Березовский и Первый канал
Ксения Пономарёва, заместитель руководителя первого предвыборного штаба Путина, рассказывала, что критические комментарии прессы и телевидения приводили президента в сильнейшее раздражение: «Ему кажется дикой мысль, что кто-то имеет право публично обсуждать его действия».
В самом начале президентства канадские журналисты спросили Путина, существует ли в стране оппозиция.
– Если то, что я вижу на экранах телевизоров, – ответил Владимир Владимирович, – не является оппозицией, то что же это такое? Тогда это хулиганство.
Путин не пояснил, что именно показалось ему телевизионным хулиганством. Можно только гадать. Видимо, речь шла о программе старого НТВ «Куклы». Но если какая-то передача действительно вышла за рамки закона, на это тоже есть закон – можно и нужно обратиться в суд. А если для этого нет оснований, если телепередача всего лишь в едкой форме высмеивает поступки или слова политика, то это просто часть нормальной общественной жизни. Неприятная, конечно, для самого политика. Но это плата за остальные удовольствия, которые он получает. Люди вручают ему свои судьбы, судьбу государства. Политик живет на налоги, которые платит вся страна. И должен смириться с тем, что общество придирчиво следит за каждым его шагом. Но в нашей стране иные отношения между властителем и населением.
Учитывая всю его предшествующую карьеру, Путин не был готов к публичной деятельности. Должно быть, ему было сильно не по себе в первые месяцы, а может, и годы в Кремле.
– Вы думаете, это приятно, – заметил Владимир Владимирович, – сидеть в Кремле и читать гадости, которые про меня журналисты пишут?
Путин вообще не привык к роли публичного политика, к тому, что каждый его шаг – как актера на сцене – обсуждается, оценивается, критикуется, высмеивается. Часто это кажется несправедливым: «Я думаю только об интересах государства, я работаю на пользу общества, не жалея сил, а меня критикуют!»
Тяжелое впечатление произвел ответ президента Путина известному американскому тележурналисту Ларри Кингу на вопрос о судьбе подводной лодки «Курск».
– Так что же случилось с вашей подводной лодкой? – спросил журналист, надеясь, что президент России расскажет зрителям о подлинных причинах гибели «Курска».
– Она утонула, – с легкой иронией ответил президент. Не знаю, что произошло тогда с Путиным, что он хотел этим сказать. Наверное, ему хотелось обрезать знаменитого американца, показать себя человеком ироничным и светским. Но вышло наоборот. Люди решили, что такая высокомерно-легкая улыбка может быть только у человека, который не понимает, что речь идет о смерти людей и бесконечном горе их родных…
Наверняка потом Владимиру Владимировичу было крайне неприятно, что не только Америка, но и Россия увидела эту незабываемую улыбку на телеэкранах. Несложно предположить, что для кремлевской команды этот эпизод стал еще одним аргументом против существования средств массовой информации, которые позволяют себе показывать не то, что надо, а то, что есть.
После того как решили судьбу НТВ, началась борьба за Первый канал, самый важный в нашей стране, потому что его программы смотрят по всей России. Во время предвыборной кампании ОРТ всячески поддерживало Путина. Но канал управлялся Борисом Березовским, новых обитателей Кремля это не устраивало. Получалось, что позиция ОРТ зависела от личных симпатий и антипатий Березовского.
«Дня за четыре до дня голосования на президентских выборах 2000 года Борис Абрамович дает огромное, на полосу, интервью газете „Ведомости“, – писала Татьяна Дьяченко. – Рассказывает, какие у него замечательные отношения с В. В. Путиным, что они старые друзья с Владимиром Владимировичем еще с питерских времен, что Владимир Владимирович замечательный человек – честный, порядочный, твердый и решительный. Добавляет детали, как Путин приезжал к нему в гости, и прочее и прочее.
