Союз нерушимый

Благодарю за помощь:

«В тот вечер отец сказал мне: русские намерены поступить с Европой так же, как мы полвека назад с Филиппинами, освобожденными от испанского рабства. Похоже, что русские всерьез собрались строить новую империю, Всемирный Советский Союз. Но в этом мире должен быть лишь один хозяин – как на корабле только один капитан».

Готовность один – к бою!

Атомарина скользит почти беззвучным призраком на глубине двести. На тактическом планшете два роя точек-целей – свои к северу от нас, чужие к юго-западу. Сходятся на пересекающихся курсах – и радарами уже хорошо видят друг друга. Ну а мы акустикой двадцать первого века услышали эту ораву еще два часа назад.

Два линкора, два тяжелых и шесть легких крейсеров, больше двадцати эсминцев. В тридцати милях позади – авиаударное соединение, два больших авианосца, тоже в окружении крейсеров и эсминцев. А еще дальше должен быть десантный флот – полсотни транспортов под охраной целого десятка эскортных авианосцев, четырех старых тихоходных линкоров и кучи противолодочной мелочи. И это еще не сосчитаны те, кто высаживается сейчас на западную оконечность Сицилии и на носок итальянского сапога.

Адмирал Да Зара в рубке флагманского «Чезаре», наверное, ощущает себя воплощением Рожественского перед Цусимой. У врага подавляющий перевес в палубной авиации и весьма значительный в легких силах, в качестве артиллерии, в боевой подготовке. «Нью-Джерси», «Висконсин», «Хорнет», «Уосп» – все новейшие, с командирами и экипажами, прошедшими Тихий океан под флагом адмирала Ли, разбившего японцев у Гуадаканала (когда была потоплена «Киришима») – и четыре старых «чезаре», ветераны прошлой войны, четыре крейсера, считая нашего «Ворошилова», тринадцать эсминцев (включая четыре советских). «При двухкратном превосходстве в кораблях и двадцатикратном в палубной авиации – говорить о военно-морском искусстве неприлично» – кто сказал это, или что-то подобное, в иной истории, после битвы у Окинавы в 1945-м?

Вот только мы тут – козырной туз в рукаве. Или даже целый джокер – атомная подводная лодка СФ, непонятным образом провалившаяся во времени из 2012 года в 1942-й. Благодаря чему война в этой реальности (консенсусом научных светил признанной «параллельной», как ответвившийся от нашей реки времени еще один рукав) пошла совсем по-другому. В отличие от прочих героев «альтернативной фантастики» (не поклонник, но Конюшевского прочесть успел) нам легко было убедить предков в своей иновременности (что может быть лучшим доказательством, чем корабль в двадцать тысяч тонн, не имеющий аналогов в этом времени), – но что могли бы мы сделать одни, если исход этой великой войны решался не на море, а на суше? И не наша заслуга, а предков, что история перевела стрелку и свернула на совсем новый путь – если и в этом времени будут писать «альтернативные» романы, хотел бы я сказать авторам: никогда не считайте предков глупее себя! Информация, которую мы передали, упала на благодатную почву – ну, а мы лишь скромно помогли, в меру наших возможностей. Мы работали «летучим голландцем» Советского Союза – благодаря чему, например, уран из Конго не доехал до американского «Манхэттена», а попал к Курчатову, на два года раньше начавшему советскую атомную программу. Север от немецкого Арктического флота очистили, сейчас в Средиземке окаянствуем – и юмор в том, что как раз сюда мы шли в 2012-м, по пути незнамо как провалившись во временную дыру.

До лета 1942-го здесь все шло, как в нашей истории, затем начались изменения, от освобождения Заполярья и прорыва блокады Ленинграда уже в октябре сорок второго до «Большого Сатурна», здесь осуществленного и полностью удавшегося. Гибель двух немецких групп армий (вместо одной армии Паулюса) привела к тому, что наши уже весной сорок третьего вышли на Днепр – и форсировали его летом, с минимальными потерями. Здесь не было Курской дуги, потому что не было нашего поражения под Харьковом в феврале 1943-го – и оттого форсирование Днепра сразу перешло в освобождение всей Украины, а вот немцы так и не смогли заменить своих погибших ветеранов; накопление боевого опыта у наших шло быстрее из-за меньших потерь, а у фрицев наоборот.

И вот наши взяли Берлин на год раньше! Новая техника, новая тактика – побеждает тот, кто учится быстрее, и дурак был Суворов-Резун, когда писал о «рывке в Европу» Красной армии образца сорок первого года! Здесь мы, сейчас соответствуя сорок пятому той истории, почти три года шли до Рейна и Альп! На севере итальянского «сапога» Народная республика, во главе с товарищем Тольятти, на юге пока еще не повешенный Муссолини. А сейчас мы ходили в Таранто, где еще с февраля, с народной революции, застряла часть итальянского флота. Американцы готовят высадку на Сицилии – похоже, что в этой истории будут две Италии вместо двух Корей. Так не отдадим корабли американским марионеткам!

Двадцать восьмого апреля флот Народной Италии (линкоры «Чезаре» и «Кавур», крейсера «Гориция», «Гарибальди», «Абруццо», девять эсминцев) совместно со Средиземноморской эскадрой СССР («Ворошилов», «Сообразительный», «Способный», «Бодрый», «Бойкий») вышел из Специи в поход. Немецкая авиация в последние дни практически не летала, так что мы прошли напрямую, Мессинским проливом, без единого выстрела с береговых батарей. Тридцатого апреля мы подошли к Таранто, на каблуке «сапога». Особого сопротивления не ожидалось. Когда исход войны был уже очевиден, то даже убежденные наци и чернорубашечники предпочитали бежать, а не сражаться, – а среди экипажей южной эскадры с самого начала было брожение, там открыто говорили, что затопят корабли при попытке их захвата немцами и признавали «народного» адмирала Да Зара своим командующим (стоя в фашистской базе!). Но, не надеясь на пролетарский интернационализм, наши высадили десант морской пехоты с эсминцев и крейсеров прямо на пирсы, как в Феодосии в сорок втором, а советская авиация с аэродромов на Корфу была готова нанести удар. Предполагалось всего лишь обеспечить заправку кораблей, стоящих у причалов с пустыми бункерами, но аппетит приходит во время еды, и утром 2 мая из Таранто караван едва выполз в обратный путь. Итальянские товарищи прихватили все, что держалось на воде, погрузив туда все имеющее ценность и всех, кто хотел уйти на коммунистический север, а в порту тонуло, горело, взрывалось то, что нельзя было вывезти. Часть конвоя, в большинстве самых тихоходов, отправили на восток, в Венецию. А эскадра, ведя за собой с десяток транспортов, легла на курс к Мессине, и через пролив, домой. И в 15:00 был обнаружен американский флот.

Союзники? Народную Италию так и не признали, дипотношений (на уровне хотя бы военного представительства) не установили! И если вы идете всего лишь принимать капитуляцию Кессельринга, у которого уже не осталось ни кораблей, ни горючего для самолетов и танков, ни желания солдат дальше воевать – зачем вам здесь два новейших линкора и два авианосца класса «эссекс»? У вас на Тихом океане сейчас явное отставание от графика – Тараву взяли в апреле, со второй попытки, а когда будут Сайпан и Иводзима? Хотя помню, была у них практика: совсем новым кораблям и экипажам устраивать «тренировку на кошках», против заведомо слабого противника избыточными силами. Но помню также, как их британские союзники полгода назад у Нарвика от нас взятую трофеем U-1506 внаглую отжать пытались… и инцидент у города Ниш, в иной реальности осенью сорок четвертого, когда их авиация ударила по нашим войскам. Так что друзьями вас сейчас считать мы никак не можем!

Точно, не с дружбой идут! Боевой порядок совершенно не похож на стандартный для этого времени, знакомый нам по Атлантике. Не завесы эсминцев спереди и по бокам, а замкнутое двойное кольцо вокруг ядра. Все эсминцы новейшие, тип «Самнер», и еще малые крейсера флагманами дивизионов. Вы не от немцев страхуетесь – вы конкретно «Полярный ужас», как немцы нас прозвали, собрались отбивать!

Вот только точные наши возможности вам неизвестны! Стандартный локатор QC обнаруживал лодку этой войны на дальности всего в полторы мили. У нас покрытие на корпусе далеко не в идеальном состоянии, после двух лет здесь, – но все же мы гораздо менее заметны, чем, например, немецкая «семерка». И не придумали еще опускаемых и буксируемых ГАС, как и противолодочных торпед – по максимуму может быть «сквид», примерный аналог наших РБУ-1200, бьет на несколько сотен метров. У нас же на стеллажах в торпедном отсеке кислородные торпеды по типу японских «длинных копий», но с самонаведением на кильватер, нерожденный в той истории кошмар тяжелых кораблей – до линкоров гарантированно достанем с семи миль. И четыре «53-38СН», расчистить дорогу – и успеем быстро перезарядить, так что нашим будет не только первый залп. И ваш опыт против немецких лодок в Атлантике сейчас сыграет против вас, слишком сильно отличается тактика атомарин от дизельных подлодок, не встречались вы еще с ней. Так что если дойдет до боя, эту эскадру мы сделаем – хотя побегать придется побольше, чем против какого-то «Тирпица». Мы не звери – но и не толстовцы. Если нас пропустят по-хорошему, разойдемся мирно. Но вот если начнут стрелять, не обижайтесь. А после «ай эм сорри» ловите неопознанную подлодку (предположительно немецкую, вполне могли еще здесь остаться!).

И «Ворошилова» вы не учли. Что артиллерийские корабли могут расчищать дорогу своей подлодке при ее выходе на рубеж атаки, не давать работать вражеским противолодочникам (даже если не попадут, не потопят никого – в зоне досягаемости пушек «Ворошилова» вести правильный противолодочный поиск на малых ходах, черта с два!). Не было такой тактики в нашей истории – потому что когда появились атомарины, ушли на слом линкоры и крейсера, да и дистанции боя стали совсем другими – ну, а дизельные лодки, даже «варшавянки» конца века, так играть не могут, у них скорости и электроэнергии не хватит. У нас же такое хорошо получалось против немцев, и на севере, и здесь, у Тулона, месяц назад. Американцы очень хорошо умеют воевать на море, они показали это и в Атлантике, и на Тихом океане – но вот такая манера боя будет для них сюрпризом! Так решатся янки напасть или нет?

Я поймал себя на том, что мне хочется, чтобы они начали первыми. Чтобы иметь законное право их убивать. Вы, американцы, больше всех виновны в том, что случилось с моей страной в девяносто первом! И неизвестно еще, что будет здесь – разве повлияло бы на горбачевскую перестройку, будь там нашей не половина, а две трети Европы? Вот только неизвестно, доживет ли наш «Воронеж» здесь до аналога Карибского кризиса – почти два года интенсивнейшей эксплуатации, состояние механизмов уже внушает тревогу. Как Сирый, мех наш, вчера сказал, «нюхом чую». Здесь и сейчас я могу устроить американцам бойню не хуже, чем прежде немцам. Через десять лет это будет недостижимо. Так покажет наконец американский империализм свою агрессивную суть – или не решатся?

В центральном посту напряжение в воздухе висит. Прерываемое лишь короткими командами – все работают. Труднее всего акустикам, в темпе считывающим данные по целям. На «Нью-Джерси» и «Висконсин» у нас в аппаратах две последние «65–76», привет из двадцать первого века, в сопряжении с компьютерной системой наведения – гарантию даю, что не промахнутся! «Хипперу», «Эйгену», «Лютцову» по одной такой хватило – «айовы» покрепче, но и им мало не покажется, рванет ведь под днищем, а не на ПТЗ! Ну, а после перезарядка и второй залп «японками» уже из этих времен, а «пятьдесят третьи» по эсминцам! Дальше с мелочью «Ворошилов» и итальянцы и сами управятся – нам же бросок вперед, к авианосцам. Минус две «айовы» и два «эссекса» – дорого же вам, янки, обойдется ваша провокация! Рано еще для Третьей мировой, вот не верю я совершенно в «вариант бис» пока с Японией не завершено – а потому дипломаты после все спишут на недоразумение, «дружеский огонь» и атаку неопознанных (предположительно немецких) подлодок.

Началось? Их эсминцы пошли! Строем фронта, как для торпедной атаки – странно лишь, что малой скоростью. На нервах играют? Периодически слышна работа сонаров. Если это противолодочная «гребенка», то для нас она не опасна, пока мы рядом с «Ворошиловым» крутимся, на низком старте. И если очень припрет, до «айов» достанем «шестьдесят пятыми» прямо отсюда – но лучше все-таки будет сблизиться для верности. Их защиту прорвем легко, пуск «пятьдесят третьих» по эсминцам слева и справа, и проскочим, пока соседи успеют дырку в завесе закрыть. Готовясь, выдвигаемся чуть вперед, до «самнеров» уже три мили!

Взгляд на планшет.

– Буров (ком БЧ-3), готовь огневое решение по целям пять и шесть!

Представляю, как в первом отсеке наши «румыны» считывают с компьютера ГАК уже рассчитанные программы для торпед, чтобы по команде извлечь кассеты с магнитной лентой и вставить в торпеды перед досылкой в аппарат (а как еще связать БИУС двадцать первого века и самопальную технику этих сороковых годов?). Реактор на полный – сейчас начнется, нам вся мощность понадобится! «Айовы» в девятнадцати милях, курсом на нас! Если я не ошибся, то сейчас американцы должны рвануть самым полным, чтобы окончательно выйти на рубеж пуска торпед.

– Локатор по нам, направленно!

– БЧ-3, доложить готовность!

– К залпу готовы, ждем команды!

Это почти уже война. Локатор направленно – определяет элементы движения цели, для стрельбы. Пока даже «сквид» не достанет, но надо помнить, там уже есть автоматика наводки и установки по глубине – так что лучше дистанцию держать. Нас засекли – потому что кавитирующие винты шумят на малой глубине. Но если уйдем на триста, четыреста – не сможем стрелять торпедами местной работы. Значит – сейчас удар по обоим эсминцам, сразу нырять и разгоняться вперед. А по тем, кто попробует закрыть брешь, выдвинувшись слева и справа, отработает «Ворошилов». И янки хотя уже могут про нас что-то знать, но вот с приемами, заточенными на ПЛО гораздо более поздних времен, а также техническими средствами вроде самоходных программируемых имитаторов, патронов газовой завесы, активных помех сонарам, уж точно незнакомы! Фирменными «шестьдесят пятыми» можно бить и с глубины, ну а после пойдут «японки», и второй, и третий залп, на добивание поврежденных. Да, оба линкора мы точно сделаем – ну, а после придется работать ювелирно, подкрадываясь к авианосцам. Хорошо, что на стеллажах полный боекомплект, из них крупнокалиберных «японок» десять. Если янки сейчас не отвернут, мы будем стрелять – пошел обратный отсчет!

Не решились. Не слышит акустика канонады, не передан по звукоподводной связи кодовый сигнал. И судя по обстановке на планшете, американцы отворачивают к югу, мористее, уступают нам дорогу. Наверное, и флагами приветствуют, изображают друзей – но я-то знаю, что это не так! Однажды мы им уже поверили, в восьмидесятых. Теперь же лично я им не поверю никогда! И все мы, пришедшие из 2012 года, видевшие распад СССР. И, я надеюсь, Сталин, Берия, Пономаренко, Кузнецов, Василевский, и все, допущенные к «Рассвету», как называется наша тайна в этом времени. То, что они не начали против нас «горячую» войну, war war, как они называют, совершенно не означает их дружбы. Есть еще много других видов войн, в конечном счете столь же убойных. Зачем рисковать и влезать в драку, если можно уничтожить конкурента мирным путем?

