Глава 6
Желание поработать в воскресенье наткнулось на стену глухого непонимания.
Город, который никогда не спит, предпочитал в выходные отдыхать, вспоминая о семьях и о тех, ради кого он, собственно, и зарабатывал круглосуточно во все остальные дни. Встречи не назначались, проекты не продвигались, а в телефонную трубку один раз даже выматерились пьяным и сонным голосом, потребовав оставить в покое.
— И это зам префекта, — с осуждением посмотрел я на отведенный в сторону сотовый.
Тут же сменил одноразовую сим-карту на свою собственную и перезвонил.
— Алексей Витальевич? Не разбудил? Ах, уже разбудили… Ну, завтра, так завтра. — Покладисто ответил я на стон-просьбу.
В общем, осьминог не ловится, не растет кокос… Хотя тут больше с широтой и долготой проблемы, а не с календарем.
Поразмыслив, решил тревожить заграницу. А именно — звонить Федору в Румынию. Там все равно ничего не делают и в будние дни, так что им до воскресенья никакой разницы.
Звонить приходилось с ноутбука, через интернет, и без гарантии, что абонент окажется возле компьютера. Потому что сотовые телефоны в Румынии не работали вообще (вернее — только на показ видео и проигрывание музыки), а единственный стационарный телефон в трехэтажном доме Федора находился на первом этаже, и поднимал его исключительно старенький консьерж, который не знал русского, английского, а на мои попытки говорить на румынском (на трех диалектах!) бросал трубку.
К счастью, брат оказался на месте — экран звонка сменился анимацией подсоединения, и через пару мгновений в центре монитора отразилось изображение кабинета, обставленного в стиле эпохи Просвещения — в светло-кремовых тонах драпировок, с многочисленными полочками у противоположной стены, заставленной книгами в металлических переплетах; огромным серо-коричневым глобусом, установленным прямо на полу справа; железной люстрой на медных цепочках и массивной столешницей из темного лакированного дерева, на которой расположились распахнутые фолианты рядом с лампой, стилизованной под масляный фонарь.
В центре всего этого великолепия находилось резное кресло с мягкими тканевыми набивками, в котором восседал Федор, закинув нога на ногу. Сам брат сегодня щеголял в бежевом костюме, бежевых туфлях и белой сорочке, а на одухотворенном лице его, украшенном тонкими завитыми усиками, отражалась чопорная меланхолия — не путать с пошлой грустью. Потому что тут тематическая обстановка на несколько миллионов и вид на исторический центр Бухареста из окошка за левым плечом. За такие деньги не грустят, за такие деньги осознают тщетность бытия, выписывая свои мысли кистью из волоса соболя на хлопковой бумаге. В общем, обычный подростковый максимализм.
Год назад, между прочим, весь его кабинет был обставлен в бело-серебристом стиле хай-тек, а еще двумя годами ранее всю противоположную стену украшали подлинные аквилы римских легионов. На этот раз обстановка выдавала осеннее состояние души, свойственное большей части юношей тринадцати лет от роду. Мне, правда, в этом возрасте грустить было некогда, поэтому обычно за меня это делал кто-то еще.
И если эмоциональность Федор определенно унаследовал от отца, то умение устраиваться в жизни — от нашего кота Машка. На всю окружающую его обстановку семья не потратила ни копейки — вроде как, хозяин княжества брату благоволит, определенно рассчитывая уговорить остаться навсегда. Но мы-то с Машком знаем, что дом — это не там, где вкусно кормят, а там, где простят и тапок, и взорванный мост (мы играли в партизанов, я победил).
— Федор, мне нужен самолет. — Немедленно перешел я к делу.
И да, у него был свой самолет.
— Ты звонишь мне в восемь утра, с просьбой, — с легкой гримасой показной мигрени, коснулся он кончиками пальцев своего виска. — Но даже не рассказываешь, как твои дела.
— Учу четвертый диалект румынского, — бодро отрапортовал я. — Правда, практиковать не с кем — цыгане с вокзала еще на первом поняли, что им говорят и уехали.
— Для начала, где твой самолет? — Не повелся брат, поглядывая из-под полузакрытых ресниц.
— Сломался, — постарался я отразить самую честную улыбку, чтобы не беспокоить брата реальным положением дел.
— То есть, рухнул об землю и разлетелся на два квадратных километра — это сломался? — Приподнял он бровь.
— Но ведь он после этого сломался? — Мудро отметил я. — А откуда информация, позволь уточнить?