Если бы в тот момент медиагруппы Гусинского и Лужкова, и в первую очередь НТВ, не оказались деморализованы и расслаблены, понимая, что проиграли, а серьезно и тщательно, как это они умеют, ухватились за это интервью, разложили его по косточкам, приклеили Путина к Березовскому, я думаю, процентов пять голосов Путин бы потерял. А имея в виду, что он набрал в результате пятьдесят два целых девяносто четыре сотых процента голосов, мы бы прямехонько въехали во второй тур. Такова могла быть цена этого глупого, безответственного, самодовольного интервью. Потом Березовского в штабе спрашивали: ну как вы могли, вы же не мальчик, вы не понимали, к чему могло ваше интервью привести? На что он так безмятежно отвечал – но там же чистая правда!»
Кремлевский аппарат раздражали самостоятельность и самодеятельность Березовского. Его идеями, особенно удачными, охотно пользовались. Но самого автора идей не любили. Или, точнее, побаивались его непредсказуемости.
После выборов Березовский заскучал. Ему захотелось самому поиграть в большую политику. Он стал депутатом Государственной думы и позволял себе высказывания, которые все меньше нравились президентской команде. Он призывал к переговорам в Чечне, возражал против создания системы президентских полпредов – как надстройки над губернаторами. В мае 2000 года опубликовал открытое письмо президенту Путину с критикой реформы вертикали власти. Это уже рассматривалось как предательство.
Самого заметного в ту пору ведущего Первого канала Сергея Леонидовича Доренко пригласили к Путину. Доренко не стал делать из встречи секрета и описал ее в подробностях. Надо понимать, беседа с президентом запомнилась ему во всех деталях:
«Это было 31 августа 2000 года. Путин начал с того, что Березовский неадекватен… Сказал: работать будем теперь по-другому, он лично будет руководить Первым каналом…
– Вы будете членом моей команды, – сказал Путин.
Тут я возразил. Команды все эти – интриги, подсиживания, я так не умею, в командах прежде не состоял и в новых не хочу.
– Тогда будем с вами работать напрямую, – предложил Путин.
Я это очень поддержал. Прямо с готовностью и восторгом.
– Тут, – говорю, – еще такое удобство, что ничего менять не надо, ведь мы с вами и прежде работали напрямую, вот и продолжим старое.
Дальше Путин сказал что-то странное, чем отмел весь предыдущий разговор.
– Мы хотим сделать так, – сказал президент, – чтобы ваша жизнь была комфортной… Чтобы вы не нуждались… Я хочу, чтобы вы знали, что у нас с этим, – он пошевелил в воздухе пальцами, как будто считал деньги, – что у нас с этим проблем нет.
Тут пауза затянулась. Я молчал, и он молчал. Потом он как бы – жестом – положил две стопочки на стол и пояснил:
– Мы можем платить и так, и так.
Имелся в виду официальный заработок и черный нал, как я понимаю. Я совсем смутился. Рыскал тупо глазами по флагу моей страны и по гербу на стене. Он спросил:
– Так вы в моей команде?
– Нет, я лучше в команде телезрителей, – ответил я.
– Ну, я вижу, вы еще не определились, – подытожил Владимир Владимирович.
Так стало понятно – разговор окончен…
Я позвонил Березовскому и сказал, что мне только что главнокомандующий предлагал деньжат под гербом. Прямо по телефону – шел и орал в Кремле:
– Понимаешь, Боря… Он же офицер и главковерх, понимаешь?»
Через неделю Сергея Доренко попросил зайти его прямой начальник – генеральный директор Первого канала Константин Львович Эрнст.
«Стал говорить, что я должен снять кучу материалов из новой программы, – вспоминал Доренко. – Я слушал рассеянно и с сожалением. Незадолго до этого я сильно рекомендовал Путину Костю оставить на Первом канале и говорил, что Костя парень хороший и не продаст… И смотрел я на Костю как на племянничка какого-то забывшегося. Сказал: „Костя, мы без тебя вопросы решаем. Ты не бери на себя лишнего. Это не твои дела. Что пойдет в моей программе, я с тобой обсуждать не хочу“».