И флот отжать – тоже. Как в нашей истории отняли у итальянцев их уцелевшие новые линкоры типа «Венето». Или потребовать на послевоенной мирной конференции «справедливого» раздела флота проигравшей стороны (ну, зачем вам трофеи, янки и британцы, вам после свои корабли некуда будет деть!). Если Де Голль (знаю от Владимирского) активно собачится с нами по поводу взятого в Тулоне битого «Ришелье» – пробовал и на «Страсбург» права предъявить, на что ему ответили: «Что с бою взято, то свято». Где это видано, чтобы захваченное в сражении возвращать? Да, а когда нам из Тулона и Марселя уходить придется, как мы этого «кардинала» с собой потащим, если он с Лиссабона, там торпедами битый, в доке стоит?

Но живите пока. Поскольку приказ был категорический – топить американцев, лишь если они начнут первыми. И никак иначе! Вот только нападением можно считать не одну стрельбу, но и агрессивное сближение на опасную дистанцию. Но обошлось в этот раз.

Дальше происшествий не было. Если не считать прохождения Мессинского пролива, достаточно сложен он в навигационном отношении, да еще при наших размерах – историки считают, что именно это место древние греки называли «между Сциллой и Харибдой», тут течения и водовороты совершенно непредсказуемые, перепад глубин, скалы у берегов и сложный фарватер.

В Специю пришли 4 мая и узнали, что наши за Неаполем встретились с американцами, Кесссельринг капитулировал в Мессине, дуче оказался с ним, а вот Достлер куда-то пропал – и так как у американцев к нему тоже огромный счет, то вряд ли бы скрывать стали. Англичане высадились на Мальте, на Корсике, заняли Балеары, немцы в Гибралтаре капитулировали еще 1 мая. Итого, на Средиземноморском театре война закончена – противника больше нет.

День Победы встретили в Специи. Слушали по радио выступление Верховного. И песню про этот день, который порохом пропах – что, наверное, станет здесь маршем московского парада. На берегу все было живой иллюстрацией советско-итальянской дружбы – и как хорошо, что эти люди, вынесшие на плечах самую страшную войну, еще не знали, что им дальше предстоит! Не будет рая, не будет покоя – лишь короткий праздник, а что дальше будет здесь? Ближневосточный узел, Иран, Индия, Дальний Восток, Африка – не удивлюсь, если по общему числу жертв эта реальность окажется более кровавой, чем та, из которой мы пришли. Но наших будет меньше – а что до прочих, так фашизм с империализмом виноваты!

Тринадцатого мая прибыла из Берлина наша команда «ловцов фюрера». О том, что случилось в Германии, газеты (и наши, и мировые) написали еще в конце апреля, там было фото Гитлера, снятое уже в лубянской тюрьме – вождь германской нации был похож на спившегося бомжа много старше своих лет. Но лишь из разговора со Смоленцевым я узнал, какую роль сыграли там наши товарищи из двадцать первого века. Если мы, экипаж пока единственной в этом времени атомарины, в большинстве своем так и остаемся на своих бессменных постах, то команду спецназа СФ, прикомандированную к нам в 2012 году перед тем походом, война разбросала от Норвегии до Италии. И не будет дальше нам в этом мире покоя. Поговорить не успели – четырнадцатого мая уже вылетели в Рим.

В этой реальности было такое отсутствующее у нас явление, как война нацистов с католической церковью. То ли попы и впрямь имели контакты с заговорщиками, кто хотели бы под занавес скинуть фюрера, почистить фасад, то ли у Адольфа паранойя разыгралась – только он не придумал ничего лучше, чем объявить Ватикан виновным во всех своих бедах. И горел Папский дворец, расстрелянный «тиграми» и взятый штурмом войсками СС, и сам папа, пустившись в бега, был пойман наконец гестаповцами и брошен в концлагерь на острове Санто-Стефания – откуда вытаскивали его уже мы, наш «Воронеж» с особой десантной группой. В нашей истории его святейшество Пий XII не испытывал теплых чувств к СССР – но здесь он куда больше ненавидел тех, кто едва не отправил его лично в рай. В итоге Гитлер оказался проклят одновременно православным патриархом и римским папой. И вообще, Италия, оказывается, и в нашей истории имела все шансы стать социалистической – тут была очень сильная компартия, имеющая, в отличие от французов, общенациональный авторитет, и многочисленные партизанские отряды, в которых также были в почете коммунисты. Но там в Италию вошли англо-американцы и не сложилось – здесь же Советская армия вышла к итальянской границе еще в декабре сорок третьего, и почти сразу началась заброска к итальянцам групп нашего осназа с использованием богатого опыта советских партизан – организаторы отрядов, инструкторы, большие партии оружия. И когда немцы, оккупировав Италию в январе сорок четвертого, начали кровавый террор – ответом им был пожар партизанской войны; в отличие от «лондонцев», советские сражались с нацистами реально и успешно, как умели это делать лучшие кадры наших партизан, с освобождением советской территории перешедших в осназ. Те, кто начинал еще у Федорова и Ковпака, принесли опыт и организацию, а итальянцы – массу и энтузиазм. И когда в феврале началось наше наступление – Красные Гарибальдийские бригады (полнокровного армейского штата, в тысячи бойцов) ударили по немецким тылам, весь север Италии вспыхнул восстанием, к тому же еще и поддержанным Церковью. Теперь же Красные бригады переименованы в Корпус народных карабинеров, отлично вооруженных, на легкой бронетехнике. Ну, а папа не забыл обещания наградить всех причастных – и к собственному спасению, а теперь еще и к поимке «Адольфа Гитлера, отродья дьявола на земле». Впрочем, папа – политик изрядный, по должности положено, и нашу силу учитывать обязан – а потому явно намерен дружить и в чем-то даже нашу славу использовать, как он в освобожденный Рим торжественно вернулся именно 9 мая, с праздником и салютом. Что ж, не разочаруем Святой престол – если это и в интересах СССР!

Дворцы и Сады Ватикана впечатляли, даже со следами недавних боев – я видел тысячи людей, работавших на их восстановлении, как нам сказали, бесплатно, лишь за еду, почитая это за честь. Пышность католического богослужения не уступает православному, и был украшенный зал, толпа римских попов и мы в парадных мундирах (тем, кто их прежде не имел, по такому случаю доставленных самолетом из Москвы). Сам папа вручал нам, каждому, орден Святого Сильвестра – бело-золотой восьмиконечный крест на красно-черной ленте. За спасение его святейшества из немецкой тюрьмы на острове Санто-Стефания и за поимку Адольфа Гитлера, преданного анафеме Церковью. Статус ордена «За заслуги перед Церковью» разрешал награждение и католиков, и людей другой веры. Награжденные им по праву могут именоваться рыцарем – «кавальери». Это что ж выходит, я итальянское дворянство получил? А те, кто, как Смоленцев, участвовали и в спасении папы, и в поимке фюрера, удостаивались более высокой степени ордена: не «кавалер», а «командор», с лентой на шее.

И – прямо итальянский сериал! Слышал я, что у итальянцев девушки – полноценные бойцы, и в Специи видел, кто у Смоленцева в адъютантах ходит. Но лишь пока летели в Рим, узнал историю во всех подробностях.

Автор этой песни в нашей истории так и остался неизвестным. Здесь же итальянцы поют ее в переводе с русского – считая, что ее сочинил Смоленцев и посвятил своей девчонке-партизанке. Песня стала неофициальным гимном и маршем сначала Третьей Гарибальдийской, а после и всех Красных бригад; ну, а девушка Лючия – вроде символа и талисмана.

– Она старалась соответствовать, – сказал мне Брюс-Смоленцев, – я лишь шефство над ней взял.

– И бегством от нее спасался, когда она тебе орала «кобелино», – хохотнул Кравченко, минер. – Огонь, а не девчонка, не пожалеешь! Знаешь, что итальянцы больше всего боятся? Гнева своих жен. Ох, и попал же ты, капитан! А может, оно и к лучшему? По молодости, конечно, перебеситься можно – только после у настоящего мужика должен дом быть, и чтобы ждали там. А у католичек развод считается позором – «что Богом соединено, то лишь он и разделить может».

Кравченко явно что-то знал. Потому что для него, похоже, не стало неожиданностью оглашение мнения свыше:

– Ради укрепления дружбы между СССР и Италией, советское правительство положительно отнесется к браку между вами, товарищ Смоленцев, и Лючией Винченцо, при условии принятия ею советского гражданства. Сам товарищ Сталин, узнав, посмеялся и дал «добро».

Брюс выглядел совершенно ошалелым. А после, как мне рассказывали, всячески пытался узнать, а как до Сталина дошло? Наши все лишь разводили руками. Кравченко вспомнил, что Лючия как истинная католичка на исповедь ходила к отцу Серджио, «кардиналу» Гарибальдийских бригад, а один раз даже к самому папе, когда тот после своего спасения еще в Специи был. Неужели сам Пий Двенадцатый запомнил, он же как раз после в Москву летал, на переговоры с Верховным?

Так и стал наш Герой Советского Союза капитан Юрий Смоленцев единственным из советских граждан, кого венчал сам папа и в соборе Святого Петра! Хотя в войну, в форс-мажоре, бывало и не такое. Но чтобы за полдня все организовать – и если наш Брюс действительно не знал, представляю разговор. С нашей стороны ЧВС Мехлис, комфлота Владимирский (мы флоту, а не армии были подчинены): «Товарищ Смоленцев, решайте быстрее, у вас дела сердечные, а нам организовывать. Товарищей по месту службы отправлять, или задержитесь все еще на день? И что ответить папе?»

А когда много позже я рассказал своей Анне Петровне, то она, комсомолка, спортсменка и стопроцентно советский человек, первым делом спросила:

– Утром награждение и тот разговор, а вечером венчание? А какое у Лючии платье было? И как она его достала так быстро, для такой церемонии?

– Вероятно, волею Божьей. Если уж сам папа был за.

Хотя, наверное, это была задача – при склонности итальянцев к помпезности! При том, что полевая форма у них вполне на уровне: как вспомню Марио, брата Лючии, среди гостей, в парадном мундире всего лишь капрала Народных карабинеров – да рядом со мной он за генералиссимуса сойдет! И другие братья-гарибальдийцы по такому случаю были наряжены, как петухи – наши советские на их фоне выглядели скромно.

– Русские, вы не понимаете! Парадный мундир нужен не для боя, а чтобы внушить народу почет и уважение к военной службе!

Ну, не знаю. Мне ближе, что «истинное золото редко блестит». Да и хлопотно – сколько времени нужно, весь этот блеск чистить? Зато, что показательно, по-боевому гарибальдийцы вооружаются нашими АК, а ездят на советских БТР-40. Я удивился, когда еще в Специи увидел на капоте газовскую эмблему. Оказывается, ГАЗ-51 был и в нашей истории спроектирован и готов к серии еще перед войной – ну, а здесь, когда бомбежки лета сорок третьего не было, и положение на фронте лучше, потери техники меньше, уже с февраля делают и сам «газон», и его полноприводную версию ГАЗ-63, и бронетранспортер БТР-40, уже поступающий в войска. И гарибальдийцам надо же на итальянских товарищей впечатление произвести? И не только на них – поскольку вся папская гвардия геройски полегла при штурме немцами Ватикана, то охрану папы сейчас несут тоже Красные бригады, временно – ну, а дальше посмотрим!

А тогда был свадебный обряд и поздравление, и обед, перешедший в ужин. И следующий день, выделенный для отдыха и осмотра Рима – без Смоленцева с Лючией, они были заняты ясно чем. Слышал, что еще в феврале, до немцев, тут все было совсем как без войны – теперь же некоторые кварталы напоминали иллюстрации к Сталинградской битве, но жизнь кипела, итальянцы воистину неунывающий народ. Работали магазинчики и кафе, ходили автобусы. И так же, как в Папском дворце, кипела работа, люди стремились устранить следы разрушений. Это были исключительно итальянцы – «гастарбайтеров»-пленных, привычных глазу в Северодвинске, я не видел ни одного.

– Итальянцы немцев в плен не берут, – сказал Кравченко, – даже тех, кто РККА сдался, здесь выпускать нельзя, убьют. А своих, чернорубашечников, тем более – их тут не меньше, чем эсэсовцев, ненавидят. Не то чтобы все тут религиозные фанатики, но папа сказал, и все!

Тоже интересно – вот не замечал я за итальянцами особой религиозности в повседневном общении. И к советским «безбожникам» относятся нормально. Но тот, кого в массе признали «на темной стороне», для них не человек вовсе, как бы для нас был маньяк или пидорас – вне любого закона, писаного или нравственного. И родственные связи очень сильны, семьи большие – так что когда немцы пытались усмирить восстание террором, это было как тушить пожар бензином, за каждого расстрелянного получали десятки кровных непримиримых врагов. А в целом потомки римлян мне показались хорошим, добрым народом – надеюсь, в этой реальности они будут по-настоящему верными друзьями СССР.

Вот так и повидал я Вечный город – и вряд ли еще сюда попаду. Девятнадцатого мая снова в Специю, готовимся к переходу на Север. Скоро Анну Петровну увижу. А пока закрутили заботы дальней походовой готовности. Сирый тревожится – ему показалось, что в первом реакторном повышенная влажность, а это очень серьезно, еще не утечка из контура (тогда бы радиационный фон был за пределами нормы), но «звоночек».

Война завершилась? Только начинается! Пусть это будет пока что другая война – не бомб, а торговли, дипломатии, санкций и подрывной деятельности, пропаганды и идей. В этой истории мы будем к ней готовы – причем не только обороняться, сидя за железным занавесом, но и активно наступать.

А советский атомный флот позаботится, чтобы у проклятых капиталистов не возникло соблазна пойти по наикратчайшему – военному пути.

Американская мечта – не миф, а великая американская Идея!

Вы считаете сказкой – как трудолюбивый чистильщик обуви стал миллионером? Но если в США нет наследственной аристократии, то кто тогда основал фамилии Рокфеллеров, Морганов, Дюпонов? На самом деле подняться с низа на самый верх можно, вероятность не нулевая, вот только равна она одной стомиллионной, но все же не нулю! И само собой, от тех, кто решил взойти высоко, требуются совершенно особые качества – как умение и готовность толкаться локтями, идти по головам. Это глупые русские пытаются построить всеобщее счастье – на самом же деле очевидно, что места у пирога хватит не на всех и бежать одному куда легче, чем толпой. Главное же, именно этот маленький шанс, как морковка перед мордой осла, является для американцев стимулом хорошо исполнять свою работу. «Пять лет я мыл посуду, затем мне доверили разносить блюда, и вот теперь я – менеджер!» В конце концов, чем это хуже, чем «свобода, равенство, братство», или «за Родину, за Сталина»?

Каждый солдат мечтает о маршальском жезле? Но простой американский парень из Филадельфии, двадцати трех лет, мечтал не о военной карьере, а что когда-нибудь напишет свою симфонию. Он был очень мирным человеком, но плохой парень Гитлер вместе с японцами захотел захватить мир, и надо было спасать свободу и демократию. И оказалось, что тонкий музыкальный слух востребован не только для оркестра!

