Глава 16
О ПОЛЬЗЕ ДОСПЕХОВ
Физически крепкий человек при пешей ходьбе по ровной местности преодолевает за час пять-шесть километров. Если он способен держать такую скорость целый день, то с учетом минимум восьми часов на отдых, прием пищи и сон сможет пройти от восьмидесяти до девяноста шести километров. Если верить инструкторам, натаскивавшим меня перед заброской, некоторые тренированные люди в состоянии делать и по сто, причем на протяжении нескольких суток. Хотя при этом откровенно признавались, что людьми таких ходоков назвать трудно — настоящие звери.
Наш обоз за час преодолевал не более трех километров — судя по тому, что двигался он приблизительно в два раза медленнее, чем я (если спешившись). Шестнадцать часов в день тащиться телега не может — лошадям нужен отдых, вода и еда. Лопать овес из торб на ходу они не любят, да и распрягать их приходится время от времени, чтобы не начались проблемы. Скорость всего войска не может быть выше, чем скорость самой тихоходной повозки, а тихоходных хватало. Да и поломки донимали — то колесо отвалится, то еще что-нибудь не так. Поодиночке идти, конечно, для основной массы быстрее получится, вот только в нашем случае это невозможно — остается ползти улиткой.
Сколько за день выходит? Хорошо, если тридцать километров. Даже с учетом нашей спешки больше не получится — бездорожье не позволит, да и «техника» слишком капризна. Основной материал при производстве здешних повозок — жерди. Их укладывают на основу из нескольких досок и тех же жердей, но уже высококачественных. Колеса деревянные, крепятся к осям (тоже деревянным) с помощью шедевра деревянной механики — дубового подшипника. Металлических деталей очень мало — вряд ли во всей телеге наберется хотя бы килограмм железа.
Почему эти осиновые тарантасы не разваливаются после первой колдобины, до сих пор не понимаю…
Кстати, похоже, железо здесь в цене: уж очень явно его экономят. Надо при случае наладить его производство в промышленных масштабах и стать первым местным олигархом.
Но это на будущее, а пока… Если я прав в своих подсчетах, то мы удалились от Талля приблизительно на сто километров — расстояние, которое крепкий человек может преодолеть за день.
У нас ушло три дня…
Глядя на мрачные лица возничих и бредущих наравне с телегами людей, я видел в их взглядах, обращенных на меня, все те же неутешительные подсчеты или просто понимание ситуации. Мы идем слишком медленно и слишком заметно — погань десять раз успеет подготовить на границе теплую встречу. Почему именно на границе? Да потому что там у нее основные силы, и сбивать лапы, выдвигаясь нам навстречу, смысла нет — мы ведь сами к ней пришагаем… нет у нас другого выхода…
Люди сейчас чуток повеселели — моих намеков Конфидусу хватило. Новость быстро пролетела по обозу, и народ приободрился. Как же — все с нетерпением ждут встречи с королевскими войсками, ударившими нам навстречу. Сотни рыцарей, тысячи мечников и копейщиков, шеренги стрелков с длинными луками. Девушки прихорашиваются, готовят одежду понаряднее, чтобы во всей красе встретить потенциальных ухажеров; бакайцы — те, что на повозках, — полируют оружие, чтобы все видели: воины едут, а не абы кто; иридиане пребывают в задумчивости — для еретиков встреча с властями никогда не сулит ничего хорошего, но тоже надеются на лучшее.
Во всем обозе лишь один человек знает, что это гнусное вранье и напрасные надежды, никто нас не ждет и не собирается встречать. Точнее, ждут, конечно, но только вовсе не королевские войска…
Этот всезнающий человек — я.
Нелегко с невозмутимым видом ехать во главе полуторатысячной толпы заложников моих далеко не бесспорных предположений. Я ведь до сих пор ни в чем до конца не уверен. Мой план основан на случайно обнаруженном факте и на том, что погань не любит действовать прямолинейно-грубо — предпочитает тратить минимум усилий для максимального результата. Тот набег на Талль, затеянный ради подталкивания нас к уходу по морю, не забылся. Но ведь не факт, что она так будет поступать всегда. Если я ошибусь, то мало кто из нас уцелеет. Шанс есть лишь у опытных мужиков вроде Арисата, благодаря воинской выучке и хорошей лошади можно вырваться из засады и добраться до противоположного берега. Причем без брода, ведь на нем, подозреваю, нехороших ребят будет как негров в Африке.
Зато если не ошибаюсь — выберутся все.
Или почти все…
Арисат появился, стоило о нем вспомнить:
— Сэр Дан, чего это вы мрачный такой? Никак не отойдете? Не утопли ведь, и ладно, да и щеку вам несильно поцарапало, ерунда одна, даже шрама не останется. Скажите: вы вот случайно не знаете — почем нынче можно темное сердце продать? Если свежее?
Очередной Плюшкин — все считает, сколько ему достанется при разделе.
Видимо заметив на моем лице отголоски недоброжелательных мыслей, поспешно пояснил:
— Нам серебра немало понадобится — я про общину думаю. В прошлом году убегали, все бросив, и сейчас вот… Налегке ведь ушли — много добра оставили и урожай не собран остался. Назад семенное зерно не выкопаешь, а если и так, то где сеять его? Даст король землю или не даст — неведомо. Если и даст, то непаханую — расчищать придется. Значит, кроме озимых, ничего у нас не будет, да и они необязательно. Чем тогда в этот год кормиться? Голодать? Серебро надо, чтобы до урожая дожить.
Вечная проблема Средневековья — существование на грани голода с периодическим заходом за эту неприятную грань. Да и не только Средневековья — даже в двадцатом веке различных «голодоморов» хватало. А кое-где и в двадцать первом…
— Извини, Арисат, не знаю я цен.
— Я вот думаю, что может и не хватить… много нас слишком: поголодаем…
— Мы еще не вышли, не забивай себе голову.
— И то верно, если бой серьезный получится, то меньше едоков станет. Хотя лучше без такого обойтись — ничего хорошего…
Впереди послышался перестук копыт, и показался один из дозорных. Осадив рядом с нами коня, четко доложил:
— Река в паре миль, широкая.
— Верно, — кивнул я. — На карте она обозначена. Брода не нашли?