Сестры и отец были предупреждены и обещали молчать. Все-таки, все живы-здоровы.
— Из газет.
— Ах, вот оно что… — Покивал я, скрывая недовольство.
Никакой личной жизни!
— Есть еще что-нибудь, о чем я опять узнаю из газет? — Продолжил он тем же спокойным тоном.
Но напряжение позы и побелевшие костяшки пальцев, сжатых в кулак, показывали нешуточное обострение чувств. Попросту — брат за меня переживал. Он не выплескивал накипевшее словами — возраст диктовал солидность поведения; не мог обнять или выразить свои эмоции как-то иначе — расстояние не позволяло этого сделать. Но от этого беспокойства его не становились меньше, а страх от несбывшегося наверняка приходил ему в мыслях, подтачивая спокойствие все это время.
— Извини, — покаялся я, уронив голову. — Не хотел тебя волновать.
— Все целы? — Дав мне секунд двадцать зябкой неопределенности, все же выдохнул Федор.
— Да, конечно, — осторожно поднял я взгляд. — Как и планировалось.
— Ах, планировалось, — отвел он взгляд и посмотрел на свой идеальный маникюр. — А теперь, говоришь, тебе нужен еще один самолет?
— Ну когда я не возвращал твои вещи! — Возмутился я. — Всегда ведь отдавал назад целыми, невредимыми и…
— Новыми, — перебил Федор, переведя на меня скептический взгляд.
Мир иногда такой хрупкий…
— С продленным сроком гарантии, — сделал я осторожное уточнение и со вздохом подытожил. — Значит, самолет в другом месте поищу.
— Самолет — дам, — остро посмотрел на меня брат. — Если расскажешь, для чего.
— Для перевозки людей! — Бодро отрапортовал я.
— Подробнее.
— Будущих друзей!
— Обожемой, — схватился Федор за виски. — Я так и знал. В упавшем самолете тоже они были?
— Не, в прошлом женщина и медведь, — почесал я затылок. — Какие из них друзья? То убить хотят, то слушаться не желают.
— Медведь — убить? — Встревожился брат. — Ты с Шуйскими поссорился?
— Да нет, это женщина, — отмахнулся я. — Медведь-то как раз-таки вменяемый, это я там немного не усмотрел. Но теперь я все осознал, и женщин перевозить буду исключительно под сонным зельем и в связанном виде. — Задумчиво донес я до него свое видение безопасного перелета. — Никакого им доверия.
— Та-ак, — протянул Федор, и в звуке этом послышались нотки папиного голоса.
Пришлось раскрывать часть замысла с обучением, вполне убедительно пояснив, что никто добровольно отдавать высокоранговые техники не станет, равно как и продавать за любые деньги. Это ведь даже не оружие, а знание, распространение которого невозможно проконтролировать, а детальное знание механизма атаки или защиты может аукнуться тем, что его применят против вас. По-моему, вышло убедительно.
— Ничего не выйдет, — скептически покачал головой Федор.
— У меня — получится. — Отразил я в ответ уверенное спокойствие. — Нужен только самолет.
— Очнутся — все разнесут, — все еще хмурился брат.
— Есть место, где не разнесут. И не убегут, — опередил я его. — А вернувшись домой, станут по-доброму скучать.
— Родные захотят отомстить.
— Сложно найти место, над которым не видно звезд ночью, персонал неразговорчив, а мир вокруг закрыт высокими стенами.
— Ты их к деду собрался везти? — Догадался Федор.
Федора хранитель крепости Биен тоже признал внуком. Может, за компанию. Может, завороженный тем, как загорается и гаснет огонек внутри рубинов на ладони у смеющегося мальчишки, перебегая с одного неогранённого камня на другой.
— У него есть подавители Силы, — пожал я плечами. — Целый полигон.
— Его бы мнением поинтересоваться, — пробурчал брат.
— Оказывается, у меня тут день рождения был недавно.
Федор удивленно приподнял бровь.
— Было два, стало три, — задумчиво цокнул я.
Первое — назначенное в приюте, второе — по моим документам, и третье — настоящее. Главное, не забывать отмечать.
— Так что я знаю, что себе попрошу, — подытожил я.
И мне не откажут.
— Максим, подожди. Может, я технику у князя в архивах поищу, — все же попытался остановить меня Федор. — Там всякого накоплено — глаза разбегаются!
— Поищи, отчего нет, — улыбнулся я одобрительно. — А я своим способом попробую.
