — по слухам, мой невоспитанный птиц и не на такое безобразие способен.
Не знаю, что подумал рыцарь, но одно несомненно — видимость у него упала до нуля. Попугай у меня, конечно, со странностями, но не стеклянный. Перерожденный оказался в затруднительном положении: левая рука занята щитом, правая копьем — какие бы изменения ни произошли в его организме, лишней конечностью он не обзавелся.
Отгонять взбесившегося птица ему было нечем.
Бить себя по лицу окованным железом щитом он не стал — копье, направленное на меня, полетело на землю. Рыцарь потянулся латной перчаткой к лицу, намереваясь разобраться с летающим агрессором.
— Беги!!! Зеленый!!! — заорал я, отшатнувшись от пронесшейся в считаных сантиметрах лошади.
Меня он услышал или понял, что этого бронированного великана заклевать не получится, но, оторвавшись от своей жертвы, птиц ловко скользнул влево, увернувшись от руки возмездия. Но недостаточно быстро — всадник взмахнул второй, на лету врезав вслед улепетывающему попугаю серединой щита. Там, насколько я заметил, блестел ромбик короткого шипа.
Сзади я не разглядел, повезло Зеленому или все же угодил на сталь, — просто птиц с испуганным воплем отлетел, будто мячик от ракетки, и рухнул в траву.
А всадник начал осаживать лошадь, разворачиваясь.
Присел, ухватил валяющийся без дела арбалет (будто специально под ногами оказался). Ногу в стремя; рычаг на себя. Быстрее! Еще быстрее! Дождь опять накрапывает, и это при солнце ясном, но мне он не мешает — тетива вымокнуть не успеет. Надо очень быстро прикончить этого всадника, затем добить упавшего и найти Зеленого. Птиц не бросил своего самозваного стража и теперь, если еще жив, ждет меня. Попугай на земле — будто самолет сбитый, полностью беспомощен.
Лишь бы жив был — я его обязательно на ноги поставлю.
На крыло…
Наверное, эта конная тварь удивлена. У пешего шансов нет, а выручать меня никто не спешит. Но со стороны я, наверное, кажусь самым спокойным человеком на этом берегу. Ни страха, ни суеты — нет у меня на это времени, нет, ведь надо друга пернатого выручать. В этом чужом мире он — вся моя семья: зеленый комок из перьев, наглости, алкоголизма и преданности.
Прав я был в своих подозрениях — Зеленый вовсе не попугай. Орел он. Только мелкий.
Нож вернулся за голенище, вместо него вытаскиваю болт.
Последний…
Рыцарь размахивается топором на длинной рукояти — отводит его в сторону. Будто косой работать собрался… меня скосить…
Помолиться не успеваю — нет времени. Даже прижать приклад к плечу уже не успеваю — вскидываю оружие будто пистолет. Толчок в руку, болт с отрывистым лязгом проламывает пластину забрала, оставив снаружи лишь кончик оперения. Всадник не успел ударить — только что выпрямлялся натянутой струной, был напряжен и вдруг расслабился, превратился в кисельную фигуру. Безвольные руки разлетаются в стороны — топор кувырком летит на землю. Сейчас и сам туда же отправится — это все.
Увидеть окончание я не успел — страшный, непереносимо болезненный удар в спину швырнул меня на траву. На остатках адреналинового запаса ухитрился вскочить, развернуться, одновременно выхватывая меч. Так и есть — недобитый коротышка стоит в двух шагах, опуская свой двуручный кладенец для нового сокрушительного удара.
Мечи скрестились с такой силой, что едва удержал рукоять. Все же выдержал — отбил. В спине дыра — похоже, серьезная, — с ногой тоже нелады — подворачивается. Не выдержать мне долгого боя — кровью раньше изойду при любом раскладе. Шаг вперед, стремительный выпад — в отчаянной попытке пытаюсь вбить лезвие в щель забрала. Ставлю все на один удар.
Не получилось…
Тварь просто подставляет под меч бронированный лоб, чуть присев, жестко чиркает мне по груди и почти тут же, без замаха вбивает под дых латный кулак сломанной правой руки.
Я и в лучшие дни боксерской юности бил слабее… причем несломанной…
Растягиваюсь плашмя, несмотря на нестерпимую боль, неуклюже бью с земли, не сразу поняв, что нечем — потерял меч при падении.
Все, Дан, для тебя бой окончен…
Опять удар в грудь — тяжелый боевой сапог придавил к земле, чуть выше упирается острие меча. Черный шлем наклоняется, за щелью забрала угадываются ненавистные змеиные глазки.
— Кто вы?! Отвечай!
Голос спокойно-равнодушный, тоскливый, как у Йены был… без эмоций. Тварь разговаривает — ей что-то надо от меня узнать, причем срочно: даже от боя отвлеклась. Обойдется… некогда мне с ней разговаривать — мне Зеленого выручать надо.
Под спиной мокро от дождевой влаги и крови — моей крови. Тянусь к голенищу — за ним притаился мой последний шанс.
— Кто вы? Откуда приходите?! Почему возле вас мы теряем силу?! Как вы это делаете?! Отвечай! Ты умираешь! Отвечай или умрешь очень болезненно! Я еще могу спасти твою жизнь, но мне нужны ответы! Отвечай!
Острие меча вдавливает стальную ткань кольчуги в мясо, заставляет проволочные кольца раскрываться.
Боль такая, что не сдерживаю стона, кашляю кровью. Сейчас, эсэсовец… я тебе отвечу… Так отвечу, что тебе в любой опере рады будут — ведь голос у кастратов будто сахарный…
Подаюсь к врагу, сам насаживая себя на меч. Ерунда — хуже уже не будет. Пах не защищен — всаднику его беречь вообще ни к чему. А нож хороший, и ударил я на совесть — по рукоять вошел.
