Инспектор Джен шагала по переходам на работу. Ветреный осенний день. Осень в Нью-Йорке, прекрасная песнь города. Каналы, освещенные низким утренним солнцем, сверкали внизу; вода в них перекатывалась, будто в волновом бассейне. Ее любимое время года. Пора уже надевать куртку потеплее.

В участке стояла обычная суета. Отголоски уличного сумасшествия. Разве в такой прекрасный день могло произойти преступление? Как же много разных видов голода одновременно! Безумные глаза на пустом лице, руки, скованные в наручниках, цепь вокруг пояса. «Держи строй».

Она вошла в свой кабинет и уселась за стол. Там у нее всегда было чисто – только так можно не утонуть в бумагах. Затем взглянула на единственную записку, приклеенную к потрепанному журналу дежурного, и увидела, что ее помощник, лейтенант Клэр Клуни, хотела встретиться с ней и сержантом Олмстидом. Она как раз собиралась позвонить Клэр, когда из-за двери кабинета послышались звуки какой-то суматохи. Она выглянула – там было то же пустое лицо, теперь застывшее в гримасе ярости и отчаяния, показывающее зубы и с пеной у рта. Трое дюжих полицейских пытались укротить этого человека – Джен не была уверена, какого тот был пола. С наручниками за спиной всегда было надежнее, пусть даже запястья прикованы к поясу. Это был урок, который почему-то не вошел в регламент – она не знала почему.

– В чем дело? – спросила она сумасшедшего.

Тот тяжело дышал и шипел, выпуская изо рта еще больше пены. Похоже, он под наркотиками. Джен поморщилась, когда скованные наручниками кулаки врезались в ребра одного из копов. Наверняка останется синяк, но коп подцепил ненормального рукой за наручники и просто поднял в воздух. Тот задергался, но без толку, а попытавшись исподтишка укусить копа, смог лишь столкнуть фуражку. Затем подоспели остальные, и спина задержанного выгнулась от заряда электрошокера. Его тело обмякло и упало в подставленный другим копом плед, напоминающий скорее смирительную рубашку без рукавов. В нем задержанного и увезли.

– В больницу, – сказала Джен, но копы, несомненно, и так туда направлялись, поэтому лишь кивнули, прежде чем исчезнуть в коридоре. Больница находилась в удобной близости от участка.

– Кто-нибудь в курсе, что это сейчас было? – обратилась Джен к оставшимся в коридоре.

– В Кипс-Бей какое-то дерьмо творится, – ответил сержант Фрипп. – Сегодня уже третий.

– Вот черт.

Наркотики всегда были бичом города, еще со времен демонического рома. Джен не понимала почему. Для нее все, что крепче пива, было нездоровым, просто адски вредным. Сейчас было восемь утра, приятное прохладное утро – а у бедняги уже пена шла изо рта. Люди странные.

– Мы знаем, где они его взяли?

– Похоже, что в районе Парка 33. Кто-то говорил, что в «Меззроуз».

– Да ну?

– Так она сказала.

– Что-то на них не похоже.

– Не похоже.

Джен призадумалась.

– Думаю, мне стоит пойти с ними поговорить, посмотреть, в чем дело.

– Хотите, мы пойдем с вами?

– Я возьму Клэр и Шона.

В этот момент, будто на ее зов, явилась Клэр, приведя с собой Олмстида. Когда они сели, Джен вяло посмотрела на свою белую маркерную доску. Большой экран, что светился на стене и отображал карту города, размеченную множеством тегов, представлял интерес не больше.

Когда они подобрались почти к концу длинного списка текущих проблем, Клэр доложила, что от двоих пропавших в Мете не поступало никаких сигналов. Вполне возможно, что они были мертвы. С другой стороны, среди обнаруженных за последнее время трупов их тел не оказалось.

Возможно, они потерялись или по какой-либо причине решили скрыться. Возможно, их кто-то похитил. И то и другое было бы странно, но странные вещи случались сплошь и рядом. О людях теперь хранилась масса информации, и не в единой системе, а в целой их куче, в случайной мегасистеме. Оставаться вне поля зрения было трудно. Но система эта не была всевидящей, поэтому вероятность остаться незамеченным существовала.