— Ладно, — вздохнул он, принимая мое решение. — Так что за женщина, которая хотела тебя убить? — Вроде как перевел он тему, но во взгляде просквозил холод.
Этим он в сестер. Те тоже сама ангельская покладистость, но для обид у них отдельный блокнотик: то есть, два блокнота, записывают в которые синхронно, а вот вычеркивают, отомстив, по очереди.
— Нормально, женюсь на ней. — Пожал я плечом.
— А это не слишком жестоко? — Холод сменился порывистыми милосердием и добросердечностью.
Качествами, присущими исключительно ему. И может — его матери, с которой мне не довелось повстречаться.
— Хватит думать обо мне плохо! — Не сдержался я, хлопнув ладонью по подлокотнику кресла. — У меня, может, высокие чувства.
— К собственной убийце? — Скептически покачал подбородком брат.
— Да это как портфелем по голове в младших классах, — махнул я рукой. — У нее, может, тоже высокие чувства, только сказать боится.
— А если нет? — Не сменил выражения лица Федор.
— Да как нет, если да! — Всплеснул я руками. — Вон, недавно я как-то на полу заночевал, так она в квартиру пробралась и мелком меня обвела, — мечтательно припомнил я следы в квартире Ники, когда позже вернулся обратно. — А ведь могла и убить.
Федор уронил лицо в ладони.
— Самолет она уронила?
— Бесхозяйственная, да, — понуро согласился я. — Зато медик в семье. И даже ветеринар, — задумчиво припомнил я старого князя Шуйского.
— Познакомишь? — Заинтересовался Федор.
— Лет через десять. — Неохотно кивнул я.
— А что так?
— В башню после свадьбы посадить хочу. Так что пусть не привыкает к встречам с новыми людьми. — Строго произнес я. — Фото ее показать?
— Давай, — подтянулся Федор на своем кресле поближе к экрану.
— На рамку прицела не обращай внимание, так просто лучше видно…
— Ага-ага… Так это же Ника, — удивленно произнес брат, стоило получить и распаковать отправленный ему архив. — Как ее фамилия-то была… Еремеева! — Вспомнил он.
— Последнюю неделю Еремеева, — проворчал я.
— Она согласилась сменить фамилию? — сосредоточено рассматривая фото, спросил он для поддержания разговора.
— Она вообще об этом не знает и знать не должна.
Федор удивленно покосился в видеокамеру.
— Нечего вмешивать во взвешенное мужское решение постороннее мнение! — Наставительно произнес я.
— Так а свадьбу как проводить?
— Как-как… Когда-нибудь потом, — пожал я плечом. — Отец согласится, подпись я ее знаю. Зачем волновать человека?
Брат нахмурился.
— Будет удобный случай и хорошее настроение, все ей расскажу, — пообещал я.
— С другой стороны, — прикусив губу, вслух поразмыслил брат. — Если разойдетесь, то никакого стресса.
— Вот! Одни плюсы. — Согласился я с ним.
Только не разойдемся, нет.
— Слушай… Это все потому, что она тебе жизнь спасла? — Посмотрел он внимательно и очень серьезно.
— Да что опять-то, — досадливо поморщился я.
— Увидел в Москве, стало совестно. Она, я слышал, потеряла дар Целителя.
— Федор…
— Может, проще откупиться?
— Да с чего ты вообще взял, — поднял я ладонь, останавливая его.
— С того, что две недели назад у тебя была Лена. — Отметил он наблюдательно.
— Расстались, — подытожил, не распространяясь, я те отношения.
— А две недели спустя ты уже готов жениться, — продолжил, проигнорировав, он так же сосредоточенно. — Вы не гуляли, не ходили по парку, ты не дарил ей цветы.
— Дарил! — Возмутился я, припомнив букет с розами.
Там, правда, был металлический прут внутри…
— И по парку ходили!
Под конвоем городовых.
— Вы максимум падали из одного самолета, виной чему была она, — завершил он констатировать. — Где тут высокие чувства, Максим?
— Они есть, — упорствовал я.
Брат отклонился на кресло, оперся локтями на подлокотники, сцепив ладони перед собой и скептически посмотрел в мою сторону.
У Федора, несмотря на возраст, были как-то и чувства — пусть и безответные, и первая влюбленность. Оттого понятно желание обнаружить эти чувства у меня.
— Ты хочешь отдать ей свою фамилию, капиталы и влияние. — Мудро смотрел на меня младший брат. — А я не вижу, за что.
