Канайонесс уселась со скрещенными ногами и всматривалась теперь в кусок доски, на котором кто-то неровными движениями кисточки красной краской нарисовал жуткую размазню. Повернула рисунок боком, затем вверх ногами и еще раз. Только потом кивнула довольно:

– Так трудно понять, где верх, а где низ?

Она проигнорировала вопрос.

– Это нам пригодится? – продолжал он нажимать.

– Тихо. Вот теперь. Смотри. – Она подсунула доску ему под нос. – Эта женщина была или абсолютно гениальной, или… безумной.

Она посмотрела на Йатеха снизу вверх и подмигнула. Он не дал себя обмануть. Последние дни с той поры, как они посетили комнату с мечом и – как она объяснила – «засеяли зерно», Малышка Канна ходила словно в полусне, ела, когда ей приносили еду в комнату, меняла одежду, когда он ронял Иавве короткое «переодень ее». Йатех не знал, спят ли они вообще.

И вот сегодня Канайонесс показала ему то, что лишь горький пьяница мог принять за рисунок.

– Сейчас. Погляди. Я уже думала, что Эйфра меня обманула, указав на ту женщину.

– Ту, с рынка? Торговку шелком?

– Ее. Некий племенной божок вот уже поколения высылает своих ведьм – можешь называть их жрицами, – чтобы разнюхивали для него в тех местах, где наши Бессмертные прикоснулись к миру людей. Эта женщина следила для него за Оком Агара. И рисовала. От тоски или скуки. Смотри. – Канайонесс сунула ему дощечку под нос: – Вот, видишь? Двери, порог, кусок стены и башня, вздымающаяся вверх. – Ее пальцы показывали на очередные пятна, а он начинал замечать двери, стену, башню. – Вот только это не башня, о нет. Это он. Он собственной персоной. Проведаем его. Завтра, когда я высплюсь.

Зеркало льда выплюнуло их в полутьму. Липкий и неприятный воздух чуть ярился красным блеском остывающего жара, но это свечение напоминало не о тепле и огне, но лишь о застывающей крови. Канайонесс огляделась, нетерпеливо фыркнула и щелкнула пальцами. Масляная лампа засияла теплым светом.

– Ты осмеливаешься высекать огонь в моем доме без позволения?

Голос разносится отовсюду: возмущены были стены, пол и потолок. На миг Йатеху померещилось, что они оказались во рту гиганта, который вот-вот прожует их и проглотит.

Малышка Канна проигнорировала голос. Подошла к мужчине, лежащему на красных досках, встала, поглядывая на него. В этом свете выражение ее лица было не прочесть.

– Я сказал…

– Я слышала. Ты хочешь позволить ему умереть?

– Он не умрет. Ты об этом знаешь. Самое большее, останется слеп и парализован.

– Понимаю. – Девушка развернулась в сторону маячащего в темноте абриса, махнула рукой, и Иавва выступила вперед, а свет удерживаемой ей лампадки вырезал из темноты большой стул с сидящим на нем… трупом. – Но не желаю этого допустить.

– И как ты намереваешься этого достичь? Магия могла отворить тебе портал в мое сердце, но теперь ты…

– Нет, – она подняла обе руки, – давай без глупой болтовни. Ты скажешь, что у тебя тысячи стражников и Сила, которая разрушает горы, я стану угрожать смертью твоих слуг и огнем, а потом мы начнем похваляться, кто из нас сильнее. И не успеешь оглянуться, а будем как парочка ссорящихся детишек. Ты должен мне услугу, Оумэ Горящая Птица. Жизнь за жизнь.

Установилась тишина. И она никак не заканчивалась.

– Со… со времен поражения никто не называл меня этим именем.

Наконец голос стал доноситься из одного места. Над головой трупа.

– Верю. Тебя сложно узнать в этом образе.

– Кто ты?

Тон заданного вопроса менял очень многое. Они уже были не незваными пришельцами, но теми, чьи имена стоит узнать.

