Лис Бан много пил.

Возможно, именно это заставило его задуматься о своей относительной молодости, несмотря на то что он так быстро повзрослел в частых пограничных войнах Аремории.

Прислонившийся к деревянным стенам, окутанным дымом, за ступеньками дома Эрригала Бан был окружен солдатами и слугами, принадлежащими отцу и Коннли. Утром снова занимались военными учениями, и Бан был истощен. Он провел три сбора и организовал общую структуру учений, чтобы доказать Коннли свою ценность как воина и также обучить армию герцога технике, освоенной им во время воспитания в Аремории. Но солдаты острова не привыкли сталкиваться с кавалерией или конными копейщиками, и новые методы обучения оказались для них сложнее, чем думал Бан.

Он старался не представлять, что сказал бы Моримарос, если бы обнаружил, что Бан так легко раскрывает секреты его армии. Даже если Бан делал это с целью втереться в доверие к Коннли и шпионить от имени Аремории, все равно это было бы слабым оправданием.

Бан Лис предпочел бы искать Элию, зная, что она вернулась, но мысль, что она не связалась ни с ним, ни с Риган, заставляла Бана Эрригала сгорать в нетерпении и отчаянии.

Паб большую часть дня служил кузницей среднего размера, но как только солнце садилось, в определенные дни кузнец снимал передние стены с петель и все открывал. Костры согревали все вокруг даже ночью, и две семьи, которые соревновались за лучшее пиво в Ступенях, могли принести бочки. Каждый должен был принести свою чашку в этот паб, но Бана обеспечивал Мед, капитан дружинников Эрригала, чернобородый парень, проводящий весь день, сторожа Бана по пятам и критикуя ареморский метод пронзания копьем. Это была хорошая работа, и Бан, когда грозовые тучи собрались на севере, затемняя полуденное солнце, захотел развить отношения. Так что, хотя это происходило в начале дня, Бан призвал остановить дневные игры и попросил кузнеца сделать исключение из его правила заката. Мужчина согласился – все что угодно для Бана, сказал он – и вот некоторые из разношерстной армии стояли, наслаждаясь послеобеденным отдыхом в пабе.

Слуги относились к Бану не как к пехотинцу, а как к лидеру. Уважали ли они его за самого себя и его знания или только в отсутствие Рори – Бан не знал, но он не был готов уйти со своего пути.

Это были тяжелые дни в Эрригале: безутешная Риган, ее муж, резко относившийся к окружающим, а отец Бана вел себя довольно тихо, хотя каждое его движение выдавало угнетение. Бан никогда не видел Эрригала столь напряженным: не хватало его привычных общительных, размашистых жестов и его несносной привлекательности. Должно быть, из-за тревоги за короля и предательства Рори Эрригал отказался доверять Бану. Эрригал с трудом заставлял себя наслаждаться военными играми, а когда это случалось, они с Коннли использовали Бана в качестве буфера между собой.

Пиво было густым, как суп, окрашенным, как грязь, и на вкус, как домашнее, причем Бан не думал, что ему это нужно. Он вспомнил, как делился подобным напитком с Рори лет десять назад и смеялся так сильно, что задыхался, но тихо, поскольку они вторглись на кухню, налили столько чашек, сколько смогли унести с собой и пробрались в отцовское жилище, учась пить пиво. Бан также вспомнил, как его стошнило в камин.

Лис отбросил в сторону мысли о брате. Желчные воспоминания были ему слишком знакомы. Вчера поздно вечером пришло еще одно письмо от Гэлы, когда только Бан, Коннли и Риган остались у очага. Бан хотел уйти, но герцог велел ему остаться.

Риган быстро прочла письмо Гэлы и неожиданно эмоционально сжала бумагу.

– Она спрашивает, не приходил ли к нам Кайо, и говорит об Элии так, словно она получила от сестры весть! – сказала она. – Что это такое? Почему Элия пишет Гэле, а не мне? Я ведь одна из тех, кто… – Риган повернулась к мужу, протянув письмо.

Коннли взял его и прочитал, поджав губы и приподняв бровь.