— Ее талант Целителя был завязан на меня, — под его укоряющим взглядом, все-таки произнес я.
— Все-таки чувство вины, — с досадой поморщился Федор, прикрыв глаза ладонью.
— И теперь ее талант снова есть, — заверил я.
Пальцы на руке Федора чуть разомкнулись, чтобы дать пространство удивлению в его взгляде.
— Даже сильнее, чем был раньше. — Поделился я и с улыбкой слегка растерянно повел руками. — Она меня любит. Может ничего не говорить. Может даже пытаться убить и подвесить за ноги над дорогой. Хотя последнее, конечно, перебор, — с осуждением отметил я.
— А ты — ее? — Не теряя удивления, уже с интересом уточнил Федор.
— Вот Нике сложнее, да. — Посочувствовал я ей. — Никогда не знаешь, насколько все взаимно.
— Максим! — Елозил он от любопытства на месте.
— Меня еще никогда так не любили, чтобы даже подумать от такого отказаться.
— Хватит увиливать.
— Да я даже ей ничего не сказал, а ты тут настаиваешь на признании в прямом эфире, — укорил я его. — Вот подслушивает нас сейчас седовласый мытарь из княжеских, и слезинку от умиления платочком утирает.
— Не подслушивает, — отмахнулся Федор. — В мой канал и комнату никто влезть не может.
— Значит, люблю, — выдал я стратегическую информацию. — Оказывается, недели для этого вполне достаточно, — задумчиво покачал я носком ботинка.
Если в этой неделе есть достаточно взрывов, покушений, падений на самолете и спасений жизни.
Федор светло улыбнулся и растекся расслабленно по креслу.
— Характеры, конечно, надо еще притирать, но десять лет в башне — это десять лет в башне. — Мудро отметил я.
— Даже день она там не просидит, — веско заметил он.
— Это наше семейное дело! — Ответил я фразой, заготовленной для прокуратуры и суда.
— Вот увидишь, — хмыкнул младший брат.
— Сам хоть как? — Вздохнув, попытался я вернуться к каноничному течению беседы.
— Лучше всех, — отмахнулся Федор. — Что мне будет. У тебя точно больше проблем нет?
— Да какие у меня могут быть проблемы!
Собственно, взгляд с той стороны экрана категорически этому не верил.
— Нет, ну правда, — замялся я. — Основное я тебе рассказал. Остальное так — рутина.
Надо бы сегодня прогуляться возле того банка, о котором говорил Артем.
— Максим.
— Говорят, проблемы со стилем одежды, — выражая скепсис, оглядел я себя.
Вроде, нормально все. Но Федор на видео, вот паразит, сочувственно и с пониманием покивал.
— Надо что-то делать. — Постановил он. — Немедленно вылетаю! — И рука его тут же потянулась к ноутбуку закрыть крышку.
— Стой, куда! — Спохватился я.
Но экран уже погас. Тут же перезвонил — абонент вышел из сети.
Набрал его стационарный и призвал все мастерство языка для разъяснения с консьержем.
— Adu-ți înapoi calul, bastardi! — Гневно отозвалась трубка и разразилась короткими гудками. /*Верните лошадь, мерзавцы!*/
— Вот блин. — Вздохнул я с тоской. — Федор приезжает.
Одно хорошо, «немедленно» в Румынии — это два-три дня. Потому что даже если лететь надо срочно, для начала неплохо бы разогнать со взлетной полосы разлегшихся там овец. А для этого нужен пастух, которого нет на месте, потому что он на дне рождении, свадьбе или поминках родича. Ну а если приехать туда, то как без почетного места для уважаемого гостя, торжественной речи и совместного застолья на день-два? Потому что самолет и то место далеко за горизонтом — пустяк по сравнению с уважением и семьей. Мудрый народ понимает это и не торопится.
Да и в архивах Федор обещал поискать информацию, что вполне укладывается в интервал времени, пока главу его свиты будут спаивать в гостях. Так что есть время, есть — только потряхивает легонечко все равно.
Быть старшим братом — огромная ответственность. Важно показать правильный пример, быть образцом поведения, а если что-то пойдет не так, то вовремя указать, что так делать не надо, пусть даже дирижабль не наш и застрахован. Собственно, с примерами «как не надо» у меня получалось лучше всего…
А тут, понимаешь ли, главный жизненный пример — выбор супруги. Ведь не ради одежды и стиля он собирается приехать, совсем нет.