Теперь кричит тварь, отшатывается, с воем сгибается, падает на колени, прижимая руки к ране. Пытается латными перчатками приласкать свои пострадавшие висюльки.
Поднимаю свой меч, вскакиваю почти резво — будто не изранен со всех сторон. Перерожденный внезапно умолкает, поднимает левую руку, расстегивает завязку шлема. Правая, поломанная, дергается, пытается помешать своей напарнице. Крепко гадине досталось — сама с собой уже дерется…
Левая побеждает — шлем отлетает в сторону. Мертвенно-бледное лицо мальчишки: одна половина лица застыла безжизненной маской, вторая гримасничает, скалится, щурится от ненавистного солнца. И голос: невнятный, отрывистый, непохож на прежний. Не спокойный и не требовательно-равнодушный — умоляющий, срывающийся:
— Убей! Убей! Убей! Давай же! Быстрее!!! Я не могу!..
У меня получилось… у меня сегодня вообще все получается. Почти все…
С одного удара.
Обезглавленное тело завалилось набок. Я, попытавшись развернуться, упал рядом — земля внезапно коварно вывернулась из-под ног, ударив в спину. Похоже, на палаческую работу последние силы ушли: остатка с трудом хватило перевернуться на живот, а потом — все, конечная остановка. Попытка ползти не привела ни к чему — лишь ногти ломаю о землю.
Да и зачем ползти — я ведь не представляю уже, в какой стороне остался подбитый Зеленый. Лучше полежу… отдохну… Кровь уходит, но это не повод к суете — все равно остановить не смогу…
Убаюканный, почти полностью отключился — грубое вмешательство помешало. Сильные руки легко переворачивают назад на спину. Сволочи, я же теперь вообще ползти не смогу в таком положении! Даже теоретически!
Издали доносятся голоса. Арисат и епископ. Голоса путаются, сливаются, уже не понимаю, кто из них и когда говорит.
— Дан! Сэр страж! Вы слышите?! Лежите спокойно, не шевелитесь! Вы сильно ранены, все вокруг в крови! Сейчас лекарка будет — потерпите!
Я же вроде и так бревно бревном — далось им мое шевеление… Или все же ухитряюсь дергаться? А я-то думал, что лишь в мечтах ползу…
— Дан, все уже! Мы победили! Солдаты вышли из крепости, помогли! Увидели тварей из Мальрока, увидели, как мы на переправе мелких рубили! Поняли, что мы свои! Вы же убили наследника! Того самого — с которого все началось! Наследника Мальрока! Как голову ему снесли, так твари и сникли сразу! Очень их это огорчило! А солдаты, наоборот, осмелели — ворота открыли! Сэр Дан, вы — лучший страж! Самого главного! Сразу! Как же ловко! Вон! Смотрите! В овраге добивают черных! Мы бы и сами, да только коня подо мной убили… Наших всего ничего осталось — всех посшибали… Твари!.. Я о мальрокцах, а не о солдатах!
Не вижу — и не хочу видеть. Мне уже все равно… Ну да ладно: значит, прошу этих гадов — пусть выходят из-за своих стен без опаски. Не трону…
— Арисат, тут не поможет лекарка. В нем крови почти не осталось, и легкое пробито. И спина плохая очень. Какие удары… кольчугу будто тряпку порвало…
— И что?! Что делать?!
— Арисат, он ведь страж. Он должен выстоять…
— Ты думаешь… А если… Нет! Ты что! Это же погибель души верная!
— Арисат, он — страж. Они первые, кто научился это использовать, — от них пошло все. На них не действует. Они ведь не зря в погани ничего не опасаются — не пристает к ним тьма.
— Нельзя на такое идти — вдруг не так все у них. Лучше смерть…
— Ты жалеешь его?
— Я?! Черное сердце сэру стражу принадлежит — чего мне его жалеть! Я Дана жалею!
— А давай его спросим.
Склоняется чье-то лицо, расплывается — сил сфокусировать взгляд нет, да и не хочется даже в мелочах напрягаться…
— Дан, ты умираешь. Раны смертельные, и крови потерял очень много… и продолжаешь терять. У нас всего один способ тебя спасти — черное сердце. Но оно совсем свежее… сам понимаешь… опасно. Если хочешь это попробовать — скажи.
Закрываю глаза — силы берегу. Мне их много надо, чтобы сказать несколько слов. Увы — не получается. Лишь хрипы и пена на губах. По каплям собирая оставшуюся ярость, добиваюсь лишь одного:
— Зе… Зеленый…
— Арисат! Слышал! Он согласен!
— Я вроде не…
— Что «не»?! Он и так с трудом ответил! Уши отморозил, что ли? Опять его мучить! Он вот-вот умрет! Давай — я же знаю, что оно у тебя с собой!!!
Опять надо мной кто-то склоняется, в лицо торопливо поясняет:
— Дан, держитесь! Берегите душу — хоть вы и страж, но сердце очень свежее. Не поддавайтесь. Если слышите меня, хоть моргните. Дан?! Слышите?! Арисат уже сердце достает — сейчас вам станет лучше. Вы не умрете…
Я уже ничего не слышу. Отключил слух. Он ведь тоже силы отнимает. Мне их все надо собрать, чтобы хватило подняться и найти Зеленого. Или хотя бы попросить это сделать других.
Ничего не получается… отключаю сознание — оно ведь тоже силы отнимает…
Назад: Глава 19 НОЧЬ
Дальше: А. Каменистый На руинах Мальрока