— Да хоть везде перебирайся — она широкая, но мелкая совсем. Только берег наш заболоченный да камышом порос — прорубаться придется.
— Арисат, пошли вперед работников, пусть проход сделают, чтобы обоз не задерживался. Надо до темноты успеть переправиться и поставить лагерь уже на другом берегу.
— Опасаетесь, что твари в убежище на нас осерчали?
— И этого тоже… Пусть вода за спиной останется — не помешает.
* * *
Слова дозорного оказались преуменьшением — берег не просто порос: камышовые заросли тянулись на сотни метров от воды. Когда голова обоза добралась до места работ, рубщики еще не успели до русла добраться — пришлось ждать около часа.
Поглядывая на склоняющееся к горизонту солнце, я нервничал — ночевать на болотистом берегу не хотелось. Дров для костров здесь нет, комаров четыре дивизии, да и про убежище не мог забыть, хотелось между ним и нашим лагерем иметь текучую воду. Не знаю, насколько эффективна ее защита, но очень надеюсь, что местные ее не в силу суеверий нахваливают.
Первые колеса зашуршали по «щетине», оставшейся от срубленных стеблей. Проход был столь узким, что между стенами тростника и бортами телег места не осталось. Пешеходам пришлось идти за повозками — колонна растянулась еще сильнее.
Река была мелкой, но с топким дном, поросшим водорослями. Лошадям приходилось несладко, и они лезли в глубину неохотно. Зато противоположный берег порадовал чистым песком пляжа, зеленью луга и симпатичным лесочком в сотне метров. И дрова имеются, и место для отдыха. Обернувшись, посмотрел, как первая телега подходит к середине переправы и от нее вниз по течению расплывается пятно потревоженного ила. Покосился на солнце — заходить собирается, а у нас обоз только начал перебираться…
Мои страхи оказались напрасными: до темноты успели переправиться все. И дрова заготовить успели, и круг из повозок сделать, и даже колья между ними местами вбили. Лагерь наполнился аппетитными запахами из сотен котлов, я с аппетитом умял полную миску все той же опостылевшей каши без масла, а до этого успел немного помыться выше по течению: покончил с грязью, оставшейся от утреннего приключения.
Моему примеру последовали многие — народ здесь, как я заметил, достаточно чистоплотный, а вчера подходящего водоема не встретилось.
Четвертый день похода, как бы медленно мы ни шли, все равно уже сделали больше сотни километров. Трудновато по бездорожью двигаться, но это единственное неудобство — нам не мешает ни погань, ни зловещие демы. Да и погодка отличная, будто специально для нас кто-то ее включил. Самочувствие тоже наладилось — даже утренний экстрим уже забылся.
Еще два-три дня такого пути — и доберемся до границы, а уж там…
Под утро на нас наконец напали.
* * *
Как и в первый раз, тревогу поднял попугай.
Спал я сегодня хоть и крепко, но без скачущих лошадей и коматозного состояния, — от зловещего шипения проснулся сразу. Поднял голову с походной подушки — седла, повернулся на шум. Зеленый, устроившись на специально воткнутой для него удобной ветке, принял ахтунг-форму «взрыв на макаронной фабрике» и издавал соответствующие звуки.
Тревоги я поднимать не стал — без меня уже подняли. Предприимчивый Арисат, боясь пропустить первые предвестники приближения врага, на ночь ставил рядом со мной дозорного, приказывая ему глаз не спускать с попугая. Эта мера себя оправдала — теперь вокруг, в темноте, угадывалось движение; часто звякало металлом; вся эта специфическая возня намекала на подготовку лагеря к бою.
— Зеленый, ты, если что, лети в лес, ищи скворечник и там отсиживайся.
Птиц и без того напрасно рисковать не любит — без меня разберется, но заботу проявить ведь нетрудно.
Из темноты вырос Тук:
— Сэр страж, похоже, гости к нам идут… незваные.
— Да понял я уже.
— Арисат народ расставляет, а я при вас буду. Прикрою, если что: у меня латы, щит и секира добрая, а у вас только кольчуга и меч смешной.
Эх, горбун, знал бы ты, что подобными «смешными» клинками можно сделать. Будет у меня возможность — обзаведусь настоящим мечом, размеры вбиты в голову не хуже чертежей резонатора. Эталона метра у меня пока что нет, но пропорции-то имеются, да и приблизительно прикинуть смогу — точности до миллиметра мне не требуется. Но и с этим оружием я далеко не беспомощен. Любое железо только тогда полезно, когда к нему привык, за эти дни хоть немного с ним освоился и почти уверен, что в бою оно меня не подведет.
Хотя как знать — не проверял…
Намотал портянки, вдел ноги в сапоги, затянул шнуровку на боках. Шлем на голову, застегнуть, теперь наручи — Тук помог. Топор — в жесткую петлю на поясе, ножны с мечом — туда же, арбалет и колчан — за спину. Кольчуги на ночь не снимал: все, к бою готов (теоретически).
Защитники лагеря собирались возле линии повозок. Порядок с этим делом у них был идеальный — каждый воин без дополнительных указаний знал, возле какой телеги ему следует находиться при нападении. Женщины, дети и старики отступили в центр, окружив жестоко стреноженных лошадей, коров и мелкий скот, — между этой кучей и полосой обороны осталось пустое пространство. О назначении его я догадался самостоятельно, увидев, что дружинники, несмотря на темноту, поспешно седлают лошадей. Новолуние на носу, да и тучки наползают — темень кромешная. В таких условиях кавалерия малополезна — ей свет подавай. Легко догадаться, что при начале боя зажгут факелы и костры, а затем конница начнет носиться по периметру, оперативно нанося удары по прорвавшемуся противнику.
В этом замысле мне не нравилось одно — за спинами пеших вояк (и моей в том числе) будут гореть многочисленные огни. На их фоне нас любой желающий рассмотрит без трудностей. Хотя, возможно, и без этого погань во мраке ориентируется отлично, так что хуже не будет.
Тук, застыв между телегами, небрежно взвалил лезвие секиры на наплечник, оперся на оглоблю:
— Все, сэр страж, тут и постоим. Вы бы лучше копьецо себе взяли — я буду их держать, а вы из-за спины бейте или цепляйте крюком за шею, под топор подтаскивайте.
— Не надо, с мечом я быстрее работать могу, и длина у него подходящая.