– Твоя младшая сестра желает видеть Лира в Аремории? Выступила с неприкрытой угрозой вторжения? Возможно, Гэла пишет это, чтобы вызвать недоверие между тобой и Элией?

– Возможно. – Риган отошла, постукивая длинными пальцами по юбкам. – Но ведь Гэла не играет, упоминая о вторжении в Ареморию. Мы едины в этом вопросе, однако… мне не пришло письмо от Элии. Быть может, именно младшая сестра разобьет мою связь с Гэлой в свою пользу или в пользу ее галантного короля Моримароса.

Коннли улыбнулся:

– Я бы не подумал, что девушка столь двулична. Если же это так, как ты предполагаешь, то мы слишком торопимся и не учитываем ее силу.

Внезапная мысль подстегнула Бана открыть рот для разговора, но он притормозил, как только Риган взглянула на него. Молодой человек быстро опустил взгляд на край ковра, на котором стояла женщина. Несколько камней с ее гладкого бледного платья упали на плетеную шерсть.

– Говори, – произнесла Риган.

У Бана все еще находилось письмо Элии для Риган. Он мог бы передать его, но как же тогда объяснить опоздание с доставкой? Сказать, что он не сообщил о нем, поскольку Риган так напугала Бана, что он забыл об этом, или признать, что Бан хранил верность Моримаросу? Сама такая постановка объяснения потрясла его. Нет, Бан не должен ни в чем признаваться. Пока.

Бан яростно думал, не отводя взгляда от Риган.

– Разве ты не отдала свои письма к графу Дубу для доставки, точно так же, как я и мой отец? Разве Элия не могла использовать графа, чтобы передать свои сообщения? Возможно, это не твоя сестра, предает тебя, а твой дядя.

– Ах! – глаза Риган загорелись искрой. – Он предпочел бы Гэлу, конечно, не имея никакой любви к моему господину.

– Если граф Дуб считает, что Гэла сильнее и лучше для Иннис Лира, – мрачно сказал Коннли, – если он считает, что лучше иметь Астора во главе Иннис Лира, он несомненно стремился бы заслужить его благосклонность. Как мы знаем, граф и я никогда не были друзьями. Хотя казалось, он всегда меня недолюбливал, даже прежде чем я узнал его имя.

Мгновенный толчок возник в сердце Бана: это была радость битвы, трепет от мысли, что складывается ее план.

– Граф Дуб вернулся из Аремории, – сказал Бан. – Я видел его, когда навещал мать. Он хотел, чтобы я занял его сторону. Он сказал, что вместе мы создадим сильную альтернативу Коннли.

Герцог крепко схватил Бана за руку – ту, которую Лис повредил, разыгрывая предательство Рори. Заживающий шрам болел, как свежий синяк. Коннели спросил:

– Почему ты не упомянул об этом, Лис?

– Я отказал ему. – Бан крепко держал изменническую руку, не высвобождал ее. Глаза Коннли были как медь. – Я не хочу сеять раздор, а еще я думал, у него здесь больше нет союзников. Я не политик, мой господин. Просто солдат.

Риган погладила мужа пальцами по подбородку:

– Он нам не вредил.

Коннли выпустил Бана и потянул за его серо-черную рубашку. Кровь бросилась обратно в руку Бана, обещая к утру еще один мощный синяк. Риган заняла место мужа, подозрительно склонившись к Бану.

– Хотя, – нежно сказала дама, приподняв подбородок Бана так, что он встретился с ее бескомпромиссным взглядом. – Что ты написал моей маленькой сестре, Лис Бан?

– Что? – огрызнулся Коннли.

– Он сказал, как я и мой отец. Ты написал Элии, Бан. Теперь скажи мне что.

Кровь бросилась в его лицо, и Бан, опустив ресницы, прошептал свою версию:

– Я сказал ей, что по крайней мере один человек в Иннис Лире все еще любит ее.

Герцог презрительно фыркнул.

«Пусто и холодно, – подумал Бан, – есть ли еще хоть кто-то, кого я еще не предал»?