Не верьте, что море безмолвно. Новичкам в учебном центре дают слушать самые разнообразные записи, полученные в естественных условиях. Голоса китов, дельфинов и самых разнообразных рыб. Сейсмические явления, отзвуки далеких штормов. Есть даже особые записи, «неизвестные звуки», которые так и не удалось идентифицировать – но акустик должен знать, что в море может встретиться и такое. И конечно, больше всего шумы винтов кораблей – разных классов, от портового буксира до линкора, на разном удалении, в разных ракурсах (шум от одного и того же корабля при его удалении или приближении различен, чуть меняется тон). Также шумы винтов и механизмов торпед, парогазовых и электрических, разных образцов, и взрывы всевозможных боеприпасов. И учтите еще, что температура и соленость воды тоже оказывают влияние на звук, хоть и небольшое. И опытный акустик должен уметь все это помнить и суметь уловить нужный сигнал среди множества посторонних шумов – к которым, например, относятся винты и машины собственного корабля или соседних в ордере. И еще не было никаких компьютеров, несущих вахту без устали, безошибочно, ничего не забывая, мгновенно выделяя нужный звук из всех шумов – акустик мог надеяться лишь на свой слух, опыт и память. А потому во время этой Великой войны акустиков старались брать из музыкантов. Причем флегматиков – попробуйте часами, не отвлекаясь, слушать звуки окружающего пространства?

Именно таким был тот, кто нес сейчас вахту на акустическом посту эсминца. Было жалко, что война завершается, немцы уже капитулировали, или готовы это сделать – говорят, русские уже взяли Берлин и захватили в плен фюрера. А германских подлодок в Средиземном море нет совсем – Испания вышла из войны, в Африке наши парни в Тунисе встретились с англичанами, и остров Мальорка занят уже британским десантом – ну, может быть, болтается где-то еще одна или две субмарины, думая, кому и когда сдаться? Но оказалось, что цель похода – не только десант на Сицилию.

– Вы должны ее услышать. И записать. И больше не предпринимать ничего! Не стрелять ни в коем случае – добытые вами сведения куда важнее.

Неслыханное дело – главную роль должны были играть эсминцы! А «Нью-Джерси» и «Висконсин» лишь их поддерживали и прикрывали! И на борт приняли дополнительное оборудование – в акустической рубке сейчас было тесно из-за громоздкого аппарата записи звука на магнитную проволоку, обслуживаемого специально приставленным матросом. И рассказывали, что особая команда ученых должна провести еще какие-то радиоизмерения и взять пробы воды – это еще зачем?

Миссия дружеская и, можно сказать, спортивная. Русские построили суперподлодку, которую, как они заявляют, нельзя обнаружить. Покажем, что для флота США невозможного нет! И повторю еще раз – категорически без стрельбы, мы же пока союзники, окей? Сыграем роль того парня из «Лайф», который три дня сидел перед логовом горного льва, чтобы сделать фотоснимок! Но этот «снимок», что вы сделаете, будет стоить миллионы!

Что ж, поиграем в шерифа и гангстеров! Эсминцы растянулись в линию с интервалом меньше, чем дальность уверенного обнаружения гидролокатором – этот прием называется «гребенка», субмарина не может проскользнуть через нее незамеченной! Нас не интересуют макаронники, удачно ограбившие других таких же макаронников в Таранто. Нам нужно лишь то, что внизу. Эсминцы идеально выдержанной шеренгой накатываются на итальянцев, на головном «чезаре» повернулись орудийные башни на нас – плевать, вот за этим большие громилы «Висконсин» с «Джерси» и нужны, должны же римляне понимать истинное соотношение сил и что будет конкретно с ними, вздумай они стрелять? Хотя в другое время и в другом месте – ну что такое итальянский флот? Еще больший анекдот, чем итальянская армия! Правда, в прошлом году в Индийском океане им повезло – три новейших «венето» против старого «Рамилиеза», сейчас же их четыре старых против двух «Нью-Джерси», и это еще не считая палубной авиации! Но загнанная в угол крыса бросится и на тигра – сумели ведь те же макаронники у Гибралтара, погибая, захватить с собой «Алабаму». Сейчас им такой возможности не дадут – дальнобойность, мощь и меткость американских и итальянских пушек просто несравнима, так что для потомков римлян это будет смерть, однозначно – вот только и русские тогда не останутся в стороне! И дипломаты, может, и отпишутся, согласятся считать «досадным инцидентом» – вот только мы реально можем за русский легкий крейсер и четыре эсминца потерять десяток своих кораблей, включая оба линкора, и еще неизвестно, удастся ли авианосцам уйти! А «Нью-Джерси», как и «Хорнет», нам будут нужны на Тихом океане – так что категорический приказ не стрелять, даже если вас будут топить. Ради успеха операции можно даже записать один-два эсминца в «допустимые потери» – припомним за них потом.

Дистанция три мили. С палубы итальянцы уже хорошо видны невооруженным глазом. Что делать дальше? Прорезать свой строй макаронники точно не позволят, да это и без стрельбы опасно, угроза столкновений. Еще чуть-чуть, и надо поворачивать. Жаль, не получилось. Неужели сверхлодка и в самом деле невидима – или ее тут просто нет?

– Й-е-ес! Я его слышу! Есть контакт!

Акустик помнил о своем шансе. И он действительно был очень хорошим мастером – уловив на пределе слышимости сквозь шум десятков винтов еще один сигнал. И пеленг на него не совпал ни с одной из видимых целей! Включился магнитофон, проволока быстро уползала в приемник – позже, в Норфолке, эту запись будут тщательно исследовать эксперты. Сигнал был чрезвычайно слабый, и лишь очень хороший музыкант мог бы разобрать эту ноту в симфонии двух сближающихся эскадр. Но он был, принимался устойчиво – и вдруг исчез.

– Предположительная скорость цели?

Акустик отрицательно покачал головой. По скорости изменения пеленга можно примерно оценить скорость хода объекта – зная дистанцию, которая рассчитывается, исходя из уровня сигнала. Но для того надо уже знать, как слышен данный объект на различном расстоянии – а вот это как раз и представляло загадку.

– Локатор, в активный, по пеленгу!

Это тоже было наработанной тактикой. Дело в том, что работа локатора слышна на гораздо большей дистанции, чем мы сами можем обнаружить цель. Опытный и умелый противник может уклониться – тем более если этот русский и впрямь развивает под водой сорок узлов! – но если мы лишь слушаем, точно определив направление, и вдруг включаем локатор максимальной мощностью и узким лучом?

– Нет сигнала, нет… Есть!

Сигнал был очень странный, совершенно не похожий на четкий отзвук от металлического корпуса – скорее, как от движущегося в толще воды куска морского дна. И уровень был чрезвычайно низок. А главное, шла совершенно необъяснимая погрешность по дистанции, от двадцати двух кабельтовых до тридцати четырех! Тогда скорость объекта могла быть оценена от шестнадцати до тридцати пяти узлов! Сигнал смещался влево, слабел, слабел… пропал!

– Передать на флагман, мы закончили! – сказал командир. – И, черт возьми, хватит дразнить медведя.

На крейсере «Рено», флагмане дивизиона эсминцев, ситуацию отлично понимали, так что приказ на отход пришел быстро. Операция «Фотоохота», как назвал ее штаб, была завершена успешно. И в отличие от «Хаски», она так и не вошла ни в один военно-исторический труд – хотя имела, по указанию штаба, более высокий приоритет, чем десант на Сицилию. Экипажам кораблей было приказано молчать – а парень из Филадельфии заслуженно получил следующее звание и запись в личное дело.

А пуму, попавшую на обложку «Лайфа», очень скоро застрелили. Это ведь было просто сделать – когда знаешь, где искать добычу.

Девятого мая 1944 года в Штутгарте была подписана безоговорочная капитуляция Германии.

Текст и условия ее в общем повторяли бывшее в нашей истории. Прекращение военных действий, разоружение, сдача в исправности техники и имущества, все немецкие самолеты должны были оставаться на земле, а корабли и подлодки следовать в ближайший союзный порт, подняв белый флаг, причем лодки – только в надводном положении. Учреждалась Союзная контрольная комиссия, которой были подчинены Наблюдательные миссии, как стационарные, так и выездные, для контроля за соблюдением оккупационного режима. Дальнейшая судьба Германии должна решаться на «авторитетной международной конференции, которая соберется так скоро, как великие державы СССР, США, Англия сочтут возможным». От СССР подписал Жуков, от американцев Паттон, от Британии Теддер. Присутствовали и другие, как, например, от наших Василевский, знающий тайну «Рассвета», и я как представитель ВМФ СССР.

Зато от Франции прибыло сразу двое – Де Голль и Де Тассиньи. И были очень удивлены и обижены, когда Василевский их спросил – а в каком, собственно, качестве приехали?

– Чтобы под документом о немецкой капитуляции стояла подпись и представителей французской державы!

– Очень сожалею, но юридически Франция сейчас полноценный член Еврорейха и союзник гитлеровской Германии. Или вы можете показать мне документ, официально отменяющий акт маршала Петена от 30 декабря 1942 года?

– Мне странно слышать от вас это! – Де Голль выпятился, как петух. – Вам ли не знать, что Сражающаяся Франция, которую я представляю, никогда не признавала этого самозванца!

– Простите, но разве это делает вас легитимным правительством французского государства? Тогда и товарищ Роммель, подписывающий сейчас этот Акт в качестве военного министра Германии, должен будет одновременно подписать этот же документ как одна из сторон-победителей? Поскольку как глава Сражающейся Германии находится в таком же статусе, что и вы.

– Вы смеете равнять с нами гитлеровского генерала, убийцу, преступника?! После того, как ваш Сталин мне обещал… Вы обманули меня и Францию! Или вам не известно о жертвах, которые понес французский народ под немецкой оккупацией?

– Ну, генерал, не вам говорить о жертвах. Тогда и мы можем вспомнить, сколько мирных жителей убили в СССР французские добровольцы ваффен СС. И можно потише, а то у журналистов с фотографами нездоровый ажиотаж. А насчет обещаний, так товарищ Сталин велел вам передать неофициально и не для печати: где Париж, который вы обещали взять первым?

– Хотите сказать, горе неудачникам? Как любят повторять британцы. То есть Франция, подвергшаяся германской агрессии на год раньше вас, за свои страдания не получит даже морального удовлетворения?

– А за что Франция должна получить удовлетворение, если всю работу за вас сделали мы? – бесцеремонно спросил подошедший Паттон. – И если вы Еврорейх, то вам сначала надо самим капитуляцию подписать. Вот только кто этим займется? Петен мертв, все остальные разбежались. Юридически сейчас вся ваша Франция – это бесхозное имущество, где никакой признанной власти нет. Кроме нашей военной администрации, конечно.

– Может быть, наши французские гости возьмут на себя труд подписать капитуляцию за месье Петена, – заметил Теддер, также привлеченный спором. – Очень жаль, что сей почтенный старец не вынес ареста гестапо и заключения. Однако кто-то должен приказать сложить оружие французским частям Еврорейха – что, нет уже таких, дезертировали все? Бедная Франция, как ей не везет с защитниками! Да, месье, напомните мне хотя бы одну победу французской армии в этой войне? Что, Гибралтар, Суэц – ну вы бы еще Днепр вспомнили, где еще храбрым французам приходилось служить немецким пушечным мясом!

Французам ничего не осталось, кроме как удалиться в ряды зрителей. Де Голль что-то бормотал под нос – наверное, ругательства. В этой реальности СССР не собирался ни пускать чужие войска в Берлин (Сталин прочел, к чему это приведет), ни уступать территорию под зоны оккупации – если им охота, пусть делят Пфальц (меньше пяти процентов от всей собственно германской территории) на троих. Или на двоих – с чего еще янки и британец выступили с нами единым фронтом? Так что Франции здесь попасть в державы-победительницы совершенно не светило.

После подписания Акта о капитуляции как-то буднично прошло принятие и подписание Второго Штутгартского протокола (вышеназванный Акт также именуется Первым). Этот Протокол определял основы гражданского порядка, который должен быть налажен на освобожденных территориях немедленно, не дожидаясь обещанной «всемирной конференции». А до нее – нам немцев из своих полевых кухонь кормить?

Пункт первый – юридический роспуск Европейского Рейхсоюза (официальное название Еврорейха). Подписали Роммель, от Франции Де Голль (не зря все же приехал) и монархи (или их представители) Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии, Люксембурга. Второй же пункт определял: «на освобожденных территориях гражданская власть должна быть передана тем политическим силам, которые пользуются наибольшим авторитетом на территории данной страны и имеют реальную возможность обеспечить должный порядок и спокойствие», и эта временная власть признается всеми державами-гарантами до принятия иного решения «авторитетной мирной конференцией», которая должна быть созвана «так скоро, как позволит политическая целесообразность и военная обстановка». Власть военная до вывода с территорий войск держав (опять же, когда будет «целесообразность и обстановка») принадлежит военной администрации этих держав – но для поддержания вышеназванного порядка и спокойствия, любая из держав имеет право разрешить местные полицейские формирования, «какие сочтет нужным» (с категорическим условием – из местных жителей, так что фиг вам, а не «Несбывшееся», все немцы за пределами собственно Германии должны быть разоружены). Юридически безупречно – и наши интересы соблюдены: а вот не можем мы считать, к примеру, польскую АК «наиболее авторитетной силой»! И будучи в своем записанном праве, не дозволим иметь вооруженные формирования, а без них какой может быть порядок?

Так что фактически Второй протокол узаконивал в Германии временное правительство Герделера-Штрелина-Роммеля. Как и народную Италию, а также Румынию, Венгрию, Болгарию, остатки Польши и Чехию со Словакией. Труднее было с бывшей Югославией, где еще предстояло решить, кто где «наиболее авторитетен», а тем более «способен реально поддерживать порядок» – судя по сводкам, стреляли там вовсю и друг в друга, и в наших, и в болгар. И с Грецией, где «наши» из ЭЛАС (не чистые коммунисты, а скорее народный фронт) готовы были насмерть сцепиться с правыми из ЭДЕС («проангличане») и ЭККА (а вот это бывшие коллаборанты с нацистским оттенком, однако успели под конец сориентироваться, что с рейхом не по пути и они тоже Сопротивление). В иной реальности все кончилось гражданской войной, и «наших» разбили с помощью английских войск – и отрубленные головы командующего ЭЛАС Ариса и его адъютанта выставили на всеобщее обозрение (озверели, сволочи). Здесь же в Греции Советская армия, и своих мы в обиду не дадим… вот только бы Афгана не получить, британское влияние и связи в Элладе очень сильны, и, как бы в этом времени сказали, «сознательного пролетариата» мало, в массе же мелкая буржуазия, торговцы, судовладельцы, рыбаки. А еще территориальный спор из-за отобранного болгарами Александруполиса с куском побережья (выход в Эгейское море!) откуда братушки уходить не собираются. Нам что – снова турок трясти, грекам в компенсацию потерь?

Ну, и Северная Норвегия – это случай особый! Поскольку король, успевший в сороковом удрать в Англию, никакого отношения к оккупационному режиму не имеет и уже требует от нас вернуть и Нарвик, и Финнмарк, и Шпицберген. Что крайне невыгодно для СССР с точки зрения базирования флота. Однако, судя по тому, что, по моей информации, наши в Нарвике обустраивались капитально, явно не собираясь уходить, можно ожидать, что какое-нибудь «самоопределение саамского народа» придумают. Да и вообще в Протоколе обговорено – пока конференция не решит иное, границы не изменяются, то есть все остаются там, где сейчас стоят. А уж после будем решать проблемы, по мере поступления!

