Их ждали. Три женщины и мужчина. Женщины были младше, чем Альтсин ожидал, примерно его возраста, зато мужчина мог бы оказаться дедом всех их. Вор сразу почувствовал, что он стоит в правильном месте, поскольку эта четверка дружно его проигнорировала, словно он был лишь призраком, сотканным из тумана случайным дуновением ветра, зато все внимание посвятила его спутнице.

Произошел короткий обмен фразами, резкими уколами, сплетенными из слов наречия, которого Альтсин не знал, а потом хозяева развернулись и шагнули между деревьями. Он заколебался, но старческая ладошка толкнула его в плечо:

– Пойдем. Лучше бы тебе не теряться. Воля Оума волей Оума, но стрелы в этих лесах летают очень низко.

Он двинулся вьющейся между деревьями тропинкой, туннелем, наполненным танцующими тенями и пятнами света. Осторожно ставил ноги, обходя камни и корни, которыми деревья вгрызались в землю: те походили на пальцы великана.

– И на что они злились? – спросил Альтсин, переступая очередное препятствие.

– Что я тебя сопровождаю. – Ведьма заняла позицию за его спиной, что на миг напомнило ему о ее кинжале. – С несчастным случаем, не путайся я под ногами, все прошло бы полегче.

– Потому что, когда кит умирает, молодые акулы начинают плавать быстрее?

– Да. Некоторые из них верят, что, исчезни ты, он… – старая ведьма засопела, скверно выругалась и остановилась, – он поверит, что ты взял да и сбежал с острова. А потом забудет.

Вор тоже остановился и оглянулся. Женщина стояла, наклонившись, одной рукой вцепившись в кору ближайшего дерева, и в танцующих на тропе тенях выглядела не как живой человек, а как часть того дерева, некий деревянный нарост.

– Порой он забывает, – добавила она тихо, глядя Альтсину прямо в глаза.

– Все так плохо?

Она, конечно, предупреждала, но он не думал, что дела настолько непросты. Образ встречи с существом божественной, вероятно, силы, которое не контролирует уже даже собственной памяти, слегка потрясала. Оум должен бы быть старым, возможно даже умирающим, но не в маразме.

– Не знаю. Когда я пришла сюда впервые, шестьдесят лет назад, он бóльшую часть времени спал, просыпался лишь раз в году, чтобы взглянуть на нас и благословить. Пил из нас мало, едва-едва…

– Пил?

– Силу. Ты не знаешь, как питаются боги? Пьют Силу через своих верных, черпают ее из молитв, говений, медитаций, из того, как люди концентрируются на их сущности. Чем сильнее бог, тем на большей территории разбросаны его храмы и тем больше он получает Силы в свое распоряжение.

«Что приводит к нему новых верных, что ставят следующие храмы, – это понятно», – подумал Альтсин. Потому-то боги, пусть бы они – как Сетрен Бык на Севере или Лааль на Востоке – даже и доминировали в отдельных землях, старались получить верных в разных частях света. Словно купцы, инвестируют во множество предприятий одновременно.

А Оум, похоже, за этим не уследил.

– А теперь?

– Теперь многое изменилось. Теперь Черными Ведьмами становятся женщины, чьи главные атрибуты – молодость и здоровье. Тридцать лет назад никого из них не приняли бы даже в свиту Слуг Древа. Слишком мало умеют, немного знания и опыта привносят в долину. Слишком амбициозны и легко забывают о разнице между господином и слугой.

– Так ты Черная Ведьма?

– Уже нет. Я сняла те одежды после битвы под Каманой. Ему… пришлось тогда черпать Силу резко и дико. Те, кто ему в ту пору служил, женщины моего возраста и старше, заплатили большую цену. Я выжила лишь потому, что меня не было в долине, я сражалась в битве, вырывая кишки из несбордийских чародеев. Бóльшая часть моих сестер ушла, умерла, истекая кровью внутри и снаружи, а потому мы изменили… – она скривила губы, – способ отбора. После той битвы, после последнего камелуури, Оум начал черпать Силу менее аккуратно, более разрушительно. А потому мы решили отбирать на службу в долине молодых и здоровых ведьм, тех, кто выдержит как минимум десяток лет, а может, и больше. Ты слышал о чародеях, утративших контроль? Ну тогда представь, что становится с телом, когда оно делается каналом для бога.