День спустя, окруженный смехом, серым солнечным светом, разговорами незнакомцев не умевший дружить Бан хмурился и пил пиво. Бан нашел старого Меда и вернул ему одолженную чашку с благодарностью. Прошло несколько минут, прежде чем он смог отмахаться от похвалы и от рассказов, крутящихся вокруг утренних тренировок, а нетерпеливые лица рассказывали легенды о подвигах Лиса в Аремории, которые они слышали: и о захвате нижнего белья, которое он использовал, чтобы унизить врага, и о маскировке и о флаге Диотана. Ах, святые угодники, как жил Бан: спеша и выживая благодаря своему отчаянию и навыкам. Кто-то начал скандировать: «Да здравствует Лис!»

Хмель затуманил его мысли, и Бан почувствовал, что его тянет во многих направлениях. Он клялся Моримаросу из Аремории, потому что этот король уважал его за умения, а не командовал им. Бан любил Элию, но, может быть, любил лишь только воспоминание о ней – теперь он едва знал принцессу. Зато Риган и Коннли напоминали его самого: амбициозные и сильные, понимавшие корни и потребности деревьев! Коннли вчера пытался открыть колодец Эрригала, споря с отцом Бана и доказывая, что это может заставить железо снова свободно петь.

Герцог и его жена никогда не откажутся разговаривать с деревьями, в отличие от Элии. Она выбрала путь отца, найдя утешение в звездах, сама отпустила Бана, никогда не боролась, чтобы остаться на его стороне. Тем не менее, сердце Бана болело при виде близости между Коннли и Риган. Он думал об Элии: ее черных глазах, вспыхивавших от волнения, о магии, ее торжественном шепоте и печальном крике, раздававшемся из ее горла, который услышал Бан в ту ночь у стоячих камней.

Что он еще мог сделать? Для нее, или для Риган, или для бедной магии этого острова, оставленного погружаться в себя, в то время как режущие звезды смотрели вниз.

Моримарос из Аремории не мог помочь ни этим лирским корням, ни сердечной крови острова, не важно, как сильна была его собственная земля.

Что это значило – Элия вернулась домой? А сейчас? Остров сказал об этом Бану, а не кому-то другому, даже не Риган. Еще утром, с момента их интенсивных червечар, Бан разговаривал с деревьями так, словно все их внимание было в другом месте! Его они никогда не выбирали ни первым, ни самым любимым.

Ах, звезды, Бан ощущал беспорядок внутри себя.

Вот почему он не пил. Даже голоса ветра были невнятны. Или, возможно, это был шум грядущего дождя – воздух был полон тумана.

Бан должен вернуться в крепость для укрытия, туда, где Коннели и Риган, скорее всего, уже уютно устроились у горячего очага. Он думал об их узах, их жгучей страсти, и их жесты манили Бана разделить с ними это удовольствие. Его пробил пот, и в опьянении Бан Эрригал представял себе, как идет к ним и дает все, чего они, как казалось, хотели от его тела и духа.

Стыд остановил слишком яркую мечту. Они, скорее всего, отвергнут Бана, если до этого дойдет дело. Засмеют, что он зашел слишком далеко в своем флирте. Они выбирали друг друга, отказываясь от него.

Бан опустил глаза на неровную дорогу. Солома и сухая трава позволили грязи ровно затвердеть, но ему все равно нужно обратить внимание на путь. Шум трактира за его спиной затих, сменившись шумом сельских жителей, спешаших закрыть окна и загнать всех животных в сараи. Бан был отрезан от ряда кузниц, направленных вверх по склону горы. Здесь были в основном небольшие дома из меловой мазни, за исключением каменной звездной часовни, стоящей на краю города, на самой высокой точке перед крутым склоном и дорогой графа, которая вела только к самой крепости.

