Глава 12
Среди драконов

Седрик не мог поверить, что она это сделала. Эта женщина была не той Элис Кинкаррон, с которой он вырос. И даже не той Элис Финбок, с которой он так часто обедал последние пять лет. Он не понимал, откуда взялась эта властная мегера, но был рад, когда она ушла. Если бы не необходимость подобраться поближе к драконам, он никогда не позволил бы ей зайти так далеко.

Он облокотился на борт, встав рядом с Элис. Слева от нее в той же позе стоял гнусный капитан Лефтрин, да так близко, что почти касался Элис, пока она изливала свой безумный бред о драконах. Ладно, пусть позабавится еще денек-другой… Седрик был зол на нее и содрогался при мысли о предстоящем. Ему придется сойти на берег и исполнять роль секретаря, пока Элис будет, видите ли, расспрашивать этих неуклюжих тварей. Ничего, она быстро поймет, каковы они, и все кончится. Мысль о том, как рухнут все ее мечты и фантазии, пробуждала в нем даже жалость. Глупо было спорить, раз уж Элис загорелась дикой идеей сопровождать этого капитана и драконов вверх по реке. В таких случаях лучше кивать и соглашаться. Ей стоило бы внимательно слушать, что говорили о драконах Трелл с женой. Эта авантюра обернется совсем не тем, что она себе намечтала. И когда через пару дней вечером Элис придет к нему, упавшая духом и разочарованная, он будет готов утешить ее и устроить им обоим обратную дорогу. Нужно только потерпеть и подождать. И постараться сдерживать тошноту при виде того, как Лефтрин увивается вокруг нее.

Седрик снова глянул на них. Элис смотрела на Лефтрина и улыбалась. Неужели этот старый бобр вскружил ей голову? Просто невероятно. Наверное, Элис принимает резкий хохот речника и его нелепые комплименты за проявления грубого обаяния. Конечно, у нее было мало возможностей, чтобы завязать светские знакомства с другими мужчинами. Или ее привлекла грубость Лефтрина. Седрик достаточно хорошо знал Элис и понимал, что Гесту не грозит опасность ее потерять. Пусть она и несчастлива с мужем, но слишком строгих правил, чтобы даже подумать об измене. Так что пускай пофлиртует немного, представляя себя блестящей светской дамой в этом унылом путешествии. И все же загадка, как Элис может общаться с этим пожилым мужиком с моржовыми усами. Он не идет ни в какое сравнение с утонченным Гестом.

При мысли о Гесте Седрик снова сник. Где-то он сейчас, что делает? Кто сидит с ним за столом и смеется над его шутками? В каком он порту? Каких редких и невиданных товаров ему удалось закупить? Седрик прикрыл глаза и ясно представил Геста в превосходном расположении духа, набивающим трубку после обеда. Может ли Гест вообразить, каково Седрику тут, среди болот, на этой утлой посудине, идущей вверх по реке сквозь полчища комарья? Скорее всего, может и каждый раз ухмыляется, вспоминая о нем. Больнее всего жалила мысль о том, что Гест, может статься, делится своими мыслями с Уолломом и Джеффом или с коварным Реддингом Коупом. Седрик живо представил, как Коуп изображает его: «Вот Седрик наслаждается обществом москитов». Потом хлопает себя по щеке, подпрыгивает – и Гест смеется. Даже думать об этом было невыносимо. Седрик поймал себя на том, что едва не скрипит зубами, и усилием воли вернул на лицо равнодушное спокойствие. Все это злосчастное путешествие – дело рук Геста, слишком жестокое наказание только за то, что Седрик высказал свое мнение. Он-то, Седрик, всего лишь хотел, чтобы Гест был немного добрее к Элис. И за это Гест отправил его в изгнание, а Элис теперь и вовсе закабалила, заставив сопровождать ее в эти дикие края.

Элис болтала с мужланом, не обращая внимания на недовольный вид Седрика. Он прислушался к ее словам.

– Только взгляните на нее! Как играет солнце на ее чешуе!

Седрик издал возглас одобрения, на самом деле не разделяя этого бурного восторга. Пляж даже не заслуживал такого названия. Просто склон, покрытый растоптанной и высохшей на солнце грязью. Уже скоро ему придется идти туда с Элис и делать для нее заметки. Бродить среди куч драконьего навоза и речного мусора. Сапоги, скорее всего, будут непоправимо испорчены. Как только баркас причалит, Элис захочет сойти на берег. Пора наведаться в свою так называемую каюту и отыскать инструменты.

– Да, да, я! Ты прекрасна, воистину прекрасна! – выкрикнула Элис.

Седрик открыл глаза. Элис, похоже, была вне себя от счастья. Ее лицо горело. Она прижимала руки к груди, словно в попытке унять неистово бьющееся сердце. Когда Элис повернулась к Седрику, стало ясно, что она и думать забыла об их размолвке.

– Седрик! Она заговорила со мной! Синяя драконица – она со мной заговорила!

Седрик скользнул взглядом по рептилиям, ползающим в грязи:

– Которая?

– Королева. Самая большая! – Она чуть ли не задыхалась. – Можно мне сойти на берег и поговорить с тобой? – снова возвысила голос Элис.

– Королева? У драконов есть короли и королевы?

– Большая синяя самка, – нетерпеливо бросила Элис, – вон она, там. Где девушка с метлой.

– А-а… А откуда ты знаешь, что она их королева?

– Не их королева, а просто королева. Все драконицы – королевы. Точно так же, как все кошки. А теперь помолчи, прошу тебя! Когда ты говоришь, я ее не слышу!

Создание на берегу издало звук, – казалось, будто кто-то подул в испорченную дудку. Но для Элис это явно звучало волшебной песней. Вот дракон наконец прекратил мычать, и капитан Лефтрин просиял, как будто разделял восторг пассажирки:

– Ну, раз так, то здесь мы вас и высадим.

