Теперь мы переходим к индийскому эпосу.

Итак, «Рамаяна». Сказание, которое вначале было вполне традиционной воинской поэмой, то есть традиционным эпосом, и которое позже было очень сильно обработано в плане эстетизации. И мы увидим, что постепенно эпическое сказание, фольклорное, народное, с характерными для народного эпоса сюжетными ходами, постепенно превращается именно в поэму, которая хотя и существует в устной традиции, но относится уже не к фольклору, а к литературе. Мы знаем, как прочно существовали в Индии устные традиции. И с какой высокой точностью запоминались тексты.

Ядро этого сказания мы уже упоминали, когда речь шла, между прочим, о Троянской войне. Ядро этого сказания: похищение богини плодородия демонами, которые живут где-то за морем, и герой, который идет ее возвращать обратно в мир людей. Теперь более подробно о персонажах. Начинаем мы здесь с персонажей отрицательных. Это изначально три персонажа: два брата и сестра. Позже к ним добавляется еще один брат – персонаж положительный. При двух отрицательных братьях есть один положительный. Почему? Потому что в Индии не продолжить свой род – это самое страшное, что может быть. И если человек умирал бездетным, то не то что его самого ждали адские муки, это даже мы не оговариваем за ясностью, но хуже того, его отец, который давным-давно умер и который ни в чём не виноват, он тоже попадал в соответствующую часть ада за то, что его сын не продолжил род. Всё было очень серьезно. И поэтому, если у нас есть три отрицательных персонажа, которых, естественно, надо уничтожить, потому что они злодеи, то как же так, их отец останется бездетным?! Нет, непорядок.

Значит, при двух плохих братьях, должен быть третий хороший, который нужен просто для продолжения рода их отца. Что это за братья? Первый и самый страшный из них – это Равана, милейший красавец с десятью головами, двадцатью руками, и характер у него тоже жуткий. Второй брат – Кумбхакарна, о котором я уже неоднократно говорила, что когда понадобилось его разбудить, то по нему пробежалась тысяча боевых слонов, соответственно, размеры себе представили, характер и всё прочее дорисует воображение. Как я уже сказала, к этим индоевропейским образам добавляется образ сугубо индийский – третий положительный брат Вибхишана. Но в сюжете, что, в общем, неудивительно, он никакой роли не играет. И наконец, сестра Шурпанакха, имя ее переводится «с ногтями как корзины». Маникюр красивый, внешность тоже ничуть не хуже, когда ей по ходу сюжета отрубают нос, то, как бы так сказать поделикатнее, ее красота от этого ничуть не уменьшилась. Они по своему происхождению асуры, я не буду здесь вас мучать тонкостями божественных генеалогий, но я хочу обратить ваше внимание, что хотя Равана – царь ракшасов, и войско его – ракшасы, и в народных традициях он будет называться ракшасом, всё-таки в индийском тексте он по своему происхождению стоит на уровень выше.

Кстати, раз уж я упомянула о народных традициях. Дело в том, что «Рамаяна», как произведение светское, чрезвычайно широко распространилось по каналам буддистским (чего не могло быть со сказаниями о богах), а буддизм распространился по огромной территории от Индонезии до Монголии и нашей Бурятии. И в итоге мы имеем индонезийскую «Рамаяну», китайскую «Рамаяну», монгольскую «Рамаяну»… сколько народов находится в том или ином контакте с индийской культурой, вот столько «Рамаян» мы и имеем. И иногда народные «Рамаяны» гораздо лучше сохраняют изначальный вариант сказаний, чем сама индийская «Рамаяна». Я еще раз напомню, что индийский эпос сформировался с IV века до нашей эры по IV век нашей эры и, соответственно, представляет собой такой хорошо слоеный пирог.

Еще буквально несколько слов о Раване. Во-первых, ему родным братом приходится Кубера – бог богатства, а во-вторых, Равана и его замечательные братья в какой-то момент начинают подвижничать ради обретения могущества. И почему нас это не удивляет?.. Естественно, они хотят неуязвимости. Вот как раз Равана в качестве квинтэссенции самоистязания начинает отрубать себе головы и бросать их в огонь. В итоге Равана получает неуязвимость от богов, демонов и так далее, и так далее – словом, ото всех, кроме людей и животных, потому что их он просто презирает, а святых подвижников он в случае чего ест.