Бан замедлил шаг, приближаясь к часовне. В детстве он провел много времени в ней – на отцовской земле он тогда появлялся только в свой каждый день рождения. Эрригал требовал присутствия Бана, и Брона привозила его, чтобы Эрригал мог властвовать над звездными пророчествами для его незаконнорожденного сына. Жрецы знали, как подсластить щедрость своего покровителя, подхваливая его: Бан Эрригал родился, чтобы впечатлять мир снизу. Левая рука, сила, стоящая за силой; всегда вторая, почти такая же хорошая. Его представляли в противовес законному Рори.

Каким же дураком он был, – подумал Бан, останавливаясь у длинного узкого окна звездной часовни, – что старые оскорбления до сих пор так на него действовали, заставляли жаждать одобрения. Жалок: он действительно был всего лишь бастардом.

Двигаясь вверх по тропинке из крепости, Бан оказался в тени двери часовни.

Это Эрригал! Бан знал грубую походку отца, несмотря на низко натянутый капюшон на его лицо. Лис молча бросился за угол и стал ждать. Эрригал тихо постучал в деревянную дверь часовни, и ему ответили. Граф вошел в дом, а Бан вернулся к длинному окну. В отличие от большинства в Ступенях, часовня была застеклена, и было невозможно различить звук изнутри, а все, что он мог видеть, было размытым пятном огня внутри. Разочарование заставило молодого человека стиснуть зубы. Он желал ударить рукоятью меча по стеклу.

Бан постарался успокоиться, делая глубокие вдохи. Он был пьян, и это обстоятельство не могло принести Лису никакой пользы. Бану нужно было поразмышлять: Эррригал не имел никаких причин скрывать службу жрецов в честь звезд. Все знали, что граф такой же набожный, каким был и Лир, но натягивание на голову капюшона, словно Эрригал прятался, прежде чем пойдет дождь, означало, что он был не таким уж верным и положительным. «Какой дурак, а его уловки бесполезны», – презрительно подумал Бан. Если у отца были тайные дела, он должен был спокойно шагать и притворяться, что всего лишь пришел на службу.

Нет, у Эрригала явно были здесь дела, и он боялся, что о них узнает Коннли. Или же что-то, что он хотел сохранить от самого Бана.

Гнев снова пронзил Лиса, и Бан развернулся к входу. Он схватился за ручку и ворвался внутрь. Дверь была светлее, чем он помнил, и, распахнувшись от его порыва, она врезалась во внутреннюю стену.

Эрригал и звездный жрец находились в состоянии шока, но тут Бан увидел бумагу между ними.

– Бан! – воскликнул его отец. – Что это такое?

Бан ответил:

– Что это, отец? Зачем тебе, отец, нужны тайные встречи со звездными жрецами?

Жрец был молодым человеком, едва старше самого Бана, с бледным лицом и блестящими черными волосами, схваченными в простой хвост у шеи. Он смотрел на Бана, свет костра отражал раздражение в глазах молодого человека и освещал звездные татуировки на его подбородке и левой щеке.

– Нет никакого запрещенного времени для звездной службы, – тихо сказал жрец.

Бан фыркнул.

Эрригал сделал то же самое. Он послал своему незаконнорожденному сыну долгий, усталый взгляд.

– У меня есть письма из Алсакса, от Элии, и там есть… одно для тебя.

Бан рванулся к отцу. Жрец протянул ему маленький квадратик сложенной бумаги.

Это было все, что нужно.

В ушах Бана зазвенело, и он смотрел, не понимая.

– Твой брат там, – мрачно сказал Эрригал. – Принцесса пишет мне, что он перебежал на ее сторону. И что к ней скоро приедет отец в Ареморию.

Бан на мгновение перестал слушать, поняв, что Элия догадывается, почему и как Рори нашел к ней дорогу. Не выполняй обещаний, причиняя еще больше боли. Она отвергла его свидетельства. Она предпочла простить отца, вместо того, чтобы увидеть правду.

Бан сказал:

– Но Аремория не может заполучить и Элию, и Лира.

– Мы должны что-то сделать, найти способ помочь нашему королю.

Может, это была желчь, может, ненависть, а может, и любовь; Бан сглотнул. Он схватил круглое навершие своего простого меча одной рукой, прижимая другую к бедру.