Элис уже сорвалась с места, торопясь на нос баркаса, и оглянулась на Седрика:

– Возьми блокнот, пожалуйста, и все, что нужно для записи нашего разговора. Скорее! Я иду.

– Хорошо.

От перспективы прогуляться среди драконов сердце у него забилось сильнее. Он заторопился к своей временной каюте. По крайней мере, одно дело уладилось. В этих четырех стенах он может уединиться, и у него есть доступ ко всему багажу. Седрик раскрыл свой одежный сундук и вытащил штаны. Он приготовился к путешествию так тщательно, как только мог, и надеялся, что предусмотрел все случайности. Взяв свой ящик с письменными принадлежностями, сел на кровать. Она представляла собой всего лишь дощатый помост, застеленный сомнительной чистоты матрасом, но вполне годилась, чтобы сидеть, – в отличие от гамаков, в которых спали матросы.

Седрик торопливо открыл ящик и проверил содержимое. Чернильницы для чернил разного цвета, некоторые полные, некоторые пустые, ручки с заостренными перьями и запасные перья, маленький острый перочинный нож, бумага разного размера и альбом для зарисовок. В пенале – угольные палочки и карандаши для эскизов. Седрик нажал две потайные кнопки, и дно ящика поднялось. В тайнике лежали бутылочки для образцов. Флаконы побольше и крупная соль были спрятаны в сундуке, а для первой вылазки хватит и этих. Если ему крупно повезет, то к возвращению на борт у него будет все, что нужно.

Когда Седрик вернулся на палубу, остальные уже ушли. Как мило! Он постарался справиться с раздражением и подошел к борту. Для спуска ему оставили грубую веревочную лестницу. Слезть по ней с письменным прибором под мышкой было нелегко, но он справился и не уронил свою ношу в грязь. Конечно же, никто даже не подумал ему помочь. Элис уже ушла по берегу довольно далеко, причем одна. Этот мошенник Лефтрин и не собирался сопровождать ее, просто высадил на берег, кишащий драконами. Как она только выносит этого человека!

До земли оставалось несколько футов, когда Седрик спрыгнул с лестницы, едва не выронив драгоценный ящик. Потом нагнулся, чтобы подвернуть брюки. Он подумал, что вид у него теперь сделался совершенно дурацкий, словно у аиста в сапогах. Впрочем, лучше уж так, чем потом остаток дня носить на штанинах зловонную тяжелую грязь.

А уж запах тут действительно был еще тот! Воняло испражнениями – не ошибешься. Эта вонь смешивалась с противными испарениями от реки и тухлым духом из чащоб, так что в воздухе стоял густой смрад. Хорошо еще, что сегодня ему не довелось поесть как следует, а то бы желудок взбунтовался.

– Какое прелестное место ты выбрала для прогулок, Элис! – саркастически пробормотал Седрик. – Что может быть лучше, чем пройтись среди куч драконьего навоза в компании старого бобра?

Он услышал что-то вроде низкого ворчания и тревожно оглянулся. Нет. Драконов поблизости не было. Однако Седрик был уверен: неизвестно откуда доносился угрожающий голос какого-то крупного создания. К тому же возникло неприятное чувство, что за ним следят. И не просто следят, а пристально, как кот за мышью. Седрик снова огляделся и замер – на него в упор глядели два больших ярких глаза. Сердце забилось сильнее. Мгновение спустя он понял свою ошибку. Глаза были нарисованы на носу баркаса. Прежде он их не замечал. Седрик вспомнил, что глаза на кораблях рисуют из суеверия – якобы они помогают находить путь. Глаза баркаса взирали на него с презрением и гневом. Он содрогнулся и отвернулся от корабля.

– Седрик! Быстрее! Пожалуйста!

Он отыскал взглядом Элис. Та оглядывалась, ища его. Оказывается, капитан Лефтрин тоже был здесь, он разговаривал с делегацией людей из чащоб. Один из них держал в руках толстый свиток и зачитывал из него пункт за пунктом. Капитан покивал и засмеялся. Но человеку со свитком было не до смеха.

Элис остановилась рядом с драконами. Выглядела она как собачонка, рвущаяся на прогулку. В ее позе читалась тревога, смешанная с радостным возбуждением. Ничего удивительного. Драконица, которую она выбрала, поднялась на ноги, выказывая интерес. Она была намного крупнее, чем казалась с палубы баркаса. И синего цвета. В солнечном свете ее шкура сверкала и искрилась. Медно-карие, с узким кошачьим зрачком глаза существа выглядели непропорционально большими. И в отличие от кошачьих, в глазах драконицы кружились водовороты более и менее глубокого карего цвета. От этого делалось не по себе. Тварь издала гортанный призыв.

Элис повернулась спиной к Седрику и поспешила к дракону:

– Да, конечно. Прошу прощения, что заставила тебя ждать, о великолепная!

Будь драконица пропорционально сложена, она была бы прекрасна, как бывает прекрасен племенной бык или олень. Однако хвост ее выглядел куцым по сравнению с длинной шеей, лапы тоже были коротки и неуклюжи. Крылья, которые драконица только что подняла и расправила, казались слишком маленькими для такого тела, к тому же были разными. Седрику они напомнили зонт, вывернутый ветром, – те же неприглядные «спицы» и обвисшая «ткань». Он выпрямился, подхватил ящик под мышку и пошел по грязи вслед за Элис.

Неподалеку послышался шум, и Седрик остановился. По берегу тяжело бежал небольшой красный дракон с мальчишкой на спине.

– Раскрой крылья! – кричал паренек. – Раскрой крылья и помаши ими. Нужно стараться, Хеби. По-настоящему стараться.

В ответ несчастная тварь распростерла крылья. Одно было больше другого, но дракон послушно хлопал ими на бегу. Этот «полет» закончился тем, что существо с разбегу влетело в реку. Мальчишка завопил от разочарования, потом заорал:

– Смотри, куда бежишь, Хеби! Но для первого раза хорошо. Просто не бросаем это дело, малышка.