— Ну как знаете. Только под руку правую не подходите — я с замаха от самого горба бью. Если попаду таким ударом по макушке, лезвие разве что в яйцах застрянет, и то вряд ли. А чего ему там застревать? Костей-то в них нет…
На телегу, что слева, ловко забрался лучник, прислонил колчан к борту, в левую руку взял несколько стрел. Я не спешил браться за метательное оружие — стальной тетивой пока не обзавелся, а жильную долго держать в натянутом состоянии нежелательно. Даже в ненатянутом нагрузка от согнутой стальной пластины выходит приличная — не стоит усугублять.
Попугай приземлился на плечо (и как он меня в полной темноте находит?), вытянул голову в направлении реки, зашипел. Странно, я предполагал, что погань подбирается со стороны леса, который недалеко от нас темнеет: она же вроде воды текучей не жалует. Видимо, от разоренного убежища месть пришла, вдогонку, не зря я от него хотел подальше убраться. Решил поделиться своими соображениями с Туком, но тут началось.
Хором залаяли собаки, заржали лошади, от реки противно завизжали, заквакали — угрожающие звуки приближались.
— К речной стороне! Огни зажечь! — Арисат взревел, как авиалайнер на взлете.
Застучали копыта лошадей — боевым животным даже тьма не помешала. Хотя светлело на глазах — по периметру женского столпотворения быстро разгорались костры и факелы. Глядя на это, я понял еще про один плюс такого освещения — самые слабые члены общины будут скрыты от глаз врага, вряд ли погань сумеет разглядеть их через огненное кольцо. Парадокс зрения — сидя в уютной квартире, ночного двора не разглядишь, пока не щелкнешь выключателем.
Из тьмы во тьму смотреть можно, из света во мрак — бесполезно, бакайцы это понимают.
— Надули нас, как юнцов старые клячи, нарумянившись, надувают, — вздохнул Тук. — Кто ж знал, что они от реки попрут?
— Вторые все к речной стороне! — Опять крик Арисата.
Захлопали тетивы о наручи, замельтешили трассеры горящих стрел — там начинался бой.
— Мы не номерные, значит, стоим на месте, — предостерег горбун.
Лучник, который недавно столь ловко забрался в телегу, спрыгнул на землю, побежал в сторону реки. И вообще туда много кто побежал — линия обороны серьезно оголилась.
Опять кричит Арисат, но в шуме боя уже не разобрать — железо мечей звенит, топоры ударяют, луки хлопают непрерывно, и каждый считает своим долгом что-нибудь проорать… как правило, матерное.
— Всю потеху пропустим, — обиженно произнес Тук. — Эх! Так охота броню в деле проверить! Сэр страж, может, прикажете мне тоже туда податься? Вам ведь никто здесь не указ — сами можете командовать, если Арисат не устраивает.
— Остаемся на месте, Арисат меня вполне устраивает.
Совсем дисциплины не уважает — так и мечтает лазейку найти…
Попугай, перестав рычать в сторону реки, резво развернулся, уставился на лес, разинул клюв, с человеческой обескураженной интонацией поспешно выдал:
— Всем до свидания! — После чего быстро взмыл с плеча, на максимальной скорости направившись вертикально вверх.
Меня его поведение серьезно обеспокоило.
— Тук, похоже, не все от реки пошли, готовься встречать.
— Кого встречать? — не сразу врубился горбун.
После этого вопроса наш разговор сам собой прекратился — трудно продолжать светскую беседу, когда из темноты выскакивает чешуйчатая горилла и с тонким женским визгом кидается в атаку, протягивая к нам длинные когтистые лапы.
Когти, кстати, рекордные — не стриги я ногтей с детства, все равно бы таких не отрастил.
К чести Тука, он не растерялся — секира слетела с плеча, ни на миг не останавливаясь, направилась в сторону физиономии противника. Чешуйчатая «обезьяна» тягой к суициду не страдала — проворно отскочила в сторону, пропуская удар мимо. Но горбун, непостижимым образом ухитрившись изменить траекторию движения разогнавшегося тяжелого оружия, от души тюкнул противника в верхнюю часть бедра.
Погань, вновь завизжав, завалилась на землю, проворно откатилась за угол телеги, но, несмотря на мешающие оглобли, Тук успел ее подколоть коротким штырем на конце секиры, одновременно истошно заорав:
— Беда!!! На лесной стороне погань!!!
Его крик вывел меня из созерцательного состояния — я вспомнил, что не явлюсь праздным зрителем, надо и самому в бой втягиваться.
Привстал на колено, сдернул со спины арбалет. Рычаг на себя, назад, опять на себя — повторить до упора. Взвод туговат, но силы хватает, так что комфортом можно пренебречь — важнее скорость перезарядки, а она зависит от количества возвратно-поступательных движений при натягивании. Все просто — будто насосом работаю.
Без раздумий на ощупь вытащил из первого отделения колчана четыре болта с широкими наконечниками. Доспехов у противника не наблюдаю, а по травматическому действию узкие «бронебойки» сильно уступают. Три болта легко вошли в гнезда на конце ложа, четвертый зарядил.
Древки болтов отличные: плотник здешний не подкачал — у него для такого дела даже примитивный токарный станок имеется. А вот наконечники дрянь — некачественное железо.
Ничего, сейчас в деле проверим…
Если бы я начал подниматься чуть раньше, мне бы не поздоровилось — из темноты прилетело увесистое бревнышко. Тук был широк в плечах, но невысок, и это его спасло — метательный снаряд просвистел над макушкой шлема. А вот мне бы башку свернуло…
Развернувшись, Тук, осклабившись, резко опустил забрало, глухо выкрикнул:
— Вот так дела — видали, что они творят?!
Из темноты прилетело второе бревнышко — его он сейчас заметить не мог. На этот раз невидимый «снайпер» взял поправку на физический недостаток воина — аккуратно по горбу шмякнуло. Размеры деревяшки были таковы, что, порубив ее на дрова, можно пару дней избу топить. Тук только охнуть успел, улетая к центру лагеря.
Из темноты выдвинулось нечто посерьезнее «гориллы». Даже не знаю, как подобное можно назвать, но зато понимаю, почему попугай так поспешно с нами распрощался. Мне сейчас тоже захотелось оказаться как можно дальше от этого неуютного места.