– Помочь королю? Коннли запретил это.

Эрригал покинул жреца и втащил Бана внутрь, снова запирая дверь.

– Ты еще не понял? Коннли запрещает мне – мне, его самому верному слуге – присматривать за королем! Он и его дама не сделают этого, как и Гэла с Астором, и именно поэтому я уложил самого короля спать в глиняном кирпичном доме моей старой любовницы? Этого больше не будет.

– Когда-то ее кровать была хороша для тебя, – огрызнулся Бан.

Отец хлопнул его по плечу.

– Не будь таким тупым, мальчик. Это оскорбление не Броны, а нашего острова и нашего короля.

– Он нуждается в оскорблении, отец. За всех нас и за остров.

Эрригал безмолвно зарычал, опустив брови, плотно сжав рот.

Бан должен был обуздать ситуацию, контролировать ее и себя, поэтому Лис пристально и недоверчиво посмотрел на отца и сказал:

– Коннли был твоим покровителем. Одним из тех, кто знал, что должно быть хорошо для Иннис Лира. А ты? Что делаешь ты? Что делает этот священник? Ты скажешь мне и позволишь помочь тебе?

– Ах, мальчик, я следую за солнцем верности моему королю и луной осторожности перед обманом. Не тебе помогать мне в этом.

– Ты имеешь в виду, не с моими звездами? Хочешь сказать, я не могу следовать за твоими солнцем и луной? – Его актерская игра почти поглотила горечь Бана.

Эрригал неожиданно обнял молодого человека, жестко и грубо, положив свои большие руки на плечи Бана.

– Держись от этого подальше, так как я не знаю, что они могут сделать, если меня поймают. Если я уйду, Бан, если умру, ты должен найти своего брата – найти среди его кузенов – и заставить Рори вернуться домой, засставить его взять титул поверх моего мертвого тела, как он утверждал.

– Что? – Бан с неподдельным удивлением посмотрел на Эрригала.

– Я знаю, – мрачно сказал граф. – Я бы этого не хотел, но нужно удержать род. Рори должен оставаться на своем месте и править как Эрригал. Это прописано в его звездах, и так и должно быть. Мы должны покончить с этим ужасным круговоротом восстания ребенка против отца! Эта катастрофа с Лиром и его дочерьми многое показала мне, Бан. Я должен был догадаться и не обращать внимания на свой гнев, найти ему прощение. По правде говоря, Рори тот, кого я бы хотел видеть вместо себя.

– Только его?

Как всегда, Эрригал нежно погладил Бана по голове, обхватил его лицо ладонями.

– Ты сильный и добрый, Бан, но ты не мой истинный наследник, не Эрригал по звездам. Будь тем, кто ты есть, Бан, моим первенцем по времени.

– Рори ведь хотел убить тебя, – успел сказать Бан, и слова застряли в его горле. – В конце концов, в своих речах ты говорил, что хотел бы видеть меня твоим законным… Твой наследник – отцеубийца и предатель. Ты так решительно настроен выбрать не меня.

– Ах, – Эрригал поднял глаза, словно мог видеть сквозь крышу звезды. – Мы – мужчины, Бан. Мы убиваем, мы посылаем людей убивать и быть убитыми. Мы здесь все убийцы.

Бан приложил руки к глазам.

– Ты плачешь? – недоверчиво спросил его отец.

– Я пьян, – пробормотал Бан, желая, чтобы его отец был безумным, как Лир, а не этим вечным трусом, так преданным правилам судьбы. Эрригал был гнилым. Бан хотел видеть его великолепным, как… Коннли и Риган. Как Марс. Но каким образом женщина, подобная Броне, могла когда-либо восхищаться этим человеком?

Эрригал довольно рассмеялся:

– Хорошо. Я слышал много положительного о тебе сегодня на военных игрищах, и я горжусь тем, что ты вернулся в эти земли.

– Скажи мне, – задохнулся Бан. Он провел руками по лицу. – Расскажи, по крайней мере, содержание этого письма. Если я хороший сын, как ты говоришь.

