С бумагой у землян беда. Была возможность прихватить из города, но взяли мало, основное внимание уделялось куда более ценным вещам. Даже обзорную карту соорудили из пригнанных друг к дружке листов самой лучшей бересты, их закрепили на ровной стене. Там с максимальной тщательностью по мере исследований вырисовывали углем ближнее и дальнее окружение, при уточнении информации или правке ошибок легко подтирали ненужное. Итоги выглядели грязновато и местами изобиловали белыми пятнами, но имеющегося вполне было достаточно для иллюстрации рассказа Рогова.

Указав на одно из белых пятен, он пояснил:

— Надежда пришла откуда-то отсюда. Вот тут, ниже, брошенный поселок Огая, получается, от него где-то на северо-восток располагается большое озеро, мы о нем до сих пор не слышали. Женщина попала туда с востока вместе с парой ребят. При катаклизме они оказались в лесу и наткнулись друг на друга уже позже. Дальше бегали от ваксов, потом двигались вдоль ручья, он и довел их до озера. Ваксов там оказалось куда больше, чему я не удивляюсь, потому как воду они любят, хотя не везде это правило работает. Спутники оказались не пропащими ребятами, додумались атаковать мелкое селение, заметив, что дикари держат там пленницу. Повезло, что крутых воинов на месте не оказалось, разжились кое-каким оружием, а освобожденная рассказала, что западнее в невысоких горах располагается лагерь землян. Вроде как те пришли откуда-то с севера, с настоящих гор. Но среди них были и такие, как Надежда, — заявившиеся с востока. К сожалению, добраться до них она не успела, на группу напали ваксы, при этом ей не удалось убежать: попалась. Потом кочевала из племени в племя, пока не остановилась ниже по нашей реке. Ну а там мы подоспели. И теперь благодаря ей знаем, что где-то в этом районе есть земляне. Та пленница говорила, что их чуть ли не сто человек, к тому же время от времени приходили новые. Огай, ты что-нибудь знаешь об этих краях?

Тот покачал головой:

— Далеко в горы мы не ходили. Да и что нам там делать, ага. По пути ваксов много, далеко это, не хватало времени и сил все осматривать, других забот полно. Но этот лагерь не может располагаться точно на север от нас. С севера к нам приходили люди, ни про какой лагерь никогда не говорили. А они не по чуть-чуть шли, а с гор спускались, некоторые издали добирались. Да мы почти все с севера, не могли такого пропустить, ага.

— Сто человек — интересная цифра, — заметил Кузьмич.

— Ага, — кивнул Рогов. — Заманчивая. И если Надежда не путает, там была женщина грамотная, вроде разбирающаяся во многих вещах. Обещала народу, что даже суровой зимой не будут голодать. То есть ценный кадр.

— Ну мы и сами не должны с голоду пропасть, но ты прав, кадр ценный, если не попусту языком молотит. Да и сто человек — куча немалая. Если они еще там, надо как-то их перетягивать, люди должны одной кучей сидеть, мелким группам выживать здесь труднее, и вообще толпой мы — сила, только в толпе будущее.

— Так я для того и вернулся с полдороги. Разведка — это, конечно, хорошо, но люди — гораздо важнее. Надо бы туда наведаться.

— Далековато, и точного места ты не знаешь, — отозвался Холод. — Эта Надежда там не была, ничем тебе не поможет.

— Может, ваксы что-нибудь знают, допросим по пути.

— Там хайты шастают неподалеку, мы потому и ушли оттуда, ага, — напомнил Огай.

— Я не забыл. Если дадите сорок человек, все тех же, то хайты нам не страшны. Мелкий отряд выкосим арбалетами, от крупного уйдем. Народ проверенный, слабаки отсеялись.

— Опять тебе лучших подавай… — вздохнул Кузьмич.

— Далеко идти, и неизвестно, что там. Непроверенных брать не хочется, может плохо закончиться. Да и смысл в таком деле от толпы в сто баранов? Одни потери. Двадцать надежных ребят куда лучше убогой сотни сыграют.

— Ты не закончил разведки низовий, — заметил Холод. — Мне вот очень интересен юг, слышал о нем много хорошего.

— Мне понадобится недели две максимум. Вернусь — и устроим новый поход.

— Еще соль забрать надо, пока дожди не зарядили, — напомнил Огай.

— Если все получится, сделаем крюк за солью, это недалеко от нужных мест. И тогда нам до зимы останется только разведка низовий. Там к этому времени должна успокоиться резня, ваксов станет гораздо меньше. Так что решать будем?

