Лис Бан брел на север через Белый лес, ступая легкими шагами. Если бы он мог в этом густом лесу, то побежал бы.

Возможно, он никогда не завершит заклинание, но этого было достаточно, чтобы нести обещание с собой, угрозу под своими пальцами вместо того, чтобы поселить яд в свое сердце.

Бан гордо кричал, подпрыгивая в воздухе, разделяя радость и благодарность с деревьями, но вместо их яростного любовного шепота отозвалось эхом, как показалось, что-то темнее.

Ветер дул сверху, отбрасывая сень. Желтые листья сыпались дождем, и Бан остановился, закрыл глаза. Он не мог разобрать слов.

Он повернулся, ища воду или обнаженные корни: вяз наклонился над поднятой землей, три корня вились в траве, как черви. Бан присел на корточки, схватив корни в обе руки. Он наклонился и прошептал прохладной коричневой коре: «Я слушаю».

Долгое время ничего не происходило. Треск ветвей предупредил его о присутствии крупного животного. Очень легкий треск прозвучал рядом, довольно слабый, чтобы он был от скользкой змеи, проводящей своей чешуей, как кисточкой по бурелому, или от молодого кролика, съежившегося под папоротниками.

«Риган».

Одинокое имя зашипело на ветру, и Бан вздрогнул.

«Риган!» — кричал Белый лес.

Послышался вопль, высокий и скорбный.

«Риган! Риган! РИГАН!»

«Я иду, – сказал он ветру. – Покажи мне дорогу».

«Скачи», – сказал вяз, и ветви пошевелились. Из них донеслось ласковое необычное ржание. Вздрогнув, Бан спросил: «Конь?» Он оттолкнул корни старого вяза, и там стоял конь из крепости Эрригала, который заблудился во время бури. Он был лохматый и все еще оседланный. Бану бы следовало протереть животное, дать ему отдохнуть, но ветер рявкал, сильно ударяясь о полог.

«Риган!» – снова заплакал лес.

Пробормотав извинения, Бан сел на коня и приказал ему двигаться вслед за ветром.

Несколько часов Бан ехал на восток, потом немного на юг, а потом снова прямо на восток, когда мог, ехал галопом к самому дальнему краю Белого леса, где узкие пальцы леса достигали высоких карстовых холмов. Он ел в седле, спешиваясь только тогда, когда ему и коню нужна была вода. После полудня они поднялись на один из холмов. Копыто коня стукнуло о голый камень, и Бан ощутил запах соленого ветра.

Бан прищурил на солнце глаза, когда вглядывался в какой-то знак. Ветер дул ровно и бессловесно, но стонал сквозь крошечные трещины в карстовой стене. Здесь будут провалы и пещеры. Больше ничего об этой маленькой части острова Бан не знал, кроме того, что если найдет дорогу и свернет на север, то к ночи окажется в замке Коннли.

– Риган? – произнес Бан – сначала на обычном языке, а потом снова на языке деревьев.

Ничего, кроме пустого ветра.

Он сжал ноги, и конь пошел дальше, тщательно выбирая путь. Часом позже Лис Бан почувствовал запах дыма в тени долины. «Риган?» – закричал он.

И после еще нескольких минут: «Леди? Вы здесь?»

Бан остановил лошадь, слез и обернул поводья вокруг руки, чтобы вести животное рядом с собой в нескольких шагах от гравийной дороги. Хвойные деревья окружили их, пряные и хрустящие, и Бан прошелся по мягкому ложу из упавших иголок, чтобы прикоснуться обнаженной рукой к мягкой, нитевидной коре.

«Сестра, – спросил он, – где Риган Лир?»

«Близко, очень близко, но она не будет говорить с нами, брат, мы не можем услышать ее», – печально прошептало дерево.

Страх на секунду перехватил его дыхание, но Бан все равно прижался лбом к дереву и благословил его рощу. «Все еще здесь?»

«Да, да, да», – все сосны дрожали и танцевали.

Бан не мог думать из-за страха, бегущего по его венам и шипящего в его ушах. Он двинулся вперед, прижимаясь к коню изо всех сил.

– Риган! – снова закричал он.

– Здравствуйте?

Это был не ее голос, а голос другой женщины. Бан уронил поводья и спешился.

Он испугал служанку, шагавшую по юго-западному периметру небольшого лугового лагеря.

– Ах черт! – когда из-за деревьев появился растрепанный Бан, она ахнула, прежде чем узнала его. Со шлемом, в оранжево-розовом гамбезоне Астора и с кольчужными рукавами, с мечом на поясе. – Бан Эрригал.

– Вы пришли с посланиями от Гэлы, – сказал Бан. – А где Риган?

Он прошел мимо женщины к повозке, отцепленной от пары лошадей.

– Там, сэр, – сказала служанка, но Бан уже видел.

Два неподвижных тела.

Риган свернулась возле зарослей корней боярышника, из которых вырастало короткое, изогнутое дерево без листьев, но с десятками кровавых ягод. Длинные темные волосы Риган были распущены, веер ее кудрей был распростерт по груди Коннли.

Герцог был мертв.

Его прекрасные глаза полностью не закрылись, оставив щель сине-зеленого цвета сиять на свету. Губы в каплях крови, в остальном бескровные; засохшая кровь потрескалась на куртке, порванная рубашка все еще наполовину была обернута вокруг него, вместе с удивительно чистой повязкой. Одна рука спряталась под Риган. Другая лежала на боку. Ладонь открытая и пустая.