Кивая, Эрригал произнес:

– У меня тоже была весть из Альсакса. Они сказали, Аремория поставит их флот на зимовку, но они с Элией ведут переговоры об их вторжении на этот – наш! – остров. Теперь и звезды говорят, что этого не избежать: правитель Аремории придет сюда до конца месяца. Кроме того, пророчества говорят, что мы должны доставить Лира к Элии. С ней он будет в безопасности, и на это вся надежда.

– Тогда Моримарос получит и короля, и его дочь, и множество причин для атаки. Что, если отправка туда короля и приведет к вторжению?

– Возможно, но Лиру нужна его корона! Звезды говорят ясно.

– Отдай корону хотя бы Элии!

Эрригал нахмурился, жалостливо глядя на сына.

– Она всего лишь девушка.

Бан мог сохранять спокойствие только из-за постоянной многолетней практики. Он произнес очень многозначительно и очень медленно:

– Ты сказал это Коннли?

– Нет! Этот человек – раб своей жестокой, хладнокровной жены, и она могла меня устранить или убить для спасения Аремории, даже если это все происходило бы от имени Лира. О, мой бедный король. Мое письмо уравнивает нас, Эрригалов, с Элией и Моримаросом, если король расчистит Лиру путь, чтобы вернуть его трон. Ты должен радоваться моим словам. Я слышал истории о том, как ты участвовал в делах на его стороне.

Бан уставился на отца. И правда, он должен был услышать, что война приближается к Иннис Лиру, и об армии Бан хорошо знал – там у него все еще было место, если он сдержит свои обещания относительно Моримароса, если позволит возобладать над его восхищением перед Риган и Коннли. Ему не была отвратительна мысль, что Элия выйдет замуж за правителя Аремории.

Лучше Бан испытает тысячу унизительных смертей, чем встанет рядом и посмотрит, как Лир снова надевает корону.

Он не хотел, чтобы это продолжалось. Он отказался от этого.

Если Эррригал предпочитал вероломного убийцу своему настоящему сыну, должно быть, он пострадал от плана Бана, то Лис полагал, что это было лишь последним доказательством звезд его отца.

Злые ветры ударили по крепости Эрригала, в то время как затененное надвигающейся бурей солнце опустилось за горизонт. Только несколько отчаянных лучей выстрелили, отражаясь от посеребренных западных холмов. Черные тучи, бурлящий воздух и крошечные плевки дождевых капель создавали настроение Бана.

Стоя у открытых дверей большого зала, он уставился на двор: на пыль в трещинах между камнями, ставшую грязью, на людей, бежавших от черных ворот до конюшен и от дверей башен до черных ворот, чтобы сменить дозорных. Как только приближался час заката, ворота закрывались, и наступала долгая, бурная ночь.

За спиной Бана служанка разожгла огонь в большом очаге; скоро этот зал будет полон слуг и семей, ищущих убежища, тепла и немного пищи.

– Иди, – сказал ей Бан. – Позови моего отца сюда, и когда он, герцог и его леди прибудут, закройте дверь.

Она подпрыгнула и убежала, хотя он произнес это очень мягко.

– Лис.

Железных дел мастер Куран неторопливо, игнорируя силу ветра и брызги дождя, шел через каменный двор. Свет вспыхнул на железных монетах, вплетенных в светлые волосы мага. В руках он держал меч.

Новый меч Бана. Дыхание Лиса участилось.

– Здесь, юный лорд, – сказал Куран, и Бан нырнул вместе с ним в большой зал.

Взяв меч, Бан выхватил клинок и вернул простые ножны Курану. Бан поднял меч: сталь блестела, как солнечный луч сквозь грозовые тучи.

– Я горю! – прошептала сталь.

Абсолютная радость охватила Бана.

– Как и я! – ответил он и резанул лезвием по воздуху.

Бан спросил:

– Ты сам его доделал?

Куран кивнул:

– Он был готов, и ты, несомненно, нуждаешься в нем.

– Знаю. – Бан сжал кожаную рукоять. Он установил край лезвия на своем левом предплечье, держа меч плоским, чтобы проверить каждый дюйм.