— А что тут решать? — ни к кому не обращаясь, заявил Кузьмич и сам же ответил на свой вопрос: — Даже будь там всего лишь десять человек, все равно их никак не бросишь. У нас ведь каждый человек на счету. Только расспроси эту Надежду, может, хоть какие-то ориентиры вспомнит. Там никто из наших никогда не бывал, сплошное белое пятно, каждая примета дорога.

— Может, я ее с собой возьму? На местности куда лучше вспоминается.

— А ходить она умеет?

— Да вроде не слабачка.

— Ну так бери, не вижу проблем. Ты у нас давно сам решаешь — кому можно по опасным делам ходить, а кому лучше под юбкой у жены сидеть.

Самые первые экспедиции Рогова иначе как трусливыми авантюрами не назовешь. Несколько человек, вооруженных дрекольем, пугающиеся каждого шороха, опасающиеся разжигать костры, с подозрением всматривающиеся в любой намек на след босой ноги. Ваксов тогда боялись до позорной слабости в поджилках.

Все изменялось постепенно. Обзаводились кое-каким оружием и навыками, отсеивались никудышные бойцы, население поселка росло, с ним вместе увеличивалась и численность разведчиков. Если поначалу ходили в одиночку да парами, дальше дошло до десятка и больше. С такими силами можно уже не бояться столкновений с мелкими группами ваксов, да и крупным зубы покажут.

Ну это если издали и потихоньку.

Сейчас Рогова сопровождают тридцать шесть бойцов — восемнадцать арбалетчиков и столько же крепких ребят с оружием ближнего боя. Обкорнали слегка его полные десятки, ну да это некритично.

Поправка — тридцать восемь спутников. Не учел Надежду плюс пришлось взять Кэт — та до дыр проела плешь Кире, да и Рогову на мозги не уставала капать. Дескать, какую-то чужую бабу берут с собой, а ее, которая столько полезного сделала, столько выстрадала, оставляют в поселке стеречь детей.

Ну любит странная барышня экстремальные походы, что ты с такой поделаешь.

В общем, по местным меркам — сила знатная. Тут не то что мелкие группы ваксов не страшны, тут крупным ловить нечего. Пожалуй, с таким отрядом можно было без труда остановить тех дикарей, которые гоняли отряд Рогова в окрестностях поселка Огая. Главное, встретить врага на удобной позиции, а там арбалеты свое покажут.

Их уже проверили в кровавом деле — штуки эффективные.

Говоря о том, что отряд направляется в неизведанные места, Кузьмич слегка отклонялся от истины. Предшествующие месяцы не баклуши били, много куда заглядывали. Да, ни большого озера, ни приметных гор к востоку от него не видели, зато прекрасно представляли дорогу к этим краям.

Вначале пойдут по знакомой — прямиком к брошенному поселку Огая. Но немного не добравшись до него, развернутся к северу, вроде бы там есть нормальные тропы вдоль многочисленных речушек, что текут с севера на юг. Не хочется переть напрямую, именно там не так давно веселились хайты — слишком серьезный противник, ваксам до них бесконечно далеко.

По идее, добравшись до нормальных предгорий, можно разворачиваться на восток и прочесывать одну долину за другой в поисках землян. Если при этом удастся взять в плен парочку ваксов — прекрасно. В отряде хватает любознательных ребят, кое-как выучивших несложное наречие троглодитов, так что можно допросить. Глядишь, и разговорчивые волосатые сэкономят время, подскажут, где именно надо искать.

Рогова не только людьми озадачили. Огай в придачу настоял, что, если никого не отыщут, сходят к его поселку и заберут солевую массу, оставшуюся на промыслах. По его расчетам, при отсутствии длительных ливней там должно сохраниться немало, а в поселке каждый грамм пригодится.

И если отыщут, надо все равно попробовать изыскать возможность вытащить ценный продукт.

Лучше, конечно, найти землян и наплевать на соль, оправдавшись тем, что возвращаться за ней — это немалый крюк давать. Рогов понятия не имел, в каком состоянии пребывают промыслы. И не забыл, как дважды сталкивался с хайтами неподалеку от них.

Не тянет его в те места.

Медведь — хитрый и осторожный зверь, разве что местами наивен, но это можно списать на отсутствие человеческого разума. Только глупцы, знакомые с лесом исключительно по походам в загаженные лесопарковые зоны, далеким от реальности кинофильмам и прочим ненадежным источникам информации, считают, что он безнадежно труслив — или, наоборот, ничего не боится, считая себя царем зверей. И мало кто из них сомневается, что в интеллекте ему бесконечно далеко до нас.

