.
В этот момент Рыжий Ус, пытавшийся снять лапу с правого метателя, изо всех сил рванул на себя ось. Та неожиданно поддалась, и воин, не удержав равновесие, рухнул навзничь.
– Осторожно, ты, осел безрукий! – взвыл Кот. – Убьешься же!!!
Брат Эдвик, как раз закончивший закладывать досками платформу левого, метнулся к Усу и отвесил ему подзатыльник. Хорошо отвесил, от души – голова криворукого придурка, мотнувшись, с треском соприкоснулась со стеной и отправила Рыжего в забытье.
– Прячь ось и лапу, живо!!! – прошипел ему Орман и, выпрямившись, сделал вид, что осматривает червоточину.
Как и следовало ожидать, его вопль привлек внимание: хейсар, охранявший белую дверь в «Берлогу», схватил за руку пробегавшего мимо водоноса и взглядом показал ему на Кота.
Ответа мальчишки брат во Свете не услышал, но нисколько этому не расстроился – судя по недовольно сдвинутым бровям и ожесточенной жестикуляции, водонос жаловался воину на недоумков, решивших открывать постоялый двор по соседству с уже имеющимся.
«Нет, недоумками он нас не назовет, испугается гнева Уверашей… – пройдя по венцу к углу сруба, подумал Орман. – Значит, будет сетовать на то, что им и так нечего есть, а появление второго постоялого двора пустит их по миру…»
…Стенать и жаловаться на жизнь воин мальчишке не позволил: прервал чуть ли не на первом же предложении и начал задавать вопросы. То, что может рассказать водонос, Кот примерно представлял, но все равно напрягся – любое слово, сказанное «не так», могло вызвать у хейсара подозрение.
«Спаси и сохрани!» – мысленно взмолился он, на мгновение вскинул взгляд к небу, потом увидел, что хейсар отпустил водоноса, и облегченно прочитал «Благодарствие»…
…Осматривать бывшую гончарную мастерскую хейсары пришли где-то через час. Без спросу вошли в открытые настежь ворота, задумчиво оглядели штабеля досок, заботливо укрытые от непогоды, а затем вломились в белую дверь.
Увидев их, Орман, распекавший очередного недотепу за недостаточно ровно выведенную поверхность, недоуменно оглядел гостей, затем «увидел» нашивки на их нагрудниках и сложился в поясном поклоне:
– Чем могу быть полезен Тайной службе Его Величества?
Хейсар, вошедший в комнату первым, цепко оглядел Кота с ног до головы, оценил стоимость его одежды и обуви, а затем вопросительно выгнул бровь:
– Орман Кот, представитель купеческого дома Зарнади из Скара?
– Он самый!
– Могу я посмотреть ваш патент на право ведения дел на территории королевства?
Брат во Свете учтиво поклонился, метнулся к переметным сумкам, стоящим у стены, и, покопавшись, вытащил наружу требуемый документ:
– Извольте…
Проглядел. Тот, который постарше. Затем внимательно изучил печать, вернул свиток Коту и мотнул головой в сторону «рабочих»:
– Тоже скарцы?
– Вейнарцы мы, ваш-мл-сть! – загудел Ус. – Мы с Вохой, Корзинщиком и Срамом – с Лужков, ка-аторые пад Меллором. Эдвик и и-иго брат – с Та-аржищ, Рама – с Ямы…
– Скарец – только я… – улыбнулся Орман. – А мастеров и рабочих я нанял тут, в Меллоре…
– Ладони покажите… – потребовал у «рабочих» один из хейсаров. А когда те «тупо» захлопали глазами, негромко добавил: – Живо!