Седрик не единственный заинтересовался зрелищем. Драконы и их хранители замерли. Одни подростки улыбались, другие были в ужасе. Что чувствовали драконы, Седрик определить не мог. Вот как понять, довольна корова или обижена? После минутного замешательства Элис поспешила к своей цели.

Длинноногий Седрик вскоре догнал ее. Похоже, она продолжала разговор с драконом.

– У меня нет слов, чтобы должным образом восхититься твоей красотой. Я так рада, что наконец я здесь, а говорить с тобой, как сейчас, я уж и вовсе не мечтала!

Дракон наклонил к ней голову.

Седрик только сейчас заметил рядом с драконом девушку. На плече она держала самодельную метлу. Вид у нее был недовольный. Она хмурилась, и в сочетании с суженными глазами и чешуей это придавало ей сходство с рептилией. Таково было первое впечатление – ящерица. Седрику сначала показалось, что у нее грязные руки, но потом он увидел: пальцы девчонки оканчиваются черными когтями. Ее косы казались клубком змей, глаза странно блестели.

– Элис! – окликнул Седрик; Элис не ответила. – Постой! Подожди меня!

– Хорошо, давай быстрее.

Она остановилась, но видно было, что долго ждать не будет. Седрик нагнал ее в два широких шага и взял под руку.

– Будь осторожна! – тихо предупредил он. – Ты ничего не знаешь об этом драконе. А у девицы крайне враждебный вид. Они могут быть опасны.

– Отпусти меня, Седрик! Ты что, не слышишь ее? Она сказала, что хочет говорить со мной. Я думаю, что оставить без внимания такую просьбу – самый верный способ ее оскорбить. Я приехала сюда как раз для того, чтобы разговаривать с драконами. И ты здесь за тем же самым! Так что иди за мной и, пожалуйста, будь готов записывать наш разговор.

Она попыталась вывернуться, он усилил хватку и наклонился к ее лицу:

– Элис, ты это серьезно?

– Разумеется! А зачем, по-твоему, я проделала такой путь?

– Но… Драконы не разговаривают. Разве ты слышишь что-то разумное в этом мычании и лае? Что я должен записывать?

Элис посмотрела на него со смятением и с жалостью:

– Ох, Седрик, ты ее совсем не понимаешь? Ни единого слова?

– Если она и сказала хотя бы слово, я его не понял. Я слышу только драконьи завывания.

И тут, словно бы в ответ, дракон издал рокот. Элис подняла голову, обратив лицо к дракону:

– Прошу тебя, подожди, дай мне поговорить с другом! Он, похоже, не понимает тебя.

Элис снова повернулась к Седрику и горестно покачала головой:

– Я слышала, что многие не вполне разбирали, что говорит Тинталья, а некоторые не понимали ее речи вообще. Но никогда не думала, что ты окажешься так обделен. Что же нам теперь делать, Седрик? Как ты будешь записывать наши разговоры?

– Разговоры?

Его злила эта детская фантазия о разговорах с драконом. Примерно так же, как манера некоторых людей здороваться с собаками и спрашивать у них: «Ну как наши дела, дружок?» От женщин, разговаривающих со своими кошками, его и вовсе трясло. Элис, как правило, не делала ни того ни другого, и он думал, что ее реплики к дракону – новое нездоровое влияние Дождевых чащоб. Но настаивать на том, что дракон разговаривает, и жалеть Седрика – это было уже чересчур.

– Я все запишу – как записал бы разговор с коровой. Или с деревом. Элис, это смешно. Я признаю – должен признавать, – что драконица Тинталья умеет делать так, что ее понимают. Но это создание? Ты посмотри на него!

Дракон скривил губы и издал однотонный шипящий звук. Элис покраснела. Юная девушка из чащоб, стоявшая рядом с драконом, проговорила:

– Она просит передать тебе, что, хоть ты и не понимаешь ее, она все равно понимает каждое твое слово. И что дело не в ее речи и не в твоем слухе, а в твоем разуме. Люди, не способные услышать драконов, были всегда. Обычно они оказывались самыми заносчивыми и невежественными.

Подумать только!

– Веди себя прилично, девочка, когда разговариваешь со старшими. Или в Дождевых чащобах этому уже не учат?

Драконица зашипела. Седрика обдало жаром и вонью полусгнившего мяса, которое она только что съела. Он с отвращением отвернулся.

Элис воскликнула:

– Он не понимает! Он не хотел оскорбить! Он никого не хотел оскорбить! – Она схватила его за руку. – Седрик, с тобой все в порядке?

– Эта тварь рыгнула мне в лицо!

Элис сдавленно хихикнула. Ее била дрожь.

– Рыгнула? Ты так думаешь? Ты даже не понял, как тебе повезло. Если бы ее ядовитые железы созрели, от тебя бы только лужица осталась. Ты вообще знаешь хоть что-нибудь о драконах? Не помнишь, что стало с калсидийцами, которые напали на Удачный? Тинталья всего лишь плюнула на них. Ее плевок разъедает броню. А уж кожу и кости – и подавно. – Элис перевела дух и добавила: – Ты нечаянно оскорбил ее. Думаю, тебе лучше прямо сейчас вернуться на корабль. Мне нужно время, чтобы объяснить это недоразумение.

Девочка из чащоб снова заговорила. Голос у нее был хрипловатый, на удивление богатое контральто. Взгляд серебряных глаз вселял беспокойство.

– Небозевница согласна с госпожой. Главнее ты здесь или нет, а она говорит, что ты должен уйти с драконьего поля. Немедленно.

Седрик почувствовал себя по-настоящему оскорбленным:

– Не думаю, что ты можешь указывать мне, что делать…

– Небозевница? – перебила его Элис. – Это ее имя?