Медведь может быть разным: осторожным до трусости или яростно-отважным, глупым до смешного или поразительно коварным — в зависимости от обстоятельств. И при своей звериной сущности нередко обманывает человека.

Но есть у него и слабости. Например, обожает вкусно и сытно поесть. И может так увлечься этим делом, что забывает про все прочее.

Вот и этот забыл. Спустившись в неглубокий каньон, проточенный бурным ручьем, зверюга увлекся рыбной ловлей настолько, что позабыл обо всем на свете. Весь мир для него сосредоточился в ограниченном наборе действий: высмотреть пятнистую форель среди водных струй, налететь, бурно работая лапами, при удаче выкинуть на берег, прижать к камням, с аппетитом смолотить.

Немаленький ручей помимо скорости течения отличался шумом воды. Пребывая на его берегу или тем более в русле, ты не слышишь звуков дальнего и не слишком дальнего окружения. Пронять тебя можно разве что громовым раскатом — все, что тише, далеко не всегда добирается до ушей.

Люди вели себя тихо. Да и было их тут, над каньоном, всего ничего — три человека. Сам Рогов, неразлучный Киря и Мазила, несмотря на характерное прозвище, являвшийся лучшим арбалетчиком из спустившихся с гор. Для него даже оружие сделали нестандартное — куда мощнее, тяжелее обычного, выглядит угрожающе. Таскаться с таким неудобно, но оно того стоит.

— Сможешь? — тихо спросил Рогов, не сводя напряженного взгляда с увлекшегося зверя.

— Медведя не бил никогда.

— Так снежные люди покруче будут.

— Ага, согласен. Широким наконечником могу в сердце попасть. Этого ему хватит?

— Уверен, что попадешь?

— Да тут всего ничего дистанция. Уверен. От такой раны любой свалится.

— Топтыгин от пули из двенадцатого калибра не сразу падает, — тихо буркнул Киря. — А местные мишки покрепче и похитрее, к ним надо на «вы» обращаться.

— У меня для такого дела есть пара специальных болтов, рана круче, чем от любой пули, все равно что топором прорубили.

— Ну-ну… Миша — серьезный зверь, ты лучше с КамАЗом на скорости пошути, чем с топтыгиным.

— Да все будет пучком, не грузись.

Мазила аккуратно придвинул взведенный арбалет, зарядил болт с некрасиво широким наконечником, на угловато обрезанную штыковую лопату похож. Прижал приклад к плечу, чуть приподнялся, навел оружие на зверя, выждал, когда тот остановится после неудачной попытки достать очередную рыбу, и плавно потянул за спусковую скобу.

Арбалет гулко щелкнул, звук такой, что с луком ни за что не перепутаешь, болт выбил кровавый фонтанчик почти точно между лопатками медведя. Зверь взревел, выскочил из воды, и тут же лапы его сложились, бурая туша неряшливой грудой разлеглась на берегу.

Мазила начал заново взводить оружие, при этом небрежно заявив:

— Я же говорил, что все будет пучком. Сразу свалился. Рогов, зови народ, разделывать надо. И хорошо бы шкуру прихватить, она ничего на вид, на пару шуб должно хватить.

— Погодите с народом, — недовольно произнес Киря. — Глянуть надо, как там зверь.

— Да что с ним не так?

— А то, что убедиться четко надо. Уже устал тебе, дуралею смешному, втолковывать, что шутить с ними не надо. Экие вы, горные люди, непонятливые.

— Ну давай, пошли сходим. Убедимся, что он дохлый. Мне и отсюда прекрасно видно, это вы, тетери равнинные, в упор слона не замечаете.

— Вот сейчас и проверим на деле, кто тетеря и где слон.

Спустившись по крутому склону, Киря остановился в десятке шагов от зверя, направив на него копье, и с подчеркнуто-издевательской рассеянностью спросил:

— Мазила ты наш снайперский, ты случайно ничего подозрительного не замечаешь?

— Замечаю, что дохлый мишка лежит и никто его не свежует.

— Говоря по правде, я в медведях не очень разбираюсь. Но вот что хочу тебе сказать — у местных уши всегда торчком. Давно заметил. У неместных, кстати, тоже.

— Ну да, у этого тоже торчком.

— Но тут есть один важный нюанс, глупым и недалеким людям неизвестный. Торчком они у мишки стоят, только покуда он жив. Как только помрет, так сразу опадают вялыми лопухами. То есть в данном случае…

Договорить Киря не успел. Медведь будто понял, о чем идет речь. Осознав, что нехитрый трюк разоблачен, резво вскочил, с утробным рыком помчался на тройку людей. Да так резво, будто не обременен тяжелой раной в спине и немалой кровопотерей. На последних шагах стремительно поднялся, чтобы обрушиться всем весом, порвать, подмять.