Олмстид ввел Джен в курс дела о том, что нашел в датасфере, и она стала делать себе пометки на доске, для наглядности: заглавные буквы, крестики и нолики, стрелочки в разные стороны, сплошные линии и пунктир.

Пропавшие три месяца назад завершили работу по контракту с хедж-фондом Генри Винсона «Олбан Олбани». Этот хедж-фонд, как и большинство других, не раскрывал своих финансовых дел, но Шон выявил признаки того, что он участвовал в высокочастотной торговле в скрытых пулах, связанных с кластером Клойстер. Прежняя деятельность Винсона в «Адирондак Инвестинг», где он работал с Ларри Джекманом, также была подобной, и Розен с Маттшопфом тоже работали в «Адирондаке». Это была одна из инвестиционных фирм, за которыми наблюдал комитет Сената по финансам, когда Розен оттуда уволился. За недавнюю работу для «Олбан Олбани» Розену и Маттшопфу заплатили по сорок тысяч долларов. Потом они ушли оттуда и стали переезжать с места на место.

Безопасность самого Винсона и его компании обеспечивала охранная фирма, которая называлась «Пинчер Пинкертон». Это была международная компания, базировавшаяся где-то на Большом Каймане. Очень прозрачная, угрюмо заметил Олмстид, хотя и числилась среди тех свободных частных армий, которые теперь нанимались по всему миру. Осьминог, как любили называть всякие дочерние компании. Или, если точнее, нога более крупного осьминога.

Затем Шон рассказал, что в ночь, когда Розен и Маттшопф пропали, на Чикагской товарной бирже произошло кое-что странное. Произошел прокол, но потом все вернулось к норме. В то же время в Комиссию по ценным бумагам и биржам отправилась масса информации, которой там не ждали. Но никакой очевидной связи с пропавшими это не имело – кроме того, что случилось той же ночью.

– Было бы хорошо, если бы Комиссия рассказала нам о том, что получила.

– Пытаюсь этого добиться, – ответил Олмстид. – Но они медлительные.

Больше ничего нового по делу у них не было. Помимо этого, Олмстид, следуя просьбе Джен, запросил информацию о предложении по небоскребу МетЛайф Тауэр, которое так обеспокоило Шарлотт. Но пока удалось лишь подтвердить, что оно поступило через крупную брокерскую компанию «Морнингсайд Риэлти», которая располагалась в Верхнем Манхэттене, но вела деятельность по всему Нью-Йорку и ближайшим к нему территориям.

Джен сделала пометку на доске. Сведения о двух пропавших она записывала красным маркером. Мет изобразила в виде синего прямоугольника, с одной стороны которого была Шарлотт Армстронг, а с другой – Владе Марович.

Какое-то время она вырисовывала что-то еще, прорабатывая разные сценарии. Нужно было выяснить, чем занимался хедж-фонд Винсона и не был ли он связан с брокером, предложившим сделку по Мету. Нужно было проверить всех работников Владе. Хорошо, что ни у Шарлотт, ни у Владе не было веских причин устраивать это исчезновение, но Джен знала, что отказываться от подозрений нельзя. Подобные чувства, говорящие о чьей-либо невиновности, часто приводили ко всяким упущениям. С другой стороны, в ее деле часто приходилось полагаться на интуицию.

Если пропавшие заглянули в скрытый пул «Олбан Олбани», пока там работали, то могли и оборудовать себе доступ, необходимый, чтобы устроить тот прокол в Чикаго. Этим можно было объяснить и быстроту реакции – ведь они исчезли в ту же ночь. Для высокочастотной торговли один час равносилен десятку лет.

Или, если за предложением «Морнингсайд» стоял Винсон, а Розену и Маттшопфу удалось об этом узнать, то они могли попытаться как-то в это вмешаться. Возможно, в «Олбан Олбани» существовало правило доводить любые решения корпорации, касающиеся Розена, напрямую до Винсона; а возможно, людям Винсона было поручено вести наблюдение за двоюродным братом босса. Патруль над паршивой овцой – вот как это называлось, и такие патрули не помешали бы многим, в том числе сотрудницам нью-йоркской полиции.

