Деана проснулась, помня, где она, что случилось и откуда она здесь взялась. Словно злокозненная рука моментально сорвала с нее плед сна. В голове ее была буря, мощный смерч, насыщавший ее гнев и чувство обиды.

Князь. Обманщик и мошенник. Лжец и бендоревас. Врун и канерде’х. Подлое и бездушное порождение Мрака, которому она спасла жизнь.

Как он мог такое сделать? Обманул ее, выставил на посмешище, притворился простым слугой, чтобы ее соблазнить и…

Где-то в глубине души она услышала тихий смех тетки. Деана, ты можешь обманывать людей, но ради Слез Владычицы, если начинаешь обманывать себя – то у тебя проблемы.

Он ее не соблазнял. Она сама этого захотела, тогда, в последнюю, как думала, ночь своей жизни. Даже знай она изначально, что он – князь, все равно точно так же ответила бы на его прикосновение. Ей это было нужно. Благодаря тем нескольким минутам они стали тем, чем всегда бывают любовники: людьми, избавленными от лжи происхождения, разницы крови. Их беззащитность оказалась абсолютной, словно они сняли кожу и соединились при помощи голых нервов. Женщина и мужчина, которые жертвуют друг другу мгновения забытья. Но он был князем…

Князем, приказавшим везти ее через сотни миль пустыни.

Это было острие, терние, вокруг которого накручивался ее гнев. Имея в караване тысячи людей, чародеев и лекарей, князь без проблем мог бы отослать ее в горы или оставить под хорошей – наилучшей – опекой в первом попавшемся оазисе. Но нет, он решил, что его – как там? – «плененная львица» отправится на юг как украшение триумфального возвращения и очередное животное для его коллекции. Только вместо клетки с железными прутьями он использовал шелковые бинты и туманящие разум микстуры, данные рукою услужливого отравителя.

Смех тетки прозвучал с легким упреком. Деана…

Да. Нет нужды себя обманывать. Сухи, возможно, слуга князя, но есть слуги – и прислужники. Наверняка не давал бы ей ничего, что не было бы необходимым. Разве что она совершенно ошиблась в оценке этого человека.

Деана поднялась с постели и чуть не вскрикнула. Он был там. Князь собственной персоной. Сидел в двух шагах от ее постели с таким лицом, будто ничего и не случилось. Такие люди, как он, – говорил ей, когда они повстречались впервые, – умеют вести себя очень тихо.

– Чувствуешь себя получше?

Она не ответила, осматривая стены шатра. Искала чужого движения в шелках, тени, щели. Чего-то, что говорило бы о присутствии стражников. Невозможно, чтобы после всего у него нашлось достаточно смелости, чтобы прийти в одиночку.

– Сухи рассказал мне, что ты встретила Самия. И что Сухи поведал тебе, кто есть кто. Ты не так должна была об этом узнать. Хотел объяснить тебе это сам… в нужный момент. Нас похитили, потом вдруг привезли тебя, иссарскую женщину. Странно и подозрительно – иссаров редко берут в плен. Я обещал бандитам, что со мной не будет проблем, если не обидят тебя, но мы все равно подозревали – я подозревал – коварство, отравленный цветок… Решил тебя проверить. Ты не удивилась и глазом не моргнула, когда я представился как Оменар Камуйарех. Так звали одного из моих учителей. Ты мне поверила. Я ощущал это в твоем голосе, в языке твоего тела, когда я к тебе прикасался. Потом… не было случая, я не знал как… Думал, что мы умрем. Хотел, чтобы тогда ты была со мной, а не с князем.

– Этого бы никогда не случилось, – сказала она спокойно. – Ты сам так говорил. И лучше не забывай об этом. Ты и правда за меня заступился?

– Да. Если ты и правда была иссарской женщиной, твои умения могли бы…

Он прервал себя, но было уже поздно.

– Оружие. С самого начала ты видел во мне только оружие. Твою… прирученную львицу, верно? Как в одной из ваших сказок. – Деана сжала кулаки. – И что я? Трофей? Закроешь меня в клетке и станешь возить по улицам?

Щеки у него чуть потемнели, но вдруг он улыбнулся насмешливо:

– Только если ты этого сильно захочешь. Кроме того, у льва должны быть когти. Ты говорила, что владеешь тальхерами.