Он почувствовал потрясение:

– Нет, не сосуд – просто трубка, через которую великан пьет вино. Очень узкая и хрупкая. Когда просыпается и ему требуется Сила, Оум тянется к ней через своих слуг. И часть из них платят за это жизнью. Порой.

Альтсин подал Гуаларе руку, помогая взобраться на несколько шагов. Та поблагодарила кивком и бледной улыбкой.

– Ты не найдешь в долине друзей. Помни. Они боятся, что из-за тебя Оум потянется за бóльшим количеством Силы и убьет многих из них. Единственный способ не дать этому случиться – не допустить, чтобы ты добрался на место.

Они продолжили путь. На этот раз вор пропустил старушку вперед, деликатно помогая ей на более тяжелых участках пути. Думал о том, что она ему не сказала. Старые ведьмы поменялись с молодыми, когда служба умирающему богу стала для них слишком опасной. Хотя наверняка сперва они старались сохранить контроль над долиной Дхавии, по мере того как число молодых женщин росло, их власть ослабевала. За неполное поколение долина сделалась иным местом, а у обитательниц ее появились другие планы и другие представления о будущем острова.

– Если я верно понимаю, без тебя я бы далеко не ушел?

– Ты бы даже не увидел Малуарины, – просопела она, не останавливаясь.

Он задумался: мысли спокойно двигались одна за другой, и у каждой был мешок с немалым вопросом.

– Почему?

– Что «почему»?.. Уфф, сиськами Воровки Снов клянусь, я и забыла, какая это трудная до… уфф, дорога. – Ведьма остановилась и оперлась о ближайшее дерево: – Почему я тебе помогаю?

– Да. Теперь помогаешь, а ведь в лодке ты едва меня не убила.

– Едва. Это… хорошее слово. Я видела, как ты сражаешься, как сопротивляешься тому, что в тебе сидит. Ты упрям, как пьяный мул… парень. – Она медленно переводила дыхание. – Если бы я посчитала, что ты можешь представлять для него опасность, я бы затопила лодку посредине озера. Но я – одна из тех ведьм, которых Оум отсылал в разные стороны света. Я стояла перед огромными каменными строениями в пустыне, я видела рисунки, вырезанные в песчанике на краю континента, я смотрела в Око Владыки Огня и сплюнула в водоворот, о котором говорят, что он – врата в царство Близнецов Моря.

Он вспомнил женщину, висевшую на черном клинке.

– Меч Реагвира? Из Понкее-Лаа. Ты интересовалась этим?

– Этим тоже. И Свистком Владычицы Ветров, и Кровавящим Лицом Майхи. Он приказал нам смотреть и наблюдать. Но не сказал, зачем и ради чего. Полагаю, ты можешь оказаться ответом на вопрос, который Оум побоялся задавать.

– Какой вопрос?

– Знай я, не вела бы тебя к нему. Я должна… – Она заколебалась. Впервые со времени, как они встретились, ведьма не была уверена, какие слова следует произнести. – Но я хочу услышать его, прежде чем отправлюсь к духам племени. Хочу знать, зачем я пожертвовала куском жизни, бродя по миру. Ну, пойдем уже, а не то подумают, что мы тут сговариваемся.

Восхождение на последний холм длилось часа два, хотя в одиночку Альтсин преодолел бы дорогу раза в три быстрее. Зато на вершину они взобрались в момент, когда солнце начало снижаться к горизонту, а из окрестностей исчез туман. Перед ними открылся вид на всю долину.

Долина Дхавии. Сверху она наверняка выглядела словно отпечаток большого веретена, брошенного на землю рукою богини прядильщиц: длиной на полмили, шириной в четверть. Внутри рос лес, тысячи анухийских дубов поднимались так близко друг к другу, что человек легко мог бы перейти с одного на другой, цепляясь за сучья. Но эти дубы, многовековые гиганты, стояли в тени деревьев иных.

Древ.