Пока Джен черкала что-то на доске, Шон и Клэр с любовью наблюдали за ней. Инспектор была старомодна, и ее молодых помощников это отчасти умиляло, отчасти впечатляло, придавая ее действиям загадочности, и, может быть, даже смущало. Но каким бы бесполезным ни выглядело ее бурчание у доски, часто оно приносило результаты. Впрочем, временами бывало и так, что Шон в яростном отрицании увиденного на доске тряс головой или даже поднимал руку.

«Это совершенно не то, – возражал он. – Это не диаграмма, это нельзя представить на карте. Вы себя запутываете».

«Нить сквозь лабиринт, – отвечала Джен. – Лабиринт всегда имеет четыре измерения».

«А вы подумайте в шести», – предлагал ей Шон.

Тогда она трясла головой:

«Их всего четыре, мальчик. Постарайся думать головой».

Затем осуждающе качал головой он. «Как старомодно! – говорил его взгляд. – Всего четыре! Ясно же, что их шесть!»

Джен не хотела его об этом расспрашивать. Не хотела, чтобы он объяснял ей, что это за два дополнительных измерения, которые, несомненно, были просто кем-то выдуманы. Пусть ими пользуется молодежь.

Она спросила, что им удалось раскопать насчет паршивой овцы. Судя по всему, оба брата какое-то время жили в одном доме – после того как отчий дом Джеффа затопило при Втором толчке. Это могло как укрепить их братскую любовь, так и распалить ненависть на всю жизнь. Пятьдесят на пятьдесят – и это только после еще одной такой же развилки по поводу, вызывало ли это соседство сильные эмоции или ограничилось полным безразличием. Но даже в этом случае существовала вероятность двадцать пять процентов, что Винсон захочет в дальнейшем следить за своим непутевым братцем-кодером.

Тем не менее он дважды нанимал его на работу. Причем один из них – спустя годы после того, как Розен уволился на фоне расследования против Винсона. Держи друзей близко, а врагов еще ближе? Держи паршивую овцу в загоне? А потом этот прокол на Чикагской бирже. Доверие трейдеров легко потерять и тяжело вернуть. Так что если выводить паршивую овцу пастись, то где-нибудь подальше.

– Слишком много теорий, слишком мало данных, – проговорила Джен, и ее помощники будто вздохнули с облегчением. Однако у нее, вопреки возражениям Олмстида, было чувство, что объяснение все равно может быть где-то на доске. Разумеется, в каком-нибудь завуалированном виде, но где-то там. Возможно. Если это имело смысл. Но так оказывалось не всегда. – А попробуй-ка ты расколоть «Морнингсайд Риэлти».

Олмстид сморщил нос:

– Без ордера это будет непросто.

– Нам не дадут ордер. Попробуй кого-нибудь подкупить.

Помощники одновременно фыркнули.

– Да ладно вам, – сказала она. – Вы полиция Нью-Йорка или кто?

Они посмотрели на нее так, словно не понимали, что она имела в виду. Теперь уже она фыркнула. Видимо, придется выяснить это самой, на стороне. Использовать Нерегулярные войска бачино. Или друзей-федералов. А может, и тех, и других. Люди все еще жили в трех измерениях.

Молодые помощники вышли. Близилось время обеда, а она была еще только в начале своего списка дел. Придется обедать за столом, как это часто случалось.

И она взялась за работу. Административная рутина. Потерянные часы. Когда было уже почти четыре, она решила, что ей действительно стоит проведать своих друзей в «Меззроуз». Пора было сливаться с местными и заныривать в глубины города. Ведь она в своей семье тоже когда-то была паршивой овцой.

Лейтенант Клэр присоединилась к Джен на длинном узком причале возле их здания на 23-й, где они дождались сержанта Фриппа. Тот подошел на патрульной лодке, узкой, с гидрокрыльями, какие считались теперь стандартными наряду с обычными спидстерами водной полиции.

– Вы правда хотите еще раз туда наведаться? – спросил Фрипп, когда они поднялись на борт. Белые зубы и черная борода – Эзра Фрипп любил кататься в «Меззроуз», как и в любое другое место, куда надо было добираться по воде или под водой.

Цинизм Джен по поводу амфибийных забегаловок и бань в последние годы лишь окреп: слишком многое изменилось, слишком много было совершено преступлений. Но если постараться, она всегда могла вызвать в себе ностальгию по старым денькам.

– Да, – ответила она Фриппу.