Он отвел руку назад и вынул две сабли в широких, украшенных драгоценностями ножнах. Камни вились вокруг оковки, блестя желтым и красным, словно кто-то подвесил там волшебные огни. На ножнах, окрашенных в темно-синий цвет, был соткан из маленьких жемчужин рисунок пикирующего орла. Рукояти и эфесы сабель украшали золото и изумруды.

Она не притронулась к оружию. Это было таким… банальным.

– Ты полагаешь, что женщину иссарам тоже можно подкупить драгоценностями? Теми, что маскируют собой дешевую имитацию оружия?

– Оцени сама. Не украшения, а то, что под ними.

Она позволила ему некоторое время сидеть с подарком в протянутой руке, но потом воспоминание о том, как она стояла безоружной против троицы княжеских гвардейцев, пересилило.

Она взяла сабли, вынула первую из ножен, чтобы оценить клинок, и замерла. На клинке, чуть повыше эфеса, стояла столбиком пустынная мышь, выгравированная во всех мельчайших подробностях. Пива. Деана проверила второй тальхер. Если ее мастер не ошибался – а об этом оружии он знал все, – пива была правильной. Девушка осторожно вынула обе сабли. Светлая сталь, изломанная в трети ширины голубоватой линией закалки, что шла по всему клинку. Острый, словно игла, кончик, четко обозначенное перо, спинка широкая и гладкая. Кривизна шла двумя идеальными дугами. Красота в чистом виде.

– Настоящие?

– По крайней мере так меня убеждал купец, у которого я их приобрел. Это популярное оружие, особенно на юге пустыни, но и у нас многие его любят. Говорят, Ваэрин т’Болутаэр делает от шести до дюжины их ежегодно, а за оружие его платят трехкратный вес клинка в золоте. Оно того стоит?

– Наверняка. – Деана спрятала клинки в ножны. – А ты? Сколько заплатил?

– Не много. Осиял купца княжеским величием. Они подойдут для тебя?

Деана вытянула перед собой второй тальхер. Оружие лежало в руке, словно выкованное по ее личному заказу.

– Да. Только рукояти и ножны не подходят.

– Потому что их изготавливали отдельно. Это был заказ для какого-то калехийского аристократа, который наверняка держал бы сабли на стене, чтобы раз в год, в Праздник Углей, повесить их на поясе и пойти в храм. Полагаю, что отковавший их мастер предпочел бы для них другую судьбу.

О да. Ваэрину т’Болутаэру, говорили, было уже шестьдесят, и он сделал чуть меньше двухсот пар тальхеров. И каждая из них обладала собственной историей. Его оружие подделывали, как и знак Стоящей Мыши, – и подделывали издавна, но ее учитель, который знал старого мастера, раскрыл ей небольшой секрет. Пив было две, обе на внешней части клинка, но знак на левой сабле представлял собой зеркальное отражение мыши справа. Но на хвосте правой всегда был маленький дефект. Подпись мастера. Бóльшая же часть подделок стремилась к совершенству, те, кто изготавливали их, создавали прекрасные гравировки и вряд ли понимали простую истину, что совершенство недостижимо.

– Да. Он наверняка выбрал бы для них другую судьбу. Я не могу их принять.

– Они твои. – Князь встал, сделав жест, словно отталкивая от себя нечто, и вдруг из него исчезла вся мягкость и свобода, Деана же увидела перед собой владыку. – Ты не оскорбишь меня отказом принять подарок. Можешь фыркать сколько угодно, но ты спасла мою жизнь, а это означает, что на мне лежит ответственность. Я обещал себе, что, едва лишь караваны снова пойдут через пустыню, я отошлю тебя домой с подарками, которые затмят все, что тебе приходилось видеть, – и так оно и будет. Но пока что ты должна выздоравливать и набираться сил. Будешь моим почетным гостем, и я скоро пришлю сюда женщин, чтобы они пошили тебе соответствующие одежды. Можешь им помочь, либо же они оденут тебя так, как посчитают необходимым. А теперь лежи и отдыхай, потому что через три дня мы выступаем.

Он вышел, оставив ее с приоткрытым ртом и со словами отповеди на губах, которая сорвалась с них, лишь когда полы шатра опали. Деана заскрежетала зубами.

Раз так – пусть так.

