– Джефф, ты не спишь?

– Не знаю. Не сплю?

– Похоже, не спишь. Это хорошо.

– Где мы?

– Все в той же комнате. Тебе нездоровилось.

– В какой комнате?

– Да все в этом грузовом контейнере, где нас кто-то запер. Возможно, на глубине, потому что звуки иногда такие, что, думаю, мы под водой.

– Если мы под водой, то никак не можем сказать этого наверняка. Как рынок, никак не можем вернуться к прежнему состоянию, поэтому если ты утонул – то утонул насовсем. Тогда остается уйти в дефолт, и все.

– Я бы так и сделал, если бы мог, но нас заперли здесь.

– Теперь припоминаю. Ты как?

– Что?

– Ты как, спрашиваю?

– Я? Я нормально, нормально. Мог бы чувствовать себя и лучше, но мне далеко не так плохо, как тебе. Ты-то конкретно прихворнул.

– Я и сейчас себя дерьмово чувствую.

– Да, печально слышать, но ты хотя бы можешь говорить. А то уже некоторое время не мог. Было страшновато.

– Что случилось?

– Что случилось? А, с тобой? Я написал записки на тарелках и отправил им, когда они забрали посуду через проем. Тогда тебе к еде стали подкладывать таблетки, и я их тебе давал. Потом я как-то очень крепко уснул – думаю, это они нас накачали снотворным и спустились сюда. Или чтобы забрать тебя. Не знаю, но, когда я проснулся снова, ты спал уже спокойнее. И вот что теперь, сам видишь.

– И чувствую себя дерьмово.

– Но говорить-то можешь.

– Только не хочу.

Матт не знает, что на это ответить. Он садится у кровати друга, тянется к нему и берет Джеффа за руку.

– Тебе лучше поговорить. Это полезно.

– Не слишком. – Джефф внимательно смотрит на друга. – Говори сам. Я устал разговаривать, больше не могу.

– Не верю.

– А ты поверь. Расскажи какую-нибудь историю.

– Я? Я не знаю никаких историй. Это ты у нас их рассказываешь, а не я.

– Теперь уже нет. Расскажи мне о себе.

– Мне нечего рассказывать.

– Неправда. Расскажи, как мы познакомились. Я уже не помню, это давно было. Я помню только, будто мы были знакомы всегда. Что было до того, я забыл.

– Ну, ты тогда был моложе меня. Это я помню, да. Я тогда проработал в «Адирондаке» год или два и подумывал уйти. Там было скучно. Как-то раз я сидел в кафе, а ты был в конце стола, один, ел и читал с планшета. Я подошел и сел напротив тебя, не знаю зачем, и представился. Ты почему-то показался интересным. Сказал, что занимаешься всякими системами, но, когда мы разговорились, я понял, что ты еще и кодер. Помню, я спросил, где твоя команда, а ты сказал, что ты их уже бесишь, и твои идеи их тоже бесят, и на этом все. Я ответил, что твои идеи мне нравятся, и на тот момент это была правда. С этого все и началось. Потом нас наняли шифровать скрытые пулы. Помнишь?

– Нет.

– Очень жаль. Славное было время.

– Может, потом вспомню.

– Надеюсь. Мы здорово работали, а потом – не знаю уж, как это случилось, – я узнал, что тебе негде жить и ты спишь у себя в машине.

– Передвижной дом.

– Да, так ты ее называл. Очень маленький передвижной дом. А я тогда сам искал новое жилье, и мы переехали в ту квартиру в Хобокене, помнишь?

– Еще бы, такое забудешь.

– Ну ты же забыл свою первую работу, так что мало ли. В общем, там мы…

– Так вот как мы поняли, что мы под водой! Потому что там было так же.

– Может быть. То есть да, было. Тогда в Мидоулендс только появлялась подводная недвижимость, и снять там какое-никакое жилье мы могли себе позволить. Тогда-то мы и начали работать на опережение, чтобы это приносило нам такую же выгоду, как и Винсону. К тому времени он уже был сам по себе.

– Он всегда был говнюком.

– Да, это тоже правда. И мы чувствовали, будто просто работаем на него, занимаясь всякой сомнительной хренью. Скорее всего, если бы Комиссия как-нибудь смогла это вычислить, то под удар попали бы мы. Ребятам в Олбане вряд ли понравилось бы, узнай они о нашем существовании.