Сержант направился по Второй в сторону 33-й, повернул на запад и притормозил у старой станции метро. Перекрестки были заполнены лодками, которые пропускали друг друга по очереди. На западной стороне узкий причал был забит, но полиция издавна обладала неким приоритетом, и Эзра вклинился, не вызвав особого недовольства и не потеряв слишком много времени. Затем привязал фалинь к утке, и они спрыгнули на причал, оставив лодку под присмотром дронов.

Дойдя до северной стороны причала, они спустились по ступенькам внутри большой графеновой трубы, уводившей под углом сорок пять градусов к подводному садку, некогда бывшему станцией метро. Дверь забегаловки у основания лестницы была выполнена в классическом стиле, и Джен выстучала на ней старый код подводной шайки, в которой сама состояла. Когда жила в Хобокене тридцать лет назад. Кто-то посмотрел в глазок, и спустя мгновение дверь открылась. Их пригласили внутрь.

– Меня Элли ждет, – сказала Джен открывшему, что было ложью. Если только не в том смысле, что Элли ждала ее всегда – они знали друг друга целую вечность.

Вскоре вошла Элли и указала им на заднюю комнату, где в центре доминировал старинный, но безупречный бильярдный стол, а вдоль стен располагались кабинки. Освещение было тусклым, кабинки пустовали. Это заведение заполнялось публикой позже.

– Присаживайтесь, – предложила Элли. – Что вас сюда привело? Хотите чего?

– Воды, – отозвалась Джен, просто чтобы ее позлить. Эзра и Клэр спросили, можно ли поиграть в бильярд, и, когда Элли кивнула, направились к нему и принялись стучать шарами, будто и не пытаясь загонять их в лузы. Элли села за столик в углу, и Джен присоединилась к ней.

– Итак, – начала Элли.

Она выглядела очень стильно. Шведка, с волосами такими белыми, что кто-то говорил, будто она альбинос; и многие цветные подводные жители находили это забавным и любили подшучивать по этому поводу. Пять и шесть ростом, сто двадцать фунтов, достаточно равномерно распределенные по всему ее небольшому телу. Эффектная. Она вытянула пальцы на поверхности стола, словно желая их показать. Элли всегда старалась сразить Джен своей выдающейся бледной красотой, и Джен вынуждена была прилагать усилия, чтобы этого не допустить. Конечно, легко было оставаться стройной на фентаниле, который употребляла Элли, – легко было оставаться расслабленной. И хотя Джен знала обо всем этом, она не могла не чувствовать себя немного безвкусной. Как коп. Как крупная темнокожая служительница полиции замужем за своей работой. Слоновая кость и черное дерево, два шахматных ферзя, супермодель и дурнушка, бандитка и легавая и далее в том же духе. Но прежде всего старые подруги, чьи пути давно разошлись.

Так у них продолжалось уже много лет. Зная, что Элли здесь, Джен знала и что происходило под водой. Знала, что дела, которые творились здесь, ничего не стоили, ничего особенного не было, по крайней мере в сравнении с тем, что могло бы твориться. Общаться с амфибийными означало знать, кто что куда приносит. Можно было развивать с ними отношения и, когда возможно, этим пользоваться. Такие отношения были выгодны для обеих сторон.

– Я слышала, в Кипс-Бей продают какую-то дрянь, – сообщила Джен, – и я пришла это проверить. На тебя это не похоже. Я сначала не поверила.

Элли нахмурилась. Это было слишком прямое заявление, и Джен хорошо это понимала. Но сейчас не время для сплетен о новой подводной моде и тому подобном.

Элли, перестав дуться на этот опасный фастбол, сказала:

– Я понимаю, о чем ты, Джен, но это не кто-то из наших. Ты же знаешь, я бы такого не позволила.

– Тогда кто это?

Элли пожала плечами и оглядела комнату. Та располагалась внутри клетки Фарадея с магнитным зарядом, глушившим любые записывающие устройства, пусть у Джен их и не было. Ни диктофона, ни камеры – это было частью установившегося между ними протокола. Лучше разговаривать здесь, чем в участке. Джен кивнула, чтобы это подтвердить, и Элли, наклонившись вперед, рассказала:

– Это дерьмо толкает одна группа из аптауна, надо попробовать это пресечь, я попробую. То, что они это делают, так глупо, что мне кажется, это специально. Мы кое-кого потеряли на той неделе, так что сейчас я созвала всех, предупредила, сказала, что надо обращать внимание на незнакомцев, и все такое.