Впрочем, и союзники не возражали. Поскольку те же положения Протокола позволяли им определиться с властью во Франции (интересно, кто?), легализовать банды Хейса в Испании и югоитальянский режим (чуть только наши до Неаполя не дошли!). И кстати, в нашей реальности даже в 2012 году во Франции в составе полиции были так называемые «роты республиканской безопасности» – аналога в других государствах нет, – изначально же это были отряды Сопротивления, привлеченные к поддержанию порядка на территории декретом от декабря сорок четвертого и окончательно зафиксированные в составе сил правопорядка законом в сорок седьмом году. Ну, тогда что вы против Сражающейся Германии имеете? Пока еще не фольксармее, но подобие жандармерии, без тяжелой техники и артиллерии, сданных на наши склады… ну так раздать обратно недолго, если сочтем нужным! А вместо полиции (распущенной, поскольку тоже была включена в РСХА) учреждалась «народная милиция», куда герр Штрелин организованно, целыми подразделениями, переводил бывших шуцманов и сыскарей (кто не запятнал себя преступлениями на службе нацистскому режиму).

Германский генштаб (ОКХ) оказался в подавляющем большинстве состоящим из реалистов, признавших существующее положение дел. Из главкомов групп армий трое – Райнгард, Хейнрици, Фриснер – однозначно поддержали Роммеля. Титаническую работу провел Лис пустыни со своим штабом, беря под контроль остатки вермахта – и всего за неделю, предшествующую капитуляции! Быть ему по праву первым командующим фольксармее ГДР. Шернер мог быть резко против, но повезло же ему угодить под танки Паттона (хоть какая-то и от американцев польза), а часть его войск (парашютисты Штудента) подчинились Роммелю. Кессельринг на Сицилии уже сдался американцам – но даже если бы этого не случилось, в силу отрезанности от Германии не мог бы ничем помешать. Даже войска СС, по примеру Зеппа Дитриха, предпочитали воспользоваться шансом идти в плен на общих основаниях вместо прежде обещанного им коллективного повешения или расстрела. Не говоря уже о том, что дезертирство было массовым – все, кому было куда бежать, спешили исчезнуть, побросав оружие и скинув мундиры. Люфтваффе также капитулировало без проблем, хотя перелеты на запад к союзникам с германской территории случались. А вот с флотом было не все так просто.

Что с бою взято, то свято – и не может быть отдано. Такой ответ был дан англо-американцам на их требование подвергнуть разделу весь германский флот, военный и торговый – включая сюда и то, что было захвачено Советской армией до дня общей капитуляции рейха, в немецких портах, включая военно-морские базы Киль, Флегсбург, Вильгельмсхавен. Причем наглость союзников доходила до того, что они требовали включить в общий список «Шеер» (уже больше года носящий славное имя «Диксон») и подводные лодки «так называемой Свободной Германии», действующие в составе СФ! А чего стоили британские претензии на эсминцы и подлодки, находящиеся в постройке в Бремене – и являющиеся, по заявлению советской стороны, «неотъемлемой частью имущества судостроительной верфи»!

Это и было самым ценным в боевом отношении из доставшихся СССР трофеев – около тридцати подводных лодок «тип XXI» в различной степени готовности, а также большое количество корпусных секций и оборудования. Следует отметить также новейшие эсминцы Z-36 и Z-43, поднявшие флаг уже в этом году, Z-44, стоящий у достроечной стенки, Z-45, только что спущенный на воду. Гораздо меньшую ценность представлял крейсер «Эмден», уже устаревший – в строю с 1926 года. А вот множество вспомогательных судов и плавсредств, как и десантные баржи, торпедные катера и малые тральщики, очень пригодятся нашему сильно поубавившемуся в войну Балтфлоту. Союзникам же достались крейсера «Лейпциг» и «Кельн», с десяток эсминцев и миноносцев, в том числе один совсем новый «нарвик» Z-39, большое число тральщиков голландской постройки и практически все подводные лодки трех действующих флотилий (Арктическая в Бергене, Атлантическая в Сен-Назере и Лориане, Средиземноморская на Балеарах).

– Как видите, судьба уже все сделала за нас. Разделив корабли примерно поровну. Хотя по мирному времени тральщики нам нужнее, чем крейсер – как Балтику от мин чистить будем?

– Вы, русские, все-таки не цивилизованный народ! Разве можно решать споры по правилам Дикого Запада – кто первым схватил, тот и владеет?

– Как умеем, господа. И разве не вы в Европе придумали «гевер», право силы – официально включаемое в клятвы и договоры?

И была рутинная, техническая работа. Сформировать конкретные группы для контроля за германским разоружением. Определить места содержания пленных и складирования имущества, обеспечить их всем необходимым для работы. Наладить подробный учет и контроль – чтобы по завершении сверить общий реестр, представленный немцами, с суммарным списком от всех трех держав-победительниц; тогда лишь подписывался окончательный акт, и процесс капитуляции считался оконченным. Касаемо же флота Германии и ее союзников, СССР брал на себя собственно германское побережье Балтики и Северного моря, а также южную часть Дании с прилегающими островами (что успели занять советские войска). Британцы контролировали атлантическое побережье Франции (немецкие гарнизоны в «морских крепостях» Сен-Назер и Лориан), Голландию, Бельгию, север Дании, Норвегию (за исключением ее части севернее Тронхейма, занятой Советской армией), а также африканский берег Средиземноморья к востоку от Туниса. Американцам достался южный берег Франции, Корсика и побережье Африки (Марокко и Алжир). Причем британцы успели наложить руку на французскую эскадру в Бизерте, объясняя тем, что контр-адмирал Мальгузу (срочно повышенный в чине Де Голлем) не удосужился вовремя заявить о своей принадлежности к Сражающейся Франции. В наших же портах союзники желали удостовериться, что корабли, захваченные нами до 9 мая, действительно включены в состав советского флота (под нашим флагом, с нашими экипажами), а также требовали от нас объяснений по поводу неразоруженных соединений кригсмарине – пришлось продемонстрировать им отряды траления в Кенигсберге, Висмаре, Ростоке, Штральзунде, штатного состава, с немецкими командами, и разъяснить, что ограниченное количество боезапаса требуется германским товарищам для расстрела плавающих мин. С другой стороны, и СССР заявил протест, что «Лейпциг», «Кельн», миноносцы и подводные лодки будто бы стоят в Копенгагене в боеспособном состоянии и с экипажами на борту.

Дания во время войны представляла собой любопытную картину. Во-первых, до осени сорок третьего немецкая оккупация носила почти символический характер, а во внутридатских делах вообще была малозаметна. И как следствие, Дания стала плацдармом британского УСО – именно датчане обеспечивали английскую разведку в Бельгии, Голландии, Северной Германии, совершая легальные поездки по Еврорейху. Во-вторых, британцы создали здесь совершенно уникальную структуру Сопротивления, когда крайне правые из «Педер Скрам» и коммунисты работали вместе, замыкаясь на Национальный комитет освобождения (созданный в Лондоне, но признанный в Дании всеми антифашистскими силами) под командой представителя УСО Флеминга Мууса. Причем стремление англичан сохранить согласие доходило до того, что особенно упертых просто убивали. В-третьих, практическим результатом этого стал случившийся весной сорок третьего перехват управления всей датской полицией, которая в итоге лишь номинально подчинялась немцам, а фактически же превратилась в филиал УСО. Не случайно же, когда Гитлер втащил Данию в Еврорейх, мобилизацию призывного контингента пришлось осуществлять не местным полицаям, а немецким жандармам! А бегство через пролив в Швецию приняло настолько массовый масштаб, что британцы под руководством Стокгольмской резидентуры УСО сформировали на шведской территории самую настоящую датскую армию в эмиграции (численностью в две полнокровные бригады), которая после объявления капитуляции очень быстро оказалась не просто в Дании, а прямо у дверей командующего немецкими войсками генерала Ханнекена, захватив его в плен вместе со всем штабом и даже приняв у него формальную капитуляцию (датчане! у немецкого генерала! кампания 1940 года наоборот!).

Черт бы их побрал, а ведь наши уже взяли Фленсбург и успешно продвигались на север! И перед ними не было ничего похожего на фронт – одна 328-я пехотная дивизия неполного состава (без одного полка, находящегося на острове Северная Ютландия) всего с двухмесячным сроком обучения. Эти горе-вояки разбегались или спешили поднять руки при одном виде советских танков! Еще были 160-я (остров Зеландия, Копенгаген) и 166-я (остров Фюн) резервные дивизии столь же «обученных и храбрых» вояк и оперативный резерв, 233-я танковая дивизия (матчасть – старые «четверки») и отдельный полицейский полк УНА (суки! вот до кого хотелось бы добраться!). А у нас в Штральзунде и Ростоке уже готовились к броску три гвардейские бригады морской пехоты, те самые, что брали Зеелов – доказать хотели, что они не «речная пехота», как обзывали их иные острословы, а настоящая морская, только случая не представлялось, десант на Борнхольм был легкой разминкой, там и пострелять-то почти не пришлось. Всего лишь суток нам не хватило. Но до Кольдинга дойти успели.

Имел место даже такой героический эпизод, как восстание датского флота! Был он невелик, но и не слишком мал – два броненосца береговой обороны (один, «Нильс Юэль», очень даже ничего, броня и огневая мощь легкого крейсера, только ход подкачал), два современных «прибрежных эсминца», примерно равноценных немецким «тип Т», двенадцать подлодок (четыре относительно новых, постройки конца тридцатых, класса наших «щук»), семь минзагов и шестнадцать тральщиков (не учтены шесть относительно новых миноносцев, конфискованных немцами, и десять совсем старых, едва ли не времен Русско-японской войны). За каким чертом немцам понадобилось пытаться привести флот, до того намертво пришвартованный к пирсам Копенгагена, в боевое состояние, это еще предстояло установить. Но кригс-комиссары с помощью немногих присланных солдат никак не могли удержать корабли под контролем, зато для датчан, даже тех, кто был склонен к коллаборционизму, появился шанс показать, что «мы тоже боролись», так что немцев быстро перебили – и именно грозный датский флот сыграл решающую роль в том, что датская армия УСО так быстро оказалась и в Копенгагене, и на севере Ютландии, и на прочих островах.

Для нас же сей факт представлял интерес в связи с тем, что Борман, как было доподлинно известно, пересек датскую границу (дальше его след терялся), и Гиммлер исчез из Амстердама буквально накануне занятия города англичанами, неизвестно куда (если только УСО не взяло его на службу, что все ж маловероятно), и Мюллер был замечен в последний раз в Гамбурге, и еще несколько фигур рангом пониже тоже пропали где-то в этих краях. И у нас всерьез предполагали, что датско-немецкий флот должен был вывезти всех этих бонз, или кого-то из них, в Швецию. Так что одной из целей нашей миссии в Копенгаген был сбор информации и в этом направлении.

У датчан мобилизовали для нужд Контрольной комиссии «лоцманский крейсер» – так называли здесь крупные катера лоцманской службы, очень мореходные, выдерживающие любую волну, маневренные и достаточно быстрые. Команда была датской, хорошо знающей местные навигационные условия, и еще на борту могло разместиться десятка полтора человек (если очень надо, то и полсотни, но уже как сельди в бочке и без всяких удобств). Обычно кроме меня, двух-трех наших офицеров и нескольких морпехов охраны присутствовали и союзники, а также двое-трое англичан. Капитан нашего катера хорошо выполнял свои обязанности, но с нами держался холодно и подчеркнуто официально – после я узнал, что он из «Принцев». Прочие же члены немногочисленной команды, показалось мне, ни рыба ни мясо – как Олаф Свенссон, он же Олег Свиньин, попавшийся нам на пути когда-то в Норвегии, в сорок втором: «Война войной, а рыбка и тем и этим нужна». Однако же англичане уверяли, что этот экипаж хорошо показал себя в Сопротивлении, перевезя через пролив в Швецию много беглецов.

В этот раз со мной были двое британцев и американец. Коммодор Йэн Монтегю, представитель в СКК от Роял Нэви, был типичным английским флотским офицером, «чьи предки десять поколений служили Королевскому флоту». Когда он пытался завести неофициальный разговор, слушать его мне было неприятно.

– Сэр, ваш язык безупречен для русского морского офицера. Знаю, что в ваших школах принято изучать немецкий – но неужели вы не считаете позорным, что наш, международный язык мореплавателей, зачастую неизвестен очень многим офицерам ВМФ СССР? И это вы фактически создали русский корпус морской пехоты, подняв его почти до уровня Роял Нэви? Бесспорно, в этой войне советский флот добился кое-каких успехов, – но взглянем правде в глаза, все ваши победы не более чем каботаж. Русские – это не морская нация, а континентальная, не имеющая заморских интересов, а оттого и флот для нее роскошь, оттягивающая ресурсы от более важных задач. Вот вы, например, насколько мне известно, сделали карьеру в Амурской флотилии, а в сорок втором попали на Север. Вы, русские, хорошие бойцы и потому можете даже иногда одерживать морские победы – возле своих берегов. Но у вас никогда не было традиции большого мореплавания, а потому Мировой океан всегда будет для вас чужим. Да, вы придумали своего Полярного черта, или как его там – но знаете, по чисто техническим новинкам, еще в прошлом веке французский флот опережал нас, и это обычное дело, когда именно слабейший пытается таким образом обойти фаворита, и что? У французов не было традиций, системы, они не понимали, что морская мощь есть неотъемлемая часть политики и экономики, не говоря уже о войне. Это дано лишь истинно морским державам, таким как империя, раскинувшаяся на полмира – части которой были связаны лишь тысячами миль океана, а не какой-то транссибирской магистралью! И не случайно маленькая, но островная Япония сумела разбить вас на море – для британского флота разгром, подобный Цусиме, невозможен по определению!

Зато второй англичанин был фигурой примечательной. Насквозь штатского вида, в очках – интеллектуал, закончивший Кембридж – и член компартии Великобритании, ветеран испанской войны, кинодокументалист и режиссер, снимавший там очень неплохие фильмы «за республику». И родной брат коммодора – Айвор Монтегю. О том после забыли, но в тридцатые-сороковые «левые» взгляды среди западной элиты были не редкостью (впрочем, и у нас в семнадцатом, Ильич со товарищи ведь не были ни пролетариями от станка, ни крестьянами от сохи). Эта мода быстро сошла на нет после Двадцатого съезда той истории (именно ее осколком был Ким Филби). Замечу лишь, что «коммунист» применительно к этим вовсе не означало «просоветский» – не только у Хейса в Испании были проамериканские коммунисты.

– Мистер Большаков (он упорно обращался ко мне на штатский манер), как вы думаете, это последняя Великая война? Мальчишкой я застал еще ту, прошлую войну, и она казалась адом – помню горе от сотен тысяч смертей и ужас от налетов цеппелинов. Теперь я видел истинный ад – и мне страшно представить, какой будет Третья, если эта тенденция сохранится! Неужели Уэллс окажется прав в своих романах-предвидениях – вместо цивилизации, голая земля, выжженная взрывами атомических бомб, и кучки людей, отброшенные к каменному веку? Когда-то я верил в людской разум, в дипломатию. В Испании же я видел, что бывает, когда люди, вовсе не злодеи изначально, спорят насмерть, каждый за свою правду.

Эту фразу я сначала пропустил мимо ушей. Поскольку не мог считать правыми фашистов. Но в дальнейшем оказалось, что под воюющими за «разную правду» Айвор имеет наших. Испания была уникальна тем, что там, под влиянием анархистов, был поставлен эксперимент прямо по Марксу – вместо единой государственной машины, самоуправление местных мелких коммун и вольное следование их общей цели, «хочу присоединяюсь, хочу – нет»; этого не было в полной мере, но к тому стремились. И сразу выяснилось, что общность интересов существует лишь в идеале – доходило и до разборок со стрельбой, и самых настоящих войнушек, а уж постоянные интриги в стиле «мадридского двора» и долгое открытое обсуждение каждого военного решения довели бы до инфаркта любого вменяемого командующего войсками. А у Франко была настоящая военная машина, показавшая свое полное превосходство – и никогда больше анархизм не будет играть в политике где бы то ни было значимую роль.