– Канайонесс. Канайонесс Даэра. Когда дошли вести, что ты не послушался приказов, то решалось, что с тобой сделать. Я голосовала, чтобы оставить тебя в покое. Этому острову хватило войны и крови. И ты мне кое-что должен за мой голос.

Раздался звук, с каким воздух протискивается сквозь сдавленную глотку. Странный кашель или сдержанный вскрик.

– Она так и сказала. Когда пришла ко мне через год после того, как земля приняла меня в свои владения. Сказала, что голосовали. И что я выиграл жизнь одним голосом.

– Она?

– Самая сильная. Та, что закончила войну.

Невозможно было не заметить, что затанцевало в глазах Малышки Канны.

– Я не хочу пока что о ней говорить. Не… сейчас. Хочу поговорить о нем, – она указала на лежащего мужчину. – Ты знаешь, кто он?

– Нет. Но его схватка с тем, что он носит в душе, встряхнула половину острова. Один упрям как мул, второй… настолько осторожен, что почти пассивен. Но он силен. Что это? Заблудившийся демон?

– Ты обижаешь его или провоцируешь меня? А может, от запаха собственной крови у тебя помешалось в голове?

Тихий, свистящий смех наполнил комнату. Он снова шел со всех сторон сразу.

– Прости. Я пошутил. Естественно, он нечто большее. Что?

Канайонесс покачала головой:

– Не хочу испортить тебе неожиданность. Ты и сам можешь легко узнать.

– Да… да. Он хотел встретиться с одной из моих ведьм. Я узнаю.

– Спроси ее. А потом исцели тело. И вышли с этого острова в место, где я смогу исцелить его душу.

– И куда же?

Не раздалось ни одного слова, но красные стены вдруг дрогнули, а по полу прошло сотрясение.

– Ох. Понимаю… понимаю. И это выровняет наш счет? Я оплачу долг?

– Жизнь за жизнь. – Черноволосая кивнула и притронулась большим пальцем к губам. – Долга не будет.

– Хорошо. Пусть станет так. Едва лишь он восстановит силы, я отошлю его.

Девушка посмотрела на Йатеха и жестом ладони приказала ему приблизиться.

– Возвращаемся, – и потянулась за одним из рисунков, который они захватили с собой.

– Еще одно. – Голос божка был тих и спокоен. – Женщина, у которой ты забрала рисунок… Она жива?

– Была живой, когда я уходила. Жива ли до сих пор? Не знаю.

– Ее картина… Оставь ее, я помню твои таланты.

Канайонесс заколебалась.

– Хорошо. Но ответь мне на вопрос.

– Какой?

– Когда она проведала тебя, чтобы объявить, что ты можешь остаться, она ведь сказала тебе что-то еще? Что-то, чего не слышал больше никто?

В комнате вдруг подул ветер, а огонек лампадки склонился с тихим шорохом. Рубиновый отсвет, что сопровождал их появление, угас, и установилась темнота.

– Я скажу тебе… потому что я стар, а Маяк Последнего Порта уже зовет меня черным светом, и мы наверняка никогда больше не встретимся, Канайонесс Даэра. Она сказала, что придет день, когда я вернусь на оставленный путь. И что всякое место откроется предо мной, если только я захочу.

Голос Оума был тих и лишен эмоций. Но если бы он кричал и вопил, это произвело бы меньшее впечатление.

– Теперь ты понимаешь, что она врала?

– Возможно. Но благодаря этому я продержался первые сто лет. А может, и двести. Из этой лжи родились все мои дети. Я не стану ее за это проклинать.

– Значит, я сделаю это вместо тебя, Пылающая Птица. Клянусь тебе.

– Ты… ты полагаешь, что это она? Что эта волна… это ее крик?

– Я не знаю, но узнаю. И между нами больше не будет лжи. – В темноте что-то стукнуло о пол. Ну да, рисунок. – Он твой, повесь его где-нибудь или сделай что захочешь. Керу’вельн, пойдем.

Йатех встретил ледяную хватку с радостью.