Над головой загрохотал гром.

Вибрация заставила меч звенеть, и звук осел в костях Бана. Его пульс учащенно бился, и он знал, абсолютно точно знал, что когда-нибудь умрет с мечом в руке.

Этот меч уничтожит, очистит, изменит все.

Нет, Бан сам много что сделает. Скоро.

Сейчас.

Как будто по подсказке ворвались Коннели и Риган. Бан услышал шорох юбок и как принцесса обратилась к Коннели.

– Лис Бан, мы пришли, как ты и просил.

Бан повернулся. Мокрый ветер подул ему в спину, когда он продвинулся вперед.

– Мой господин, – напряженность пронзила его голос. Он взглянул на железного мага, который кивнул и ушел.

– Что случилось? – спросила Риган, когда они остались одни. Ее пальцы были украшены несколькими тонкими серебряными кольцами, оттенявшими коричневую кожу. Сегодня на принцессе было фиолетовое платье, окантованное белым, по-видимому лисьим, мехом. Несмотря на потерянность Риган и горе, сделавшее белки ее глаз розовыми, именно она виделась Бану Эрригалу истинной королевой Иннис Лира: мощной, резкой, красивой, как необработанный рубин, добытый из недр острова, вплавленный в гладкое железо.

Риган нежно коснулась его лица.

– Скажи нам, – уговаривала она молодого человека.

Вошедший Коннли непринужденно и интимно прижал руку к другой щеке Бана.

– Расскажи нам, – сказал он более требовательно.

Бан достал из кармана письмо. В отличие от последнего раза, когда он предал Рори с помощью подделки, сейчас ничего не надо было фальсифицировать. Когда Эрригал вернулся в крепость, Лис выследил молодого звездного жреца, прыгнул на него, быстро убил и взял письмо, которое Эрригал написал, чтобы оправдать себя перед Ареморией, Моримаросом и Лиром.

– Мой отец предал нас, – сказал он, смакуя вину и триумф одновременно.

Коннли взял письмо и развернул бумагу так, чтобы и жена могла увидеть текст. Она читала быстрее, чем он, или, возможно, ярость ослепила Коннли. Прежде чем он успел провести пальцами по своим гладким волосам, Риган набросилась на Бана. Ее ногти поцарапали его щеку, а кольца оставили синяк.

– Он и тебя называет в этом опасном послании, Бан Эрригал, – сказала принцесса.

– Риган, – сказал Коннли. – Это принес нам Лис.

Бан, покраснев, пристально смотрел на Риган.

– Он называет меня, но этот человек может говорить за меня не больше, чем твой отец – за тебя.

Риган зло улыбнулась.

– Хорошо сказано, Бан.

Герцог смял письмо в кулаке, подошел к огню и бросил его туда.

– Мы посмотрим, что твой отец скажет о своей верности, солжет ли он.

– Надо немедленно его повесить, – прошипела Риган.

– Оставь его на мой суд, – сказал Коннели. – Бан, можешь идти. Не надо рассказывать об этом.

– Спасибо, но я останусь. – Он хотел посмотреть в глаза Эрригалу и показать графу, чего тот добился, не выбрав Бана.

– Храбрый мальчик, – сказала Риган, но Бан знал, что это не храбрость.

Именно тогда Эрригал прибежал через открытые двери со двора, проклиная дождь, облепивший его лицо мокрыми волосами и разукрасивший кожаное пальто графа темными длинными полосами.

– Неестественный шторм, скажу я. – Он посмотрел на остальных в поисках сочувствия.

Им не придется призывать его, в конце концов, к его концу.

– Такой же неестественный, как и твои поступки, – холодно ответил Коннли.

– Что? – Эрригал остановился, отряхивая волосы, как мокрая собака.

– Ты предал нас, – сказала Риган.

Сердце Бана билось невероятно сильно… Каждый удар – словно ножом по ребрам. Гнев Бана усилил его смятение.