Да, о святых подвижниках. Заниматься или созерцанием, или самоистязанием, кому что ближе, или и тем, и другим индийцы уходили в леса. Живет в шалаше, в лучшем случае, при нем есть какая-нибудь коровка, которую можно доить и, соответственно, пить молоко и делать прочие молочные продукты, в худшем случае нет и этого. И естественно, что такие святые подвижники были абсолютно не защищены от разных других обитателей леса, а в мифологии леса – это место, где кишмя кишат ракшасы. И поэтому ракшасы святыми подвижниками питаются. Равана, который становится царем ракшасов, тоже, естественно, этим злоупотребляет. Поэтому он презирает людей, считает их ничтожествами, и защиты от людей он не просит, он уверен, что любого человека он может сокрушить, а точнее, скушать. И поэтому Вишну, чтобы одолеть Равану, и принимает обличье человека.

Что касается Кумбхакарны-исполина, то его так уже все боялись, что боги пошли на обман и богиня Вач, богиня речи, проникла к нему в рот, и когда Кумбхакарна хотел попросить себе дар, то она ответила за него: «Да засну я на долгие годы». Я замечу, что образ такого исполина, спящего и просыпающегося только для битвы, универсальный, он достаточно хорошо представлен в мифологиях. И то, что мы здесь видим с обманом от богини Вач, с хитростью богов, – это не более чем рационализация этого мотива и, собственно, попытка объяснить, почему Кумбхакарна спит. На самом деле он спит исключительно по мифологической логике образа, такое существо слишком мощное, чтобы действовать больше чем в одном эпизоде, где его непременно надо убить, потому что иначе он разнесет всю Вселенную.

Дальше Равана начинает сражаться с локапалами. Локапалы – это хранители четырех сторон света или восьми сторон света, то есть боги, которые символизируют, собственно, мироздание. И одним из локапал является Индра-громовержец. Равана вызывает его на бой, и, естественно, громовержец не может не принять бой. Он выходит биться. Поскольку Равана уже получил дар неуязвимости от богов, то он без труда Индру одолевает, как же иначе? И более того, сын Раваны в честь этого боя получает прозвище Индраджит, то есть «Победитель Индры». К Индраджиту мы потом, сильно еще потом, вернемся.

Заметим, что Индра сражается не потому, что он такой глупый, дескать, не понимает, что не может одолеть Равану. Он всё это понимает, но он бог-воитель, поэтому он никак не может отсидеться. Вот другие боги – они не воинственны, и на вызов Раваны они вообще не реагируют, играют себе в шахматы и играют: а? что? Равана пришел? победил нас? ну хорошо, победил, играем дальше, твой ход – вот и всё. Поскольку Равана неуязвим для богов, то чего же с ним сражаться.

И таким образом, Равана, – царь ракшасов, победитель кучи богов – обосновывается на Золотой Ланке, острове за океаном. Не надо ее отождествлять со Шри-Ланкой. Это остров вполне мифический, и там Равана обосновывается с ракшасами и со своими женами, которых у него много (неотразимый мужчина – мы потом узнаем много о его гареме). С женским полом у Раваны вообще всё в порядке, но, в частности, одна маленькая незадача. А именно: он попытался силой овладеть одной из апсар. Апсары – это небесные танцовщицы, небесные красавицы. Ну как можно представить себе Индию без танцовщиц? Это абсурд. У богов танцовщицы тоже, естественно, есть. Одной из апсар Равана попытался овладеть силой, и за это он был проклят, что если в следующий раз он овладеет женщиной насильно, то его голова разлетится на тысячу кусков. Заметим: этот сюжет необходим как рациональное объяснение того, почему Равана не смог овладеть Ситой, когда она была у него в плену. К этому мотиву мы еще вернемся.

В числе богов, побежденных Раваной, его брат Кубера, бог богатства, у которого Равана похищает воздушную колесницу. Но она, в общем-то, колесницей только называется, а на самом деле это такое замечательное сооружение, которое больше всего похоже на летающую виллу. Там есть парки, бассейны, беседки, и всё это летает по воздуху. В общем, можно понять, почему Равана украл такое чудо. И когда «Рамаяна» именно из эпоса пойдет превращаться в поэму, тогда и идет эстетизация этой самой колесницы, и из собственно колесницы она превращается вот в это. И действительно, там всё это подробно будет описываться, украшаться до полной невозможности.