Ванухии. Гиганты высотой в триста футов поднимались со дна долины, склоняясь над растущими там дубами, словно группа длинноногих цапель над стайкой чаек. Было их с две дюжины, вор не успел сосчитать точно, прежде чем они вновь вошли под своды ветвей, а росли эти гиганты там и сям, главным образом на границах долины и лишь несколько раскидистых экземпляров выстреливало в небо из самого дна. Выглядели они величественно, словно полубоги среди людей. У каждого листва была цвета темного багреца, а кора выглядела так, будто ее покрыли красным лаком.

Боги. Если это дерево такое же, как в лодке, которой они приплыли, то они вдесятеро превышают стоимость анухийского дуба… Он невольно скривился, едва пришла эта мысль. Похоже, несколько месяцев в Камане повлияли на то, как он смотрел на мир. А пересчет всего подряд на деньги мог закончиться плохо.

С момента, как они принялись спускаться в долину, у них появилось сопровождение. Альтсин уголком глаза ловил тени, припадающие к стволам деревьев, внезапные шевеления кустов, движения в кронах дубов. Он слышал шумы и шелесты, которые лесные звери ни за что бы себе не позволили.

– Это тоже часть приветствия? – Он повел вокруг ладонью.

Гуалара тихонько фыркнула.

– Нет. И да и нет, – поправилась она. – Они предупреждают тебя, говорят, что они везде. Это попытка… давления.

– Может, они полагают, что я, перепугавшись, брошусь наутек и меня можно будет угостить стрелой?

– Нет. Не тогда, когда Оум знает, что ты здесь, и наблюдает. Но моих догадок лучше не проверять.

Альтсин посмотрел на нее внимательней. С каждым шагом ведьма выглядела все лучше, словно что-то отнимало у нее годы. Речь не о том, что менялся ее внешний вид, – но о том, как она шла, как держала голову. Перехватила его взгляд, подмигнула:

– Да, знаю. Отвалило годков, снова чувствую себя так, словно мне всего-то восемьдесят. А теперь давай не осматриваться, а быстренько идти.

Они сошли на дно долины, пересекли небольшой ручеек и вдруг оказались на поляне.

Вор недоверчиво заморгал и раскрыл рот. В поляне было ярдов сто шириной, а посредине нее, точно впереди, вставало одно из здешних ванухии. Багровая колонна шириной в замковый барбакан втыкалась в небо, чтобы на высоте каких-то сорока ярдов взорваться сотней веток, из которых каждая была размером с хороший дуб. Издали деревья эти выглядели величественно, а вблизи – пугающе.

Было непросто поверить, что нечто подобное – истинно, что перед ними не каприз обезумевшего бога, готового опрокинуть этот гигант им на головы, чтобы утешиться смертью людей-насекомых. Не хватало перспективы, масштаба, который делал бы реальной соответствующую оценку размеров, ствол выглядел как ось мира, крона покрывала поляну и все, что там находилось, – Альтсин с трудом отвел взгляд от дерева: то есть десяток деревянных двухэтажных домов и около двадцати бараков. Вор глянул на затворенные двери и ставни и не сумел сдержать улыбки. Невозможно было явственней выразить недовольство.

Если не считать, конечно, несколькофутового копья, воткнутого в брюхо.

Вокруг ствола дерева было выстроено нечто вроде угловатой ротонды шириной в десяток-другой футов, а высотой футов, может, в двадцать.

– Это там. – Гуалара остановилась и вдруг снова стала выглядеть растерянной и неуверенной. – Ты должен пойти один. Я… останусь. Ступай уже. Ступай!

Она грубо толкнула его и отвернулась. Одна из сопровождавших их женщин указала ему на дверь в строении, окружавшем ствол:

– Ступай. Он ждет.

Лицо ее было белым, словно снег, лоб орошен потом. Страх струился от нее, словно от крысы, загнанной в угол бандой мальцов с палками. Альтсин зашагал в указанном направлении, перед внутренним же взором видел он лицо одного из многочисленных своих приятелей, которого после такой вот забавы стали звать Безносым Лопом. Страх – сила мощная и непредсказуемая.

Он подошел к двери, а воображение наполняло его уши отзвуками, которые издают тетивы, подергиваемые нетерпеливыми пальцами. Проклятие – он начинал понимать людей, перед битвой выпивающих несколько стаканов: ничто так не успокаивает напряженные нервы, как полкварты водки.