Жаль, летать не умею…
Бочкообразное тело, небрежно поставленное на столбы коротких раскоряченных кривых ножек — будто у слона по кусочку отрезали; вывернутый кверху плечевой пояс — из него почти до земли локтями тоже кверху свисают две длиннющие лапы с широченными лопатами ладоней; меж плеч крошечная голова — такие туземцы раньше коллекционировали, отрубая у врагов и затем высушивая хитрым способом. Эта немногим крупнее, но похожа. Глаза столь маленькие, что не разглядеть, зато рот просто огромный — что называется, до ушей. И скалится как-то странно — такие добродушные улыбки мультипликационным героям рисовать любят, чтобы детей радовали. Здесь бы они не обрадовались… Серая дряблая кожа, похожая на стены в том проклятом убежище (вот зачем мы туда полезли?!), неспешная, но уверенная походка.
Я бы тоже шагал уверенно, будь у меня рост три с лишним метра…
Теперь понятно, кто там из темноты бревнами кидался: шагающий двухковшовый экскаватор.
Арбалет в руках показался пластмассовой игрушкой для детей дошкольного возраста — в поединке против такой твари он явно не котировался. Но еще меньше мне хотелось встречать этого амбала с мечом — поневоле задумался о том, что не зря мне секиры и двуручники нахваливали.
Ага, если бросить, легче убегать будет…
В голову даже не стал целиться — темень, отблески костров, раскачивающаяся походка твари, мое полное убожество в снайперском деле. Приклад мягко толкнул в плечо, болт ударил в левую часть груди, зарывшись в плоть по самое оперение. На тварь это видимого эффекта не произвело, шагая дальше, она небрежно взмахнула лапой, будто соломинки сметая мешающие ей оглобли. Теперь между нами преград не было — сейчас преодолеет линию телег, и буду я как заяц драпать к бабам и детям, пока серьезные мужики, потешаясь над моей трусостью, начнут рубить эту ходячую гору.
А чего бояться? Я ведь уже мертв, и тело мое разлагается. И еще я зол. Зол на яйцеголовых, научивших меня сооружать чум из шкур, но не научивших с одного выстрела валить таких противников и не нашедших способов переправки сюда противотанковых гранатометов; на тело, доставшееся мне, ибо не имеет встроенных навыков сокрушения монстров; на этот во все географические места трахнутый мир, с первого дня не дающий мне перевести дух, — он будто голодающий садист на меня набросился.
А особенно я зол на этого переростка, уверенно шагающего вперед: он считает меня не опаснее букашки. Из-за таких вот тупых уродов мне в свое время пришлось жилы рвать, занимаясь боксом и таская железо, — по-другому они не понимают.
Ты думаешь, я мелкий и безобидный? Думай-думай… мечтай… наивный… тем неожиданнее будет мой сюрприз. Что там у нас по плану после кузни? Танец с мечами? Уговорили — сейчас устрою танец… Ну давай… тварь… ты большой, зато я быстрый… Смелый очень?! Подходи… А я сейчас только одного боюсь — что меня заставят твою изрезанную тушу хоронить…
Глинистая почва, деревянная лопата…
Ладонь сжала рукоять меча, потянула его из ножен, кровь забурлила от адреналинового впрыска, но я этого уже не понимал — отвлеченные мысли покинули голову, остались лишь я и тварь. Любви между нами не получится — кто-то должен уступить.
Я уступать не собираюсь — достали…
Монстр мудрить не стал — поступил со мной так же, как с теми оглоблями: небрежно стряхнул с курса. Точнее, он думал меня стряхнуть, а я просто отскочил чуть в сторону, одновременно разворачиваясь, ускоряя рубящий удар движением корпуса. Касание, резкое движение на себя. Пальцы у твари просто загляденье — с детскую руку габаритами. Острое лезвие, резанув, снесло все четыре — лишь отставленный большой избежал общей участи.
Амбал впервые сподобился на звук — издал что-то среднее между хрюканьем и испуганным воплем, суетливо прижал покалеченную конечность к груди, второй резко ударил сверху, будто мухобойкой. Хотел пришлепнуть. Размечтался — я ему не муха: отскочил на шаг, попытался повторить успешный удар, но вышло не так удачно, лишь ладонь слегка задел.
Ошеломленный моей невероятной наглостью монстр замер, баюкая уже обе лапы. Я впервые разглядел его глаза: мелкие, поросячьи, стеклянно-равнодушные. Смотрит не мигая, будто просверлить взглядом пытается. И ноль эмоций — будто компьютер ходячий. Чего он застыл? Ищет файл с инструкцией по ликвидации насквозь отмороженных типов вроде меня?
Крутанул меч, ухватившись за рукоять двумя руками, срывающимся, злобным, вовсе не моим голосом, на чистом русском истерично заорал:
— Что?! Проблемы?! Да я еще даже не начал тебя убивать!!! Молись, сука, начинаю!!! На!!!
Все орут — чем я хуже?
Прыжок вперед, выпад, укол в бедро, отскок. Рана смехотворная, но зато каков эффект — уже не он атакует, а я. Агрессивная блоха пытается гонять собаку…
Монстр решил вернуть инициативу — неуверенно шагнул вперед. Вряд ли его заворожили слова на великом и могучем — просто не понимает, какую тактику следует избрать в схватке с таким проворным противником. Габариты у него о-го-го, а вот маневренность подкачала. А у меня все наоборот — столкнулся Давид с Голиафом: слишком разные тактики. Как хорошо, что не стал связываться с тяжелыми латами — в них так не поскачешь и акробатика невозможна.
Издалека прилетевшая горящая стрела вонзилась твари в плечо, но та обратила на нее внимания не больше, чем на мой арбалетный болт. Глаза врага блеснули как-то нехорошо — он понял, как меня достать. Левой лапой подхватил неуверенно поднимающегося Тука, легко швырнул его в меня. Тот и сам по себе не пушинка, да еще и в латах тяжелых, но полетел, будто снежок по зиме. Использование бакайца в качестве метательного снаряда даже в моем состоянии испытание для психики серьезное — я на миг замешкался. Нет, увернуться успел, но вопящий горбун, размахивая на лету всем, чем можно и нельзя, задел меня по макушке латной перчаткой.