– Сейчас, после ужасов этой войны, я надеюсь, народы получат сколько-то лет мира. Но я помню, что порядок казался незыблемым и перед той войной – и как наш лорд Чемберлен в тридцать восьмом, вернувшись из Мюнхена, объявил: «Я привез вам мир на долгие годы!» А затем нации будто сходили с ума во взаимном истреблении. И мне страшно заглядывать в будущее – чем дольше будет мирная передышка, тем более разрушительное оружие даст людям развитие науки и техники! В то же время споры между государствами будут всегда – а значит, и соблазн решить их силой. Потому мир должен перестать быть Диким Западом, где правит лишь оружие вместо закона. Должна быть всемирная власть – которой подчинятся все. Потому что, в отличие от прежней, беззубой Лиги Наций, лишь эта власть должна располагать вооруженной силой – отдельным же странам будут дозволена лишь полиция, для поддержания внутреннего порядка. По образу и подобию принятого Штутгардским протоколом.

Я лишь пожал плечами. Если державы договорятся о всеобщем разоружении. Вряд ли бы англичанин понял нашу поговорку «когда рак на горе свистнет».

– Есть реальный путь это обеспечить, – сказал Айвор Монтегю. – Вот вы, мистер Большаков, были на севере? Знаю, что вам удалось построить подлодку, далеко превосходящую любую субмарину даже британского флота. Что, если будет объявлено, что все военные усовершенствования отныне являются монополией будущей Всемирной Организации, ее вооруженных сил? Думаю, что это будет принято всеми державами, хотя бы чтобы избежать дорогостоящих трат на разработку все новых и новых вооружений. И тогда накопленные горы смертоносного железа быстро станут бесполезны, как были бы сейчас копья и кремневые ружья, и все стороны сами бы упразднили свои армии, тяжелым бременем ложащиеся на казну.

– И между кем вы представляете завтра войну? – спросил я. – Между США и Англией? Или кем-то из них и СССР?

– Между кем угодно, – ответил Айвор. – Всего десять лет назад Германия казалась выбывшей из числа мировых игроков. А кто еще полвека назад мог ожидать, что туда войдет Япония? Сто лет назад США казались мировой провинцией. А вы, русские, простите, непредсказуемы вообще. Если мы строим цивилизацию, а не Дикий Запад, то противно природе ходить обвешавшись оружием – оно должно быть лишь у полисмена. И согласитесь, что любой стране выгоднее не наращивать военную мощь, а встроиться в международную систему общей безопасности. Когда на нарушителя сначала налагаются санкции, затем следует «полицейская» кампания по принуждению агрессора к миру, и наконец, в международном суде разбирается спорный вопрос.

– А судьи кто? – спросил я. – Как вы представляете эту новую Лигу Наций? Кто будет в ней командовать? Если всеобщей демократией, по голосу от каждой страны, включая самые малые – то выйдет забалтывание любого вопроса, как вы заметили по Испании. Если же править будут немногие – выйдет тирания, молчу уже про интриги какого-то двора, где там будет размещаться штаб-квартира вашего Всемирного правительства.

– Возможно, – задумчиво произнес Айвор, – но согласитесь, что даже некоторая несправедливость, если такая и будет, это меньшее зло по сравнению с мировой войной.

– А это уже не мне решать, – отвечаю, изображая недалекого служаку, – а политикам. А я человек военный – получив приказ, исполню, как же иначе?

Третьим представителем союзников на борту был американский офицер связи Жильбер. Это странно, французская фамилия у американца – и полковничьи орлы на погонах, отчего не моряк? Впрочем, и кадровым сухопутным «полканом» он не был, уж строевика любой армии со штатским не спутаешь никак. Еще один шпион? Впрочем, в беседу американец не вмешивался, лишь сидел и слушал, – а взгляд-то у него очень внимательный! Если штатский – значит, не военная разведка, а УСС, предтеча ЦРУ?

Копенгаген впечатлял – прежде всего своей мирной жизнью, тут словно ничего не изменилось за войну. Интересно, и затемнения не было, или уже успели снять? Но нас интересовали не достопримечательности вроде воспетой Андерсеном Круглой башни или бронзовой Русалочки на камне у входа в бухту, а стоящие в порту крейсера кригсмарине, на которых, насколько можно было видеть, несли службу согласно уставу. Также в боеготовом положении находился дивизион траления – но относительно него была договоренность. Немцы сами расчищали море от выставленных ими же мин.

– Да вы не беспокойтесь, эти немцы смирные! – сказал Йен Монтегю. – Видели бы вы датский десант в Копенгаген, зеркальное отражение 9 апреля 1940 года. Как джерри тогда высаживались прямо у Цитадели, где был главный штаб датской армии – на виду у форта Миддельгрун с двенадцатидюймовой батареей и стоящего рядом «Нильса Юэля», не сделавших ни единого выстрела – так и сейчас, разница была лишь, что в Цитадели сидел герр Ханнекен со своим штабом. И немецкие корабли и батареи тоже не стреляли. Так что датчане расплатились с гансами за тот эпизод сполна и той же монетой!

Еще одной целью нашей миссии в Данию, кроме флотских дел, было согласие британского командования выдать СССР пленных бандеровцев из упомянутого «полицейского» полка СС – подобно тому, как в той истории англичане выдали нам Шкуро и Краснова. О политической изнанке этого дела, отчего это союзники оказались столь любезны, я могу лишь догадываться – знаю, что как раз в это время шли переговоры по Испании. А еще британцам надо было наладить отношения со Святым престолом, испорченные после февральских событий в Риме – и папа по просьбе Сталина распустил Украинскую Унию. В итоге, упашники оказались разменной монетой – и пока в Лондоне не поменяли мнение, надо было воспользоваться этой уступкой.

Лагерь пленных находился на острове Сальтхольм. Когда-то тут был чумной карантин, а в девятнадцатом веке построен береговой форт – с устарелыми, но грозными на вид пушками, он сохранился и сейчас, там был датский гарнизон и рота англичан, охранявших лагерь. Швеция была рядом, в четырех милях через пролив Эресунн, – но довольно быстрое течение и холодная вода делали невозможным бегство вплавь, а лодки все были лишь в форте, под контролем, никакого гражданского населения, никаких деревень на острове не было. В моей истории, уже в наше время, тут хотели построить новый аэропорт и мост в Швецию, но затем, чтобы не навредить уникальной фауне острова, переправу соорудили южнее (уже в девяностых, экология тогда была в фаворе), а от аэропорта отказались. Остров был крупнейшим в Европе заповедником диких птиц – гусей, лебедей, уток (промышленное значение – добыча и сбор гагачьего пуха для одежды полярников, летчиков, моряков). Птичек, вынужденных сейчас, в разгар выведения потомства, соседствовать с бандеровцами, было жалко.

Мы увидели пустырь, огороженный проволокой. Не было ни бараков, ни палаток, ни даже тентов от дождя и солнца – а лишь подобие очень мелких нор, вырытых буквально голыми руками. Недавно прошел дождь, и эти углубления были залиты водой, вся территория за колючкой превратилась в болото. Пленные, одетые в грязные лохмотья, сидели и лежали на голой земле, иногда прямо в лужах, как свиньи. Впрочем, формально они числились даже не военнопленными, а «разоруженными силами неприятеля», специально придуманным особым классом заключенных, на который не распространялась Женевская Конвенция, их даже можно было не кормить.

– Скоты, – сказал британский капитан, комендант лагеря, лично нас сопровождавший, – видели бы вы, что происходит, когда мы вываливаем за ворота очистки и объедки с кухни – так и жрут прямо с земли. Зато от жажды страдать не будут: в лужах воды достаточно. Ну, а кто сдохнет, они сами же и закапывают прямо на месте, чтобы не распространял заразу. По мне, все бы вымерли, мир ничего не потеряет. Это хорошо, что вы их всех забираете – парни устали уже вдыхать эту вонь.

Комендант был чисто выбрит, от него пахло одеколоном, но все равно он брезгливо морщил нос. Попробуйте собрать вместе несколько тысяч бомжей – запах будет валить с ног метров за сто. Этих существ за колючкой было, как сказал англичанин, четыре тысячи двести пять, когда их туда загнали, как раз в День Победы, полторы недели назад. Теперь их пересчитают лишь завтра, на выходе из ворот. Разность даст число умерших, закопанных там – а после вырастет трава, и датчане пригонят коров (остров издавна служил пастбищем для скота жителей соседнего острова Амагер). Ну, а я совершенно не правозащитник, чтобы ужасаться судьбе «несчастных узников» – как раз для таких в УК (уже в измененной нами реальности) совсем недавно была введена статья для граждан СССР, с оружием воевавших против нас в составе вражеской армии или иных военизированных формирований (как полицаи, на временно оккупированной территории), «сталинский четвертной», двадцать пять лет без права амнистии. Освобождались лишь те, кто состояли в рядах партизан и подполья, «или иным способом доказали свою верность советской власти». Так что мне совершенно не жаль было этих бывших людей, которые сами сделали выбор предать Родину в такой войне.

– Их надо покормить и напоить, – говорю коменданту, – а то половина перемрет по пути. А это уже собственность СССР, рабочая сила.

– В этот ваш Гулаг? – спросил Йен Монтегю. – Убирать снег в Сибири? Лично я бы на их месте предпочел расстрел, но вы вправе поступить с этими ниггерами, как считаете нужным. Капитан, распорядитесь!

Комендант отдал команду подбежавшему сержанту, и через минуту у ворот началось движение. Первым делом к двум часовым прибавился еще десяток британских солдат, все со «стэнами» наготове. Затем открыли ворота и внутрь втащили, оставили у входа две железные бочки с водой, несколько мешков сухарей и большую кучу отбросов с кухни (все вывалили прямо наземь). Как только солдаты закрыли ворота, собралась толпа. Зрелище было неприглядным, то и дело вспыхивали драки за глоток и за кусок.

– Парни тут развлекались, – сказал капитан, – бросали сухарь, или даже кусок буханки, а после смотрели за схваткой «гладиаторов», и даже ставки делали, кто победит.

Вдруг все стало тихо. Я расслышал прошелестевшее из-за проволоки слово «москали». Мы были в советской форме – я, мой адъютант и охрана, четверо сержантов-морпехов. Пленные замерли, смотря на нас. Британцы вскинули «стэны», а коммодор Монтегю сказал:

– Кажется, нам лучше уйти. Если толпой бросятся на проволоку, могут смять.

Я презрительно махнул рукой. Это стадо – не советские. У них не может быть отваги идущих на смерть. А остров ровный, как стол, нигде не спрятаться, не укрыться.

А они смотрели и вдруг метнулись назад, забыв про еду. Йен Монтегю произнес озабоченно:

– Надо было вам, русские, переодеться или что-то накинуть поверх. Теперь барашки поняли, что их путь лежит на бойню. Когда погоним, могут быть проблемы.

И обернулся к брату – все снял?

– Йес! – Айвор опустил кинокамеру. – Как раз поймал в кадр и этих, и наших парней. Вышло угрожающе.

Наш транспорт, «Арктурус» (бывший немецкий, взятый в исправности в Ростоке, но уже с нашей командой и под советским флагом), уже пришел в Копенгаген – конвойная полурота на борту, трюмы оборудованы под кратковременную перевозку большого числа людей. Перебьются в тесноте, тут и ста миль не будет, меньше полсуток хода! Но датчане, узнав про передачу нам пленных, решили устроить спектакль.

– В Москве вы провели своих пленных по городу. Датская нация тоже желает выглядеть пристойно в глазах мировой общественности и компенсировать «марш датских эсэсовцев», как зовете вы проводы добровольцев на Остфронт в октябре сорок третьего.

И потому, вместо того чтобы сразу грузить пленных небольшими партиями на «Арктурус», было решено выгружаться в Нефтяной гавани, там формировать общую колонну и провести по улицам до Таможенной гавани, где стоял наш транспорт, передача советской стороне должна была состояться уже у трапа. Причем, опять же ради пропаганды, охрану осуществляли даже не британцы, а датчане!

– Сначала на юг, в обход поля Клевенмаркен, затем по проспекту Холмбрасштадт, поворот на Амадженброгэйт, дальше мост, на Торвегэйд, мимо дворца Кристианборг, по проспекту Остерволдгэйд до Цитадели, и вот уже на месте! – говорил мне Йен Монтегю, показывая на карте. – За порядок не беспокойтесь! Вся датская армия и полиция будут здесь, кто не в охране, так зрителями! Желаете тоже взглянуть?

Это была не наша зона ответственности, и зрелище не доставило бы мне никакого удовольствия. Зато среди целей нашей миссии был осмотр немецких кораблей, чем мы и занялись, по моему настоянию, на следующий день. Благо крейсер «Лейпциг» стоял буквально рядом с «Арктурусом» – так что пленные должны были пройти мимо. Как раз и успеем уже к нашей части мероприятия!

По поискам Бормана и прочих – было глупо ждать, что они сами явятся к нам. По нашему запросу англичане представили списки задержанных ими высших германских офицеров и чиновников – партайгеноссе Бормана там не было. Наверняка уже в Швецию сбежал, благо паромы ходили по расписанию, как в мирное время! А чистые документы достать на любое имя для такой фигуры – не проблема.

На «Лейпциге» нас приветствовал командир фрегаттен-капитан Асмус. Экипаж был, как положено, выстроен на палубе. Немцы встречали нас без враждебности, скорее с любопытством, вид имели усталый – и видно было, что крейсер уже не содержится в должном порядке, заметна грязь и даже ржавчина на механизмах. Но, по докладу командира, машины и вооружение были в исправности, боекомплект выгружен, топлива в цистернах треть запаса, а вот продовольствие на исходе, «поскольку принималось с берега еще до капитуляции». Экипаж находился на борту, формально считаясь под арестом, выйти с корабля было нельзя, у единственного трапа стоял британский пост, сержант и двое солдат. И это было скорее исключением из правил – в немецком флоте принято, в отличие от нашего, где «корабль – дом», что до эсминцев включительно при стоянке в базе моряки живут в береговых казармах, оставляя на борту лишь дежурную вахту. Здесь так и было с Z-39 и меньшими боевыми единицами. Практичные англичане казармы в места заключения превратили, выставив свои караулы. Так что матросы «Лейпцига» и «Кельна» завидовали своим товарищам с миноносцев, пребывавшим в заточении хотя бы на твердой земле.

Сам корабль показался мне не слишком ценной боевой единицей, уступая нашим типа «Киров» и в огневой мощи, и в скорости хода, и в бронировании – причем если теоретически можно было заменить радары, зенитную артиллерию и устаревшую СУО, то изначально порочной и не подлежащей исправлению была сама идея дизеля для экономичного хода на среднем валу при турбинах на бортовых. Это выглядело заманчиво в мирное время – но в боевой обстановке жизненно важна возможность дать полный ход максимально быстро, а значит, надо держать котлы прогретыми, что с избытком съедало всю экономию топлива, сама же машинная установка оказывалась излишне сложна и меньшей мощности, чем чисто турбинная тех же весов и габаритов. Так что у СССР не возникло возражений, чтобы англичане забрали этот трофей себе, коль он им нужен.