Это то, что касается отрицательных героев. Теперь переходим к героям положительным.

Жил-был царь Дашаратха, и было у него три жены, и не было у него детей. Нормальное начало сказки. Чтобы обрести детей, он должен был провести обряд, как ему брахманы указали: жены вдыхали дым жертвенного костра, они от этого дыхания зачали, и в их детях, во всех сразу, воплотился Вишну. Причем воплотился неравномерно: половина его силы досталась Раме, старшему, четверть – досталась младшему, Бхарате, благородному царевичу, и по осьмушке – сыновьям средней жены, Лакшмане и Шатругхне. Любопытно, что этот самый Шатругхна потом из сюжета совершенно выпадает, и во многих неиндийских «Рамаянах» его просто нет. Он нужен только для арифметики, только чтобы Лакшмана оказался меньшим воплощением Вишну, чем Бхарата.

Естественно, братья благородные обучаются всем положенным искусствам, и воинским, и наукам. И затем Рама должен жениться. В жены ему предлагают царевну Ситу, вернее, предлагают отправиться ему на сваямвару. Что такое «сваямвара»? Само это слово означает «свободный выбор», и суть его заключается в том, что когда некая царевна достигает брачного возраста, то собираются всевозможные женихи на состязания, ставится некое условие повышенной сложности, и если только один жених окажется способным выполнить это условие, то царевна выходит замуж за него. Если несколько, то тогда царевна может из победителей выбирать, кто из них больше понравится.

Заметим, что ничего такого непривычного для нас в этом обряде нет и мы его встречали у самых разных народов. Не совсем в такой форме, но очень близкой, из чего следует вывод, что, вероятно, это обычай, доставшийся индийцам еще от индоевропейской древности. Но здесь, поскольку для Индии выбор невестой жениха – это что-то из ряда вон выходящее, здесь это сугубо царский обычай. И вот объявлена сваямвара царевны Ситы.

Само слово «сита» в переводе означает «борозда». История ее появления на свет такова. В стране, где она жила (опять-таки, не хочу лишними названиями вас мучить), был голод. И царь обратился к брахманам с вопросом, что же нужно сделать, чтобы всё-таки земля стала плодоносить. И жрецы ответили, что для этого сам царь должен пойти в поле пахать. Как мы уже говорили, пахота символически тождественна половому акту, союзу с землей, и поэтому неудивительно, что когда царь проводит уже первую борозду, то из борозды появляется девочка несказанной красоты, дочь богини земли и этого царя. Логично, ее называют «борозда», «Сита».

Голод прекращается, а Сита вырастает, становится прекраснейшей из женщин и, естественно, должна достаться в жены самому достойному: тому, кто сможет поднять лук Шивы, натянуть и затем сломать. В народных версиях «Рамаяны», неиндийских, на сваямвару Ситы уже прибывает Равана, который на ее руку претендует. В поэме «Рамаяна» этого нет, и мотива состязания Рамы и Раваны за руку Ситы там нет. Просто Рама побеждает на сваямваре и привозит Ситу к себе в родной город уже как свою жену.

Дальше царь Дашаратха собирается короновать Раму, при своей жизни возвести его на престол, и эта практика, заметим, ничего удивительного из себя в тогдашней Индии не представляла. Но здесь и начинается интрига: младшая жена царя, третья его жена, Кайкейи, любимая жена, кстати сказать, хочет, чтобы царем был ее сын Бхарата, и требует этого от царя. Но царь, естественно, категорически против, тогда Кайкейи ему напоминает, что она некогда спасла ему жизнь, когда он лежал тяжело раненный, и он за это пообещал исполнить ей два желания. И вот она требует. Ее первое желание: Рама должен удалиться в леса на четырнадцать лет; второе желание – царем должен стать Бхарата. Об этом сообщают Раме, и Рама, как благородный сын, говорит, что для него счастье исполнить желание отца, точнее, сдержать слово, данное отцом (поскольку желания у отца, понятное дело, нет никакого). Но царь обязан сдержать слово, и Рама с радостью готов отправиться в изгнание в леса на четырнадцать лет. С ним отправляется его брат Лакшмана, и после долгих уговоров за ним следует Сита, то есть Ситу пытаются уговорить не делать этого, а она, как верная жена, категорически настаивает, что пойдет за мужем, а уговаривать, собственно, пришлось Раму.