Сергей Доренко ошибся. Его программа была снята с эфира. Сам он потерял должность заместителя генерального директора ОРТ и вообще на многие годы был отлучен от телевидения. А вот Эрнст стал решать, что будет показывать Первый канал.
В определенной степени Борис Березовский и Сергей Доренко пожинали то, что посеяли. Они сами продемонстрировали, как, нарушая все профессиональные правила и нормы, с помощью телевидения можно планомерно уничтожать политика, – на примере Евгения Примакова и Юрия Лужкова. Путин не желал оказаться в их положении. О нем и так говорили, что он создан телевидением.
«Владимир Путин – всего лишь продукт, – язвительно писала французская газета «Монд». – Совместная продукция российского телевидения и „семьи“ Бориса Ельцина. Робот, марионетка, генетически модифицированный организм… С ног до головы изготовлен начинающими волшебниками, великими манипуляторами общественного мнения, которые сделали ставку на телевидение… Он двигался вперед в соответствии с тем, как его учили в КГБ. А потом стал самостоятельным. Создание ускользнуло от своих создателей. Голем ожил».
Все, кто давал тогда такие хлесткие оценки, сильно ошиблись. Но конечно же, Владимира Владимировича не устраивало, что владельцы телеканалов и журналисты считают себя самоценными фигурами, разговаривают с ним на равных, а то и пытаются его поучать. Снятие программы Доренко, которую тогда смотрела вся страна, было уроком для других. Другие все поняли правильно.
Борису Березовскому предложили продать свой пакет акций Первого канала. Эта история – уже во всех деталях – обсуждалась спустя десять лет в Англии, когда Березовский подал в Высокий суд Лондона иск против Романа Абрамовича. Березовский потребовал возмещения ущерба от продажи в 2001–2004 годах своих долей в компаниях «Сибнефть», «Русал» и «ОРТ». Он утверждал, что вынужден был продать все значительно дешевле реальной цены из-за угроз со стороны Абрамовича. Роман Аркадьевич же заявляет, что Березовский вообще ничем в этих компаниях не владел, а немалые деньги получал за политическое покровительство. Рассмотрение иска началось 31 октября 2011 года. Поскольку лондонскому суду российские граждане врать не решаются – можно запросто лишиться возможности бывать в этом чудесном городе, – они в ходе заседания откровенно рассказывали о том, как устроены политика и бизнес в России.
В 1994 году Первый канал акционировали. Пятьдесят один процент акций остался за государством. Сорок девять процентов контролировали Березовский и его деловой партнер Аркадий (его чаще называли Бадри) Патаркацишвили.
«Березовский, – вспоминает Татьяна Дьяченко, – имел безусловно положительное качество – ему интересно было работать не с серостью, а с яркими и талантливыми. Напомню, именно он с пеной у рта отстаивал, чтобы первым руководителем только что созданного телеканала „ОРТ“ стал Владислав Листьев. Кремлевские начальники были все в шоке и против. Они не привыкли к тому, что совсем молодой человек может возглавить самый главный телеканал страны. Но Борис Абрамович убеждал с таким напором, что в конце концов все согласились и первым генеральным директором ОРТ стал Владислав Листьев. Кстати, может быть, многие уже забыли, но именно Березовский, также сломав сопротивление огромного количества скептиков, убедил всех назначить Константина Эрнста на должность генерального директора Первого канала».
Адвокаты Березовского в лондонском суде рассказывали, что после трагедии «Курска» руководитель президентской администрации Волошин предъявил Березовскому ультиматум: отдай акции ОРТ или повторишь судьбу Гусинского.
Борис Абрамович попросил о встрече с Путиным. Он много раз вспоминал об этой последней беседе с президентом. Владимир Владимирович объяснил, что его не устраивает ситуация, когда Первым каналом, который смотрит вся страна, управляет один человек – Березовский.
– Я лично буду руководить ОРТ, – произнес Путин.