Она тренировалась, когда появились три женщины – швея и две молодые невольницы, чей статус выдавали шелковые ленты на шеях. Еще одни невольницы, замеченные Деаной, и ей пришлось признать, что выглядели они ухоженными и довольными своей судьбой. Одна к тому же была беременной, а когда почувствовала, что воительница смотрит на ее живот, легонько погладила по нему и улыбнулась с гордостью, а значит, беременность ее не была плодом изнасилования или дурного отношения.

Деана знала, что на Дальнем Юге рабство распространено, а плантации специй, разведение шелкопрядов, прядение и ткачество, что из года в год наполняли княжескую сокровищницу золотом, существовали исключительно благодаря труду невольников. И выглядело все так, будто подобная судьба не настолько уж и дурна.

Швея, скелет, одетый в великоватое ей зеленое платье, остановилась на середине шатра и кивнула беременной девушке, которая поклонилась и прошептала:

– Нас прислал князь… Князь приказал одеть тебя, госпожа.

– Меекханский? Еще один человек, владеющий этим языком? Я начинаю подозревать, что мы в Империи.

– Некогда я служила у меекханского купца, госпожа. Он меня научил. Много купцов Империи живут в Коноверине, а еще больше меекханцев попали сюда после войны с кочевниками.

Это было правдой, война, что случилась более двадцати лет тому, разбросала сотни тысяч жителей Империи по половине мира. Попадали они и в Великие Степи, а оттуда – всюду, где покупали рабов. А порой они удобряли землю вдоль невольничьих путей.

– В караване немало людей говорит на меекхе: купцы, провод…

Рявканье женщины в зеленом остановило ее на полуслове. Девушка обменялась со швеей несколькими фразами, присела в поклоне и взглянула на Деану:

– Госпожа Геверсайя сказала, что я должна говорить по теме, и спрашивает, выразил ли князь какое-то пожелание относительно твоих одежд, госпожа.

– Прекрасно, теперь ты каждую фразу станешь начинать и заканчивать этими «госпожами»? Скажи нашей… вешалке для одежд, что я сама покажу вам, какие должны быть наряды, сама подберу цвета и дополнения. А если она осмелится изменить хотя бы мелочь… – тальхер выскочил из ножен и оказался в пальце от носа старшей женщины, – то я очень разгневаюсь.

Если уж князю нужна полуприрученная дикарка – он ее получит.

Выбор тканей затянулся на четверть часа. Деана отбросила все радужные, разноцветные, вручную раскрашенные шелка и батисты, все пастельные, желтые, ярко-красные, синие, кобальтовые и сапфировые штуки тканей, за которые в родной афраагре большинство женщин дало бы себя порезать на кусочки. Швея вздыхала, возводила глаза горе$, всплескивала руками и приказывала нести все новую материю. Наконец им попалось нечто, что женщина взяла с таким выражением, словно поднимала шкурку, сброшенную змеей, – штуку обычного, хотя и мелкотканого полотна цвета кремовых скал, освещенных пурпуром закатного солнца. Деана широко улыбнулась и кивнула:

– Это.

К материалу они подобрали еще несколько локтей белого сукна, восемь футов обычной веревки, служащей для привязывания животных, и – единственная уступка для любящих разноцветие коноверинцев – несколько ярких лент.

Княжья швея смотрела на эту несчастную горку с истинным отчаянием, но Деана была безжалостна:

– За работу!

На следующий день Деана вышла из шатра, одетая в простейший ноасм и та’чаффду, наброшенную поверху и подвязанную куском шнурка, обшитого красной тесьмой. В руке она держала подаренные тальхеры. И направлялась туда, откуда доносился стук молотов, запах кож и горящего огня.

С десяток шатров встали несколько на обочине, чтобы их работа не мешала важным персонам. Были тут сапожники, шорники, кузнецы, пекари, портные, оружейники. Никаких ювелиров, торговцев парфюмерией или кондитеров – только солидные ремесленники, необходимые для жизни такого большого каравана. Деана со знанием дела глядела на коллекции сабель и мечей, разложенных на стойке перед одним из шатров, а потом вошла внутрь. Оружейник, черный, словно ночь, приветствовал ее внимательным взглядом из-под густых бровей.

Деана положила перед ним оружие.

– Убери это, – проехалась она пальцем по камням и жемчужинам, украшающим ножны. – Все это.

– Сакари?

– Да, сакари. – Чтобы он лучше ее понял, она подцепила ногтем одну из жемчужинок и вырвала. – Сакари.

Он кивнул, после чего притронулся к украшенной рубинами рукояти:

– Сакари хана?