– Это я ее так зову, – смущенно призналась девушка. – Она сказала мне, что истинное имя драконы так просто не выдают, надо заслужить.

– Да, я понимаю, – отозвалась Элис. – Истинное имя дракона – это особое дело. Ни один дракон так просто его не назовет.

Она обращалась с хранительницей как с очаровательным ребенком, встрявшим в серьезный разговор взрослых. Девчонке, как заметил Седрик, это не нравилось.

Элис снова повернулась к дракону. Тварь подошла совсем близко и нависала над ними. Ее глаза цвета полированной меди сверкали на солнечном свету. Драконица не отрывала взгляда от Седрика.

Элис снова заговорила с ней:

– О великая и прекрасная, знать твое истинное имя – это честь, которую я надеюсь однажды заслужить. Но я буду рада назвать тебе мое. Я – Элис Кинкаррон Финбок. – И она – подумать только! – присела перед этой тварью в реверансе, да так низко, что едва не шлепнулась в грязь. – Я проделала долгий путь из Удачного, чтобы увидеть тебя, услышать и поговорить с тобой. Надеюсь, мы побеседуем подольше и я смогу много узнать о тебе и почтить мудрость твоего народа. Слишком много лет минуло с тех пор, как люди имели счастье жить подле драконов. Боюсь, то немногое, что мы знали о вас, забыто. Я бы хотела восполнить этот пробел. – Элис указала на Седрика. – Я привела его с собой, чтобы он записывал все, чем ты пожелаешь поделиться со мной. Я прошу прощения, что он не может слышать тебя. Уверена, если бы он мог, то быстро бы понял, сколь ты мудра.

Дракон снова зарычал. Девчонка-хранительница посмотрела на Седрика и сказала:

– Небозевница говорит: даже если бы ты мог разбирать ее слова, то, по ее мнению, ты все равно не сумел бы понять, что она обладает разумом и мудростью. Потому что у тебя самого их попросту нет.

Этот «перевод» был сделан явно с намерением оскорбить. Девчонка стрельнула глазами в сторону Элис. Однако та если и поняла ее враждебность, то не обратила внимания и тихо, но твердо сказала Седрику:

– Поговорим, когда я вернусь на корабль, Седрик. Если можно, оставь мне свои письменные принадлежности. Я попробую записать хоть что-нибудь из нашего разговора.

– Разумеется.

Он постарался, чтобы в ответе не прозвучали горечь и разочарование. И подумал, что давным-давно научился разговаривать учтиво даже после того, как Гест прилюдно устраивал ему словесную порку. Это было не так уж трудно. Главное – отказаться от малейших проявлений гордости. Но Седрик никогда не думал, что это умение пригодится ему в общении с Элис. Он отдал ей ящик с письменным прибором и мысленно злорадно усмехнулся, когда Элис охнула от неожиданной тяжести своей ноши.

«Пусть потаскает, – мстительно подумал Седрик. – Пусть поймет, на что я был готов ради нее. Может, хоть поблагодарит».

Он развернулся, чтобы уйти.

И тут с замиранием сердца Седрик вспомнил, что в ящике лежит еще кое-что, чем ему совершенно не хотелось делиться с Элис. Он торопливо повернул обратно:

– Тебе будет тяжело носить все это. Может, оставить только бумагу, перо и чернила?

Элис не ожидала такой заботливости, и Седрик догадался, что от нее не укрылось его намерение насолить ей, вручив весь прибор целиком. Выглядела она до смешного растроганной. Седрик забрал у нее ящик и раскрыл его. Поднятая крышка заслоняла от Элис содержимое, но она и не заглядывала туда.

– Спасибо за понимание, Седрик, – тихо сказала она. – Я знаю, это нелегко – отправиться в столь опасное путешествие и вдруг обнаружить, что тебе недоступно лучшее в нем. Я хочу, чтобы ты знал: я не стала думать о тебе хуже. Такое могло случиться с кем угодно.

– Все хорошо, Элис. – Он постарался придать тону резкости.

Ну надо же! Ей показалось, что он расстроен из-за невозможности общаться с этим животным. И она жалеет его. Седрик улыбнулся этой мысли и смягчился. Сколько лет он жалел ее? Странно теперь оказаться в другой роли. Странно и трогательно, что ее волнует, не задеты ли его чувства.

– У меня полно дел на корабле. Надеюсь, ты вернешься к ужину?

– Думаю, даже раньше. Я не останусь тут в темноте, уверяю тебя. На сегодня будет вполне достаточно, если мы просто познакомимся и поладим с ней. Спасибо. Постараюсь не расходовать твои чернила зря.

– Расходуй, не стесняйся. До встречи.

Тимара следила за разговором разодетого мужчины и женщины из Удачного и удивлялась. Похоже, они близко знакомы – быть может, даже женаты. И напоминают ее родителей – тоже кажутся и связанными друг с другом, и отстраненными одновременно. И общаются примерно так же.

Они оба ей уже не нравились. Мужчина – потому что не проявлял почтения к Небозевнице, а женщина – потому что увидела драконицу и захотела ее себе. И похоже, она была способна завоевать драконицу, потому что знала, как ее очаровать. Разве Небозевница не видит, что эта женщина просто льстит ей, опутывая цветистыми фразами и преувеличенной любезностью? Тимаре казалось, что драконицу должны были бы злить такие наглые попытки добиться ее благорасположения. Но Небозевница, наоборот, явно наслаждалась этими непомерными похвалами. И даже открыто напрашивалась на них.

Да и женщина, в свой черед, была совершенно очарована драконицей. Тимара почти ощущала их взаимное притяжение, возникшее с первого взгляда. Это ее раздражало.