Они восходят на колесницу, которая должна их отвезти к границе леса. Здесь мы в тексте индийской «Рамаяны» сталкиваемся с мотивом разлуки, который в «Рамаяне» именно как в поэме будет играть одну из центральных ролей. И мотив горя от разлуки и смерти от такого горя – здесь он будет развернут, как павлиний хвост. Все жители страны горюют оттого, что Рама изгнан. Они удаляются в леса, чтобы вести жизнь отшельников, пока не пройдет четырнадцать лет и Рама не вернется. Очень подробно описывается, как вслед колеснице уезжающего в леса Рамы несется стон и плач. Царь Дашаратха, его отец, умирает от горя. И более того, здесь идет еще и нагнетание волнения, потому что Рама уже отбыл в леса, но к нему возвращаются посланцы от благородного его брата Бхараты, который не согласен быть царем, он согласен быть только наместником Рамы, пока тот не вернется из леса. Так вот посланцы от Бхараты сообщают, что, дескать, наш отец мертв и ты не должен исполнять его слово, потому что нет того, чье слово ты держишь. Поэтому возвращайся, становись царем. Рама говорит: нет, я слово сдержу, и смерть отца здесь ничего не значит, я пробуду в лесах четырнадцать лет. Понятно, что это уже чисто литературный прием – затягивание сюжета. Итак, Рама у нас остается в лесах в изгнании, и его ждут четырнадцать лет пребывания в лесу.

В лесу их ждет приключение: к ним в обитель приходит Шурпанакха.

Она влюбляется в Раму, она хочет, чтоб он ее сделал своей женой. Здесь, что любопытно, сказители немедленно забывают, что для индийцев многоженство – это нормально.

Выясняется, что Рама женат, что у него есть Сита, и Шурпанакха хочет Ситу убить. Тогда Рама отрубает ей нос. Любая женщина, независимо от характера, такого, безусловно, не простит, и бедная Шурпанакха, обливаясь кровью и слезами, спешит к своему брату Раване и умоляет, чтобы тот отомстил за нее. Такие сложности нам нужны для долгожданного хода: похищения красавицы главным злодеем. Равана собирается в отместку Раме похитить Ситу, для чего он велит ракшасу по имени Марича (то есть «мираж») принять обличье золотого оленя. Золотой олень пробегает мимо хижины, где живут Рама и Лакшмана, Сита хочет получить шкуру этого оленя. Рама берет лук, бежит в лес, гоняется за оленем, но когда стрела поражает ракшаса, то тот кричит голосом Рамы: «Сита! Лакшмана!» – и, разумеется, Сита и Лакшмана считают, что с Рамой случилась беда. Сита требует от Лакшманы, чтобы тот помчался на помощь брату. Лакшмана вынужден оставить ее одну, он обводит вокруг ее ног магический круг, запрещая ей за пределы этого круга переступать.

И вот тут в обличье отшельника появляется Равана, он просит, чтобы Сита дала ему воды, и Сита, считая его отшельником, переходит границы круга, соответственно, выходит из-под защиты. Равана ее хватает, сажает на свою колесницу и увозит.

В некоторых версиях «Рамаяны» говорится, что Сита начинает сбрасывать с себя драгоценности. Представили себе, сколько драгоценностей на индийской женщине, и вот таким образом она, бросая драгоценности, отмечает путь для Рамы. Мотив, в общем, «Мальчика-с-пальчик».

Всё-таки лететь им довольно далеко, и, когда у нее кончаются драгоценности, она сбрасывает покрывало, которое попадает к нескольким обезьянам.

Рама возвращается, обнаруживает пропажу Ситы, и он вместе с Лакшманой отправляется на ее поиски.

Я не буду перечислять все их приключения, но в конце концов они приходят в царство обезьян, где обнаруживают, что один из двух царей обезьян – Сугрива – изгнан. Он живет в лесу, в пещере, вместе с частью своего народа и своим советником Хануманом.

Здесь мы останавливаемся и делаем большое лирическое отступлении о Ханумане. Он – один из самых колоритных персонажей в индийской культуре вообще и в «Рамаяне» в частности. Сын бога ветра Ваю и какой-то там прекрасной обезьяны, в которую бог ветра влюбился. Соответственно, сыночек весьма могучий получился. Но папа носится неизвестно где. Мама – обезьяна, воспитывать, как всегда, некому.