Бан не мог пошевелиться. Только не Коннли, нет.

Нет.

– Риган, – прошептал Лис Бан, а затем заметил, что ее плечи слегка двигались от дыхания.

Опустившись на колени от потрясения, он вдруг внезапно подумал, может, его отец все-таки не умер. Воздух проходил по губам и языку Бана, наполняя легкие, но он этого не чувствовал. Бан задыхался и тупел от этой жизни.

– Она не двигается, – произнесла асторская служанка. – Я не могу заставить ее говорить, есть или пить.

– Что случилось? – успел шепнуть Бан.

– Коннли и Эрригал убили друг друга.

– Это он… значит, он мертв.

Служанка положила руку на плечо Бана.

– Со вчерашнего вечера, хотя Коннли продержался почти до рассвета. Риган хотела забрать его домой. Она пыталась спасти своего мужа.

Бан с трудом поднялся на ноги и направился к двум лежащим людям.

– Риган, – позвал он, затем снова опустился на колени, коснувшись сначала руки Коннли. Она была холодной, скованная смертельным оцепенением. Бан покачал головой, словно протестуя. Тело должно было быть очищено до этого момента или закопано в корни. Риган могла бы – должна была – попросить корни забрать его, еще свежего, чтобы черви снов и перерождений пировали. Лис Бан произнес это на языке деревьев, но тихо. Боярышник задрожал, его корни дрогнули в знак согласия.

Риган сжимала тело мужа. Ее напряженные, дрожащие руки были единственным знаком, что она еще осознает себя в этом мире.

Бан поцеловал Коннли в лоб. Он не мог сомкнуть веки. Бан прослезился и оперся лбом о Коннли, вдыхая кислый запах смерти, мочи и густой запах известняка и глины. Звезды и черви. Бан жалел, что покинул замок. Он должен был оставаться там и стать свидетелем смерти своего отца.

Если бы он не был с Элией, мог ли он спасти жизнь Коннли?

Повернувшись, Лис Бан положил руки на Риган:

– Леди, вы должны отпустить мужа. Помогите мне положить его в корни.

Она не сдвинулась.

– Риган. – Бан придвинулся ближе, обнял ее за спину, убрал с лица принцессы прохладные каштановые волосы, мягко собрал их вместе.

Ее глаза закрылись. Она была вся запачкана, прекрасные щеки принцессы были покрыты кровью, грязью и слезами.

– Нет, – произнесла она, резко, будто зимний дождь.

– Да, Риган. Пойдем со мной.

Риган вздрогнула, потом посмотрела на говорившего.

– Бан? – Ее голос стал мягким и растерянным.

Он кивнул и поцеловал ее в висок.

Бан вдохнул тепло в волосы Риган. Она снова вздрогнула и одним быстрым движением схватила его.

– Ушел, – сказала она. – Коннли больше нет. Нигде.

– Я знаю, – произнес Бан, обнимая женщину изо всех сил, прежде всего чтобы успокоиться самому.

Леди не плакала, но долго держалась за него, солнце уходило, ветер дул с востока на юго-восток, и повсюду падали тени. Бан слушал тишину. Служанка потащилась обратно, к маленькому костру: она чувствовала неловкость и попыталась оставить их одних. Вечерние птицы вышли петь под нестройную мелодию сверчков.

– Пришло время, – наконец произнес Бан, гладя спутанные волосы Риган.

Они стояли. Риган смотрела на мужа, а Бан – на боярышник.

– Возьми его, – сказал он. – Это его высочество, Тир Коннли из Иннис Лира, часть, родившаяся от этого острова и навсегда часть его.

Боярышник задрожал, в сумерках замигали крохотные гроздья ягод.

Риган сказала: «Он видел меня». Она схватилась за живот достаточно сильно, чтобы ущипнуть свое тело сквозь надетое белье.

Корни поднимались от земли, растягивались, тянулись к Коннли. Тени зевнули, а ветер сказал: «С нами».

Позади них лошади шарахнулись от дрожащей земли. Глина расступилась, корни пошли петлей вверх, схватив герцога за шею и кисти, талию, ноги и бедра. Они потянули его вниз, в землю.

Риган внутренне закричала, обращаясь к первым звездам, просачивающимся сквозь сумерки.

Коннли исчез, скрытый боярышником.

– Мне очень жаль, – сказал Бан, глядя туда, где только что был герцог, желая посмотреть еще раз на удивительный цвет глаз Коннли или поразиться амбициозному изгибу его рта. Риган вздрогнула и начала падать, но Бан поймал ее.

– Это я виноват, – сказал он, вспомнив о своей трусости прошлой ночью, когда сбежал из крепости.

Леди упала прямо на него.

Кровь стучала в ушах Бана. Он оказался в ее власти, Риган, которая только что потеряла своего мужа.

– Нет, – произнесла Риган, откидываясь назад. В этой новорожденной тьме она напоминала жуткую тень дерева, призрак. Ее кристальные глаза посмотрели на неглубокую могилу Коннли. – Это вина наших отцов.

Правда остановила его дыхание снова.

Бан мог заставить обоих отцов платить. Как будто все кругом шептало и призывало его к этому, с каждым дуновением ветерка в его ухо, с тех пор, как утром взошло солнце. Или даже дольше. С того времени, когда он вернулся домой из Аремории, с тех пор как влюбился в звезду, с тех пор как он родился.

Прежде чем Бан Эрригал задумался, он вытащил орех из куртки, бросил его на землю и раздавил каблуком.