Это для меня важнейшим параметром спутницы жизни является личная выживаемость и способность откачать с того света. А если он насмотрится, и приведет домой еще одну сумасшедшую…
В общем, надо что-то делать с Никой. Задобрить, может?
В процессе размышлений, вызвал автомашину и отправился смотреть место будущего ограбления банка. Не то, чтобы это так сильно было необходимо — уже прошли те времена, когда план составлялся только мной, на основе собственных наблюдений и обрывков доступной информации. Есть специальные люди, у людей есть базы данных, а также штат наблюдателей, которые войдут в здание, пройдут мимо черного хода и разговорят соседей. Потому что если все это будет делать один человек, то непременно попадет на заметку службе безопасности банка, ответственной за мониторинг видеозаписей и окружения. Ну а уж когда все произойдет, все видео просмотрят не единожды. Тем не менее, личное впечатление надо составить.
Цель загадочные руководители закрытого клуба наметили откровенно наглую. Всего в двух домах рядом по Садовой улице — здание управы района, а еще в двух сотнях метров далее, на противоположной улице расположился шестиэтажный корпус Префектуры округа. Любые агрессивные действия рядом с административными службами прозвучат оплеухой властьимущим чинам, нагнав заодно страху за собственную жизнь, а значит городовых основательно накрутят на оперативное расследование.
Правда, если забыть про высокопоставленное соседство, цель не выглядит особенной и подозрительной: банк «Шелихов и партнеры» занимал два этажа в пятиэтажке на первой линии, но по воскресному времени был закрыт. Еще в собственности банка была полоса парковочных мест у дороги, огороженная сейчас цепочкой, и скверик за зданием с отдельным подъездом и асфальтированной площадкой для персонала. Остальные три этажа здания приходились на жилые квартиры, парадные которых находились с противоположной от дороги стороны.
Как и прочие банковские учреждения, занявшие жилой фонд, банк купца Шелихова ограничился укреплением перегородок комнаты с банковскими ячейками и сейфового хранилища на первом этаже, а также решетками и кирпичной кладкой на окнах в этих помещениях. Они бы, безусловно, наворотили чего побезопасней и надежней, но от излишних нагрузок могли не выдержать перекрытия и треснуть фундамент.
Кроме собственной службы безопасности, вооруженной помповым оружием и караулившей в отдельном помещении, охраной занималось частное охранное предприятие «Витязь-Ц», гарантировавшее прибытие команды в течение трех минут после нажатия тревожной кнопки — это у них так на сайте написано, хотя за это время и скорая-то по дневным пробкам не приезжает. Тем не менее, в состав тревожной группы входили минимум двое одаренных в ранге «ветеран», и уже это было вполне серьезно.
Пути отхода — восток и север заперт мостами через Сходненский и канал имени Москвы, на западе — огороженная забором промзона корпорации «Эйнем» размером в целый микрорайон. На юге — развязка Волоколамского шоссе, которая если встанет, то запрет намертво. А еще — с востока садик, с севера больница, с запада школа и детская поликлиника, с юга управа и префектура… Любое резкое и нервное действие, и вляпаться можно так, что никакое высокое происхождение не спасет. В общем, есть у Артема чутье на пакости.
Пройдясь пешком до самого Восточного моста, вызвал водителя, дал ему отгул и дальше по столице ехал за рулем сам.
Все же, есть нечто захватывающее дух во фразе навигатора «Прямо, двенадцать километров». Огромный город — и удивительно пустой в воскресенье.
А отношения с Никой надо приводить в порядок — вернулась, оформившись решением, утренняя мысль. Конфетно-букетный период, вот это все сопутствующее — чтобы у Федора перед глазами наконец-таки был пример, как надо.
— Решено, — хлопнув ладонью по рулю, завернул в парковочный карман и немедленно сделал заказ.
Адрес Ники я уже знал — немного опрометчиво брать учебники из библиотеки на дом и не проверять на датчики слежения. Учиться ей еще и учиться…
— Цветы — есть, — удовлетворено отметил я и положил телефон на соседнее кресло. — Остались конфеты.
* * *
Иногда бывает так, что просто хорошо на душе. Не надо думать, почему — попытки разбираться в причинах разве что разбередят уснувшие страхи и воспоминания. Надо быть счастливыми, пока это счастье просто есть — и в каждом шаге, в каждом дуновении ветра появится новая, особая эмоция. Пусть ярко палит солнце над головой — и этот жар принесет радость. Пусть солнечный свет вдруг укроет приятная тень — и та тоже будет принята с восторгом.