– Ты понимаешь, о чем говоришь? – возразил Березовский. – Ты хочешь лично контролировать все средства массовой информации в России!
Путин холодно посмотрел на Березовского:
– Ты был одним из тех, кто просил меня стать президентом. На что же ты жалуешься?
Все тот же министр по делам печати, телерадиовещания и средств массовой коммуникации Михаил Лесин назвал цену – триста миллионов долларов. Березовский ответил «нет» и уехал из страны. Тональность разговора изменилась.
Вести переговоры в Москве остался Бадри Патаркацишвили. Речь шла о продаже всех средств массовой информации, которые принадлежали Березовскому. По словам Бадри Патаркацишвили, его привезли в Кремль. Президент спросил:
– Что за странную игру ведет Березовский? – И предупредил: – Мы друзья, но можем стать врагами.
У власти было мощное средство давления на Березовского – уголовное дело «Аэрофлота». Когда «Аэрофлот» возглавлял маршал Евгений Иванович Шапошников, компания находилась на грани банкротства. Березовский взялся помочь Шапошникову и дал ему двоих людей из ЛогоВАЗа. Николай Глушков стал у Шапошникова первым замом, а Александр Красненкер – заместителем по коммерции и рекламе.
Глушков предложил все деньги, которые зарабатывают сто шестьдесят представительств «Аэрофлота» за рубежом, концентрировать в одной иностранной компании, чтобы лучше управлять финансами. Предложение было принято, и восемьдесят процентов валютной выручки представительства «Аэрофлота» стали перечислять на счет швейцарской компании «Андава», семьдесят восемь процентов акций которой купили Березовский и Глушков. Генеральная прокуратура пришла к выводу, что тем самым создалась преступная организация, которая переводила деньги «Аэрофлота» на личные счета Березовского и его людей. Бывший заместитель генерального директора «Аэрофлота» Николай Глушков был арестован 7 декабря 2000 года.
Бадри Патаркацишвили уверял, что на переговорах требовал в обмен на продажу ОРТ освободить Глушкова:
– Мне было предложено заниматься любым бизнесом, но не политикой и не средствами массовой информации. А я во главу угла ставил одно условие: отдайте Колю.
Гусинского же в свое время освободили в соответствии с печально знаменитым протоколом номер шесть – в обмен на согласие продать акции НТВ. Бизнес становился популярным: люди в обмен на акции. Предполагалось, что ОРТ у Березовского выкупит глава нефтяного концерна «ЛУКОЙЛ» Вагит Алекперов и передаст его государству.
– Алекперову, – считал Патаркацишвили, – видимо, очень хотелось угодить власти, с одной стороны, а с другой – не платить деньги. Переговоры ничем не закончились.
Тогда организовать сделку, как утверждали в Лондоне адвокаты Березовского, взялся Роман Абрамович.
– После ситуации с «Курском», – рассказывал в суде Роман Аркадьевич, – я на Березовского совершенно иначе стал смотреть. Для меня это было поворотным моментом в наших отношениях… Все понимали, что этих моряков из подлодки достать не могут. Все понимали. А Березовский занял совершенно бесчестную позицию по отношению к президенту, которого нужно слушать, чьи рекомендации надо выполнять…
Встретились Абрамович с Березовским во Франции на Лазурном Берегу. Роман Аркадьевич объявил: продажа акций – условие выхода Глушкова на свободу. Сама цена упала – он был готов заплатить только сто семьдесят пять миллионов долларов. Борис Березовский акции ОРТ продал. Роман Абрамович оказал услугу власти.
– Путин не акции ОРТ хотел получить, – пояснил он в суде, – а хотел, чтобы Березовский и Патаркацишвили ушли и перестали влиять на содержание программ. Меня попросили эти акции купить… Стал бы я вмешиваться в политические программы? Нет. У меня ни времени, ни желания никогда не было. Я этой покупкой просто спасал свой другой бизнес… Тогда Борису Березовскому позволили спокойно уехать за границу. Наверное, потом об этом сильно пожалели, потому что все эти годы российская прокуратура безуспешно добивается его выдачи из Англии. Но в тот момент, видимо, предполагалось, что его участие в политике закончится.