Так вот, я замечу «в примечаниях»: сэр Чарлз Дарвин никогда не говорил, что человек произошел от обезьяны, он говорил, что у человека и обезьяны был общий предок. Но то Дарвин. А идея, что человек от обезьяны произошел, – эта идея человечеству вполне себе присуща, и многие народы, как по ту сторону Гималаев, так и по эту, и в Северной Индии, и в Тибете, твердо уверены в том, что таки да, человек произошел именно от обезьяны. И этим обезьяном-первопредком для них является, в частности, Хануман. Он прародитель человечества, с точки зрения жителей Северной Индии.

Детство его было тяжелым, потому что сила есть, а что и как делать, он еще не очень знает. Увидел в небе что-то желтое, думал, апельсин, полетел, схватил… оказалось солнце. Ох, боги, когда увидели этого исполинского беснующегося обезьяныша, еле-еле смогли его скрутить всеми божественными армиями. Но дальше, с возрастом, Хануман все-таки научился себя вести и из буйного обезьяна стал гораздо более благовоспитанным, стал мудрым советчиком. Хотя мелкие шуточки и пакости продолжал устраивать – обезьяна всё-таки, хотя и мудрый, хотя и божественный.

Я замечу, что цикл, посвященный детству и юности Ханумана, – это отдельный совершенно комплекс мифологии Северной Индии, но, к сожалению, на подобное у нас нету времени.

Теперь о Сугриве. Собственно говоря, он изгнан своим братом Вали. Вали, ни много ни мало, сын Индры. Видимо, многие индийские боги очень засматривались на симпатичных обезьянок. Я не буду сейчас подробно рассказывать историю ссоры Вали и Сугривы, скажу только, что выяснить, кто прав, а кто виноват, очень сложно. В общем, там оба были хороши, но в итоге Вали изгнал Сугриву и отнял у него жену. Видимо, обезьяну красоты просто несказанной.

Когда Рама, сам тоскующий в разлуке с женой, узнает, что Сугриву не просто изгнали, не просто лишили царства, но и отняли жену, всё, тут для Рамы нет вопросов, кто из двух братьев прав, кто виноват. Он берет свой лук и собирается убивать Вали, он подговаривает Сугриву, чтоб тот вызвал брата на поединок. Сам Сугрива надевает гирлянду, потому что они же обезьяны, Раме трудно отличить одного обезьяна от другого. Рама из засады стреляет, убивает Вали.

Вали перед смертью говорит, мол, как же так, ты, Рама, славишься благородством на все миры, а меня убил подло из засады. На что Рама незамысловато отвечает: ты простая обезьяна, а я человек, могу стрелять в животных из засады, в кого захочу.

Действительно, этот эпизод для образа благородного Рамы нехарактерен и достаточно заметно выбивается (поэтому из сюжетов неиндийских «Рамаян» часто выпадает). Дальше Сугрива возвращает себе царство, возвращает себе жену и обещает Раме дать войско, чтобы помочь ему воевать. Но прежде – помочь ему в поисках жены, потому что до сих пор Рама точно не знает, кем именно она похищена, хотя предполагает, что это Равана.

Итак, Сугрива обещает ему помочь. Когда же он ему поможет? Когда пройдет сезон дождей, мы ведь в Индии. В Индии сезон дождей – это серьезно. И вот здесь используется прием, очень характерный для больших эпопей: если действие стоит, то чем-то должно быть заполнено время, время как внутри сюжета, так и время исполнения эпоса, чтобы слушатели ощутили, сколько же его прошло. В данном случае оно ничем сюжетным не заполняется, а идет «Слово Рамы о поре дождей».

Я советую дойти до хорошего перевода «Рамаяны» и насладиться этим текстом. Описания этого периода исключительно красивы. Затем идет «Слово Рамы об осени»: наступает сухой период, на многие-многие двустишия Рама рассказывает, как прекрасен мир, когда он в осенних красках после поры дождей сверкает. И кончается всё это тем, что дороги просохли, а Сугрива до сих пор не помог.

Наконец Сугрива вспоминает о своем обещании. Рассылает обезьян на все четыре стороны искать следы Ситы, и самая главная группа обезьян во главе с Хануманом движется на юг и доходит до берега океана. Хануман, поскольку он умеет летать, летит через океан.