Шлем спас, но в голове зашумело, я попятился, стараясь вернуться в боевую реальность. Тварь проворно приближалась, замахиваясь лапами для хлопка в ладоши. Понять, кто при этих аплодисментах окажется пострадавшим, было несложно, но в мои планы не входило — неожиданно для самого себя я бросился вперед.
Если для меня этот маневр оказался сюрпризом, для погани — тем более: среагировать не успела. Рыбкой пронырнув меж широко раскоряченных ног, тут же, опершись на левую руку, с полуоборота ударил под колено, одновременно отводя оружие на себя. Лезвие, неплохо приспособленное для режущих ударов, не подвело — сталь, коснувшись плоти, пошла назад, углубляясь до кости. Увы — с твердым препятствием легкий клинок не совладал, но мясо пострадало серьезно.
И сухожилия тоже.
Тварь опять хрюкнула, заваливаясь на поврежденную ногу, взмахнула рукой — сейчас ударит. Отскакивать далеко я не хотел — достаточно плашмя залечь на землю и оттуда успеть попробовать еще раз зацепить пролетающую выше ладонь: на ней слишком много лишних пальцев.
Мне помогли с маневром, неожиданный жестокий удар в спину отбросил набок. В шаге от себя увидел недобитую Туком «гориллу», тварь замахивалась для окончательного решения моего вопроса. В свете костров и факелов длинные когти отливали красным и вообще нехорошо смотрелись. Прикрылся мечом, собираясь встретить гада как полагается.
Не встретил — заваливающийся великан, продолжая слепо замахиваться своей кривой лапой, промазал мимо меня, но зато угодил «горилле» в грудь — тварь растворилась во тьме, будто волейбольный мячик после жесткой подачи. Затем монстр наконец упал.
Я не позволил ему разлеживаться спокойно: привстал на колено, рубанул размашисто, с оттяжкой. Кончик клинка ударил по голове, рассек мясо, но с костью не справился, хотя и проскрежетал по ней хорошо. Будь череп человеческим — хана, но увы… Эх, надо было топорик с пояса хватать, да теперь уже не успеваю.
Непрерывно похрюкивая, упавший великан суетливо замахал лапами, пытаясь прихлопнуть меня вслепую, — вывернуть голову назад он не мог. Учитывая габариты конечностей, достанет быстро — я вынужден был откатиться. А затем с огромным удовольствием исполнил свою недавнюю мечту — оставил его левую ладонь без пальцев. На этот раз уцелело два, но зато без большого — теперь в кегельбане шары катать будет нелегко.
Еще удар — правая, и без того изуродованная, ладонь получает новую отметину. А теперь по левой — там ведь еще два пальчика осталось. Теперь не осталось, а на правой тебе последний пальчик тоже ни к чему, все равно ковыряться им в таком микроскопическом носике не получится…
Вот и все, ногти стричь ты больше не будешь…
Хрюканье перешло в визг — монстр перестал пытаться меня достать, дошло, что я стою на безопасной дистанции и он сам любезно подставляет мне свои культяпки для обрезания. Несмотря на поврежденную ногу, он начал пробовать подняться. Уж лучше бы дальше ладони на стружку переводил — подскочив, я рубанул уже расчетливее, чуть ниже затылка. Сталь рассекла шею, но справиться с позвоночником не смогла. Из раны фонтаном ударила темная бурда, заляпав мне руки и лицо. Еще неделю назад меня бы после такого вывернуло, но сейчас по барабану все — хоть в дерьмо окунусь, лишь бы эту тварь на капусту порубить.
Я как пес, гоняющийся за собственным хвостом, носился вокруг бьющейся на земле туши. И бил, бил, бил, не переставал бить. Лапы, плечи, бока, голова — тварь стремительно покрывалась ранами. Визг, хрюканье, вой, отчаянные попытки достать меня сходят на нет после того, как добираюсь до локтевых сгибов. Может, меч мой и легок, но пока секирой врубишь один раз, я три успею, причем метко — по суставчикам, по лакомым мясным кусочкам, по сухожилиям, а теперь еще и колющий в бок с поворотом в ране. У человека здесь печень, а у тебя что? Заплакал? Значит, тоже что-то полезное… Было…
В какой-то момент я обнаружил, что занимаюсь мясницкой работой не в одиночестве. Какой-то рослый мужик носится, как и я, машет топором, другой с безопасной дистанции монотонно бьет копьем в одно место — будто пешней во льду лунку проделать старается.
Третий, подбежав с факелом, поднес его к залитой бурым уродливой голове, жестоко вбил, размазывая горящую смолу по коже. Вспыхнувшая кровь залила огнем сморщенное лицо, ослепила чудовище. Четвертый незваный помощник, пробегая мимо, плеснул на пламя из ведра. В нос ударило жаром и скипидарной вонью, тварь завыла на одной обреченной ноте, игнорируя все наши атаки, резко поднялась, слепо заковыляла вдоль линии повозок, сильно припадая на подрезанную ногу. Ополченец швырнул тяжелое копье, угодив чуть ниже шеи, прямиком меж выступов позвонков. Монстр упал на колени, лапы бессильно опали, вздернутые плечи расслабленно опустились, перестав прикрывать пылающую голову. Проскакавший мимо всадник ловко смахнул ее длинным мечом — только тогда поверженный гигант завалился окончательно.
Схватка показалась мне бесконечно долгой, но на самом деле это было далеко не так, обернувшись, я увидел, что к нам только-только начали прибывать дружинники Арисата. Учитывая, что до реки рукой подать, у них на это ушло никак не больше минуты (а скорее гораздо меньше).
Вот как время в бою растягивается…
Вокруг кипела нешуточная рубка. «Гориллы», прыгуны (памятные по нападению на Талль) и какие-то почти не отличимые от человека (если смотреть издали) твари теснили защитников. Стрелки побросали луки — стоя на телегах, отмахивались топорами; разрозненные защитники сбивались в кучки и, прикрывая друг другу спины, пытались отбросить прорвавшихся врагов. Звенело оружие, воздух сгустился от нескончаемого потока нашего мата и визга погани, во все стороны летели горящие стрелы (некоторые, значит, с луками все же не расстались).