– Кто это?

– Я так и не знаю, даже интересно, насколько это сложно выяснить. Никто из подводных об этом не говорит. Мне кажется, они чувствуют давление и не хотят показаться недружелюбными, но и помогать тоже не решаются. В общем, я разберусь с этим позже, а сейчас одна подруга из Клойстер сказала мне, что слышала, как кто-то говорил, мол, мы уже созрели.

– Созрели?

– Созрели для развития.

– В смысле, недвижимости? – уточнила Джен.

– Ну, как всегда, верно? Я имею в виду, разве бывает что-то, кроме недвижимости?

– И в межприливье?

– Межприливье зреет. Вот что они говорят. Да, есть проблемы, всюду бардак, но люди как-то справились, и теперь все идет как надо. И вот аптаун хочет вернуть себе то, что было. Как будто ремонт закончился и пора переобуваться.

– Но чтобы что-то продать, этим нужно сначала владеть.

– Верно.

– А как по юридической части? Никто ведь не может владеть межприливьем.

– Владение – это девяносто процентов права, верно? Но, опять же, сделки идут не очень хорошо. Многие против. Едва ли вообще хоть кто-то пожелает продать жилье этим говнюкам, пусть даже по более чем приемлемым ценам. Денег предлагают много. Я слышала, в некоторых зданиях дают по две тысячи за квадратный фут. Но сама понимаешь. Если ты любишь воду, то только там тебе и будет хорошо. Сколько бы денег тебе ни предлагали за эти раковинки. Вот говнюки и предлагают больше, пока не становится ясно, что их предложения – это угроза, понимаешь? Типа, продайте нам и срубите денег, не то… не то пеняйте на себя. Вы вне игры. И если не включитесь в нашу игру, с вами может случиться что-то плохое, так что не обессудьте.

– Вот что с вами сейчас происходит, – сказала Джен.

– Несомненно. И со всеми, кто живет в воде. Нью-Йорк есть Нью-Йорк, Джен. Люди хотят сюда, им все равно, что тут все затоплено.

– Все в плесени. – Джен пожала плечами.

– В Венеции тоже все в плесени, и все равно люди хотят жить в Венеции. А у нас «новая Венеция».

– Значит, они продают бракованную дрянь, чтобы выставить вас в плохом свете?

– Как по мне, очень похоже на то. По крайней мере, это не мои друзья, уж точно. За своими мы хорошо следим. Весь товар проверяется, и бо́льшая его часть выращивается под водой. Но, полагаю, ты все это и так уже знаешь, да?

Джен кивнула:

– Поэтому я и пришла спросить, в чем дело. Это странно.

– Странно.

Они сидели и смотрели друг на друга. Обе были влиятельными в Нижнем Манхэттене фигурами, но ни одна не могла противостоять давлению со стороны аптауна. Им необходимо было объединить свои силы. Это было видно по ухоженному личику Элли, казавшемуся теперь уставшим и осунувшимся. Джен смогла лишь кивнуть.

Элли натянуто улыбнулась:

– Когда мы услышали, что ты зайдешь, кое-кто пожелал, чтоб я спросила, не хочешь ли ты снова выйти на ринг. Там уже сделали ставки.

Джен отрицательно покачала головой:

– Я с этим завязала, сама знаешь. Я слишком стара.

Улыбка Элли стала более дружелюбной.

– Значит, чьи-то ставки уже проиграли.

– А чьи-то выиграли. Но схожу с тобой посмотреть. Всегда с удовольствием смотрю бой-другой.

– Что ж, лучше, чем ничего. Люди будут рады, что чемпион смотрит с ними.

– Старый чемпион.

– Перестань мне об этом напоминать, пожалуйста. Я же старше тебя.

– На месяц, да?

– Да. – Элли встала и, пройдясь к двери, что-то кому-то сказала.

Джен дала знак Эзре и Клэр, которые все еще катали по столу те же самые шары. Молодежь воспитали неправильно, это было видно. Дети экранов, не способные воспринимать третье измерение. И в настольном теннисе наверняка никакие, предположила Джен.