Нет. Не просто раздражало. Девушка кипела от ревности, признавая, что остается не у дел. Она, Тимара, должна опекать дракона, а не эта смешная горожанка! Эта Элис не сможет ни прокормить Небозевницу, ни обиходить ее. Как сумеет особа вроде нее, с дряблым телом и бледной кожей, идти следом за драконом вверх по реке, через густой лес? Как она сможет убить дичь, чтобы накормить подопечную, как справится с долгой и утомительной чисткой? Да никак! Почти весь день Тимара провела, отчищая шкуру Небозевницы, пока каждая чешуйка не засверкала. Она выскребла грязь из-под когтей драконицы, обобрала с ее век и носа целую армию жучков-кровососов и даже расчистила место на берегу, чтобы Небозевница могла лежать не пачкаясь.

Но стоило этой женщине из Удачного немножко подольститься, и драконица обратила все внимание на нее, как будто Тимары вообще не существовало. Интересно, сочла бы Элис драконицу «блистательно прекрасной», если бы увидела часов пять назад? Навряд ли. Драконица воспользовалась трудом Тимары, чтобы привлечь к себе хранителя получше. Ну что ж, скоро она обнаружит, что ошиблась.

Как и Татс.

От этой мысли у Тимары на глаза навернулись слезы. Ночью, когда Татс убежал от костра и Джерд направилась следом за ним, Тимара ничего такого и не подумала. Татсу нужно побыть одному, решила она. Но потом, когда эти двое вернулись к костру вместе, Тимаре стало ясно, что он не сидел в одиночестве. Татс полностью оправился от разговора с Грефтом. Джерд смеялась над какой-то его шуткой. Они сели с краю, рядышком друг с другом. Тимара слышала, как Джерд расспрашивает Татса о его жизни и задает такие вопросы, которых Тимара не задавала никогда, опасаясь, что Татс сочтет ее слишком надоедливой. А Джерд спрашивала, улыбалась и заглядывала ему в лицо, и Татс отвечал ей. Тимара сидела у огня, не слушая болтовню Рапскаля, который делился своими соображениями о том, каким окажется путешествие, что будет на завтрак и можно ли убить галлатора из пращи. Грефт поглядывал на нее, на Татса и Рапскаля, а потом потихоньку ушел в лес. Нортель и Бокстер веселились, обмениваясь бородатыми шутками. Харрикин вдруг загрустил. Все это не имело значения – Тимара поняла, что возникшее накануне ощущение дружеского единения рассеялось быстрее дыма от костра.

В ту ночь Татс устроился спать рядом с Джерд и даже не пожелал Тимаре спокойной ночи. А она-то считала его своим другом. И в простоте своей даже вообразила, будто он вызвался стать драконьим хранителем только из-за нее. Хуже того – рядом с ней разложил свои одеяла Рапскаль. Она не могла встать и уйти от него, как ей того хотелось. И теперь каждую ночь он спал рядом с ней. Во сне он разговаривал и даже смеялся, а ей снились тяжелые сны о том, что отец смотрит на нее из тумана.

Сейчас Тимара безуспешно пыталась собраться с мыслями и сосредоточиться на разговоре удачнинской женщины и Небозевницы.

– О прекраснейшая, можешь ли ты вспомнить опыт своей непосредственной предшественницы, жизнь твоей славной матери? Знаешь ли ты, что случилось с миром, отчего драконы почти исчезли и надолго оставили людей тосковать во тьме?

Она замерла в ожидании ответа, держа наготове перо и бумагу. Тошно смотреть.

Хуже того, Небозевница млела от похвал и разговаривала с женщиной загадками, увиливая от ответа.

– Моя мать? Будь она тут, ты бы не посмела ее так легко оскорбить! У драконов нет матерей, в том смысле, в котором они есть у вас, млекососущие созданьица. Мы не трясемся над пищащими младенцами и не тратим время на уход за беспомощными юнцами. Мы никогда не бываем так беспомощны и глупы, как новорожденные люди, не ведающие ничего ни о мире, ни о себе. Не насмешка ли это, что вы, живущие столь мало, так долго остаетесь несмышлеными? А мы живем в дюжину раз дольше и в каждый миг жизни знаем, кто мы и каковы были наши предки. Ты можешь убедиться, что у человека нет надежды понять дракона.

Тимара резко отвернулась от драконицы и от женщины из Удачного.

– Лучше я попробую раздобыть для тебя что-нибудь поесть, – заявила она, не заботясь о том, что вклинивается в их беседу.

Все равно этот разговор был отвратительным. Женщина постоянно задавала Небозевнице глупые вопросы, раболепно рассыпаясь в слащавых похвалах. А драконица продолжала темнить, не давая настоящих ответов. Может быть, так и ведут себя драконы? Или Небозевница просто пытается скрыть свое невежество?

Эти мысли тревожили девушку куда сильнее, чем то, что Татс может счесть Джерд более привлекательной, чем она, Тимара. Ни драконица, ни женщина из Удачного словно бы и не заметили ее ухода, и от этого раздражение нарастало.

Тимара направилась через илистый берег туда, где стояли лодки. Свое охотничье снаряжение она оставила в одной из них. Бросив взгляд в сторону дальней оконечности отмели, она заметила большой черный корабль. «Смоляной». Странное судно, куда более широкое и угловатое, чем те, что Тимаре приходилось видеть раньше. На его носовой части были нарисованы глаза; девушка слышала, что это старинный обычай – старше любого поселения в Дождевых чащобах. Считалось, так корабль получает возможность самостоятельно выбирать себе путь и избегать опасностей, встречающихся на реке. Тимаре нравились эти глаза. Их взгляд казался мудрым и древним, словно у доброго старика, и чудилось в нем нечто вроде понимающей, сочувственной улыбки. Тимара понадеялась, что глаза действительно помогут кораблю найти путь вверх по реке Дождевых чащоб. В этом путешествии им пригодится любая помощь.