Кинувшись сразу на пару «горилл», прижавших к борту телеги тройку ополченцев, тем же подлым приемом подрезал им колени, избегая возмездия, успел отскочить в сторону. Не стал здесь задерживаться — без меня теперь разберутся. Через повозку перелетел прыгун — успел его достать в полете. Пусть дальше порхает… уже без ступни. Будь у меня тяжелая секира, фиг бы подловил, а с легким оружием — благодать.
Еще одной «горилле» под колено. Увы, недостаточно удачно. Чудом устояв, тварь проворно развернулась, взмахнув при этом лапой. Хоть наобум била, но бок достала. Больно, но обиднее всего, что не дала уйти в сторону — равновесие нарушила. В отместку шикарным выпадом ударил в грудь. Увы, не пробил. Хлипкая на вид чешуя по прочности не уступала стальному доспеху. Толчок для массивной туши от моей зубочистки вышел незначительным, но повезло — помогло повреждение опорной конечности. «Горилла», разочарованно завизжав, полетела на землю, уже оттуда ухитрившись достать меня по голени — лапы у нее просто бесконечной длины. Спасибо иридианским сапогам — спасли. Сдачи тоже успел дать — брызнули отсеченные когтистые пальцы, и в тот же миг меня ударили в спину, сбив с ног.
Рухнул рядом с подраненной «гориллой», по мне пробежал кто-то тяжелый и торопливый — не стал меня добивать. Ну и спасибо тебе, добрый путник, — откатился под телегу, успев увернуться от удара когтями: разъяренный монстр жаждал мести. Резанул его в ответ, оставив на память об этом ударе болтающуюся на соплях ладонь — чуть-чуть не хватило полностью перерубить запястье.
Огляделся. Это я удачно попал — вокруг телеги видимо-невидимо ног, причем не все из них человеческие. Опять порадовался за меч — с секирой в такой тесноте не развернешься, а с ним пара пустяков. Подрезал одну лапу под коленом, сунул упавшей «горилле» лезвие под мышку — там чешуи не было. Согнувшийся пополам прыгун заглянул под телегу, пытаясь выяснить, кто там хулиганит. Метким выпадом вбил клинок в широкую глазницу — глубоко, с хрустом, да еще и провернул в ране. Может, погань и живучая, но этот свалился сразу — даже не пикнул.
Чья-то сильная лапа ухватила за лодыжку, требовательно потащила наружу. Подозревая, что ничего позитивного меня там не ждет, ухватился левой рукой за тележную ось, вытянул правую, приставил лезвие меча к жилистым пальцам, с нажимом провел. Опять визг, и вновь у кого-то полегчала ладонь.
Ну, вперед, уроды! Достаньте меня здесь! Сам я отсюда ни за что не вылезу — дураков нет!
Сверху, продравшись через жерди тележного дна, выросла гроздь когтей. Да так и остановилась — это в малобюджетных фильмах ужасов такие ладошки легко пробивают любые препятствия, а здесь суровая реальность. И в этой реальности настил из добротных, высушенных жердей превращается в капкан для хитрых пальцев.
А пальчики — такая хрупкая штука…
Я без фехтовальных изысков сбрил все, что выступало из днища, в очередной раз обрызгав лицо чем-то липким. Опять кто-то хватает за ноги — сразу за обе. Одну освободить успел (минус чьи-то пальцы), а вот вторую — нет: меня извлекли на свет божий. Ночь растаяла — повсюду что-то пылало и видно было немногим хуже, чем днем.
Торжествующая «горилла» задрала мою ногу кверху. Подметая головой землю, отчаянно попытался достать ее мечом, да где там — чешуя непробиваема да и замаха толкового не получилось. Вторая лапа вздымается, готовясь опуститься на мой пах. Пальцев на ней поубавилось, но все равно хватает — трудно надеяться на то, что после такого удара у меня сохранится возможность для размножения.
Чешуя на груди «гориллы» вспухает, расступается, пропуская выбирающийся копейный наконечник… Умеют мужики бить… Острый крюк второго копья грубо перехватывает шею, тянет в сторону, меня начинает заливать мерзкой кровью. Пока два всадника удерживают тварь на копьях, подоспевший ополченец деловито, без суеты, сносит обе лапы. Освободившись, я падаю, откатываюсь, оборачиваюсь — обезглавленный торс погани валится на землю.
Как у них здесь все четко поставлено — командно действуют. А я будто онанист, заблудившийся в публичном доме, по-идиотски одинок…
Подоспевшие основные силы кавалерии вытеснили тварей за периметр, опять захлопали луки — во мрак полетели горящие стрелы. Похоже, мы побеждаем.
Отвоевался я — боезапас адреналина на исходе и болит много чего. Без меня справятся — и так небось половину армии тьмы перерезал, а вторую половину без пальцев оставил. Ну если не половину, то четверть точно. Или хотя бы одну десятую… Ладно, пусть даже пять процентов! Все равно в моём мире за такое геройство медаль положено вручать, а в этом я просто выйду из боя чуть раньше.
Радостные, торжествующие крики — враг сломлен, мы побеждаем. А что я обычно делаю в таких случаях? Правильно — ищу Тука.
* * *
Тук валялся между линией костров, окружавших скопище небоеспособного населения, и линией телег. У него сегодня выдалась интересная ночка: он получил бревном по горбу; затем им кидались в хороших людей; потом его кто-то бил; а в завершение, судя по уликам, по нему проскакала наша доблестная кавалерия.
Я бы после такого точно ласты склеил… Доспехи смяло, местами совсем уж искорежило, заклинив в сочленениях. Шлем сплюснуло, забрало согнулось на манер птичьего клюва. Бронированный горбун лежал на боку без движения — даже не понять, дышит или нет.
Постучал по макушке шлема рукояткой меча:
— Хозяева дома есть?
Из-под покореженной стали донеслись невнятные звуки, а затем хорошо знакомый голос торопливо, глотая слова, за какие-то четыре секунды успел порекомендовать мне оказать всем здешним мужчинам разнообразные сексуальные услуги, после чего проделать аналогичные деяния с поганью, причем не только с живой — про мертвых не забыл. Скот домашний тоже упомянул, как и лесных зверей на три дня пути вокруг.
— Тук, живой? Это я, Дан.
— Сэр страж?
— А у вас есть другой Дан?
— Простите дурака — плохо вас расслышал в этой гнутой кастрюле!
— Да ничего — бывает. Ты как?
— Вроде не помер, хотя сомнения имеются…
— Встать сможешь?