– Вам нужно обратить внимание на шестое измерение, – сказала она им, но это понял бы только Шон, поэтому до них не дошло. – Я иду смотреть водное сумо, – сообщила Джен. – Пойдемте со мной, присмотритесь к зрителям. Только не отвлекайтесь. Проверьте, не следит ли кто-нибудь за Элли во время боя, – может, кто пялится на нее, вместо того чтобы смотреть на бассейн.

Они кивнули.

Затем вернулась Элли и повела их по длинному коридору, который заканчивался уходящей вниз лестницей. По ним они спускались, пока не оказались глубоко под улицами города, наверное, футах в семидесяти ниже уровня отлива, на аэрированном участке туннеля метро. Старые стены и перегородки, обильно покрытые алмазным спреем, сдерживали подземные воды. Эти камеры назывались алмазными шариками или алмазными пещерами и бывали весьма протяженными. Только алмазное покрытие и защищало их от влаги – покрытие и старая коренная порода, из которой состоял остров.

Они вошли в большую яркую камеру с круглым бирюзовым бассейном, который сверкал по центру, освещая комнату, будто голубая лавовая лампа. Нью-йоркская баня, несомненно; еще одна нотка ностальгии, как и сама забегаловка. Суть та же. Бассейн представлял собой джакузи в исландском стиле, и отдельные его участки пузырились при разных температурах. Место, чтобы посидеть в горячей воде за выпивкой и разговорами. Джен это было очень знакомо: она провела много часов на рингах вроде этого, но это было так давно, что она пережила уже и ностальгию по тому времени и не чувствовала ни малейшего желания вернуться. При мыслях об этом у нее побаливали колени и иногда становилось трудно дышать даже на свежем воздухе. Нет, это все детские игры – и многие из них в самом деле были тогда детьми.

Из других комнат и бассейнов тоже подтягивались люди, и многие были в банной одежде или без нее, уже мокрые. Джен села рядом с Элли и стала наслаждаться атмосферой и дружескими приветствиями. «Ой, она вернулась», «Назад к мамочке» и все в таком духе.

– Прошу, Джен-ген, возвращайтесь!

– Ни за что, – ответила она. – Покажите лучше мне, на что способны.

– Принимаю один к одному! Да-да, один к одному!

– Они будут здесь через секунду, – сказала Элли инспектору.

Джен кивнула.

– Я их знаю?

– Вряд ли. Это молодняк. Джинджер и Дайан.

– Ну ладно. Только смотри, сейчас начнется бой, и к делам мы уже не вернемся. Но я хочу, чтобы ты выяснила, у кого там на тебя зуб, хорошо?

– Я пытаюсь это выяснить, – ответила Элли. – Сама хочу знать.

– Тогда, возможно, тебе стоит обратить внимание на охранную фирму «Пинчер Пинкертон».

Элли приподняла бровь:

– Думаешь?

– Возможно.

– Это любопытно, потому что о ней упоминал кое-кто еще.

– Любопытно. Присмотрись.

Затем явились две девушки в раздельных купальниках – одна в красном, другая в синем, обе мокрые. Обе внушительные и пышные. Толпа охала и ахала, люди подтягивались из других комнат, быстро заполняя все места.

Борцы вступили в ринг по центру бассейна. Они любезно пожали друг другу руки. Зрители расположились вокруг бассейна, усевшись на низенькие ступеньки либо стоя. У многих казалось невозможным определить пол – в одежде ли те были или без. В межприливье проживало много межгендерных людей; это «меж» присутствовало во всем, амфибийность превратилась в отдельный стиль – стиль, который многие любили и к которому стремились. Просторная невысокая камера, теперь освещенная только подсветкой бассейна, превращалась в дилэниевское логово, из тех, в каких лучше не смотреть слишком близко на то, что творилось по углам, тем не менее все вели себя вполне дружелюбно. Это считалось нормальным как у Элли, так и в любой другой бане, и для Джен все это выглядело знакомым и даже ободряющим. Эзра и Клэр глядели на все немного округленными глазами, они определенно не были обитателями глубины, коей некогда являлась Джен. Зато они находились в удобной позиции, чтобы следить за тем, не наблюдает ли кто из толпы за Элли.