Дверь бесшумно отворилась, и его поглотил влажный мрак.

Внутри широкий коридор вел к следующим дверям, перед которыми стояли двое стражников в чешуйчатых доспехах, с тяжелыми секирами в руках. Из-под широких козырьков, похожих на капалины шлемов, на него глядели мрачные глаза.

Он проигнорировал холодный вызов, таящийся на их дне, толкнул вторые двери и вошел в большой зал.

Четверо мужчин стояли по его углам. Они не носили никаких панцирей, зато обвешаны оказались таким количеством тесаков, палашей и широких ножей, что хватило бы и на два десятка человек. И каждый сжимал короткое копье с широким наконечником. Когда вор вошел, они отсалютовали этим оружием: коротко и четко, словно был то укол мастера фехтования.

Неплохое приветствие.

Напротив двери стоял трон. Темно-карминовый, словно засохшая кровь, и блестящий, словно свежий струп. А на троне сидел нагой мужчина. Не слишком высокий, зато худой, словно жертва многомесячного голода. Полосы ребер чуть не протыкали бледную кожу, а ключицы выглядели как инструменты для изобретательных пыток, втиснутые в живое тело, чтобы поддерживать голову: глыбу, наполненную углами и острыми линиями. Нос выглядел без малого как птичий клюв, глаза же – как следы от попаданий камнями из пращи в глиняный шар. Когда веки сидящего приоткрылись, то именно те камни тяжело взглянули на вора.

– Альтсин Авендех. Вор, странник, мореплаватель, учитель, монах… – Щель на лице оказалась ртом, из которого тек сухой, шелестящий голос. – Много имен, один человек.

Сидящий говорил на меекхе, странно протягивая гласные. Альтсин избегал его взгляда, рассматривая трон. Тот наверняка сделали из древесины ванухии, вырезав на нем широкое сиденье и высокую, в десять футов, спинку, чьим главным элементом было вырастающее из-за спины сидящего мужчины большое, в пару локтей, человеческое лицо, переданное в мельчайших подробностях, суровое, дикое, старое и грозное. Оно притягивало взгляд.

– Ничего не скажешь?

– Это не я настаивал на встрече.

– Правда? Говорят, ты прибыл на остров, чтобы встретиться с одной из служащих тут женщин. Говорят, ты знаешь ее и считаешь, что у нее к тебе долг. Говорят, ты полагаешь, что она может тебе помочь.

– Возможно.

Вор даже не стал легкомысленно пожимать плечами. Что-то здесь было не так. Он помнил чувство, которое приходило к нему, когда он сражался с Явиндером, хотя и не был это серьезный бой. Помнил неопределенный страх, что вызывала в нем девушка на моле, – и ярость, которую ощущал при ее виде Реагвир. Он помнил объятия Эльхаран, когда древняя сила, сама река, судила его. И каждый раз тогда он глядел на солнце – сейчас же смотрел лишь на едва тлеющий светильник.

И чувствовал еще кое-что. Веселость. Растущий внутренний хохот.

Он должен был встать перед лицом бога… ну ладно, племенного божка – а тем временем вел разговор с говорящим трупом.

– Твоя наглость жалка. Ты и правда полагаешь, что выйдешь из долины живым, если я прикажу иначе?

– Это зависит.

– От чего?

– От того, сколькими Черными Ведьмами ты пожертвуешь, чтобы потянуться за Силой. Тебе может их не хватить.

Уголки щели чуть приподнялись, обещая тень улыбки.

– Скажи мне… ты рассчитываешь на своего гостя? На ту свернувшуюся в клубок и сосущую собственный хер сущность, которая сидит в твоем теле? Полагаешь, что я его не ощущаю? Вонь смерти и уничтожения плывет вокруг вас на милю. Этот несчастный ублюдок слаб и страдает… от схваток с тобой… ну-ну… интересно, наверняка вы могли бы кое-что показать. Возможно, мне стоило бы поглядеть на это зрелище.

Веселость залила вора и погасла, залила и погасла. Он словно стоял по пояс в воде, а море накатывалось на него волнами. Море божественного веселья.

Что тебя так смешит, сукин ты сын?