— Пытался, да только железо сильно помяло. Гнат под мой горб на кривой уголок пластины поставил, вот его, похоже, и поломало. Заклинило спину в пояснице — я тут как бублик теперь скручен. Эх, неудачно подогнали все! Переделывать надо по-другому.
— Сейчас бой закончится — и кузнеца поищу.
— А как там драка? А то я, кроме навоза, перед глазами не вижу ничего. И не слышу…
— Твари в лес удирают; люди за ними гонятся; Арисат народ остановить пытается.
— Это верно — нечего нашим ночью в лесу делать. Да и вдруг заманивают: погань — она такая… хитрая… Сэр страж, а может, вы меня высвободить сумеете?
— Прости, Тук, но я в кузнечном деле профан.
— А тут и не надо знать ничего — просто попробуйте расстегнуть броню. Ослабнет гнет — я и распрямлюсь, выберусь, а потом уж ногами займусь — их в коленях зажало.
С одним боком легко вышло, а вот со вторым повозиться пришлось — переворачивал Тука. Тяжелый, зараза, а на меня вдруг усталость накатила — после выброса энергии откат начался. В бою главное — силы сохранить, а как это сделать, если махать мечом не переставая? Он только с виду легкий, а на деле… Не хватает мне в этом вопросе опыта…
Совместными усилиями освободили Тука от доспеха — только перекошенный шлем остался. Я расстегнул на нем ремешок, но не помогло — тут уж без кузнеца не обойтись.
Горбуна, судя по реакции, это очень расстроило:
— Вот же погнуло — даже выпить теперь не получится. Что бы придумать, а то ломит все болезненно очень…
— Ты не сломал себе ничего?
— Бронь спасла, но помяло изрядно — бока гудят, да и по спине что-то очень уж обидное прилетело.
— Это тебя бревном угостили, когда на меня оглянулся.
— Поделом мне — нечего в драке таращиться куда попало.
— Идти сможешь?
— А куда?
— Куда-куда! Пить медовуху!
— Если нужен, то пойду, конечно, — почему бы и не сходить для хорошего дела. Только как я кружку подносить к этому клюву буду?
— Значит, и к лекарке дойдешь — пусть тебя осмотрит.
— К Трее? Да, надо бы ее проведать, и вам тоже не помешает. Поспешите, а то сейчас к ней всех пораненных притащат, и, думаю, немало их будет после такой драки.
Интересно — как она его голову осматривать станет? В этой кастрюле…
* * *
При нападении погани на Талль я заработал скверную на вид, но пустяковую рану бедра, пару царапин на лопатке и запястье. Тогда это казалось серьезным — никогда до этого мою драгоценную кожу так не терзали. Самая страшная травма за все мои двадцать девять лет и рядом не стояла с таким членовредительством. И вообще, обидно тогда получилось, в детстве: жестоко пропорол ягодицу диванной пружиной.
Если бы в Талле меня лупили столь же интенсивно, как в эту ночь, я бы потом не смог Зеленому своих издевательских отчетов диктовать. Давно бы уже улетучился в атмосферу в виде облачка дыма…
Тука спасли тяжелые латы — несмотря на все приключения, он отделался лишь ссадинами и ушибами. Синяков заработал много, и один темнее другого, но лекарка даже примочек ему не выписала — с бранью выгнала из своего фургончика, порекомендовав срочно сдохнуть где-нибудь под забором.
Со мной, как ни странно, хлопот оказалось больше. Удары когтями бесследно не прошли — кольчуга была разорвана на боку и спине, мясо там тоже пострадало; крепчайшая кожа сапога вспорота до голени — под ступней хлюпает стекающая кровь.
Осмотрев мои повреждения, Трея диагностировала легкие повреждения организма, не требующие высококвалифицированного медицинского вмешательства. В общем, отправила меня к Йене — та как раз подошла. Лекарке не до поцарапанных героев сейчас — к ней начали приносить по-настоящему пострадавших воинов. Первый из них был с оторванной рукой — не думаю, что там смогут примочками обойтись.
Йена остановила кровь, почистила раны, заклеила местной лечебной смолой, наложила болеутоляющие компрессы и занялась другими пострадавшими. Их было много — несколько десятков.
Получив медпомощь, я оценил предрассветное свечение на востоке и понял, что досматривать сны уже не получится. А жаль — подремать пару часиков не помешает. Странно: из такой передряги только что выбрался, и никакого возбуждения не осталось — усталость одна. Приживаюсь потихоньку — стрессы перестают доставать.
Вздохнул и пошел искать Арисата.
Воин обнаружился на пляже — стоя у кромки воды, он наблюдал, как ополченцы стаскивают в кучу тела погани. Чуть дальше на чистый песок приносили трупы погибших защитников лагеря. Я насчитал их одиннадцать и нахмурился — даже если это уже все, то потрепали нас сильнее, чем тогда, в Талле. Одно утешало: врагов положили гораздо больше. Туши, конечно, изрублены на куски, но это не мешает оценить заметную разницу потерь.
— Сэр Дан, вы как?
— Пустяки — пара царапин.
— Видел я в бою, как вас стригун за ногу ухватил. Ох вы и рисковый — еще немного, и порвал бы. Когти у него, бывает, латы прошивают стальные — что ему кольчуга простая, тем более пах без защиты. У них это любимый прием — такое лекарка уже не вылечит.
— Когтей я ему немного оставил…
— Верно, это дело у вас неплохо выходит. Шатуна, говорят, вообще без лап оставили?
— Пальцы ему обрезал, локти подсек, плакать заставил.
— Велик он очень, да нетороплив. Опасно, если бревном размахивать начинает или бросаться разным добром. Смельчаки, если не струсят, могут подловить, подскочить ближе и шкуру попортить. Да только трудно это — у ног обычно пара прыгунов вертится. Хорошо, что этот без защитников шел. Неплохо вы его обкорнали…
— Видишь, мой меч не так уж бесполезен.
— Для короткого боя или наскока — да, толк есть, теперь признаю. Да только в серьезной заварушке все не так: там строй надо держать. Передние щитами прикрывают тех, кто из-за спин лупит. А у вас ни щита, ни оружия длинного. Даже если прорвавшихся встречать, сразу их остановить не сможете — силы удара нет и рану смертельную трудно нанести. А если погань бронированная встретится вроде стригуна, так и вовсе тоска — не свалите вы его легким клинком. Хотя разозлить, конечно, запросто можно.