Рефери спросил, не желает ли Джен стать председателем судейской бригады. Это была скорее формальная должность, так как броски обычно определялись с помощью лазера и камер. Поэтому Джен согласилась, и, когда она встала, в толпе раздались жидкие аплодисменты и улюлюканье. Она шлепнула по воде, дав знак борцам, что пора начинать. Они сначала окунулись с головой, а потом эффектно вынырнули. Дайан была похожа на толкательницу ядра, смуглую и массивную; Джинджер, более средиземноморской внешности, напоминала скорее ватерполистку. Водное сумо походило на водное поло в части работы ногами, но было заметно менее агрессивным.

Они встретились в центре бассейна и подождали, пока в толпе стихнут крики. Джен взяла жезл у Cy, обычной рефери, и щелкнула им, чтобы зажегся свет. С потолка в бассейн опустился цилиндр красного света; на дне проявился четкий красный круг. Этот освещенный круг служил площадкой, за пределы которой борцам необходимо вытолкнуть соперника. Простая старая игра, завезенная в нью-йоркские бани из Японии много десятилетий назад. Джен в свое время была в ней чемпионом и, когда борцы заняли позиции, ощутила внутри приятное тепло.

– В лицо не бить, не тыкать и не щипать, дамы! – предупредила она их. – Вы знаете правила, боритесь чисто, и мне не придется вам ничего предъявлять. Бой идет до трех бросков, и если пойдет к ничьей, я дам вам знать.

Две женщины стояли в воде по грудь. Стандартная глубина по-прежнему составляла четыре фута.

– Начали! – объявила Джен, и они приблизились друг к другу, пожали руки и сделали по паре шагов назад. Потом Джинджер нырнула в воду, и Дайан ответила тем же.

В некоторых разновидностях этой игры требовалось держать голову над водой, но еще во времена Джен стандартом стало считаться полное погружение, поэтому сейчас обе соперницы, набрав воздуха, смотрели друг на друга под водой. Зрители, притихнув, принялись следить за действием, и в воздухе слышался лишь запах нагретого хлорина. Все как в аквариуме.

Джинджер предприняла первую атаку, но Дайан поставила ногу на дно и оперлась на нее. Джинджер отскочила назад, и Дайан бросилась следом; Джинджер уперлась ногами для контрудара, но Дайан выкрутилась вбок, чтобы использовать инерцию соперницы, и ухватила ее за талию и ягодицы, затем проделала бросок. Джинджер вылетела из круга, и Джен, к радости зрителей, засчитала бросок. Один есть.

После этого борцы настроились серьезнее. Джинджер держала голову над водой, и Дайан тоже. Довольно долго они копировали движения друг друга, каждая пыталась вывести противницу из равновесия. Джинджер вела себя осторожнее, но, казалось, двигалась быстрее. Наконец, Дайан первой не выдержала, и Джинджер, ловко ухватив ее за запястье, пинком выпроводила из круга. Народ обожал смотреть женскую борьбу. Счет стал один-один. Более миниатюрная соперница оказалась проворнее той, что была тяжелее, и это укладывалось в логику.

Теперь Дайан сделала «лягушку». Джен в свои молодые годы сделала бы то же самое. Уйти на дно и затаиться там, забраться под соперницу и резко оттолкнуться вверх. Очень эффективно, если можешь надолго задерживать дыхание под водой и сохранять равновесие, прижавшись ко дну. Дайан все это умела. Ей удалось схватить Джинджер за лодыжки и метнуть, будто диск, за пределы круга.

После этого Джинджер сильно занервничала и, когда они начали снова, сразу же бросилась в атаку. Но в сумо важнее было держать позицию, поэтому защита была прежде всего. Дайан не составило труда ускользнуть в сторону, снова уйти на глубину и, оттолкнувшись ото дна, ухватить Джинджер за живот и вынести прочь. Джинджер оказалась за пределами круга за миг до Дайан, опередив ее на самую малость, как показалось Джен, и камеры это подтвердили. Бой выиграла Дайан. Обе противницы встали и пожали руки, сначала друг другу, потом Джен. При этом Джен с удовольствием отметила, что они обе были рады ее присутствию. Да и всем было приятно видеть сотрудника полиции, знаменитого подводного инспектора, в частной бане за судейством боя. Прямо как вверху, на воздухе! Как будто у всех все хорошо.