Тимара отыскала свою острогу и решила попытать счастья. Хотя, похоже, другие хранители уже обшарили отмель, перебив всю рыбу, которой не хватило ума уплыть подальше. Даже Рапскалю повезло – он загарпунил рыбу величиной с собственное предплечье. Парень исполнил победный танец, помахивая вздернутой на острогу рыбиной, а потом повернулся к своей красной драконице. Та ходила за Рапскалем, точно игрушка на веревочке.

– Открой рот, Хеби! – крикнул мальчишка, и драконица послушно разинула пасть. Рапскаль снял рыбу с остроги и кинул ей в пасть. Драконица не двигалась. – Ну, ешь! Еда у тебя во рту, просто закрой его и жуй! – посоветовал ей хранитель.

Миг спустя драконица принялась жевать. То ли тварь, подумала Тимара, слишком тупа, чтобы есть то, что ей уже положили в рот, то ли рыба слишком мелкая, так что дракон даже не заметил ее.

Девушка покачала головой. Вряд ли более-менее крупная речная рыба будет ходить на отмели, в мутной теплой воде. Повернувшись спиной к драконам и их хранителям, Тимара направилась к дальнему концу прогалины, где сплетенные корни деревьев нависали над самой водой. Там росли жесткая осока, камыш и копейная трава. После разливов реки на сплетенных корнях повисли мертвые ветки и опавшие листья, образовав массу, уходящую глубоко в воду. На месте рыбы Тимара именно там и искала бы укрытия от солнца и хищников. Надо попробовать порыбачить.

Карабканье по изогнутым корням было похоже и не похоже на прогулки в кроне деревьев. Там, наверху, падение означало смерть, но многослойная крона давала сотни шансов ухватиться за ветвь или лиану и спастись от гибели. Здесь в переплетении корней под ногами зияли просветы. Внизу текла река, серая и жгучая: в лучшем случае получишь сыпь по всему телу, в худшем вода разъест кожу и плоть до самых костей. Была еще вероятность рухнуть в воду с головой и, хуже того, оказаться затянутой под сплетенные корни. Под ногами Тимара по-прежнему чувствовала дерево, но опасности подстерегали иные. Почему-то это мешало вспомнить, что она создана для жизни в Дождевых чащобах. Мешало двигаться уверенно.

В очередной раз поскользнувшись на корнях, Тимара остановилась и задумалась. Потом села и осторожно расшнуровала оба башмака. Сняв их, она связала шнурки, повесила башмаки на шею и пошла дальше, цепляясь когтистыми пальцами ног за кору. Вскоре она нашла хорошее место для рыбалки. Лиственный покров над головой отбрасывал на воду тень. Толстый изогнутый корень задерживал плавучий мусор, но при этом небольшой участок на поверхности воды оставался чистым. Трава и упавшие ветки задерживали муть, и вода была почти прозрачной. Тимара села так, чтобы ее тень не падала на воду, нацелила острогу и стала ждать.

Понадобилось время, чтобы понять, что творится под водой. Девушка не видела рыбу, но время от времени замечала тени и завихрения воды – признаки того, что рыба проплывает мимо. Рука заныла, устав держать орудие наготове, будто острога весила как целый древесный ствол. Тимара постаралась забыть о боли и целиком сосредоточилась на том, чтобы по поднявшемуся со дна илу понять, как движется рыба. Вот там, должно быть, хвост, значит здесь голова, нет, поздно, ушла под корни. Вот она, вот она… нет, снова спряталась. А, вот опять, и большая, сейчас, сейчас… есть!

Тимара не метнула острогу, а скорее ткнула ею вниз. Почувствовав, что наконечник пронзил рыбину, она нажала сильнее, чтобы пригвоздить ее ко дну. Но заводь была глубже, чем показалось, и девушке пришлось ухватиться за корни, чтобы не упасть. А рыба, очень крупная и сильная, билась и извивалась на конце остроги, пытаясь освободиться. Тимара уже не особенно старалась не упустить ее, главное было удержаться и не упасть в воду самой.

Вдруг кто-то ухватил ее сзади.

– Пусти! – рявкнула Тимара и выбросила древко копья назад, сильно стукнув им того, кто держал ее.

Она услышала, как неизвестный резко выдохнул от удара, а потом чуть слышно выругался. Тимара не обернулась, поскольку от этого рывка рыба едва не соскользнула с остроги. Девушка вздернула вверх конец снасти, уперев древко в бедро, и с удивлением увидела, какую огромную рыбину ей удалось загарпунить. Теперь, неистово трепыхаясь, рыба все глубже надевалась на острогу, вгоняя наконечник в собственное тело. Добыча была длиной почти в половину роста девушки и уже соскальзывала по древку остроги к руке, держащей это древко.

– Не упусти! Держи острогу крепче! – крикнул сзади Татс.

– Я держу! – отозвалась Тимара.

С чего он решил, будто ей нужна помощь?

Татс все же протянул руку поверх ее плеча и схватился за другой конец остроги. Вместе они держали ее горизонтально, а рыбина продолжала биться и извиваться. Татс вытащил свободной рукой нож и изо всех сил ударил добычу тупой стороной клинка по голове. Рыба резко затихла. Тимара с облегчением вздохнула. Ей уже казалось, что она вот-вот вывихнет руку.

Все еще сжимая древко остроги, Тимара обернулась, чтобы поблагодарить Татса, и с изумлением обнаружила, что он не один. На сплетенных корнях сидел приятель женщины из Удачного и прижимал руки к животу. Лицо у него было красным, а плотно сжатые губы побелели от напряжения.

Прищурившись, он посмотрел на Тимару, и выдавил:

– Я пытался тебе помочь. Мне показалось, что ты вот-вот упадешь.

– Что вы оба здесь делаете? – спросила она.

– Я увидел, что он направляется в лес, куда ушла ты, и подумал, что он следит за тобой. Поэтому я тоже пошел – посмотреть, что он собирается делать, – ответил на ее вопрос Татс.

– Я сама могу позаботиться о себе, – напомнила девушка.