От груды тел подошел Конфидус. Выглядел он непривычно: ни черной одежды, ни цыганской жилетки — кираса, массивные наплечники, хитрые наручи с рядами коротких крючьев переходят в латные перчатки, почти до голенищ боевых сапог спускается гремящая при ходьбе стальная юбка. И здоровенный шлем на голове — не знаю, как называется, но внешне похож на те, что испанские конкистадоры носили.
На плечо закинут меч. Хотя чего это я так его принижаю — на плечо закинут МЕЧИЩЕ. Если взять два самых тяжелых тесака сэра Флориса, то из них вряд ли один такой получится. Длинный, массивный, с черной рукоятью и противовесом размером с кошачью голову. Это сколько же он весит?! Килограммов двадцать? Как таким вообще махать можно! Теперь по-новому оценил фигуру епископа — он не только высок, но и поразительно силен. Худоба фигуры обманчива — не от слабости она. Жилы и туго сбитые мышцы — опасный человек.
А если сложить длину рук с длиной оружия, то опасный в приличном радиусе.
Лезвие, кстати, измазано бурым — работали им ночью.
За епископом тенью следует брат Аршубиус. Выглядит он тоже… гм… на пацифиста ни разу не похож. Пластинчатая броня, массивный шлем, секира на плече по габаритам не уступает мечу Конфидуса. И тоже грязная…
И эти смертоносные личности пропагандируют непротивление злу насилием?
— Арисат, двенадцать убитых и трое при смерти… а может, и больше. И раненых почти три десятка, из них половина лежачих.
— Да уж… сеча знатная была…
— Сеча? Я следы глянул — четыре дюжины гарпов, растов и наматов да эрит один. Если вашими словами, то кучка прыгунов, стригунов и ходоков при одиночке-шатуне. Половина шайки осталась, половина ушла. При наших силах такие потери понести позорно — я ведь думал, что бакайцы воины, а не пахари.
Вмиг побагровев, Арисат зашипел не хуже Зеленого:
— От кого я это слышу?! От пастуха, что за стадом баранов присматривает?!
— Да, именно от него. Но даже мне понятно было, что со стороны реки они ударили для обмана. Дюжина всего там была — крик подняли, а вы поверили, кинулись все туда, оголив дальнюю линию. Вот и не получилось строй сбить, когда основные силы полезли от леса. Я ведь кричал тебе, что не надо людей убирать! Ничего бы они нам сделать не смогли — у нас воинов в семь раз больше.
— Ну ошибся я, и что?! Мы ведь ни разу в такое не попадали — с толпой баб да детишек и с кучкой воев при них. Думаешь, легко соображать, зная, что если прорвется пара тварей, то кровью весь лагерь зальют?!
— Мог бы и меня послушать…
— Мог! Да только на мне все было, а не на тебе! А сэр страж молчал! Вот я и делал, как лучше казалось!
— Погань через воду атаковать ненавидит — это был обман! Как ты не понял! За грош тебя купили! Эх… — Епископ сокрушенно махнул рукой.
Упоминание о «молчащем страже» заставило меня встрепенуться:
— Конфидус, не кричи на Арисата: он воюет, как умеет. Нет у него опыта сопровождения таких отрядов по землям опоганенным. И у меня нет…
— Да у меня тоже нет, но не забыл еще, что погань хитрить любит — в бою против нее всегда думать надо. Всегда! Иначе обманет. Скольких людей потеряли… А ведь это пустячная шайка — с нашими силами ее на один плевок не хватит. Что тогда будет на границе? Там ведь мрак…
— Снесут нас там, если подмоги не будет, — красноречиво покосился в мою сторону остывший Арисат.
Игнорируя его взгляды, вновь обратился к епископу:
— А вам раньше, до того как к иридианам ушли, доводилось уводить мирных людей от погани?
— От набегов уводил, даже в исходе Транском поучаствовать пришлось. Много тогда потеряли — воинов не хватало, чтоб везде поспеть.
— Я вижу, старое оружие и доспехи вы уже достали — теперь давайте вспоминайте прошлый опыт. Думаю, пригодится. Если нас каждую ночь так трепать будут, до границы попросту не дойдем.
— Да чего они вообще полезли?! — опять вскинулся Арисат. — Может, король раньше времени наступление начал, и они поняли, что западни на границе уже не устроить?
На миг задумался. А вдруг и правда все так? Дурацкое совпадение вполне возможно. Тогда нам точно хана — королевские войска понятия не имеют, что к броду пробивается толпа спецпереселенцев. Не дойдем…
Не надо в такое верить. При отсутствии полной информации остается лишь придерживаться старых планов и делать это с оптимистичным видом, чтобы никто не заподозрил горькой правды.
— Нет, Арисат, рано еще. Просто нас подгоняют.
— Как подгоняют?
— Зря мы вчера в то убежище полезли. От нас ждут одного: мы должны медленно, без резких движений ползти к границе. Останавливаться нежелательно, и бедокурить по пути тоже вредно. Вот и подстегнули нас, как тогда, в Талле.
— Не лежала у меня душа забираться туда вчера, — вздохнул епископ.
Захлопали крылья, на плечо плюхнулся попугай, мгновенно нахохлился, грустно выдал:
— Сейчас начнется.
Я вздрогнул, готовясь к новым неприятностям, но все оказалось достаточно безобидно — просто на землю упали первые капли дождя.
* * *
«Продолжение отчета добровольца номер девять. День одиннадцатый. Сегодня меня били. Опять. Я в долгу не остался. Спасибо за то, что научили обращаться с ножами различной длины, — пописал многих. Заработал несколько ран. У нас при таких делах больничный на месяц дают, а здесь ставят примочку и говорят, что к службе годен. Насчет зубной пасты и туалетной бумаги я передумал. Не надо на них разоряться. Хочу кевларовый жилет с керамическими пластинами и шлем хороший. И пулемет с парой ящиков патронов. И гранатомет противотанковый. И вертолет, чтобы удрать, если все это не поможет. Взрывайте там что хотите, но пришлите срочно — очень нуждаюсь.
P.S. Пулемет должен быть крупнокалиберным».
