Гэла присела на четвереньки в центре своей спальни. Ее руки дрожали, плечи вздымались. Она плотно закрыла глаза и втянула голову в плечи.

Ее сестра, которая была моложе и худощавее, медленно вошла в комнату. Риган не боялась Гэлы, но она боялась всего в мире, что было причиной шума. Мех и одеяла были сброшены с кровати и смятые валялись на полу. Пепел и куски черного угля насыпаны под очагом. Стеллаж для стрелкового оружия упал, копья и изящные ножи разлетелись во все стороны. Гобелен в смелых узорах Третьего королевства был сорван со стены; на ней остались лишь нити и лохмотья – клочья, колышущиеся в океанском бризе, соленом и прохладном, скользящем через узкое окно.

Гэла сорвала свой короткий кожаный жилет – тоже подарок отца, – очень похожий на солдатский. Она изодрала его ногтями, затем схватила один из наконечников копья и полоснула по коже, разрезав ее на уродливые полосы.

– Гэла? – прошептала Риган, стоя на коленях рядом с сестрой.

Она разгладила свою красивую юбку и сложила на коленях руки, ожидая сигнала Гэлы.

Долгое время Гэла плакала, тихо, мучительно вздыхая и всхлипывая, слезы застряли в горле. Она прижимала руки к коленям, затем снова и снова хлопала ими по оборванному ковру, пока Риган не поймала их и не стала крепко держать. Гэла оттолкнула сестру и обняла ее изо всех сил. «Прости, прости, прости», – прошептала она в ужасе, что причинила боль сестре.

Они наклонились друг к другу, окровавленные пальцы Гэлы скользнули по рукам Риган. Мягкие ладони, соприкасающиеся лбы, закрытые глаза.

– Ты знала о пророчестве? – прошептала Гэла со вздохом.

– Их так много.

– О смерти матери.

Риган напряглась, насторожилась.

Гэла старалась дышать без дрожи.

– Звезды говорят, что она должна будет умереть к шестнадцатой годовщине со дня рождения ее первой дочери.

– Нет. – Риган отстранилась и посмотрела на лицо сестры, Увидела следы от слез и покрасневшие, опухшие глаза.

– Я слышала, как Сатири говорила это, она не могла поверить, но они говорили о ребенке. Было не важно, мальчик или девочка, потому что у нее уже есть первая дочь.

– Сатири не любит пророчества. Возможно, она ослышалась.

Гэла отрицательно покачала головой и потерла глаза тыльной стороной кисти.

– Сатири не ослышалась, и она не сплетница. Через восемь лет мне исполнится шестнадцать.

Это в два раза дольше, чем она уже жила.

– Вместо этого должна умереть я, – произнесла Гэла. Она отпустила Риган и потянулась снова за острым зазубренным наконечником копья, прижала его к шее, но сестра схватила ее за запястье и потащила прочь.

– Нет, ты не можешь. Ты не можешь сделать это.

– Лучше я, чем наша мать.

– Если это пророчество, то его это не остановит. Повтори, что слышала Сатири.

– Королева умрет на шестнадцатилетие своей первой дочери.

Риган сжала губы и задумалась, то и дело вскидывая взгляд на сестру.

– Ты должна жить, Гэла. Со мной. Ты мне нужна… Я не имею собственных звезд, ты обещала поделиться со мной своими. И… это пророчество примерно в день твоего рождения. И ты уже родилась, Гэла, – сказала Риган с нежной, холодной уверенностью, тревожащей девочку всего шести лет. – Уже слишком поздно.

Слишком поздно.

Тяжело и быстро дыша, Гэла уставилась на свою малышку-сестру. Она уже убила свою мать, даже не подозревая об этом.

Это пришло ей в голову, как крошечное семечко: если она уже сделала худшее, не имеет значения, какие ужасные вещи ей еще предстоит сделать. Старшая дочь Лира схватила сестру за руку и пообещала ее никогда не отпускать.

Было слишком поздно для всего остального.