Но Татс не обиделся:

– Я знаю. Я не стал вмешиваться, когда ты стукнула его. Я только помог тебе с рыбой, потому что не хотел, чтобы она сорвалась с остроги.

Тимара хмыкнула и перевела взгляд на чужака:

– Зачем ты шел за мной?

Татс взялся за острогу с висящей посередине древка рыбиной и ухмыльнулся. Тимара проследила, чтобы он аккуратно положил добычу на сплетенные корни.

– От твоего удара у меня дыхание перехватило, – пожаловался чужак, но все же сумел вздохнуть глубже. Он слегка разогнулся, краснота постепенно сходила с лица. – Я пошел за тобой только потому, что хотел с тобой поговорить. Я видел тебя вместе с драконом, с тем, которым интересуется Элис. Я просто намеревался задать тебе несколько вопросов.

– Каких?

На щеках Тимары выступил предательский румянец. Наверное, он считает ее какой-то полудикаркой, раз она живет в Дождевых чащобах. Девушке начало казаться, что она неправильно думала о незнакомце, но пока ей не хотелось извиняться. На самом деле она надеялась, что первое впечатление оказалось ошибочным. Раньше было заметно одно: какой он лощеный. Ей ни разу не доводилось видеть, чтобы мужчина так хорошо одевался. Сейчас, когда его лицо обрело нормальный цвет, Тимара отметила, что он очень красив. А прежде, когда он разговаривал с женщиной из Удачного, девушке казалось, что он невероятно напыщенный и совершенно ничего не знает о драконах, к тому же ведет себя очень нагло и грубо. Даже его красота казалась тогда оскорбительной – словно была частью той силы, которая давала ему право смотреть на других сверху вниз. Но ведь он пошел за ней, Тимарой, и действительно попытался помочь ей. А она за это ударила его древком остроги в живот.

Теперь он искупил многие прегрешения своей печальной улыбкой и последующими словами:

– Мне кажется, мы с самого начала взяли неверный тон в разговоре. А теперь я еще и напугал тебя к тому же. В первый раз я разговаривал с тобою непростительно грубо, но ведь и ты, признайся, была со мной не очень-то вежлива. И теперь отомстила мне, едва не проткнув меня острогой. – Он помолчал, сделал глубокий вдох. – Может быть, начнем все заново?

Прежде чем Тимара успела ответить, он встал, поклонился ей в пояс и произнес:

– Позволь представиться. Меня зовут Седрик Мельдар. Я из Удачного и служу секретарем у торговца Финбока. Но сейчас я сопровождаю Элис, супругу торговца Финбока, в качестве ее летописца и защитника, поскольку она пожелала отправиться в путешествие, чтобы отыскать новые невероятные сведения о драконах и Старших.

На половине его речи Тимара обнаружила, что улыбается. Он говорил так официально и при этом давал понять, что вся эта официальность и звучные наименования его должности – лишь шутка. Он был одет как принц, из прически не выбивался ни единый волосок, и все же его улыбка и тон призывали Тимару не испытывать неловкости. Как если бы он и она были равными, подумала девушка.

– А кто такой летописец? – спросил вдруг Татс.

– Я заношу в дневник все, что делает Элис. Где она побывала, о чем беседовала. А когда она проводит исследования, я подробно описываю ее изыскания. Чтобы позже она смогла заглянуть в мои записи и убедиться, что все помнит правильно. Я умею рисовать и собираюсь сделать наброски драконов, подробно нарисовать их глаза, когти, зубы и прочие части тела. Но сегодня оказалось, что мои услуги не пригодятся. Похоже, я чем-то оскорбил драконицу, поэтому не могу находиться рядом с Элис, пока та беседует с ней. Однако даже если бы и мог, я все равно не понимаю, что говорит это существо, что отвечает на вопросы Элис.

– Небозевница, – подсказала Тимара. – Драконицу зовут Небозевница.

– Она назвала тебе свое имя? – потрясенно спросил Татс.

Тимара разозлилась, что он встревает в разговор.

– Небозевница – это я ее так называю, – пояснила она, искоса глядя на Татса. – Все знают, что драконы никому не говорят свое настоящее имя. По крайней мере, сразу.

– Да, моя мне это тоже сказала. Но она не просила меня давать ей прозвище. – Он глупо заулыбался. – Она такая красивая! Зеленая, как изумруд, как свет солнца сквозь листву. А ее глаза… у меня просто слов нет. Но она вспыльчивая и иногда злая. Я случайно наступил ей на лапу, а она пригрозила убить и съесть меня!

– Подожди, пожалуйста. – На сей раз уже встрял чужак. – Подождите, пожалуйста, оба. Вы утверждаете, что разговариваете с драконами? Так же, как мы разговариваем сейчас?

Впрочем, Седрик уже не казался Тимаре чужаком. Она улыбнулась ему:

– Конечно разговариваем.

– Они двигают ртом, откуда исходят слова, и вы слышите их? Вот как вы слышите сейчас меня, а я слышу вас? Тогда почему я слышу ворчание, подвывание и шипение, а вы – слова?

– Ну… – Тимара замялась. Она совсем не задумывалась о том, как именно слышит драконов.

– Нет, конечно нет, – снова встрял Татс. – Их рты не годятся для того, чтобы выговаривать слова, как это делаем мы. Драконы издают звуки, и я как-то понимаю, что они хотят сказать. Хотя они не говорят на человеческом языке.

– А много времени нужно, чтобы выучить их язык? Вы изучали его до того, как прибыли сюда? – спросил Седрик.

– Нет. – Татс уверенно покачал головой. – Когда только я попал сюда, я выбрал себе дракона и пошел прямо к нему, и я уже мог его понимать. Моя – зеленая самка. Она не такая большая, как некоторые другие драконы, но мне кажется, что самая красивая. К тому же она быстрая и, если не считать крыльев, хорошо сложена. Правда, немного сварливая. Говорит, что другие считают ее злюкой и избегают ее. А еще говорит, это потому, что она достаточно быстрая и ей почти всегда удается первой заполучить еду. Остальные завидуют.