Здесь мы сталкиваемся с очень хорошо известным нам мотивом. Когда герой первый раз преодолевает границу потустороннего мира, он должен ее магически снять, одолеть чудовище, которое сторожит границу, а дальше уже все остальные герои будут преодолевать эту границу без проблем. Мы это встречали в былинах и не только.

Описания пути Ханумана через океан – это его столкновение со всевозможными монстрами. Причем Хануман действует, естественно, хитростью и магией. Он в некоторых случаях сжимается до микроскопических размеров и проскакивает монстра насквозь. В других – он уменьшается, попадает в пасть к монстру, там увеличивается многократно и разрывает монстра пополам. Такой роскошный, в стиле фэнтези, эпизод, подробное описание всех этих схваток и несхваток с монстрами.

Так он попадает на Ланку и начинает там бродить в поисках Ситы. (Книга посвященная событиям, произошедшим на Ланке, называется «Прекраснейшая».) Это совершенно невозможно пересказать, только прочесть, когда описываются роскошные дворцы, где обитают ракшасы, их жены – в ряде случаев – красавицы, в ряде случаев – красавицы в больших кавычках.

Долго бродит Хануман по Ланке, любуется ее красотами, Ситы нигде не находит. Бродит он ночью, видит спящих ракшасов, видит спящего десятиглавого Равану, в покоях рядом с ним его старшую супругу, прочих супруг и так далее, но Ситы там, естественно, нет, потому что Сита верна своему мужу и никоим образом она не может находиться в покоях Раваны. Она томится в роще, окруженная отвратительными демоницами ракшаси, страдает по мужу, и Хануман наконец ее находит.

Он прячется на дереве. И тут появляется Равана и начинает в очередной раз домогаться любви Ситы, но, поскольку силой он ей овладеть не может, он ждет ее согласия. Чего, разумеется, не получит. Равана уходит, и Хануман начинает говорить с Ситой, ей не показываясь. Здесь очаровательная психологическая деталь: Хануман понимает, что Сита испугается, когда его увидит. Поэтому надо подготовить ее к собственному появлению. Затем он перед ней выскакивает и подает ей перстень Рамы в качестве доказательства того, что ее супруг ее ждет, ищет.

Дальше самый логичный ход таков: Хануман умеет летать, и он предлагает Сите, дескать, садись на меня, мы перелетим через океан, и ты сегодня же воссоединишься со своим супругом.

По поводу этого хода ученые пишут, совершенно справедливо пишут, что это отражение очень архаичного сюжета, память о котором в «Рамаяне» сохранилась, а именно: Ланка – фактически мир смерти, человек туда войти не может, и то, что Рама туда посылает Ханумана, – это вполне закономерный ход, это образ волшебного помощника, который может пройти в мир смерти вместо человека. Поэтому, вероятно, в какой-то доэпической версии Ситу возвращал Хануман. И сюжет на этом исчерпан.

Но только не в воинском эпосе: как так, без мощной финальной битвы?! Это ж просто непорядок!

Поэтому бедным сказителям приходится выкручиваться совершенно ужасным образом, а именно: в лучшем случае Сита просто боится упасть со спины Ханумана в океан, этим ее нежелание бежать с Хануманом хоть как-то объяснимо. Но есть объяснение и поинтересней: Сита до такой степени верна своему мужу, что не может допустить, чтобы другой мужчина к ней прикоснулся, будь то даже и Хануман-спаситель. И вот с такой истинно женской логикой она отказывается вернуться к Раме. Она будет ждать, пока он придет с войском ее освободить, а Хануман может лететь к Раме и доложить, что Сита найдена, с ней более-менее всё в порядке. Только это Хануману и остается сделать.

Далее мы переходим к батальной части: Рама во главе воинства обезьян и медведей. Медведи есть практически только в индийской версии, у других народов их обычно из сюжета убирают, считая их излишеством. Так вот, Рама во главе войска обезьян и медведей движется на юг, приближается к берегу океана. В числе обезьян оказывается еще один мудрый полубог, сын божества Вишвакармана. «Вишвакарман» буквально переводится как «творец всего». Его потомок-обезьяна строит мост через океан, таким образом Рама переправляется на берег Ланки, и закипает кровавая битва, которая, естественно, разбивается на несколько эпизодов.