Однако же беспокойная натура не позволяла Березовскому просто наслаждаться жизнью. Он не только продолжал высказываться на острые политические темы, но и сделал ставку на другой телевизионный канал – «ТВ-6». Купил пакет акций у создателя канала Эдуарда Михайловича Сагалаева и пригласил команду Евгения Киселёва. Это был сильный ход: талантливые журналисты за несколько месяцев преобразили канал. Наученные горьким опытом, они в новостных и публицистических программах были предельно корректны, чтобы не дать повода обвинить их в оппозиционной, антипрезидентской деятельности. Но и это не помогло.
С ТВ-6 разобрались быстрее, чем со старым НТВ, – уже появился опыт. На сей раз действовала нефтяная компания «ЛУКОЙЛ», чья дочерняя фирма «ЛУКОЙЛ-Гарант» владела пятнадцатью процентами акций Московской независимой вещательной корпорации (ТВ-6). Хитроумные юристы компании успели воспользоваться статьей закона, которая с 1 января 2002 года переставала действовать: акционер имеет право потребовать банкротства убыточной компании. ТВ-6 давно несло убытки, но до прихода Киселёва и его команды акционеры с этим мирились.
Высший арбитражный суд проявил невиданную энергию, успел признать компанию банкротом в последние дни 2001 года и постановил ее ликвидировать. И это произошло в тот самый момент, когда ТВ-6 наконец стало зарабатывать деньги и обещало стать прибыльным. Если бы концерн «ЛУКОЙЛ» интересовали деньги, то он бы их получил, поскольку за пятнадцатипроцентный пакет акций ТВ-6 предлагалась очень солидная сумма. Но «ЛУКОЙЛ» зарабатывает деньги, выстраивая отношения с властью. В свое время, чтобы сделать приятное тогдашнему премьер-министру Черномырдину, руководство компании «ЛУКОЙЛ» заменило руководство газеты «Известия».
У Березовского отняли лицензию на вещание и выставили ее на конкурс. Евгений Максимович Примаков попытался помочь команде старого НТВ остаться в эфире на шестом канале. Вместе с Аркадием Ивановичем Вольским, в прошлом крупным партийным работником, а тогда главой Союза промышленников и предпринимателей, Примаков уговорил чиновников дать им такую возможность, а видных олигархов убедил финансировать телекомпанию.
– Надо было сохранить коллектив, вывести его из кризиса и создать такую ситуацию, при которой этот канал был бы полностью независим ни по олигархической линии, ни по государственной, – сказал Евгений Максимович. – Но началась катавасия с лицензией. Постоянную лицензию не давали, Министерство печати продлевало временную, а олигархи не могли прийти к единому знаменателю.
Дело было не в разногласиях олигархов. Они быстро уловили: власть желает, чтобы и старая команда НТВ, и весь этот неподконтрольный Кремлю канал исчезли из эфира. Так что и работа телеканала «ТВ-6» оказалась недолгой.
– Примаков, – вспоминала Светлана Сорокина, – был самым оптимистично настроенным. Потом конструкция рухнула, и Примаков очень переживал. Несмотря на огромный опыт и знание реалий, он все равно верил, что люди могут договариваться. А договорившись, держать слово. Кто-то назовет это старомодной наивностью. А я думаю, это порядочность. Как умудрился Евгений Максимович Примаков сохранить это реликтовое в большой политике качество, одному богу известно.
На следующий день после того, как их вновь отключили от эфира, сотрудники телекомпании провели собрание. По существу, это было прощанием с профессией. Некоторых замечательных журналистов отлучили от телеэкрана. Выйдя к журналистам, Светлана Сорокина сказала, что у нее такое ощущение, будто их преследует маньяк или группа маньяков:
– Мы стараемся с ними договориться, или убежать от них, или переехать, перебраться, но ничего не получается – кажется, они все равно нас достанут и угробят.
