Риган
Риган помнила только три вещи из ночи памяти ее матери: ее отец слишком крепко держал маленькую Элию за руку; хлюпанье по грязи звездного поля портило шелковые туфли, которые ей подарила мать. Они сияли тем же синим цветом, который красовался в крапинках глаз ее средней дочери. Еще она помнила бокал холодного красного вина, появившийся, когда она больше всего в нем нуждалась.
После церемония освещения, когда все они вернулись в замок Дондубхан на траурный ужин, Риган держалась рядом с Гэлой. Она вполуха слушала раздраженный комментарий Гэлы, изучая всех людей, смешавшихся в обеденном зале. Две сестры сами возглавляли стол почета, поскольку Лир бродил по длинной комнате за руку с Элией, разговаривая только со своими слугами и графами, молодым князем Астора и старым герцогом Коннли, и, что удивительно, с молодым и красивым братом их матери из Третьего королевства. Риган презирала белые костяшки Лира, которые красовались на плече Элии, прижимавшей к груди складки траурного платья.
Вздохнув, Риган обернулась и поймала на себе тусклый сине-зеленый взгляд. Молодой человек, их обладатель, поклонился и предложил принцессе кубок, полный вина. Он не являлся слугой, был одет в яркий красный пиджак поверх серо-кремового шерстяного, предназначенного для похорон, и имел на шее золотую цепочку, какую не стал бы носить простой слуга. Рот молодого мужчины был красив, хотя и с тонкими губами. Он имел восхитительно царственный нос, как зачарованно подумала принцесса. Прекрасные волосы упали на лоб. Его розовые щеки не вспыхнули сильнее, хотя она довольно смело посмотрела на него. Затем Риган подняла кубок и отпила предложенное красное вино.
Возможно, это молодой принц Аремории. Их отцы в настоящее время ведут переговоры о правилах согласования возможности брака между ними, но принц не проявлял особого интереса к Риган.
– Спасибо, – сказала она, пытаясь угадать, кем мог быть этот красивый молодой человек.
Он слегка улыбнулся и сказал:
– Я сожалею о вашей потере.
Горло Риган сжалось, и она изо всех сил старалась не наморщить лоб. Только ресницы Риган трепетали. Молодой человек кивнул, а затем отошел.
Через неделю она получила письмо под алым воском.
«Я вижу тебя, Риган, дочь Далат», – прочитала девушка на языке деревьев.
Оно было подписано: «Коннли, по линии королей».
Сложив бумагу, она убрала ее между грудью и теплой тканью своего платья. В конце концов, Риган ответила, и их переписка шла медленно, без регулярного ритма, за исключением того, что каждый решил не отправлять новое письмо, пока не получит ответа. Существовала постоянная напряженность между Коннли и Дондубханом, Летней резиденцией, между ним и королем, им и Астором, но Риган снова увидела Коннли спустя полтора года. На этот раз молодой мужчина был шире в плечах, светлые волосы были откинуты назад для демонстрации его поразительного лица. Красно-черное пальто, туго натянутое поверх более дорогого черного, казалось, заставляло глаза Коннли гореть. Этот взгляд и нашел ее там, где Риган ждала свою семью, на валу Летней резиденции, и она часто задышала, хотя и попыталась скрыть волнение на лице.
Риган дотронулась до его руки в тот же день, проходя мимо большого зала, когда отец отпустил их с сестрой, чтобы они с отцом Коннли, герцогом, покинули его без осуждающих женских взглядов. Пальцы Риган едва коснулись его пальцев. Она смотрела прямо перед собой. Затем ушла вместе с Гэлой. Ее сестра повернула в сторону казарм, а Риган осталась бродить по своим покоям, прижимая руку к груди.
Слова на бумаге вначале были их единственным ухаживанием, вместе с крошечными эскизами цветов, или еды, или чем-то еще, что было близко Коннли. Риган вернула прессованные травы для честолюбия и здоровья и посоветовала отличный чай, чтобы успокоить мать Коннли, когда та умирала в мокрой лихорадке, с сильным кашлем. Когда же его мать все-таки умерла, Коннли попросил Риган приехать на день памяти, и она откликнулась, хотя и взяла с собой Гэлу и Элию, чтобы сделать это более формальным королевским событием.
Было легко держать все в секрете от Гэлы. Старшая сестра никогда не спрашивала о таких вещах, как романтика и люди. Риган не обращала на это внимания. Гэла была злой принцессой-воительницей и абсолютно доверяла Риган. Поэтому Риган действовала так, как ей нужно, чтобы быть лучшей поддержкой для Гэлы.