Один из них такой – «Стрелы Индраджита». Индраджит – сын Раваны, победитель Индры – в бою осыпает Раму и Лакшману градом стрел, который их обоих поражает насмерть. Но стрелы Индраджита по природе своей – это змеи, и, на счастье Рамы и Лакшманы, в небе появляется исполинский орел Гаруда, лютый враг змей, герой многих отдельных мифов. Словом, едва этот орел появляется в небе, как стрелы Индраджита превращаются обратно в змей и уползают из тел героев, отчего те встают живыми и невредимыми. По этому поводу Павел Александрович Гринцер, замечательный, к сожалению, уже ныне покойный исследователь индийского эпоса, писал, что, безусловно, это мотив временной смерти, мотив инициатический: временная смерть в бою со змеем.

Другой, не менее знаменитый эпизод – это бой с Кумбхакарной. Посредством известной тысячи боевых слонов Кумбхакарну разбудили, он вступает в битву и начинает войско обезьян просто пожирать. Он засовывает их себе в рот, а наиболее сообразительные обезьяны вылезают у него из носа и ушей. Неэстетично, но зато остались в живых.

Против него выходит Лакшмана. Он поражает Кумбхакарну, но тот успевает зацепить его отравленным оружием, и Лакшмана – при смерти от яда. Здесь в сюжет вступает предводитель войска медведей Джамбаван, который говорит, что он способен исцелить Лакшману, если принести траву, которая находится в Гималаях. И тут в действие вступает Хануман.

Это божественно красивый эпизод. Постоянно его все воспроизводят, и очень много изображений Ханумана как раз связано с ним. Итак, Хануман говорит, что он сейчас слетает в Гималаи, летит туда, но при его появлении целебные травы прячутся. Тогда Хануман увеличивается в размерах (а что ему – при его-то возможностях!), поднимает всю вершину горы и несет ее, как официант поднос, на одной руке. Такие изображения летящего Ханумана с вершиной горы очень и очень распространены. Он приносит Джамбавану вершину горы, Джамбаван находит нужную травку, Лакшману исцеляет, и он готов снова вступить в бой.

Ну и наконец финальный этап битвы, когда Рама поражает Равану. Причем перед битвой Вибхишана, третий брат, приходит к Раме, отрекается от злых деяний своих братьев. Но естественно, кто-то должен род продолжать, больше ни для чего Вибхишана не нужен.

Равана повержен, Рама возвращает себе Ситу.

И вот здесь начинается, как бы это сказать помягче, черт-те что. В любых неиндийских версиях «Рамаяны» зло побеждено, ракшасы разбиты, Равана убит, Сита вернулась к мужу, и единственное, что остается сделать, – это вернуться в родную страну. Предполагается, что Рама искал Ситу настолько долго, что за это время срок изгнания истек, а что не истекло, истечет, пока они будут возвращаться домой. То есть всё, это финал, больше тут ничего быть не может.

Но как я уже сказала, это индийская поэма, здесь кончается эпос, здесь поэма строится на теме разлуки. И тему эту хочется усилить. И что же у нас получается? Сита возвращается к Раме, тот… от нее отказывается. Почему? Потому что она слишком долго прожила в доме другого мужчины. И даже если Равана и не касался ее, то всё равно Ситу оскверняли нечестивые взгляды Раваны и нечестивые помыслы. И такую жену Рама принять не может, и пусть Сита идет куда угодно, а Рама сражался отнюдь не для возвращения Ситы, а чтобы отомстить Раване за нанесенные оскорбления. Логика отдыхает.

Сериал продлен на новый сезон, зрители плачут от счастья. Насчет «сериала» я не шучу, наши сериалы – это замена эпоса в современных условиях. И логика везде одна: зритель хочет еще? – будет еще.

Вернулись к Сите. Она от горя при таких словах приказывает сложить погребальный костер и живой входит в огонь, потому что ей жизнь не мила. Бедную женщину хорошо можно понять.

Но Агни, бог огня, на руках выносит ее из костра, тем самым доказывая ее чистоту и невинность. И Рама внезапно говорит, что, дескать, он и не сомневался в невинности Ситы, а всё это устроил, просто чтобы все убедились, что Сита чиста, невинна, и Рама может благополучно снова ее в качестве жены вернуть.