— Девушка, вам велели передать, — остановил Нику на полпути мужчина в форменной желтой одежде курьера и передал даже не конверт — открытку.
Которую, что важно, тоже трогал своими руками — ворохнулась привычная уже тревожность. Но прежнее светлое состояние души быстро отогнало неприятные мысли, а поселившееся любопытство заставило прямо сейчас поинтересоваться текстом послания. Тем более, что внезапно образовавшийся посреди улицы тенек был столь приятен…
Внезапно образовавшийся. Посреди улицы. Ощущение неправильности заставило немедленно форсировать щит Силы прямо в процессе несложного действия просмотра открытки.
«Посмотри вверх».
Ника резко подняла голову.
Чтобы увидеть, как ровно в этот момент белый сорокафутовый контейнер, подвешенный на кране над ее головой, распахнулся и рассыпал над ней двенадцать тонн алых тюльпанов.
В горшках.
* * *
Картинка на экране дернулась и рассыпалась цветастыми квадратиками.
— Проверка связи. — голос, не в пример изображению, был четко различим.
А там и видео стабилизировалось, отразив перспективу угла пятиэтажного панельного дома на окраине Москвы с проходящей мимо пешеходной дорожкой, освещенной вечерним солнцем.
— Принимаю нормально, — сухо ответил я, чуть нервно сверяясь со временем на часах. — Три минуты до акции.
— Коррекция плюс два, — успокаивающим тоном донеслось из трубки. — Объект покупает апельсины.
— Статус?
— Прима-один на месте, Прима-два на месте, Альфа-шесть на месте. Группа прикрытия подтверждает, все спокойно.
Да и так видно, что на месте. Вон, стоит автокран за заборчиком и линией кустов, подняв контейнер над пешеходной дорожкой. Непосредственно машину из-за поворота не видно — вылет стрелы позволяет спрятаться за корпусом соседнего здания.
— Обновление: объект у кассы. Внимание! Выходит из здания. Отсчет: сорок секунд, тридцать девять, тридцать восемь…
Я пододвинулся на край кресла и с предвкушением склонился над монитором, стараясь не пропустить момент появления Ники. Все же, самое приятное в любом подарке — это эмоции непосредственно после него. А так как меня нет рядом, то и эмоции наверняка будут самыми искренними.
— Объект в прямой видимости! Десять шагов до места сброса!
И в самом деле: идет в светлом летнем платье, с распущенными волосами, улыбаясь мечтательно, чуть наклонив голову. На сгибе руки — небольшой пакет с продуктами.
Чуть не забыв, включил запись. Потом Федору покажу — все-таки, не абы что, а десять тысяч тюльпанов! Понятное дело, вес не малый — но Нике с ее «ветераном» вообще без разницы. Просто много цветов — целое море цветов! Свежих, прекрасных — только вагоном из Голландии! И через них можно будет идти в полный рост!
— Сброс!
Щелкнул механизм удерживания боковых строп, и контейнер резко накренился на двух оставшихся. Распахнулись незакрытые створки, и содержимое буквально выстрелило к земле, осыпая девушку…
— Стоп, — неожиданно пересохшим горлом произнес я, привставая с кресла. — Это что за ерунда?
Потому что фигурку Ники немедленно сбило с ног и завалило десятью тысячами тюльпанов в горшках с землей. С горкой завалило. Курганом. И только тюльпаны сверху.
— Упаковку сверху скидывать? — Деловито поинтересовался Прима-один.
— К-какую, к демонам, упаковку, — шокированный, прошептал я, не глядя перебирая бумаги на столе.
Где-то там должен быть инвойс на тюльпаны.
— Так контейнер, — удивились там. — Чтобы наверняка.
— Н-не надо, — покачал я головой, забыв, что меня исполнители не видят.
Вот она — шершавая и чуть прозрачная грузовая таможенная декларация. За ней — инвойс. Еле оторвав взгляд от холма, состоявшего из битой керамики, земли и тюльпанов, пребывая в прежнем шоке, посмотрел наименование товара. «Тюльпаны декоративные Триумф — 10000 pc».
Где тут что про горшки?! Декоративные. Предупреждать надо!! — чуть воплем души, сродни волчьему, не вырвалось из груди.
— Так мы поехали? — Спокойно и без эмоций уточнил исполнитель.