По существу, людей стали натравливать на средства массовой информации. Говорили: телевидение врет, журналисты врут… Но пожалуй, ни один журналист не врет так, как врут чиновники. Для чиновников настали счастливые дни. Свободные средства массовой информации были единственным, чего они хоть немного, но боялись. Покажут, какие они есть, и стыдно будет, и начальство по головке не погладит. А теперь они ожили, больше не боятся, потому что увидели: начальство мнением общества, которое выражается через средства массовой информации, не интересуется.
Пока средства массовой информации остаются негосударственными и принадлежат разным владельцам, они дают возможность видеть нашу жизнь такой, какая она есть. Потому взяли под контроль негосударственные средства информации, в первую очередь телевидение. Красивые слова о том, что телевидение должно принадлежать государству, надо понимать правильно: не государству, а президенту, его команде, чиновникам.
Телевидением управляет не какое-то величественное государство, а вполне конкретные чиновники. Они внушают нам, что их интересы – это интересы государства. Но известно, что чиновники блюдут государственные интересы, не забывая о собственном благе. Никакая власть не хочет, чтобы люди знали об ее ошибках, промахах, некомпетентности и непрофессионализме. Но все совершают ошибки. Ошибки, совершенные президентом, могут быть очень опасны. Поэтому нужны негосударственные средства массовой информации, которые должны обо всем рассказывать, никому не делая скидок. И если нет независимого от власти телевидения, то оно не покажет, что происходит в стране, и страна ничего не узнает. Когда у человека есть два глаза, он даже не подозревает, что этот оптический плюрализм позволяет ему видеть мир таким, какой он есть. Те, кто в силу несчастного случая лишился одного глаза, знают, как мгновенно и безнадежно искажается восприятие мира.
Путин не занимался публичной политикой и не имел возможности осознать, что критика в средствах массовой информации – неотъемлемая часть нормальной жизни, политик должен с этим смириться, поскольку свобода печати имеет огромную ценность для государства. Искушенный немецкий политик Франц Йозеф Штраус, который у себя на родине пользовался популярностью до конца жизни, на собственные деньги издавал альбомы весьма нелестных для него карикатур и раздавал их гостям, справедливо полагая, что в свободном обществе это на пользу всем, а ему еще и дополнительная реклама.
Журналист Олег Блоцкий, исследовавший генеалогическое древо семьи Путиных, замечает: «По всему выходит, что нынешний президент России Владимир Путин – третий в своем роду, кто родился вне крепостной неволи». Автор восторженной книги о Путине, видимо, хотел обратить внимание на то, сколь слабы традиции свободы в России. Эпоха Горбачёва и Ельцина была слишком недолгой, чтобы эти традиции укоренились. Потому, наверное, так легко вернуть общество в управляемое состояние, когда люди охотно подчиняются начальству, не смея слова поперек сказать и соревнуясь в выражении верноподданничества. Люди готовы строиться в колонны и шеренги, не дожидаясь, когда прозвучит команда, а лишь уловив готовность власти пустить в ход кулак или что-то потяжелее.
В мае 2005 года Путин приехал в «Комсомольскую правду» поздравить коллектив с восьмидесятилетним юбилеем. Известная журналистка Инна Павловна Руденко поинтересовалась у президента:
– Когда вы читаете критику в свой адрес, вы сердитесь, огорчаетесь, раздражаетесь на журналистов, на какие-то издания? А бывают ли случаи, чтобы вы на себя сердились, соглашались с ними?
– Все бывает, – ответил Владимир Владимирович, – и сержусь, и раздражаюсь, и на себя сержусь. Очень часто, и я думаю, вы со мной согласитесь, эта критика носит заказной характер. Заказчики мне хорошо известны, их не так много. Но я просто смотрю, кто в очередной раз является исполнителем. Я уже заранее все знаю в принципе…