Они возвращаются в Кошалу, в родную страну. Долгое время живут вместе. Но когда уже Сита беременна, когда она ждет рождения их сыновей, то тут снова начинается. Они живут некий астрономический срок жизни – полубоги же, – а люди сменяются, поколение за поколением. И вот уже люди начинают говорить о том, что Сита, дескать, не чиста. И Рама под давлением, так сказать, общественности беременную Ситу отсылает в леса, в обитель поэта Вальмики, где она живет, и там она рождает двух сыновей – Кушу и Лаву.

Поэт Вальмики однажды весной видит брачные танцы журавлей. Но к журавлям подкрадывается охотник. Поэт видит, как охотник поражает самца, и Вальмики проклинает охотника. И слова проклятия у него вырываются изо рта мерными стопами двустишия.

Такими двустишиями Вальмики пишет поэму о деяниях Рамы, то есть он пишет «Рамаяну». Оцените: в текст «Рамаяны» входит история сложения поэмы. Вальмики учит этому сказанию Кушу и Лаву. И они в обличье простых жителей лесов прибывают в столицу, прибывают к царю, то есть к Раме, и перед ним исполняют это самое сказание.

Причем эпизод с убийством журавля идет в поэме в качестве зачина, задавая именно литературный колорит, то есть образ разлуки, который станет, как уже было сказано, сквозным. Рама, спрашивает, откуда же эти мальчики? кто их родители? Они отвечают, что они не знают своего отца, но вот их мама живет у Вальмики. Приказывают привести мать. Так Рама видит Ситу. А Сита говорит, что в знак доказательства ее чистоты пусть разверзнется земля и ее поглотит. Земля, мать Ситы, разверзается и ее поглощает. Таким образом, Рама теряет жену уже навсегда.

Очень благодатная тема для страданий от разлуки. Но шутки шутками, а всё действительно так и есть. На примере «Рамаяны» мы прекрасно видим, как мифологическое сказание превращается в воинский эпос, а позже – в мелодраму. Тенденциозность обработки эпоса понятна. И вот эта седьмая книга «Рамаяны», построенная на бесконечных разлуках, создана много, много позже основного текста. Едва ли ее, честно говоря, можно признать удачной.

Любопытно, откуда происходит сюжетный ход, связанный с Кушей и Лавой. Это, скорее всего, вторичное объяснение. В Индии существовала категория певцов, которые назывались «кушилавы». Происхождение этого термина нам неизвестно, а объяснение, что «кушилава» происходит от имен Куши и Лавы, которые были первыми исполнителями «Рамаяны», – это явно вторичный этимологический миф.

Вообще, исполнители эпоса – это были в первую очередь колесничие «суты». Колесничие очень часто формировались из смешанных каст: брак между брахманкой и кшатрием. И в обязанность сут просто-напросто входило развлечение своего господина сказаниями, и поэтому неудивительно, что в «Махабхарате», к которой мы уже переходим, значительная часть поэмы – это просто то, что рассказывает колесничий своему господину.

Если полное исполнение «Рамаяны» требует примерно месяца, то полное исполнение «Махабхараты» требует четырех месяцев, и индийцы по этому поводу говорят очень возвышенно: «Чего нет в “Махабхарате”, нет в Индии». Европейцы по этому поводу говорят менее возвышенно, называя «Махабхарату» литературным чудовищем.

Действительно, в «Махабхарату» вошла практически вся индийская культура, существовавшая на протяжении полутора тысячелетий. Поскольку значительную часть временных событий «Махабхараты» занимает изгнание героев в леса, где у них приключений не будет, а они будут сидеть в лесах двенадцать лет, слушая сказания святых подвижников, то в «Лесную книгу» «Махабхараты» входит такое количество разнообразных сказаний, что просто нет слов. Кстати, в «Махабхарату» входит и «Рамаяна» тоже, как раз ранняя версия «Рамаяны», без этих самых жутких дополнительных разлук. Так что действительно «Махабхарата» охватывает полностью индийскую культуру за эти полтора тысячелетия. Сюжет ее, если попытаться сказать в двух словах, – это борьба двоюродных братьев, Пандавов и Кауравов, борьба за власть над Северной Индией. Я замечу, что основа «Махабхараты» – эпос племен, которые пришли в Северную Индию с запада, племен, которые, я уже говорила, сначала вели кочевой образ жизни, позже – полукочевой.