В ожидании назначенного часа была еще беседа в кают-компании, куда нас пригласили на обед. Немцы интересовались новостями. Ну, и конечно, старая привычная песня: «Мы не нацисты, а просто исполняли свой долг». И собственной судьбой – в этой реальности нет «прозападной» части Германии, так что куда после капитуляции податься бывшему офицеру кригсмарине это вопрос интересный – при всех симпатиях к англичанам, они чужаков вряд ли на службу возьмут, даже в торговый флот, своих людей хватает. В то же время будущая ГДР – это слово как-то незаметно уже вошло в обиход, появившись сначала в «Правде», еще зимой – как любое нормальное государство, должна располагать вооруженными силами. Про фольксармее уже говорят, а фольксмарине будет?

Ну, я и ответил, как представитель той стороны, чья сейчас Германия. Не разглашая никаких секретов – лишь то, что уже оглашено было всему миру. Что за ними останутся исключительно те земли, где живут этнические немцы, никаких колоний с унтерменшами. Что касаемо Австрии, Судет, Шлезвиг-Гольштейна, Эльзас-Лотарингии, Саара, Силезии – то судьба этих территорий будет определяться с учетом волеизъявления местного населения. Если они захотят остаться в составе ГДР, то Советский Союз препятствовать не станет. И, как заявил товарищ Сталин, гарантирует неприкосновенность новых границ от любого иностранного посягательства. Что до них конкретно – то СССР заявлял и подтверждает, что не имеет претензий к тем, кто не совершал военных преступлений и не состоял в преступных организациях, как нацистская партия или СС. Так что кто желает – когда вернется домой, может предложить свою службу ГДР.

– А что станет с Восточной Пруссией? Как следует понимать слова вашего вождя?

– Сказано было лишь о «ликвидации навек прусского государства как рассадника агрессии и милитаризма». В какой конкретной форме это будет реализовано, еще узнаем. Но я хочу напомнить, что Восточная Пруссия уже была присоединена к России при императрице Елизавете. Так что, рассуждая гипотетически, товарищ Сталин имеет полное право восстановить историческую справедливость. Впрочем, в этом случае жители Кенигсберга должны радоваться – тогда они не будут ответственны за контрибуцию, которую Германия обязана будет уплатить.

Доложили – пленные идут! Мы поспешили на «Арктурус». Лишь Айвор Монтегю попросил разрешения остаться на «Лейпциге», поскольку с мостика открывался куда лучший вид. Коммодор Монтегю не возражал, герр Асмус заверил, что любая помощь от экипажа крейсера будет оказана. Сойдя на берег, я обернулся и взглянул наверх. Айвор уже успел установить на штатив свою кинокамеру со сменной оптикой и готовился снимать – те самые кадры, которые после получат мировую известность.

Весь Копенгаген – это по сути порт, общая длина причальной линии свыше тридцати километров, если мерять по всему побережью проливов, островков, каналов. Мы стояли у здания таможни, в Среднем бассейне. Перед нами «Лейпциг», за ним Z-39. Напротив, с противоположной стороны бассейна, стояли британцы – крейсер «Свитшуф» и два эсминца. На берегу, за линией причалов, были старые казармы и склады – кажется, здесь в шестидесятые возникнет «вольный город Христиания», община хиппи, «не признающая капитализма и Евросоюза».

Вот вдали, у поворота от железной дороги к причалам, показалась медленно движущаяся масса. И даже здесь на берегу болтались зеваки из местных, наверное, матросы и портовики. Мне уже приходилось видеть, как датчане, а также бельгийцы, голландцы, французы выражают презрение к своим коллаборционистам. Причем отчего-то они были гораздо беспощаднее не к бывшим чиновникам или полицейским, а к своим женщинам, замеченным в связях с немцами, – их обривали налысо и гнали по улице голыми, облив нечистотами. Хотя немецкие шлюхи лично у меня не вызывали сочувствия, остаюсь в убеждении: так поступать «цивилизованные европейцы» имели бы право лишь в том случае, если бы их Сопротивление было настоящим. Как, например, у итальянцев – но даже гарибальдийцы, с их непримиримостью к предателям, над пленными не издевались, а просто убивали.

Флегматичные нордические датчане, потомки викингов – оторвались по полной. Как мне рассказали, во время марша в пленных летели камни, тухлые яйца, всякая дрянь, а по-праздничному одетая толпа на тротуарах свистела, орала, делала неприличные жесты. Пленные жались в кучу, сбивали строй – конвой пытался восстановить порядок, увещевая разбушевавшихся соотечественников. Причем бесновались и женщины, и дети – картина была неприглядная (и вовсе не потому, что мне жаль бандер!).

Первыми шли немцы – также подлежащие депортации в Германию. Любопытно, что их датчане задевали меньше. Немцы тоже слышали про московский парад и шли безупречным строевым шагом, четко держа равнение – как при вступлении в Копенгаген 9 апреля 1940 года: «Немецкий посол срочно запросил самое важное, на его взгляд, для захвата страны – военный оркестр. Оркестр был предоставлен – и вскоре после обеда в столицу торжественно вступила немецкая армия. Меньше батальона – зато шли красиво, под звуки марша, и впереди командир на лихом коне. И всем стало ясно, что сопротивление безнадежно». Здесь не было впереди полковника на коне, зато оркестры наличествовали, и не один – расположившись в нескольких местах по пути, они играли бравурные марши победителей.

Я слышал, что датчане очень сожалели, что не успевали подготовить свою армию к такому действу, не одним же русским устраивать парады Победы. Как бы смотрелось, по древнеримской традиции, впереди грозное датское войско, а следом колонны взятых им пленных! Но пока, как я уже сказал, вся датская армия насчитывала две неполные бригады на всю территорию, не только Копенгаген – и не было еще боевой техники на ходу, не была пошита парадная форма, а против заготовленной еще для Датского корпуса на Восточном фронте «очень красивой, похожей на эсэсовскую, но с символикой викингов» резко воспротивились англичане, надеть же британскую с датской кокардой и погонами, как была обмундирована по-боевому новая датская армия, сочли непатриотичным. Я вспоминаю итальянский парад, когда гарибальдийцы входили вместе с советскими войсками в освобожденный Милан и шли по улице не в ногу, одетые нередко кто во что – но подлинным маршем победителей по праву, в одном боевом порядке с советской гвардейской пехотой, пришедшей от Сталинграда. Но когда нет настоящих побед, приходится подменять блеском мишуры.

Впереди двигались пара «виллисов» с офицерами, датскими и английскими. Следом топала колонна. Блестели примкнутые штыки датчан – наверное, кадры нашего парада решили повторить, где конвой был с СКС. Немцы шли бодро, им было уже известно, что советские напрасно не расстреливают, за свою жизнь можно не опасаться, а так как война закончилась, то и в Сибирь, скорее всего, они не поедут, максимум посидят за проволокой уже в Германии пару недель, пока все устаканится, а после будут отпущены по домам. Четко соблюдая порядок, они поднимались на «Арктурус» и сходили в отведенные им трюмы. Солдаты вермахта имели вид потертый, но гораздо более пристойный, чем те, кого мы видели вчера на Сальтхольме. Даже у датчан было совсем иное отношение к карателям из СС – которые и тут перед капитуляцией успели учинить грабежи и погромы. Ну, а 160-я пехотная дивизия, ответственная за Копенгаген, дисциплинированно сдалась, не создавая победителям никаких проблем.

Вдруг по строю внизу как волна прошла. На причал вступили уже не немцы, а упашники, они увидели впереди советский флаг и у трапа конвой в нашей форме, с овчарками на поводках. Раздались крики: «москали», «на смерть нас», «бежим», «бей», а затем толпа раздалась вширь, во все стороны сразу. И пара автоматных очередей – это англичане у трапа «Лейпцига» успели взять хоть какую-то плату за свои жизни.

Немецкие матросы, столпившиеся на палубе «Лейпцига», выкрикивали приветствия своим камрадам – которых считали более удачливыми, ведь те совсем скоро уже будут дома. Им отвечали, а датчане-конвоиры тут же орали, приказывая молчать, и грозно водили штыками. Впрочем, я не видел, чтобы кого-то и в самом деле ударили, – а пленные немцы не принимали свое положение всерьез. Война уже кончилась, солдаты возвращаются домой – к какой бы армии они ни принадлежали. Наверное, это самая большая радость – оставшись живым, увидеть родину после долгого отсутствия, вернуться к мирной жизни. Так было и будет, во все времена.

Вдруг уныло бредущий строй превратился в беснующуюся толпу, я сразу не понял, что было причиной. Эти чертовы датчане даже не пытались восстановить порядок – большинство из них сразу обратилось в бегство или подняли руки, побросав оружие, лишь немногие успели выстрелить, и то чаще вверх, а не на поражение, до того как были растерзаны толпой. Помню опрокинутый набок «виллис» и солдата у нашего трапа, лихорадочно пытавшегося перезарядить заклинивший «стэн». А затем толпа рванулась на борт «Лейпцига», и я мысленно попрощался с жизнью. Если и экипаж крейсера, восемьсот человек, окажется нацистскими фанатиками – а кто еще мог решиться на бунт в такой момент? – то меня сейчас же убьют, причем с особой жестокостью. И то, что мятеж очень скоро будет, без всякого сомнения, подавлен, мне уже не поможет!

Но никто не стал меня убивать. Я знал о неодолимом противоречии между германской и славянской расой – но не думал, что оно настолько велико, чтобы даже здесь не позволить объединиться против недавнего противника, нас и русских. Впрочем, я слышал, что и Гитлер иезуитски использовал это противоречие, сделав из выходцев с Украины, одной из российских провинций, подобие янычар – одной из задач которых были полицейские функции по отношению к чистокровным немцам. И теперь, когда эти ренегаты хотели ворваться на «Лейпциг», чтобы, без всякого сомнения, склонить экипаж присоединиться к бунту – их не пустили! Помню, как рослый боцманмат посреди трапа размахивал багром перед напирающей толпой, крича: «Хальт! Цурюк! Ферботен!», и как в воду летели тела. А затем, по команде офицеров, раскатали пожарные шланги, и в толпу ударили мощные струи воды, сбивающие с ног. А командир крейсера, подойдя ко мне, сказал, отдав честь:

– Герр Монтегю, прошу засвидетельствовать, что мой экипаж совершенно непричастен к этим беспорядкам. И будет очень жаль, если ваши соотечественники этого не поймут.

И показал на другую сторону бассейна. На «Свитшуфе» сыграли тревогу и уже разворачивали на нас орудийные башни. Если они начнут стрелять… для шестидюймовых снарядов с такой дистанции броня на бортах «Лейпцига» – что картон. Странно, но на ум мне в первую очередь пришло, что скажет мой братец – вот уже время и компанию нашел себе Айвор, даже для того, чтобы сдохнуть!

Немецкий сигнальщик по приказу герра Асмуса стал что-то передавать на «Свитшуф» – наверное, уверял в лояльности. И кажется, ему поверили, потому что никаких дальнейших враждебных действий от британских кораблей не последовало. Я снова взглянул на берег – там картина решающим образом изменилась. Немцы, которых русские не успели загнать к себе на борт, также мало того что не поддержали бунт украинских эсэсовцев, так еще и вступили с ними в ожесточенную драку. А русские солдаты спустили овчарок с поводков – интересно, как собаки различат, кого им рвать, этих или тех? И драка явно смещается от русского транспорта к нам, «наши» пленные одолевают, а из задних рядов бунтующей толпы уже многие разбегаются кто куда, к городским кварталам – не завидую обывателям, кто окажется на пути этих бандитов!

Фрегаттен-капитан Асмус отдает приказ, и с крейсера на берег выбрасывается десант матросов, вооруженных кто чем, в большинстве же просто ремнями с литыми пряжками – опасное оружие в драке. Этого удара во фланг и тыл украинцы не выдерживают. Через пару минут с полсотни тех, кто не успел убежать, стоят на коленях в окружении очень злых немцев, еще кого-то, визжащих и брыкающихся, русские тащат на свой корабль. А прочие исчезли неизвестно куда.

В завершение на причале появляются британские солдаты – два броневика и грузовики с пехотой. Увидев возбужденную толпу в немецких мундирах, сразу разворачиваются в цепь и начинают стрелять. Немцы как по команде падают наземь рядом с украинцами и телами тех, кому не повезло еще раньше. Русские пытаются прояснить ситуацию, наконец это им удается, стрельба стихает. Англичане с осторожностью приближаются, готовые к бою. Русские очень злы: у них убит один офицер и ранены двое рядовых, британскими пулями. Чтобы как-то компенсировать, английский майор приказывает «помочь союзникам догрузить это стадо». После оказывается, что воспользовавшись случаем, русские загнали к себе в трюмы едва не половину экипажа «Лейпцига», причем немецкие моряки не возражали, так спешили попасть домой.

Я снимаю всё – для истории. Свидетельствую, что тогда события не встретили ни малейшего осуждения британской стороны, считавшей, что русские, подавляя бунт, были полностью в своем праве. Версия о «зверях из НКВД», по кровожадности устроивших расправу над беззащитными пленными прямо на месте, не дожидаясь прибытия в ужасный «гулаг», появилась много позже, причем поначалу даже не в британских, а в датских газетах.

Выясняется, что часть украинцев захватила эсминец Z-39, охраняемый лишь десятком немцев на борту и парой британских солдат у трапа. А часть забаррикадировалась в складах – причем некоторые, как и на эсминце, вооружены тем, что отняли у конвоя. И наконец, самым резвым удалось рассеяться по Копенгагену, к ужасу жителей и головной боли британских оккупационных властей.

Рябцева убили. Капитан-лейтенант, в Ленинграде блокаду пережил, затем Таллин, десант на Саарема, Борнхольм – и вот, так глупо, уже после Победы! Ну, суки английские, припомню я вам и это после! Что мне с ваших извинений? У него мать и сестра где-то на Урале, в эвакуации – вы им тоже ваше «сорри» скажете? Но сейчас, британская сволочь, придется делать вид, что ваши извинения приняты. А счет вам предъявлю потом!

Пользуясь случаем, погрузил на «Арктурус» кроме своих «законных» немцев еще штук двести оказавшихся на причале немецких морячков. И плевать на мнение британцев – это с их традициями вербовки на флот? Если выкатят предъяву, отвечу – вы мне сколько-то голов, в договоре прописанных, обещали? Так поймайте и верните сбежавших – тогда этих отпущу. Но никаких возражений не последовало.

Галицаев, не успевших удрать, насчитали едва три сотни. Еще около ста дохлых валяются. А остальные где? Целая орава на эсминец набилась, ну и куда же вы собрались плыть, идиоты? Топлива нет, обученной команды тоже – даже если вы тех фрицев, что на борту были, не поубивали, и всех поставите к механизмам, десятка самых крутых спецов не хватит, чтобы куда-то корабль довести. И англичане зрителями не останутся. Эсминец, конечно, побьют, когда штурмовать будут – ну так мне-то что, собственность не моя, не советская! Так же, как и сараи, где еще какое-то количество бандер засело – не успели в город, когда британцы появились. Все же порт – по-нашему как промзона, и железная дорога отгораживает. А англичане, надо отдать им должное, явились довольно быстро.

В Копенгагене у них были 1-й батальон Йоркширских йоменов (чуть не сказал «терьеров»), 3-й отдельный батальон гвардейских гренадер (та же мотопехота, но в отличие от названных ранее, на БТР, а не на грузовиках), и главная ударная сила, 1-й Глостерский королевский гусарский полк (не то, что вы подумали – не всадники на коняшках, а восемь десятков танков «кромвель», так себе машина, примерно равен Т-34-76). Все перечисленное и прибыло – грузовики и бронетранспортеры с солдатами и рота танков. Британцы к настоящему бою готовились, развернувшись в боевой порядок. К захваченному бандеровцами эсминцу подступили, орут что-то. Сейчас штурмовать будут?