– Или просто считают ее жадной, – предположила Тимара.

Пора самой направлять ход разговора. В конце концов, Седрик пошел в лес не за Татсом и говорить собирался не с ним, хотя, похоже, и хватается за каждое его слово.

– Я понимала драконов с того самого мгновения, как они вылупились, – объяснила Тимара. – Я была здесь в тот день. И даже когда они не смотрели прямо на меня, я чувствовала, о чем они думают, вылезая из своих коконов. И я могла с ними общаться. – Она улыбнулась. – Один из птенцов погнался за моим папой. Мне пришлось объяснить, что человек не еда.

– Дракон хотел съесть твоего отца? – переспросил Седрик с ужасом.

– Они тогда только что вылупились из коконов. Этот дракон просто еще ничего не понимал. – Тимара мысленно вернулась в тот день, припоминая все как следует. – Они были очень голодны, когда вылезали из оболочек. И не так сильны, как следует, и недостаточно хорошо развиты. Мне кажется, так получилось из-за того, что морские змеи окуклились слишком старыми и недостаточно упитанными, да и пробыть в коконах им, наверное, надо было подольше. Поэтому наши драконы такие больные и не умеют летать.

– Пока не умеют, – с ухмылкой заметил Татс. – Ты же видела Рапскаля. Он настаивает на том, что его дракон летать научится. Рапскаль, конечно, чокнутый. Но после того как я увидел их, сам подошел посмотреть на крылья моей зеленой. У них правильная форма, но они маленькие и не очень сильные. Моя сказала мне, что драконы растут всю жизнь. У них все растет: шея, лапы, хвосты и, конечно, крылья. Я думаю, что если буду как следует кормить ее и она будет пытаться работать крыльями, то, может быть, они вырастут и она сумеет летать.

Тимара в изумлении уставилась на него. Она уже приняла драконов такими, какие они есть; ей не приходило в голову, что, возможно, они могут вырасти и станут настоящими драконами. И сейчас она подумала о крыльях Небозевницы. Когда Тимара чистила их, они казались вялыми. И Небозевница не очень-то пыталась расправить крылья даже ради чистки. Девушке показалось, что драконица вообще плохо умеет с ними управляться. Она ощутила укол зависти – неужели зеленая подопечная Татса в конце концов сумеет подняться в небо, а ее Небозевница останется прикованной к земле?

– Но ты понимаешь то, что они говорят? Каждое слово? – Седрик настойчиво пытался вернуть разговор к волнующей его теме. Когда Тимара кивнула, он спросил: – Выходит, когда ты передавала мне их слова, ты ничего не выдумывала? Ты действительно всего лишь сказала на человеческом языке то, что пытается сказать мне дракон?

Девушка вдруг почувствовала смущение из-за того, как разговаривала с ним прежде.

– Я слово в слово повторила то, что говорила Небозевница, – извиняющимся тоном ответила она, испытывая легкий укор совести из-за того, что переложила вину за свою грубость на драконицу.

– Так, значит, ты можешь перевести для меня? Если я захочу поговорить с ней и извиниться…

– Это не нужно. Я имею в виду, ты можешь говорить прямо с ней. Она понимает каждое слово.

– Да, понимает, и именно так я навлек на себя ее недовольство. Но если Элис задает твоему дракону вопрос, а дракон отвечает, ты можешь перевести мне ответ? Тихонько, в сторонку, чтобы не мешать их беседе?

– Конечно. Но это может сделать и Элис… то есть госпожа Финбок. И любой из хранителей тоже.

– Однако это замедлило бы работу Элис. Я подумал, если кто-нибудь будет пересказывать мне, что говорит дракон, я смог бы все это записать. Я пишу очень быстро. Конечно, это может сделать любой из хранителей. – Он взглянул на Татса. – Но поскольку Небозевница – твой дракон, мне показалось, что именно тебя и стоит об этом попросить.

Тимаре нравилось, что Седрик продолжает называть Небозевницу «ее драконом».

– Думаю, что смогу.

– Хорошо. А… согласишься?

– Соглашусь на что? Просто стоять там, пока они разговаривают, и передавать тебе, что говорит дракон?

– Именно. – Он поколебался, затем предложил: – Если захочешь, я могу платить тебе за потраченное время.

Это было соблазнительно, но отец воспитывал в Тимаре честность.

– Мне уже заплатили за потраченное время, и теперь оно принадлежит этому дракону. Я не могу продать время дважды, так же как не могу продать дважды одну и ту же сливу. Так что я не могу взять твои деньги. И мне придется спросить Небозевницу, позволит ли она тебе находиться поблизости от нее и не будет ли против, если я стану передавать тебе ее слова.

– Хорошо. – Похоже, его ошеломило то, что она не может взять его деньги. – Тогда спроси ее, ладно? Я буду в долгу перед тобой.

Тимара склонила голову набок:

– На самом деле я думаю, что в долгу передо мной будет Элис Финбок. В конце концов, это она купила твое время, чтобы ты делал для нее эту работу. А если я устрою так, чтобы ты мог эту работу выполнять, то… – Тимара улыбнулась про себя. – Да, полагаю, она действительно будет мне должна.

Эта мысль понравилась ей.

– Так ты спросишь драконицу, могу ли я находиться рядом с нею? И можно ли тебе переводить для меня то, что она говорит?

Тимара наклонилась и ухватила острогу за древко по обе стороны от пронзенной рыбы. Поднимая добычу, девушка даже слегка крякнула от тяжести. Кивнув на рыбину, она сказала Седрику:

– Давай пойдем и спросим. Думаю, у меня есть кое-что такое, что поднимет ей настроение и сделает сговорчивее.