– Да. – Она отыскала взглядом одну из сабель с рукоятью, обтянутой акульей кожей. – Сделай так, – показала рукой.

Он глянул на нее и спросил:

– Орги? Савенры? Муши? О… плата, – добавил на меекхе.

Наверняка знал, с кем имеет дело, но уговор есть уговор. Деана вручила ему выковырянную жемчужинку.

– Оплата, – указала она на остаток украшения.

Наверняка это было больше, чем он мог бы заработать и за полгода, даже если бы обслуживал только людей из окружения самого князя. Несколько секунд мастер буравил ее взглядом, потом отвернулся и исчез за завесой, делившей палатку надвое. Через несколько мгновений вернулся с ящичком, из которого вытащил двое еще неоконченных, обшитых черной кожей ножен для тальхеров. Вынул ее саблю, причмокнул с пониманием при виде пивы и примерил оружие к своему изделию. Оно подходило почти идеально, пару поправок и новая оковка – и все вместе создаст прекрасный комплект.

Мастер положил на одном конце стола украшенные драгоценностями игрушки, а на другом – черные ножны, и начались торги. В результате в собственность Деаны перешла и пара коротких кинжалов, серповидный нож в украшенных серебром ножнах и два новых черных пояса к тальхерам, к тому же немалый кошель с золотыми и серебряными монетами. Похоже, она и правда наткнулась на честного ремесленника.

– Завтра? – Она указала рукой на солнце и сделала круговое движение.

Он улыбнулся, блеснув белыми зубами:

– Завтра.

Она вышла, забрав кинжалы, нож и кошель. Обмен, который удовлетворил обе стороны, – наилучшая торговля в мире.

Утром третьего дня шатры свернули и загрузили на повозки или хребты верблюдов, ослов и мулов. Проводник каравана расставил всех по своим местам, отряды одетых в желтое всадников окружили оазис кольцом в полмили, другие же, спешившись, стояли колоннами между повозками и стадами животных. Чародеи освобождали Силу в землю и воздух в поисках признаков опасности. Выход княжеского каравана напоминал первые движения небольшой армии, начинающей кампанию.

Когда они выступали на юг, вел их огромный слон, несущий на себе багровый балдахин, под которым сидел мужчина с глазами, закрытыми бельмами. Погонщик похлопывал серого гиганта по голове, шептал ему что-то на ухо и, похоже, чувствовал себя счастливей некуда. Но все поглядывали на женщину, идущую свободным шагом на расстоянии от животного.

Ржавые одежды, касающиеся земли, темная материя, закрывающая лицо, два черных ремня на бедрах, сабли в таких же черных широких ножнах. Свободный шаг. Все знали, что иссарская женщина еще пару дней назад ехала на повозке, слишком слабая, чтобы даже сесть, но теперь она, похоже, готовилась пешком преодолеть двести пустынных миль.

Иссары и правда были живучими, словно самаи.

Слепой мужчина сдвинулся чуть вперед и хлопнул парня по плечу:

– Как она выглядит?

Выслушал его описание, задумчиво огладил бороду и загадочно улыбнулся.

– Ее одежда что-то значит? – спросил молодой погонщик.

– Конечно. Черные ремни сабель, простая одежда. Говорят примерно вот что: я – паломница, не мешай мне в моем путешествии. Язык цвета для иссарам чрезвычайно важен. Красный означает невинность, синий – траур, белизна – смертельная опасность, желтый – поиск собственного пути в жизни. А вот черные ножны тальхеров говорят: я не желаю твоих подарков, ты меня задел, я гордая и сердитая. Это сообщение на универсальном языке женщин.

– Надо бы мне знать эти языки. Знать, как ты.

– Иссарскому я могу начать тебя учить хоть сейчас. А вот этого второго ни я, и никакой другой мужчина, никогда не узнаем до конца. – Улыбка слепца была неясной, словно пустыня. – Передай Эвикиату, что сегодня мы сделаем дневной постой чуть более долгим. Начнем на час раньше и выдвинемся на час позже.

– Он будет недоволен, постоянно требует спешить.

– Неважно. Если она от усталости упадет в обморок, мы потеряем два дня, а не два часа. А поверь мне: мое знание языка женщин указывает, что нам пришлось бы ее связать, чтобы она оказалась на спине какого-то животного.

Князь вернулся на свое место, налил себе вина и поднял кубок в тосте:

– За путешествие. И за проблемы с переводами.