Им, знаете ли, приходилось видеть и бетонные козырьки подъездов, которые падали на не самых лучших людей в мире.
Взгляд снова метнулся к горе земли. Какой уезжать! Откапывать, срочно! Но приказ не успел вырваться из уст.
Потому что курган шевельнулся. А из правой его грани медленно показалась рука, покрытая черным плодородным гумусом.
— Бегите, — прошептал я еле слышно.
— Что? — Переспросил исполнитель.
Ладонь черной руки захватила воздух и вновь скрылась в толще земли, чтобы через какое-то время вытащить пакет с апельсинами и скинуть его на асфальт. После чего уперлась в зыбкую грань кургана и принялась вытягивать остальное черное тело за собой.
— Бегите, глупцы! — Поднял я голос.
И моего приказа немедленно послушались.
Связь прервалась, а я остался перед черным экраном, один в собственном кабинете.
— Обожемой, — схватившись за виски, попытался я оценить масштабы и последствия происшествия.
В конце концов, из любой ситуации есть выход, какое-то решение, компромисс.
— Мне хана, — припомнив показавшуюся из земли черную голову, с волосами, облепленными вязкой и жирной жижей, констатировал я.
Щит Силы — он от контроля зависит. И когда на вас упало десять тысяч тюльпанов его достаточно просто — хотя бы на мгновение — потерять.
Постойте, ну она же может и не догадаться, что это я! Мало ли кто это мог сделать, в конце то концов. Марсиане, например! Но зачем им скидывать цветы? А зачем они похищают коров?! Тоже никто не знает! Значит, все логично.
— Ой-ой-ей-ей, — закачался я на стуле, сжимая ладонями лицо.
Так, отставить панику. Если я не вижу решения проблемы, это не значит, что его нет.
Набрал номер телефона сестры и принялся чуть нервно вслушиваться в гудки вызова. Хоть бы трубку взяли.
— Привет! — Звонко отозвалась Тоня.
— Привет, доброго вечера, — чуть суетливо я начал, но потом вздохнул и успокоился. — Можно совет? Что делать, если сильно провинился перед девушкой?
— Ну, цветы ей подари.
Еще цветы?!!
— А если не цветы? — укусил я себя за нижнюю губу.
— Тогда можно игрушку ростовую. Огромного медведя!
— Не-не-не, медведь не поймет, — лихорадочно прикидывал варианты. — А есть что-нибудь стопроцентов надежное кроме цветов и медведя?
— Смотря какая девушка, — мудро отметила Тоня. — А так, может она о чем-то давно мечтает.
Меня убить.
— А менее стопроцентное? — Уточнил я.
— Это Ника, да? Да что у вас опять случилось? — Заинтересовалась сестра.
— Тоня, а ты веришь в марсиан?
— Это которые яхту губернатора на сопку закинули? — Со скепсисом произнесла она.
— Ага. Так этому мерзкому типу и надо. Только сейчас они вообще от рук отбились, — с силой потер я ладонью щеку.
— Поня-ято, — протянула она. — Сейчас Нике позвоню.
— Стой! Откуда у тебя ее номер?
— Не дрейфь, я профессиональный посредник, — отмахнулась Тоня. — Уточню условия капитуляции.
— Что значит капитуляции? — Возмутился я. — Союза перед лицом внеземной угрозы!
Но завершал я фразу уже после отбоя связи.
Ждать результата переговоров не стал. Собрался с мыслями и наведался в хранилище на минусовом уровне, забрал машину и отправился домой к Нике.
Время от времени поглядывал на телефонную трубку — Тоня так и не перезванивала. Причем, чем дольше длилось ожидание, тем мрачнее были предположения, что с марсианами они договорятся воевать совместно и без меня.
Сотовый зазвонил минут через сорок, когда я уже подъезжал к дому Ники. Но абонентом на той конце линии оказался Димка.
— Нам назначили встречу, — бодрым голосом отрапортовал он.
— Кто назначил? — Не сразу вспомнил я собственное поручение.
— Администрация князя Панкратова согласовала визит на завтра, на час дня.
— А что так рано? — Всерьез удивился такой оперативности, одновременно выруливая во двор, знакомый по фотографиям.
Все-таки, князь — это практически глава небольшого государства, и получить его аудиенцию так быстро, да еще без дополнительных проверок и контроля, согласовывая в выходной день…
— Пришлось слегка сжулить, — чуть сбился бравурный тон Димки, а в голос добавилось осознания вины. — Я подделал бланк и подпись директора больницы. Без него нам согласовывали только через три месяца! — Опередил он мое неудовольствие. — Но нам ведь срочно?