Наедине с Риган в тени дуба, куда Коннли привел ее, чтобы поделиться древним колодцем родословной его отца, он плакал по своей матери. Риган быстро поцеловала его, и он ахнул. После поцелуя слезы Коннли исчезли, и, когда его дрожащие руки обхватили ее локти, дрожь и паника наполнили ее сердце, поскольку все вокруг было слишком большим и ярким, и не было места для света вокруг Риган Лир. Ей не позволили. Звезд не было – только пустое, широкое небо.
В конце концов она убежала, и Гэла упрекнула Риган за то, что та пропадала почти час непонятно где. Риган с легкостью убедила сестру, что она всего лишь разговаривала с мудрым отцом дубов возле замка. Это было отступление, как могла бы посоветовать Гэла перед лицом непобедимой битвы, чтобы собрать побольше союзников на своей стороне.
Только после того как Гэла вышла замуж за герцога, а отец Коннли умер, двое влюбленных встретились снова. Через шесть лет со дня рокового кубка с охлажденным вином. Риган находилась рядом с отцом главным образом из-за ее маленькой сестры, которая уже поселилась для учебы в звездные башни, чтобы стать идеальным питомцем Лира. Коннли был своим человеком и, наконец, герцогом и по титулу, и званию, и он мог найти причину оказаться в Летней резиденции, если там будет Риган, или на севере, в Дондубхане, не побоявшись возражений Астора, лишь бы доказать Риган глубину своей преданности – все, на что он готов был ради нее пойти.
Следующий поцелуй между ними был совсем не коротким.
Риган помнила все их поцелуи, потому что в них они были так близки к звездам. Вспышка света на темном цветочном гобелене; костры, зажженные в низком пуховом ложе, быстрое мерцание, подобное ночным жукам, то здесь, то там, везде, где бы ни жила тьма, всепоглощающая и постоянная, как огонь в очаге.
Теперь его губы были холодными и пахли только кровью. Повозка загремела, и завыл ветер. Молния свирепо сверкала, когда дорога позади них исчезла. Риган прижалась к любимому под толстым брезентом, натянутым над повозкой, прижимая его голову к своему животу и опираясь на переднюю часть повозки. Она пыталась смягчить страдания любимого, возникшие от мучительного путешествия, покачивания, жестких колес.
Крови было не очень много, но Коннли становился все холоднее и холоднее.
Он сказал, когда Куран, железный маг, поднял его:
– Риган, будь храброй. Во мне что-то не так.
Когда они погрузили его в повозку, Риган приказала задержать Бана Эрригала после его возвращения и никуда его не отпускать. Она поднялась к Коннли и попыталась его успокоить. «Побереги силы, любимый», – прошептала она на языке деревьев. Он никогда не говорил на нем бегло. Молодая женщина помнила гордые слова Коннли, что тот научился писать их имена, поскольку хотел произвести на нее впечатление. Никакого намека на огорченный тон или чувство вины. Язык деревьев привлек ее внимание, потому что он узнал ее.
Подул ветер, и мягкий, нежный стон сорвался с губ мужа. Риган пригладила ему волосы. Коннли ненавидел в себе слабость, хотя в ней это ценил. «Стеклянная, острая жена», – иногда говорил он, потому что она носила маску – гладкую, ясную, красивую, но которая давно треснула, и Коннели знал, где опасные края. Он увидел их и даже полюбил, хотя немногие признались бы, что нож, столь смертоносный, может быть сделан из стекла.
Она обняла его, но он едва шевельнулся.
– Коннли, – выдохнула Риган, и имя мужа унес ветер. Повозка накренилась, когда они начали подниматься на холм, и Коннли снова застонал. Она увидела отблеск его глаз. Склонившись над мужем, Риган приложила ухо к его губам.
– Риган, – едва прошептал он. Она слышала звук своего имени во всех видах, но не могла его слышать сейчас, слабый и болезненный.
– Риган – снова прошептал он. – Не теряй себя, когда меня не станет.
– Стой – прошипела женщина. Она не могла дождаться алтаря.
– Стой! – закричала Риган, хлопая по передней части фургона. – Остановись сейчас же!
Возница натянул поводья, и все замерло, кроме ветра. Даже карающий дождь прекратился.
Как можно осторожнее Риган перенесла мужа на пол фургона и начала развязывать брезент над их сиденьем. Когда тот был достаточно освобожден, Риган его оттолкнула: черные и яркие пурпурные облака катились по юго-западному краю неба, но на востоке было ясно – сверкали звезды, как острые осколки стекла. «Не для меня, не от меня», – подумала Риган, стоя на коленях и держась за борт повозки. Темный лес раскинулся у подножия холма позади них. Дорога Вест Лей переливалась через глубокую долину между участками вересковой пустоши. Оставалось несколько часов до замка Коннли и ее алтаря – самого глубокого места силы Риган.