И обиженно тявкнул, нанизывая себя на ловко подставленное Кирей копье. А тот, отскочив в сторону от агонизирующей туши, как ни в чем не бывало закончил речь:

— То есть в данном случае мы имеем медведя-притворщика, устроившего засаду на недалекого охотничка, коим ты, Мазила, и являешься. Мать твою за ногу! Да ты своей смертью точно не помрешь!

Стрелок, выйдя из оцепенения, охватившего его при неожиданной атаке зверя, судорожно разрядил арбалет в подрагивающую тушу и не своим голосом выкрикнул:

— Да что за дела с этим медведем?!

— Дела самые что ни на есть простые, блохастый мишка поумнее тебя оказался, — охотно ответил Киря. — И вообще, боец, это залет. Не будь рядом с тобой, наивным балбесом, такого мудрого человека, как я, — все бы закончилось так плохо, что зеленка в таких случаях не помогает. Так что беги наверх, зови ребят и в первых рядах занимайся тушей. Так сказать, искупай свою огорчительную промашку плодотворным трудом и впредь не спорь со мной, не то опять опозоришься.

По мнению Рогова — урок рискованный, не та ситуация, чтобы играть на публику. В новой жизни он неоднократно сталкивался с косолапыми, опыта хватает. Иногда расходились мирно, иногда охотились ради мяса и шкур, иногда звери пытались охотиться на людей. Случалось даже с частичным успехом: парочку ребят медведи крепко покалечили. Спасибо, что без смертей обошлось. Однажды в лесу нашли остатки медвежьего пиршества — кучу разбросанных костей. Человеческих. И судя по обрывкам современного тряпья — съели землянина. Не поселкового — кого-то из другой группы или одиночку. Но повесить на топтыгина убийство не смогли: он ведь мог и мертвым полакомиться, это дело их не смущает.

Рогов тоже видел, что медведь не убит наповал. А пока такой зверь жив — он опасен. То есть небрежно к нему подходить, что-то выговаривая при этом неопытному охотнику, — опасная затея. Но Кирю не исправить, любит пошутить на грани фола, и пока что все проходило без печальных последствий.

Однако по этому случаю надо будет высказать ему пару слов. Все же зарывается, нельзя так рисковать, ведь раненый медведь — не ласковый котенок.

Выскажет еще. Чуть позже.

Отряду улыбнулась удача. Боец должен полноценно питаться, а им так и приходилось налегать на опостылевшую рыбу — основу рациона. Да и припасы невелики, так что по пути использовали любую возможность подкрепиться за счет местных ресурсов.

Сейчас неплохо подкрепятся — медведь не из мелких. Даже если взять лишь самые лакомые куски, все равно немало достанется. Если переносить мясо завернутым в крапиву и лопухи да прикрывая от мух, несколько дней легко протянет. Кормежка при этом получится обильной, прихваченную копченую и соленую рыбу можно не трогать, приберечь на черный день.

Одно в медвежатине напрягает — рискованное мясо. Слишком много паразитов может оказаться у зверюги, в том числе и смертельно опасных. Ничего удивительного, учитывая его жадную всеядность и отсутствие ветеринарного контроля. Особое опасение у знатоков вопроса вызывала проблема трихинеллеза: пораженным этой заразой не очень-то помогает даже современная медицина, что уж тут говорить о почти первобытных условиях. После экспедиции в горы Рогов принес много чего согласно списку, в том числе и микроскоп, достаточно мощный для уверенного обнаружения опасных личинок. Так что в поселке вопрос с проблемными животными стоит не так остро, как прежде.

Но в отряде такого микроскопа нет, и потому остается единственный выход — интенсивная термическая обработка. Мясо надо резать тонкими ломтями и на совесть прожаривать или варить не меньше трех часов такими же мелкими кусками. Естественно, вкусу и питательности на пользу такое не пойдет, но жесткая кулинария сводит к минимуму риск заражения, а жизнь и здоровье дороже.

Хотя насчет минимума риска — спорят до сих пор. Некоторые категорически против разрешать есть даже зажаренное до черноты мясо, если оно не обследовано. И плевать, что его есть невозможно, — все равно считают опасным.

Нет, так зажаривать не станут. Лучше уж варить. Хорошо варить, разваривать. Тоже на пользу вкусу не идет, но даже разваренное до состояния соплей мясо куда лучше рыбы — за это время Рогов и прочие наелись даров рек и озер на всю оставшуюся жизнь.