Не стали. Приехал сам глава военной администрации Британского Королевского флота в Дании, адмирал и лорд, Джон Годфри. Явился лично, чтобы оценить ситуацию и принять решение. Не тыловой – боевой адмирал, в послужном списке командование «Кентом» и «Рипалзом», совсем недавно с Индийского океана вернулся. Где был уже не на мостике, а по разведывательной части – и сейчас наверняка в 39-ю комнату Адмиралтейства вхож. Я ему уже имел честь быть представленным, еще в Штутгарте, сэр Годфри там в составе английской делегации был.

Сначала он, как положено, выразил мне соболезнование по поводу гибели моего адъютанта. Затем приказал привести к нему нескольких пойманных упашников. По-английски никто из них не говорил, но по-немецки понимали, переводчик нашелся.

– Идите и скажите своим. Я, лорд Годфри, адмирал Британского флота, даю слово чести, что всем сдавшимся будет английский плен. С признанием статуса полноправных военнопленных, охраняемых Гаагской конвенцией. В противном же случае завтра здесь будет русская морская пехота, которая поступит с вами так, как сочтет нужным. Мое милосердное предложение остается в силе в течение двух часов, затем мои солдаты лишь блокируют территорию и ждут русских.

Кто-то из пленных пытался возразить. Годфри оборвал:

– Вы смеете не верить слову британского лорда и адмирала?

Когда время истекло, на пустыре перед складами стояла толпа – окруженная английскими солдатами, под стволами танковых пушек. Британцы выхватывали партии в пятьдесят, сто голов и под сильным конвоем уводили «туда, где уже подан транспорт». Лишь оказавшись в итоге перед трапом «Арктуруса», галицаи поднимали вой, прекращаемый с предельной жесткостью ударами прикладов и клыками овчарок. И уже наш конвой загонял визжащую сволочь в трюм и кричал англичанам: «Давайте следующих!»

Ведь как сказал мне сэр Годфри, слово джентльмена обязательно к исполнению лишь перед равным, но не перед низшим – в последнем случае его нарушение никоим образом не порочит честь!

А поскольку при штурме могла пострадать собственность британского союзника Дании (склады и уже обещанные датчанам трофейные корабли), то следовало попытаться решить вопрос миром.

Такова цена британского джентльменского слова. Запомните это на будущее, кто не знал!

Переход до порта Росток в нашей зоне прошел без происшествий. Галицаев пришлось вытаскивать из трюма угрозой бросить туда гранаты с «черемухой». Впрочем, там и так вонь стояла, эти скоты засрали всё. Вид был, словно резвилась стая диких бабуинов, перед моряками неудобно, экипажу теперь убирать. Вспоминаю Диксон в августе сорок второго, пароход «Дежнев» и пленных с «Шеера». Майор, который пленных принимал, все понял правильно – так что решили потратить несколько часов ради воспитательного эффекта.

Сначала, когда колонну пленных построили на причале, я приказал выйти тем из фрицев, кто отличился в усмирении бунта. Таковых оказалось почти четыреста – им было предложено, кто желает, присоединиться к Сражающейся Германии. То есть продолжить службу в рядах военизированных полицейских частях поддержания порядка – фольксжандармерии. В то время как их товарищи будут восстанавливать разрушенное – нет, не в Сибири, а здесь, в Германии, что американцы и англичане разбомбили. Желающими оказались почти все. Ну, тогда первый приказ: отобрать нужное количество рабсилы среди галицайской швали и проследить, чтобы они вычистили и вымыли трюм!

Ой, не хотел бы я в германской армии служить! Там такое зверство, что наша дедовщина и близко не стояла. Бегают галицаи, как наскипидаренные, под немецкий рык – ну, а фрицы рады стараться! Там боцман с «Лейпцига» командовал, вполне квалифицированно – а после, когда докладывал об исполнении, спросил:

– Герр адмирал, а что, в фольксжандармерии и флот будет?

– А отчего бы не быть? – отвечаю. – Хоть морская полиция, хоть морчасти погранвойск. А после и полновесные фольксмарине.

Немец вытянулся, каблуками щелкнул. Отобранные в «жандармерию» отбыли отдельно, и майор-пограничник обещал, что всем им будет пометка в личное дело, так что светит этим добровольцам не трудфронт, а служба. Германия сейчас как после вавилонского столпотворения – по разбомбленным городам и разбитым дорогам тянется разноязыкая толпа, все домой пробираются: и угнанные на работу, и освобожденные пленные, и гражданские беженцы, и просто дезертиры. И в этом хаосе надо налаживать нормальную жизнь.

Но мы знаем, что однажды у нас это уже получилось. В худших условиях – имея не всю Германию, а ее восточный обрубок. Интересно, будет ли в этой версии истории ФРГ – в размере отдельно взятой земли Пфальц?

Еще запомнился очень неприятный разговор с американцем. Ясно было, что его показной облик «простого парня» – это такая же маска, как моя – ограниченного исправного служаки. Американцы и такими бывают – вот только никто не пошлет простака туда, где нужны навыки разведчика и дипломата. До времени, полковник Жильбер никак себя не проявлял, лишь смотрел и что-то записывал, «дорожный дневник, а может, и заметки к будущему репортажу, или даже роману». Именно так – будто бы в прошлом этот Жильбер тоже был репортером (еще один? Это у них что, стандартное прикрытие? И любопытно, как в Северодвинске «мистер шимпанзе» поживает?) и даже пытался писать что-то детективное. В подтверждение всучил мне книжку со своим автографом, изданную в тридцать девятом. Я пролистал – не Стаут или Гарднер, никакой интеллектуальной игры, сплошь гангстерское мочилово, о трудной и опасной жизни американских бандитов. Что у них даже убийства и грабежи облагаются налогом – плати долю главпахану данной территории, или тебя закопают. Причем именно пахан изображен с явной симпатией, «ничего личного, просто бизнес – и вообще, надо же обеспечить равновесие и порядок». Не Нью-Йорк или Чикаго – какой-то городишко на американском западе, бывший перевалочный пункт на пути золотоискателей, где они могли продать добычу и отдохнуть с женщинами, глухая провинция, забытая богом и законом.

– Вы, русские, по вашему выражению, как собаки на сене. Тащите к себе то, что мы могли бы использовать с гораздо большим эффектом, не только для себя, но и для счастья всего человечества. Не ваш ли марксизм утверждал, что крупное хозяйство более продуктивно? Так какого черта вы секретите немецкие изобретения, доставшиеся вам?

И в этой истории охота за научными трофеями идет полным ходом. С поправкой лишь, что нам досталось куда больше, а нашим оппонентам меньше. Гиммлер, сцуко, успел все же вывезти с собой фон Брауна и еще кое-кого из ученых с документацией. Но вывозил в страшной спешке и лишь что оказалось под рукой – а из южной половины Германии, где выступление Роммеля никто не ждал, эвакуировать и совершенно ничего и никого не успели. И низкий поклон нашим десантникам, сумевшим взять и удержать «Миттельверк», громадный подземный завод под Норхаузеном, где тысячи военнопленных делали ракеты Фау-2, и вечная память морпехам Балтфлота, кто полегли при высадке на Пенемюнде, где на резервном производственном комплексе немцы доводили зенитные ракеты «Вассерфаль». Фон Браун сбежал – но нам досталось огромное количество рабочей документации, оборудования, готовых изделий и узлов, вместе с техническим персоналом, весьма склонным к сотрудничеству. Послезнание из двадцать первого века помогло и тут – нашим было заранее известно, где и что искать, для захвата интересующих объектов уже при наступлении выделялись особые отряды или даже сбрасывался десант. Вообще эта деятельность была вне компетенции Контрольной комиссии, как и поиск вывезенных в Германию ценностей и предметов искусства – я имел доступ к некоторой информации лишь постольку, поскольку параллельно еще курировал части морской пехоты и ВДВ – их правильное оперативное использование, сбор и анализ боевого опыта, методику боевой подготовки. Но об этой стороне дела союзникам знать было совершенно необязательно – Контрольная комиссия надзирала лишь за разоружением вооруженных сил Еврорейха и сбором собственно оружия, находящегося в строевых частях. Что, как оказалось, совершенно не устраивало американцев!

– Мистер Большаков, думаю, мы могли бы договориться? В данный момент я представляю интересы некоторых американских бизнесменов, заинтересованных в вербовке немецких научных кадров и сборе информации технического характера. Это никак не задевает государственные интересы СССР и не наносит вреда вашей обороноспособности. Нами движут мотивы человеколюбия – спасти людей умственного труда, никогда не бравших в руки оружия, от участи грести снег в вашей ужасной Сибири. Ну, кому помешают наши представители, отбирающие в вашей зоне бедных немецких ученых и инженеров? Тем более мы готовы щедро заплатить за каждого завербованного.

Пой, пташечка, дальше! Можно подумать, ты в своих Штатах никогда не слышал про научно-технический шпионаж – который ваши корпорации вели друг против друга еще до той войны! Нас тупыми считаешь – так тупость тебе и изобразим. Не дозволено, и все тут – я из-за вас под трибунал не хочу. Договаривайтесь с советским командованием, и если оно дозволит, окажем содействие (а хрен дозволят!). А пока, простите, не вижу, чем мог бы быть вам полезен!

– Мистер Большаков, вы не понимаете. У вас, русских, получалось выигрывать войны – но вы никогда не выигрывали мир. Потому что там побеждает тот, у кого больше не солдат, а товаров. Когда-то, разбив Наполеона, вы расчистили путь к мировому господству не себе, а Англии. Но Британия после прошлой войны и еще до Вашингтонской конференции сама принуждена была списать большую часть своего Гранд Флита, не в силах его содержать. Без сомнения, это повторится и сейчас – и в мире останутся только две реальные силы: Штаты и Россия. Вот только в экономике мы находимся в разных весовых категориях, и когда дойдет до реального соревнования между нами, мы вас попросту купим. Мой дед когда-то был французом, но я уже искренне служу Америке. Вы не находите, что для успеха, богатства и карьеры гораздо больше перспектив в метрополии, чем на варварской периферии?

– Мистер как вас там, за такое в прежние времена на дуэль вызывали. За подобное предложение офицеру и такие слова о его отечестве.

– Вы не так поняли, это не оскорбление, а деловое предложение. Наши страны ведь не враги, и я никоим образом не требую от вас или от тех британцев, французов (которые, смею предположить, тоже патриоты) каких-то враждебных действий против их государств. Мы всего лишь предлагаем у себя, за океаном, возможности, недостижимые здесь. Это никак не похоже на грубую политику Гитлера – завоевать, несогласных уничтожить! Напротив, мы готовы приветствовать у себя лучших людей со всего мира. И согласитесь, это будет куда лучше, чем анархия, войны, миллионы жертв – эта мировая война далеко превзошла ту, прошедшую, какой же может быть Третья? Боюсь, что человечество такого не вынесет. Наш английский друг прав, в мире должен быть один хозяин, во благо цивилизации и прогресса. А становиться на пути прогресса бесполезно – так что поверьте, мне будет искренне жаль, если когда-нибудь нам придется силой заставлять вас покориться новому мировому порядку. Да и России будет выгоднее добровольно стать нашим младшим партнером, чем когда-нибудь быть принужденной к гораздо более приниженной роли. В зависимости от вашего упрямства, чем сильнее вы будете сопротивляться неизбежному, тем тяжелее будет ваша плата. Как поступал с покоренными еще Великий Рим!

Да, знал бы он, кому это говорит, абсолютно убежденный в своей правоте! Вот только в той истории нам немного не хватило, ну а в этой посмотрим! Я ведь жизнь положу на то, чтобы вашего мира по-американски не было! И изменения истории по большому счету только начинаются!

Покоритесь Америке, поскольку она экономически сильнее, богаче? В сорок первом нас тоже призывали: «Рус, сдавайтесь, сопротивление бессмысленно». Посмотрим, кто здесь в конце века будет «варварской периферией»!

Мы, датчане, потомки викингов. Было время, когда вся Европа страшилась датских мечей, а священники в церквях молили Бога избавить паству от нашей ярости. Неужели Бог услышал те молитвы и воздал нам с опозданием на века? Когда наш народ уже не мечтал ни о каких завоеваниях, а хотел лишь жить тихо, мирно и счастливо!

Мы только что пережили самую страшную войну, какую знала цивилизация, знала Европа. Волею божьей и судьбы, нашей нации удалось выйти из нее достойно, заслужив уважение держав-победителей – тем, что Дания все же нашла в себе силы встать в их ряды. Именно датская армия первой вошла в свою столицу и приняла капитуляцию командующего германским оккупационным корпусом генерала Ханнекена! И я хотел бы, чтобы этот день запомнился датчанам так же, как русским – день сдачи Паулюса в Сталинграде!

Я помню эти праздничные майские дни – ликующую толпу на улицах Копенгагена, флаги и цветы. Патриотизм моих подданных, скрываемый в годы оккупации, нашел наконец выход в огромном числе желающих записаться в Королевскую армию освобождения, которая должна была пройти парадом по столичным улицам, чтобы наш народ видел доблесть своих защитников. И я не отрицаю, что именно я предложил провести этот парад по римскому образцу – когда позади победоносной армии, вернувшейся домой из похода, гонят сдавшихся врагов. А впереди, на белом коне, наследник престола, мой сын Фредерик – к сожалению, мое здоровье, после несчастного случая два года назад, не позволяло мне выступить в этой роли.

Это должно было стать самым великим торжеством… но обстоятельства выступили против нас. Гвардейцы новой армии, как ни старались инструкторы, любезно предоставленные британским союзником, так и не научились держать строй, как подобает при подобном зрелище. Не были готовы мундиры. Два полка еще заканчивали формирование. А наших пленных уже должны были забрать – и было решено сначала провести по улицам именно их, в возможно большем числе, чтобы показать величие нашей победы. А собственно парад устроить позже, по готовности.

Если бы все удалось, как задумано! Свидетельствую, что будущее Дании замышлялось мной подобным шведскому – «вооруженный нейтралитет» в готовности защитить свою свободу от любых посягательств. И в те дни этот план не встречал возражений ни от парламента, ни от политических партий, ни от русских или британцев! Поскольку казалось возможным восстановить датское единство – Сталин соглашался вывести свои войска из Шлезвига и с острова Борнхольм лишь при условии, что одновременно уйдут англичане, и русские давали гарантию нерушимости наших границ. Вторая Швеция, сильная, независимая, промышленно развитая – найдет ли Дания еще в себе силы стать когда-нибудь такой?

Находясь в своем дворце Амалиеборг в тот злосчастный день, который по праву мог быть и должен был стать нашим великим праздником, и услышав вдруг, что дикие украинские cossackyi взбунтовались, отняли оружие у наших храбрых солдат и идут сюда разъяренной ордой, я испытал те же чувства, что столетия назад жители Лондона при появлении рядом войска датских викингов. Я сидел со своими министрами в том самом зале, где и 9 апреля 1940 года, и не без страха ждал, что сейчас ворвутся озверевшие казаки, как германские солдаты в тот день – но если немцы, культурный народ и наши давние соседи, всего лишь приняли нашу капитуляцию, то дикие славяне, без всякого сомнения, растерзают нас всех на месте. Сведения с улиц были отрывисты и противоречивы – ясно лишь было, что большая часть нашей армии и полиции предпочла разбежаться, и не было никакой уверенности, что охрана дворца, если дойдет до штурма, не сложит оружие, как в сороковом. Варвары, славянские или германские, всегда будут и бесстрашнее, и беспощаднее, чем цивилизованные люди, поскольку гораздо меньше ценят свою жизнь. Несколько часов прошли в тревожном ожидании, пока наконец не стало известно, что бунт подавлен британским гарнизоном. И хотя значительное количество казаков разбежалось по Копенгагену, нанося большой ущерб собственности жителей, а нередко и угрожая их жизни, было очевидно, что Дания спасена!