– Возможно, – сидящий на троне полутруп, казалось, игнорировал его хорошее настроение, – если ты ищешь способ избавиться от этого не пойми чего из своей головы, то я мог бы его убрать… Достаточно открыться передо мной и дать мне взглянуть в твою душу. Я найду это нечто – и займусь им.

Веселость перешла в серию обезумевших конвульсий. Бог хихикал.

Альтсин вдруг понял. Этот мужчина, который наверняка не был Оумом, не представлял, с чем имеет дело. Вероятно, подозревал, что вор одержим исключительно ловким демоном или какой-то сущностью из-за Мрака. Иначе – уверенность эта ударила, словно молния, – он никогда бы не подпустил его так близко.

Близко к чему? К этим останкам?

– Ты не знаешь, верно? С чем… с кем я пришел. Ты услышал рассказы об одной из твоих ведьм, которая сделала это со мной, но ты не посвятил ни капли труда, чтобы отыскать ее и допросить. Потому что, – вор прищурился, – ты слаб.

Стража шевельнулась и замерла снова, остановленная одним коротким словом.

– Слабость – понятие, которого не разумеет большинство людей. Прежде всего это состояние духа.

– А насколько силен твой дух? Владыка острова, которого мало уважают и никто не слушается? Умирающий божок? Куски дерева, выброшенные на берег и вот уже тысячелетия распадающиеся во прах?

«Что я говорю?» Мысль пробилась на поверхность и сразу угасла, придавленная осознанием, что если он сейчас начнет сопротивляться Реагвиру – то умрет. Если его тело не распадется от схватки душ, его разрубят стражники, что как раз приходили в движение.

Крик опрокинул их на землю и не позволил подняться. Альтсин видел волну чар, клубящуюся синюю Силу, которая, словно лапа гигантской твари, прижимала мужчин к полу. У них не было и шанса.

Ему показалось, что снаружи комнаты раздались крики и плач.

Он это проигнорировал.

Чары даже не коснулись его.

– Единственный шанс. – Шепот мужчины на троне был едва слышим. – Докажи, что ты тот, за кого пытаешься себя выдать. Слова могут врать, облик – обманывать, но определенные вещи не изменишь. Рань меня. Пролей каплю моей крови. Если сделаешь это, то я отвечу на все твои вопросы и позволю покинуть остров. Если не сумеешь – я пожру твою душу.

Труп вскочил с трона, откуда-то извлекая короткий клинок двойной заточки. Прыгнул. Альтсин кинулся к нему с голыми руками, сошел с линии удара, сбивая короткий укол в горло, простой и слишком предсказуемый, и вдруг почувствовал огонь в правом боку. Второй нож. Клинок, ловко скрытый в левой руке, распорол ему кожу от нижнего ребра до самого паха. Вор проигнорировал рану, она не была смертельной, перехватил правую руку мужчины и дернул, отступая по кругу. Рука выгнулась, суставы затрещали, нож выпал из слабеющих пальцев.

Вор перехватил его, прокрутился на пятке и метнул.

Оружие мелькнуло и ударило в щеку резьбы, украшающей спинку трона. На дереве осталась царапина, казавшаяся темнее, чем нужно.

Капля живого, багрового сока наполнила его за несколько секунд и застыла, схватившись.

– Вот твоя капля, дружище. – Альтсин не узнавал собственного голоса. – А теперь выслушай меня.

Хватит этого!

Он покрутил головой, провернулся вокруг оси и в дикой ярости сунул ладонь в рот. Стиснул зубы, сильно, СИЛЬНЕЕ!!! Кровь полилась ему в рот, он дернул головой, раздирая кожу, щелкнул зубами, ухватывая себя снова.

Прочь! Прочь! Про-о-о-о-очь!!!

Он застыл, чувствуя, как что-то ломается у него внутри и обрывается; как онемение, переходящее в боль, пробегает по его левой ноге вверх, вдоль ноги, под мышку до самого плеча, а потом что-то взрывается у него в глазу, и он вдруг перестает видеть что-либо слева. Уши его наполняет щебет птиц, а рот – вкус клубники. Потом что-то щелкнуло, и он полностью утратил зрение, а темнота залила его феерией радужных красок.

А затем – поглотила.