– А это было вполне реально.

– Да, и вполне легко. Но потом мы узнали, что этим и так уже все занимались, а сами мы опоздали на эту гонку вооружений, в которой никто не мог победить. Так что между торговлей на опережение и обычной торговлей не было никакой разницы. Мы уехали из Олбана, прежде чем нас сделали бы козлами отпущения. И начали слоняться то тут, то там. Тогда все стало немного неопределенно. Нам нужно было что-то другое, чтобы добиться выгодного положения.

– А мы этого хотели?

– Не знаю. Все наши клиенты хотели.

– Это не одно и то же.

– Знаю.

– Я больше не хочу на них работать.

– Знаю. Но от этого у нас были проблемы, знаешь ли.

– В смысле?

– Ну, вот где взять еду? Еду и жилье? Это нам нужно, а оно требует денег, а чтобы их иметь, надо работать.

– Я не говорю, что не надо. Я говорю: не на них.

– Согласен, но мы уже так пробовали.

– Нам нужно работать на себя.

– Да, и они тоже так делают. То есть мы так, скорее всего, закончим, как они.

– Тогда на всех. Надо работать на всех.

Матт довольно кивает. Ему удалось разговорить друга. Наверное, помогли таблетки. Наверное, худшее было позади и силы к нему приливали.

– Но как? – спрашивает Матт, поддерживая разговор.

Однако реку вспять не повернешь.

– Я откуда знаю? Я попытался, и сам видишь, что из этого получилось. Просто я пытался сделать это прямо. Но я человек идеи, это ты у нас координатор. Разве не так у нас всегда было? У меня появлялась безумная идея, а ты потом придумывал, как ее воплотить.

– Ну, не знаю.

– Да все ты знаешь. Вот смотри, у меня были кое-какие правки. Я пытался врезаться в систему и внести их напрямую. Может, это и было глупо. Да точно, глупо. Это привело нас сюда, как я думаю, и они все равно могли в любой момент вернуть как было. Так что это никогда бы не сработало. Наверное, тогда у меня крыша немного поехала.

Матт вздыхает.

– Я знаю, – говорит Джефф. – Но ты мне лучше расскажи, как надо. Расскажи, как это можно сделать! Мы ведь не единственные, кому эти правки нужны. Они нужны всем.

Матт не знает, что сказать, но сказать что-то нужно – чтобы Джефф не умолк. И говорит:

– Джефф, ты сейчас говоришь о законах. И это не просто правки, это как новые законы. Законы издают законодатели. Которых мы избираем. Но компании, сам знаешь, оплачивают их выборы, содействуют им. Будущие законодатели говорят, что работают ради нас, но, едва получают свои должности, начинают работать на те компании. И так происходит уже давно. Они представляют компании и работают ради компаний.

– А как же народ?

– Можно верить: если ты проголосуешь за законодателей, значит, они будут работать на тебя. И голосовать дальше. А можно признать, что это не работает, и не ходить на выборы. Что тоже не поможет.

– Так, ладно, именно поэтому я и пытался хакнуть эти законы!

– Знаю.

– Расскажи лучше, как нам это сделать!

– Я думаю. Думаю, нам стоит попробовать совершить единовременный захват существующих законодательных органов и принять пакет законов, которые вернут власть народу.

– Единовременный захват? Это как, типа революции? Ты хочешь сказать, нам нужна революция?

– Да нет.

– Нет? А как по мне, очень похоже.

– Но – нет. В смысле, и да, и нет.

– Ну спасибо, прояснил!

– Я имею в виду, если ты в рамках существующего законодательства проголосуешь за конгрессменов, которые реально примут законы, ставящие народ во главу законотворчества, и президент их подпишет, Верховный суд одобрит, а армия обеспечит соблюдение, то… я хочу сказать, это же революция?

Джефф долго молчит. А потом, наконец, отвечает:

– Да. Это революция.

– Но она же в рамках закона!

– И так даже лучше, верно?

– Да, разумеется.

– Но как ты соберешь такой конгресс и где возьмешь такого президента?

– Это политика. Нужно обещать лучшее и выдвинуть кандидатов, которые будут делать, что ты им скажешь.