Самым тяжелым последствием этого дня было катастрофическое падение авторитета датской нации в глазах британских союзников. Они вели себя внешне вежливо, оказывали положенные почести нашему флагу – но их истинное отношение показывает стишок из перефразированной детской песенки, ставший вдруг очень популярным у наших английских гостей – начинавшийся с «однажды армия датчан вступила в бой с улиткой» и заканчивающийся: «Но с диким страхом храбрецы бежали от врага – когда увидели вдали улиткины рога». Как и выражение «парад по-датски» и произносимые с особым оттенком слова «храбрые датские викинги» и «датская ярость берсерков».

– Дания беззащитна перед угрозой русского вторжения! – сказал мне адмирал Годфри, когда наш разговор зашел на тему, скоро ли британская армия, фактически оккупировавшая нашу страну, вернется наконец к себе домой. – Известно ли вам, что эти четыре тысячи cossackyi, едва не захватившие Копенгаген, всего лишь в ужасе спасались бегством от едва сотни русских солдат в порту? И вы думаете, что ваше отважное войско устоит перед советской агрессией? Вы понимаете, что даже в случае вашего объявленного нейтралитета, при малейшем обострении политической ситуации мы вынуждены будем вас оккупировать, пока это не сделают русские и немцы? Так будьте благодарны, храбрые викинги, что мы взялись вас защищать!

– Могло быть хуже: если бы на параде была вся датская армия, как вы замышляли, ваше величество, – издевательским тоном говорил мне позже другой высокопоставленный британский офицер, – и бунтующие казаки отняли бы у нее все оружие, в чем лично у меня нет сомнений. В сороковом немцы потеряли при захвате вашей страны то ли восемь, то ли десять человек – считая и того, кто был покусан ослом в копенгагенском зоопарке. Кстати, ваше величество, на ваше месте я бы присвоил тому ослику чин полковника с формулировкой: «нанес врагу больший ущерб, чем вся датская армия при обороне столицы 19 мая 1944 года».

Так несчастная Дания стала, по выражению многих европейских газет, «самой милитаризованной страной в Европе», где на каждый акр приходится наибольшее число войск и военных объектов, а военные расходы занимают в бюджете большую долю, чем в рейхе в год начала этой Великой войны! Вот только эти войска, военные базы, аэродромы по большей части были не датские, а наших добрых британских и американских союзников, взявшихся нас защищать! И не на собственные вооруженные силы, а в общую казну Атлантического Союза уходила подавляющая часть датских трат на военные нужды! И можно ли назвать «средствами обороны» эскадрильи В-29, совершающие полеты с датских аэродромов над Балтийским морем? Конечно, русские в ответ и не подумали возвращать нам Борнхольм и Северный Шлезвиг. И в возможном военном столкновении атлантистов и советского блока несчастной Дании уготована роль расходного материала в первых рядах, где возможность выжить (особенно после появления ужасного атомного оружия) отсутствует даже теоретически.

Вот почему мне страшно заглядывать в будущее. Ужасные картины встают перед моим воображением, и остается лишь радоваться, что я не увижу их воочию, поскольку мне очень немного осталось. И я молю Господа нашего, чтобы чаша сия минула и моего наследника Фредерика. Но на то мало надежды – всего двадцать лет после первой Великой войны потребовалось, чтобы выросло поколение, забывшее ее ужас и мечтающее о подвигах. И от Дании ничего уже не зависит – очевидно, что датская политика впредь будет определяться не в Копенгагене, а в Лондоне и Вашингтоне. А монарх в Дании даже по Конституции никоим образом не вождь нации.

Но пусть Бог отвернулся от Дании. Пусть страна стала игрушкой в чужих руках. При мне осталась лишь моя честь – с которой я и надеюсь умереть спокойно. Поскольку сейчас вспоминая прошедшие события, я не делал ничего недостойного, о чем следовало бы пожалеть.

– Бэзил, я ознакомился с вашими предложениями. Смело, очень смело! Но вопрос – не рано ли так дразнить русского медведя?

– Уинстон, вы же сами хотели от меня наилучшее решение? Тем более что действия по типу европейского Сопротивления – шпионаж, саботаж, мелкие диверсии – как раз и разозлят медведя, принеся весьма малый эффект. Если только мы не собираемся начинать новую большую войну в Европе в ближайшие несколько лет.

– Бэзил, вы не хуже меня знаете о состоянии наших финансов. Еще года-двух мировой войны – а я здраво рассуждаю, что быстрее разбить русских, даже в союзе с кузенами, невозможно! – Британия просто не выдержит. Может быть, когда удастся восстановить порядок в колониях, оправиться от экономических потрясений. И даже если СССР будет побежден, всеми плодами воспользуются американцы, а не мы! Так что отныне еще очень долго нашей восточной политикой будут непрямые действия. Улыбаться, но делать все, чтобы ослабить русскую мощь… пусть даже нашей победы не увидим ни я, ни вы.

– Уинстон, поверьте, что я руководствовался именно этим. Разумно предположив, что русские также сейчас не хотят большой войны. А на конкретную мысль вы меня натолкнули сами, когда мы обсуждали датские события – вашим ответом, отчего мы решили выдать на расправу злодею Джо этих несчастных казаков, вместо того чтобы предложить им службу в Британском иностранном легионе. Кстати, его величество согласился с вашим предложением?

– Дал мне полный карт-бланш. Хотя поначалу и выразил сомнение, не повредит ли нашей репутации, а то на континенте говорят, что в Европе уже не осталось мерзавцев, которых Британия не спешила бы взять к себе на службу. На что я возразил, что лучше, если именно отбросы, кого не жалко, а не наши парни будут умирать в африканских и индийских джунглях за интересы империи. И чем кормить по тюрьмам почти миллион пленных солдат бывшего Еврорейха, гораздо выгоднее, если они сдохнут, послужив нам.

– Замечу, что Германии ставка на таких «легионеров» вместо собственных войск обошлась очень дорого.

– Бэзил, ну не будете же вы утверждать, что усмирение бунтующих туземцев потребует столь же великих усилий и потерь, как Гитлеру – штурмовать Сталинград? И вспомните, из кого состоял «карательный корпус», сровнявший с землей Варшаву. За что русские обещали их в плен не брать – и насколько мне известно, всегда держали слово. Так что эти каратели еще и дешево обойдутся британской казне – будут служить даже не за плату, а за отпущение грехов, чтобы мы не выдали их русским.

– Но Достлера в командующие? Честно говоря, Уинстон, я сказал это с иронией, а не как предложение.

– А отчего бы и нет, Бэзил? Чем предлагать эту грязную работу какому-нибудь британскому генералу, выгоднее иметь мерзавца, на которого по завершении можно все списать, восстанавливая справедливость. Впрочем, решение не окончательное. Кто еще у нас есть из подходящих фигур – Манштейн, или даже Андерс? А ведь в этом что-то есть: назначить гордого поляка главнокомандующим Легионом, ну а немцев в его подчинение – в компенсацию за разгром Польши.

– Будут ли арийцы подчиняться какому-то славянину? Особенно фельдмаршал Манштейн?

– А как Роммель слушает русских? И у побежденных выбора нет. Как мы прикажем, так и будет, а кто не согласен, свободен идти на виселицу. Манштейн внесен в список военных преступников, ну а Достлера сам папа обещал сжечь, как бедного дуче!

– Вопрос из любопытства: приговоренных сожгли живыми или все же удушили до того?

– А вот этого, Бэзил, пока не знает даже СИС. Что делали с жертвами святые отцы в последнюю минуту – оказали милосердие или просто заткнули рот, чтоб не орали. Говорят, что так поступили исключительно с немцами, кому не повезло, как Достлеру, удрать на Мальту. Но лично я не верю, чтобы итальянцы к своим «отродьям дьявола» были добрее, чем к чужим. Однако это исключительно проблема герра Достлера – через год-два, когда он станет нам не нужен.

– Однако продолжу. Вы тогда сказали, Уинстон, что в Иностранный легион нужна не всякая, а исключительно дисциплинированная сволочь. Те, кто ни при каких обстоятельствах не посмеют поднять руку на хозяина и его собственность, как эти «казаки» в Берлине, и не только там – так что пользы от этих «щирых украинцев» не больше, чем от чужого дерьма в своем кармане. Однако, перефразируя поговорку, если вы нашли в кармане навоз, то не выбрасывайте – лучше бросить в суп недругу-соседу. И в данном случае наш контроль не нужен – лишь поджечь, а дальше гореть будет само. А мы посмотрим, как русские будут этот пожар тушить, ведь Британия не имеет к этому никакого отношения.

– Да, выглядит заманчиво. Но не получится, что вместо выстрела картечью медведю в брюхо, мы лишь всадим заряд соли ему в зад?

– А вот это, Уинстон, работа уже не моя, а УСО. Проверить факты, на которые я опирался – те, что были в переданных мне документах. Согласен, что этот висельник Бандера будет сейчас рассказывать любые сказки про «миллионную армию повстанцев», только и ждущих его приказа – но его куратор от СД, герр Оберлендер, профессор Грайфсвальдского и Пражского университетов, один из авторов «Плана Ост» и, пожалуй, наиболее компетентный германский специалист по восточным делам, в значительной части подтверждает показания своего подопечного. А это уже говорит о многом!

– Но вы, Бэзил, по существу предлагаете нам создать второе УСО? Причем немецкое – из таких замаранных, как этот Оберлендер, кому даже к русским нельзя – повесят. А Гиммлера вы туда взять на работу не собираетесь, когда его поймают?

– Уинстон, наверное, я недостаточно понятно изложил. Это будет наша организация, никаких немцев в реальном руководстве! Джерри – исключительно для работы с персоналом, которому вовсе не обязательно знать истинных хозяев! Хотя можно кого-то на чисто декоративную роль главы поставить, но это уже частности. Как и публичное название этой конторы – какой-нибудь «совет по делам беженцев», придумайте, как вам удобнее. Ну, а то, что те, кто держит в руках подлинные рычаги управления, это офицеры УСО, посторонним знать вовсе не надо! И конечно, находиться эта контора будет ни в коем случае не здесь, и даже не на британской территории. А где-нибудь во Франции, в нашей зоне.

– Допустим. Конечно, сейчас Британия не настолько богата, как даже в сороковом, но финансирование найдем. Людей тем более – на первое время сойдут даже те, кого в Копенгагене после отловили и не успели русским передать. Примем один месяц на организацию – против нашей бюрократии даже я не всесилен. Хотя самых первых «почтовых голубей» можно запустить уже сейчас, чтобы не терять время. Вот только опять проблема контроля – захотят ли они вернуться, или просто сбегут?

– Ну, Уинстон, это уже технические проблемы. Легко решаемые с таким человеческим материалом. Вот образец досье – одно из тех, что мне передали. Valentin Turchinov, добровольно пошел служить в немецкую армию, принял присягу, 447-й карательный батальон. «Активно участвовал в акциях против русских партизан, в ходе которых были полностью уничтожены со всеми жителями…», дальше долгий список населенных пунктов. Рискнет ли такой сбежать, если ему будет известно, что по истечении срока мы сообщим все его данные советским властям? Тем более от него не потребуется никаких подвигов, пробираться с взрывчаткой на русский военный объект или убить самого Джо. А всего лишь пройти, посмотреть, наладить связь с людьми – и вернуться.

– И это будет всего лишь предварительным этапом вашего плана.

– А иначе, Уинстон, нет и смысла затевать игру, если хотим получить реальную прибыль. Только так – все или ничего. Масштабное восстание на Украине, по образу Варшавы. Провозглашение независимого украинского государства и призыв ко всем народам мира поддержать освободительную борьбу украинцев против ужасного русского угнетения – пусть пропагандисты пожалостливее напишут, как «клятые москали заставляли потомков великих древних укров отрекаться от ридной мовы и запрещали носить вышиванки».

– Фраза неудачная. Кто-то может вспомнить те же самые слова Геббельса по поводу причисления германо-украинских войск в Берлине к арийской расе. А любое родство с нацизмом сегодня очень портит репутацию.

– Ну так пусть придумают что-то другое. Например, про религиозные притеснения – как несчастные украинцы оказались лишены своей самобытной церкви, как ее там – «униатской»? Предвижу ваш вопрос, Уинстон: я вовсе не рассчитываю на победу повстанцев, да это и совершенно не нужно для плана! Это должен быть именно ужасный кровавый бунт, с максимальным числом жертв и разрушений! Чтобы Советы не только потратили на его подавление как можно больше сил, времени и ресурсов, но и выглядели зверьми не лучше немцев – в глазах прежде всего населения тех территорий Восточной Европы, которые СССР сейчас пытается переварить, включив в свою сферу влияния. Идеально, если все произойдет до конференции – это даст всему цивилизованному миру повод требовать от русских возвращения к своим естественным границам, ради спокойствия народов малых стран. Может, у Бандеры там не миллион бойцов, но несколько сотен тысяч точно есть! А подавить бунт в лесах, где великолепная немецкая армия два года не могла справиться с русскими партизанами, будет куда труднее, чем в окруженной Варшаве.

– Бэзил, этот Оберлендер владеет информацией только по Украине?

– Да, так сложилось, что последние годы он курировал именно украинский проект. Но знает, кто занимался аналогичным по Прибалтике. Что тоже открывает перспективы. Ну, а предварительные наработки по Кавказу и Средней Азии, я думаю, УСО может найти и без меня. Остались же материалы с недавних времен – и чем украинские казаки в этом отношении отличаются от горных дикарей?

– Бэзил, если этот ваш план удастся… Не знаю, буду ли я на этом посту через год. Но обещаю, что высокую награду я вам обеспечу!

– Уинстон, я всего лишь скромный исполнитель вашего приказа – придумать, как сдержать советскую экспансию в Европу, учитывая, что Британия сейчас не может позволить разговаривать с русскими языком силы. И благо империи для меня высшая награда.

Иосиф Виссарионович Сталин думал.

Один в своем кабинете. Совет соберется завтра, и он, вождь, выслушав доклады и спросив мнения, вынесет вердикт, ставя частные задачи каждому по фронту, за который тот ответственен. Ведь именно в этом и заключается работа вождя – определив общий курс, в его интересах распределить ресурсы и назначить ответственных. И постоянно отслеживать ситуацию, ставя приоритеты. И боже упаси потерять контроль, последствия могут быть непоправимыми. И когда ж тут отдыхать – если ты настоящий вождь, а не бездарь-Николашка, записавший в своем дневнике, как стрелял по воронам в парке – в день Цусимы.

Как там сказал в будущем тот правитель (что за чужое слово – «президент»), «как раб на галерах». Зато РФ (тьфу! Он, Сталин, теперь костьми ляжет за то, чтобы СССР стал подлинно нерушим. А что там в будущем будет клеветать «демократическая» мразь, глубоко плевать) начала подниматься с колен – хорошо бы там, в параллельной (или перпендикулярной, как ученые решат) реальности у этого Путина все получилось. Ну, а отдыхать приходится параллельно с работой, выделяя время.