– Леди? – остановившись, обратилась к ней Oсли из свиты Гэлы. Она застыла напротив звезд. Она помогала Риган, управляла лошадьми и не давала другим слугам и дамам Эрригала следовать за ней.
– Помоги мне прижать его к земле.
С Коннли, распластавшимся на влажной, желтой траве, Риган оттолкнула Oсли, а потом сняла свое тяжелое пальто. Она опустилась на колени перед ним в шерстяном платье и чулках, чтобы раздеть мужа и быстро снять повязку с раны. Он дышал медленно и неглубоко. «Его кожа слишком бледная», – подумала она, но луна находилась позади бури, а солнце слишком далеко. Еще одна буря из крови и желчи образовала сильный синяк, покрывающий грудь Коннели, его ребра и живот.
У него было внутреннее кровотечение.
Риган ничего не могла сделать в одиночку. Ни один целитель ничего не мог сделать в этом случае.
Вода стучала по далеким лесным листьям. Ветер над пустошью стал мягче, дразня окружающих перед рассветом, словно усталый вдох.
– Спаси его, – попросила Риган ветер. – Скажи мне, что делать, – попросила она землю.
Молодая женщина провела руками по траве:
– Скажите мне. Помогите мне.
– Он умирает, – шептал ветер.
– Мы не можем спасти его, – ответили деревья.
– Нет! – закричала Риган. Она вырвала куски травы, а затем схватила свои волосы и дергала за них, пока они не загорелись. Глаза Риган наполнились слезами. Она моргнула и наклонилась.
– Проснись, – сказала она и написала «исцелить» на его щеке прохладными слезами.
«Пожалуйста, – умоляла она остров. – Иннис Лир, я твоя дочь, и я все бы отдала тебе, лишь бы спасти его».
Земля под ее коленями сдвинулась. Небольшая рябь, словно от прилива. Риган прижала одну ладонь к земле, а другую – к груди. Усики земли ползли по его бокам, как крошечные черви.
«Святые деревьев и звезды, – прошептала она, – птицы неба и огня, черви мечты, дайте мне силы!»
Коннли вздрогнул, когда его обвила земля.
Золоченое небо сияло на восточном горизонте.
Риган выхватила маленький нож из сапога мужа и порезала себе тыльную сторону запястья. Кровь закапала на грудь, и она написала «исцелить», желая всеми силами, чтобы воды корней по-прежнему лились рекой и она могла искупать его в колодце, найти ближайшую звездную часовню и разбить ее, пока сердце острова не выкачает кровь и через Коннли.
Ветер дергал ее за волосы, и она притащила тяжелую одежду к ногам Коннли и покрыла его живот, чтобы он был в тепле.
В голосе ветра скрывался печальный шепот: «угасание». Ветер уже оплакивал Коннли.
– Тогда пусть я тоже умру, – закричала Риган.
Это был предел магии Земли, как и звездного пророчества: никто не мог заставить тело делать то, на что оно не способно. Корни могут поощрять, вода – выпрямлять, ветер – дарить скорость, звезды – светить надеждой, но если что-то было разбито, даже кровь острова или звездные слезы не могли это исправить.
Риган поцеловала мужа. Она открыла его рот своим губами, пробуя на вкус уголки его губ, края его зубов, и он наклонил подбородок, жестко вздохнув. Коннли поцеловал Риган в ответ. Одна его рука нашла ее шею, скользнула к голове, пальцы прошли сквозь спутанные темные волосы. Вспышка – это та последняя звезда, на которую могла претендовать Риган. Его хватка напряглась, затем ослабла, его рука медленно опустилась, а дыхание остановилось.
– Нет, – прошептала она, и нож в ее руке щелкнул. Женщина направила его на свои ребра, остановившись на мгновение, чтобы заговорить на ветру:
– Сердце за него, моя жизнь и кровь за него, возьми, возьми, что угодно.
Со всей силой Осли ударила Риган по плечу, сбила ее с ног и перехватила нож.
– Нет! – вскрикнула Риган и, задыхаясь, навалилась на Осли.
– Моя госпожа убьет меня, если я позволю тебе умереть, – сказала Осли. Она отбросила нож, все еще прижимая к себе Риган. Та попыталась дотянуться до мужа. Ее пальцы лишь задели его волосы.
– Отстань от меня, – приказала она тихим, отчаянным шепотом.
Осли повиновалась.
Риган подползла ближе к Коннли, прижалась щекой к плечу мужа и обхватила одной рукой его голову.
Солнце вспыхнуло длинной линией на горизонте, сигнализируя о конце ночи.