– Это должны быть демократы, потому что третьи партии всегда проигрывают. Нужно просто уделать основных конкурентов – в Америке так всегда происходит.

– Ладно, так даже лучше. Пусть будет уже существующая партия. Нужно просто победить.

– Это же политика, сам сказал.

– Ну да.

– Боже, неудивительно, что я пытался хакнуть систему! Ведь то, что предлагаешь, полная хрень!

– Ну, это хотя бы законно. Если сработает, то сработает.

– Спасибо тебе за эту мудрость. Я вот думаю, великие мудрости все такие тавтологичные или нет? Есть опасение, что все. Но нет. Нет, Матт. Подумай-ка лучше. Это твое предложение вообще не вариант. Ну, то есть люди пытаются этого добиться триста лет, но положение становится все хуже и хуже.

– Были подъемы и спады. Был прогресс.

– И вот к чему мы пришли.

– Ну да, что есть, то есть.

– Так что придумай-ка что-нибудь посвежее.

– Я пытаюсь!

Джефф снова замолкает. Такие долгие разговоры требуют от него больших усилий – бо́льших, чем он был способен приложить, и теперь он выглядел уставшим. До изнеможения. Не в силах выносить то, что происходило в мире.

Через некоторое время Матт спрашивает:

– Джефф? Ты не спишь?

Джефф поднимается:

– Не знаю. Очень устал.

– Голодный?

– Не знаю.

– У меня есть крекеры.

– Не хочу. – Долгая пауза; возможно, Джефф плачет. Плачет или спит – а может, и то и другое. Наконец, он снова приподнимается:

– Расскажи мне какую-нибудь историю. Я же просил тебя рассказать историю.

– Я ведь ее рассказывал.

– Расскажи такую, в которую я смогу поверить.

– Это сложнее. Но ладно… В общем, давным-давно за морем существовало место, где люди пытались создать общество, которое было бы полезным для всех и для каждого.

– Утопия?

– Нью-Йорк. Там все были равны. Мужчины, женщины, дети и те, кого ты и не знал бы, к кому отнести. Всех цветов кожи, неважно, кто откуда туда приехал. В этом новом городе все начиналось заново, и люди были просто людьми, то есть равными, и всегда относились друг к другу с уважением. Это был хороший город. Всем там нравилось жить. Люди видели, что это очень красивое место, совершенно невероятная гавань, где с востока на запад тянулась просто череда красот, а звери, птицы и рыба обитали здесь в таком изобилии, что, когда по небу пролетала птичья стая, она заслоняла солнце и становилось темно, а когда рыба шла в реки на нерест, эти реки можно было пересечь шагом, ступая по ним. И все в таком роде. Звери носились миллионами особей. Лес покрывал все и вся. Озера и реки – на загляденье. Горы – за гранью воображения. Жить на такой земле было настоящим даром.

– Почему же там никто не жил раньше? – спрашивает Джефф сквозь сон.

– Ну, это уже другая история. На самом деле, я тебе скажу, люди там уже жили, но, увы, у них не было иммунитета к болезням, которые принесли с собой новые люди, и большинство из них умерло. А выжившие примкнули к этому обществу и научили новоприбывших заботиться о земле так, чтобы та всегда оставалась здоровой. Вот о чем эта история, что я тебе сейчас рассказываю. Нужно было знать каждый камешек, каждого зверя, птицу и рыбу. Нужно было любить эту землю так, как любишь свою мать, а если ты не любишь мать, то как своего ребенка или самого себя. Потому что земля – это ты сам. Нужно было знать себя полностью, так хорошо, чтобы ничто не осталось недопонятым и всему уделялось должное внимание. Каждый отдельный элемент этой земли, вплоть до самой коренной породы, был гражданином совместно созданного общества. Все имели правовой статус, все достойно жили и имели все, что было нужно для полного благополучия. Вот как это было. Слышишь, Джефф? Джефф… Ну, конец, в общем.

Потому что Джефф уже лежит и мирно похрапывает. История помогла ему уснуть. Как колыбельная песня. Или детская сказка.

И тогда, раз Джефф уже спит, а что-то в этой сказке тронуло душу, Матт закрывает руками лицо и начинает плакать.