– Нет, никогда, – взмолился граф, мгновенно превращаясь в кающегося. Он воздел руки вверх ладонями вниз. – Ты слышала о приюте, который я дал твоему отцу, но вы должны понимать – старый король нуждался в этом. Я только привел его в Хартфар, где он мог найти покой с Броной, матерью моего сына. Это была доброта к королю, которого я любил, милорд, миледи. Вот и все.

– Доброта, заставившая тебя написать в Ареморию и говорить им о своей верности? – спросил Коннли ровным и низким голосом, похожим на предупреждающее рычание волка.

– Грязный предатель, – сказала Риган.

– Госпожа, нет! – Эрригал шагнул ближе к Бану, который удовлетворенно заметил это. Он боролся с ужасной улыбкой. Бан не должен был высказываться слишком рано, но помнил, когда Эрригал пришел в Хартфар и оторвал Бана от его матери без учета, чего желал сын. Он посадил сына на лошадь и навсегда отнял у него любовь, говоря, что это для их же блага, что Бан слишком низок для Элии. Над всем этим смеялись другие сыновья, как будто Бан мог перестать существовать, если его отец так поступил.

Коннли спросил:

– Ты отказываешься от своих слов?

Эрригал расправил плечи, проигнорировав капли дождя, стекающие по лицу и бороде, и гордо поднял подбородок:

– Нет, хотя только они и делают меня предателем.

– Мы думали, ты наш друг, Эрригал.

– Ты предаешь нас, встав на сторону моего отца! – сказала Риган. – Ты предаешь даже ужасного Лира и весь остров, обратившись к Аремории!

Эрригал указал толстым пальцем на нее:

– Ты предала его и себя, и, прежде всего, этот остров, леди. Ты изгнала короля, обращаясь с ним, как с врагом, хотя он тебе отец! Вы с Коннли противопоставляете себя Лиру и самим звездам, поэтому противитесь этому острову и его короне.

– Нет, – ответила Риган. – Моя сестра и я коронованы здесь. Клянусь звездами и словом нашего собственного отца, которому ты подчиняешься как бездумная собака.

Бан затаил дыхание. Конечно, Эрригал сейчас атакует: он не мог вынести таких разговоров. У Бана покалывало в ладонях. Он понял, что стоит на цыпочках.

– Я никогда не позволю мужчине… – произнес Эрригал сквозь зубы, – отцу страдать так, как вы ему позволили – жестоко, неестественно, как эта буря! Это вы неестественны.

– Возьми свой меч, – скомандовал Коннли. – Ты умрешь сегодня от моей руки.

Только Эрригал не носил меча.

– Сын, – сказал Эрригал, потянувшись к Бану.

Бан почувствовал головокружение, переполненное молниеносной энергией. Он схватил меч, выдернул его из ножен, но потом остановился. Бан уставился на отчаянное лицо его отца, на неровную линию обвисшей бороды, на влажные уголки его больших глаз, на его красивый нос, почти юношескую копну темно-русых волос. Сколько раз Бан был в таком же отчаянии, и его отец отказывался увидеть Лиса или позаботиться о нем?

Бан засунул меч в ножны с внезапным, резким щелчком.

– Я не видел никаких знаков от звезд, что я должен вам помочь, сэр.

Этот момент был последней каплей меда, первым шепотом любимого голоса. Предательство без сожалений.

– Бан! – заплакал Эрригал.

Лис улыбнулся.

– Некуда бежать, – глумился Коннли. – Мои слуги здесь, и тебе надо подчиняться Лису.

Риган сказала:

– Он стал Эрригалом.

Злость отхлынула от глаз Эрригала, когда он посмотрел на своего бастарда.

– Бан, – лишь произнес граф окончательно потухшим голосом.

– Теперь они твои солнце и луна, отец, – сказал торжествующий Бан. Его сердце пылало в огне мести. – Твоя судьба в их руках.

Он не мог оставаться в помещении, укрытым от дикой природы и упоительного ветра. Отвернувшись даже от герцога и его дамы, от горячего, пылающего огня, от тепла комнаты и собственного отца, Лис вышел в шторм.