— Было срочно, — чуть грустно ответил я, останавливаясь возле нужного подъезда.
В углу двора уже вовсю работал экскаватор, загружая землю в самосвал. Ломались под ковшом уцелевшие цветы, хрустела керамика, цеплялась за металл земля… Легонько кольнуло в сердце горечью.
— Не беспокойся, ты все сделал нормально. Насчет бланка я замну. — Успокоил я его, и отключился.
Одновременно пришла смска, что мне звонила сестра. После небольшой заминки оставил телефон, взял подготовленный сверток из бумаг, сложенных пополам, с заднего сидения и направился ко входу в дом. Сам как-нибудь договорюсь.
Внутри подъезда оказалось чисто, пусть и довольно обшарпано — возраст дома немилосердно сказался на металлических перилах, уже лишенных пластиковой накладки, а некачественная покраска разошлась трещинами, свисая со стен. На побелке потолков виднелись следы от баловства спичками, в пролете между первым и вторым этажом кто-то выломал часть дверок у почтовых ящиков. В остальном же — ни мусора с пивными бутылками на лестничных маршах, ни запахов, а телефоны аварийных служб на электрических щитках выведены свежей краской. В общем, ощущение, что за порядком следят — но начали это делать совсем недавно, будто опомнившись, что так жить нельзя.
Нужная мне квартира располагалась на третьем этаже, слева от лестницы — и судя по расположению и типовому проекту дома, являлась двухкомнатной. Новенький дверной звонок находился слева от новенькой же темно-коричневой железной двери со стеклом глазка в верхней половине.
Нажал на звонок и отошел чуть в сторону, чтобы в глазок было видно только плечо и руку.
— Кто там? — Приглушенно, из-за толщины дверей, спросила Ника.
— Вы нас топите! — Стараясь исказить голос, возмутился я.
Сработало — дверь не вышибли со мной вместе из подъезда, а всего лишь немного приоткрыли створку.
— Извините, — на ходу принялась оправдываться Ника. — Может, трубы старые. Я жаловалась, но пока не починили… А, это ты, гад. — Холодно завершила она, глядя на меня.
Одета она была в банный халат, волосы забраны полотенцем. Прищур убийственный.
— Ника, моего там было — только цветы! — С жаром произнес я, протягивая ей сверток.
— Я твоей сестре уже все сказала.
Смысл сказанного, судя по тону, понятен.
— Вот, возьми, — чуть понурился я, отметив, что брать сверток она не собирается.
— Это что? — Хмуро покосилась она.
— Извинения, — неловко ответил.
После чего просто положил рядом с дверью, отошел в сторону лестницы, но задержался на секунду.
— Будет просьба. — Посмотрел я на нее. — На неделю поезжай за город. В университете ничего не скажут.
— Ты смеешь выгонять меня из моего города? — Прошипела Ника.
— Это просьба, — отвернулся я от девушки и чуть ссутулился. — Останешься — так останешься.
После чего спустился с лестницы, особо не прислушиваясь к звукам сверху.
Тем не менее, шелест бумаг — тех самых накладных на цветы, в которых был завернут артефакт, утерянный Никой, — я услышал.
— Зачем мне уезжать? — Произнесли сверху.
Не так, чтобы громко, но тут и расстояния невелики.
— Федор прилетает. Брат. Расстроится. — Односложно ответил я и в пару шагов вышел из подъезда.
На обратном пути ко мне все-таки дозвонилась Тоня. До того уже было десять пропущенных, так что не взять трубку уже было как-то неловко.
Выслушал ряд обвинений, возмущенное пыхтение на два голоса — тут и Катя подключилась, а также нотацию, что так делать нельзя, и все, что мне теперь остается делать, как приличному человеку, это…
— Я ей подарил вещь за три миллиарда.
Или так — неохотно согласились они. Но лучше бы, конечно…
— Я все сказал, — повесил я трубку.
Потому что расскажи им — они тут же включат свою «радиостанцию» и накроют новостью половину страны. Это ж не Федор — он, между прочим, со второго класса хранит секрет, кто установил систему катапультирования с самолета в кресло школьной карусели. Все уже знают, но Федор все равно хранит и загадочно поглядывает на людей.
А артефакт не жалко. Через неделю все равно станет совместно нажитым имуществом.