У Кота похолодело внутри. И тут же отпустило: поглядев на мозоли, натертые братьями во Свете во время тренировок по сборке и разборке метателя, воин удовлетворенно махнул рукой:
– Все, можете опустить…
Дом осматривали добросовестно, но без души: заглянули в каждый закуток, включая отхожее место, но при этом не попросили разобрать ни один штабель; взвесили в руке все четыре найденных топора, но не обратили внимания на груду войлока, валявшуюся в одном из углов; влезли на одну из лестниц и выглянули наружу, но не поинтересовались причиной, заставившей Кота наполовину разобрать стены сруба. Впрочем, стоило Орману слегка расслабиться, как тот, который помладше, поинтересовался, до которого часа будут идти работы. А когда получил ответ, негромко заявил:
– Король прибудет на закате. Приветствовать можете, стоя во дворе или на улице у самого забора. Бросаться к Его Величеству, а также выглядывать над венцом или откуда-нибудь из-за штабеля не советую: схлопочете болт между глаз. И еще: ночью к «Берлоге» лучше не подходить – подстрелим…
…После ухода хейсаров братья во Свете разошлись по своим местам и принялись за работу: сначала разобрали еще два венца и выволокли бревна во двор, затем втащили в комнату новые, немного передохнули и заработали топорами и рубанками.
Первое время часовые, выставленные десятником перед воротами «Берлоги», реагировали чуть ли не на каждый удар топора, а потом привыкли. Впрочем, Кот не расслаблялся – когда братья вырубили оба «зуба», он приказал прекратить работу и устроил перерыв на обед.
Ели неторопливо. Даже очень. А когда снова застучали топорами, встревоженный десятник прислал одного из воинов «проверить, как идут дела».
Дела «шли отлично»: Кот, усевшись на перекладине лестницы, смаковал вино, Ося Срам, бурча себе под нос, убирал объедки, оставшиеся после обеда, а остальные «рабочие» готовились ставить на место новый венец.
В третий и последний раз хейсары явились в бывшую гончарную мастерскую в самом начале часа быка: зашли в дом, огляделись, не нашли ничего предосудительного и поинтересовались, собирается ли уважаемый Орман Кот прекращать работу во время проезда короля.
Брат во Свете степенно кивнул:
– Конечно! Да и потом шуметь не будем…
– Его Величество въедет в Туманный Овраг через полчаса…
…Через двадцать минут братья во Свете во главе с Котом стояли во дворе в одну шеренгу, старательно тянули шеи, стараясь углядеть приближающийся кортеж короля, и вполголоса обменивались впечатлениями о некогда виденных ими сильных мира сего. Рон Корзинщик бредил о том, что «три лиственя та-а-аму назад» аж дважды лицезрел самого Шаграта Второго, Воха Гнутый хвастался тем, что видел и Шепелявого, и принца Кортарена, и «его величество Неддара», а Митвар Рама, нервно вытирая потеющие ладони о штаны, сокрушался, что всю жизнь не вылезал из своей Ямы и поэтому «чувствует себя бревном».
Когда со стороны околицы послышался стук копыт, «бревно» очень правдоподобно икнул, оглянулся на хейсаров и растерянно поинтересовался:
– Ваш-мл-сти, а кады кланяться-то? Прям ща или как И-во Вили-чтсво меня увидит?
Воин, стоящий справа-сзади Ормана, полупридушенно хрюкнул. А второй, стоящий слева, ответил:
– Как подъедет поближе. Да! И разгибайся медленно и плавно, а то подстрелят…
– Ну чо я, ни панимаю, шо ли? Аттель же не видать, с оружием я али без…
«Зато прекрасно видно хейсаров за нашими спинами…» – мысленно буркнул Кот и растянул губы в улыбке: над соседним забором мелькнула голова первого всадника…
…В кортеже короля Неддара не было ни карет, ни возов. Вообще. Следом за лбом ехала плотная группа всадников, добрых три четверти которых были хейсарами, а оставшиеся – вейнарскими дворянами самых известных родов, за ними – десятка четыре воинов сопровождения и хвост. Выглядело это непривычно: кортеж брата Ансельма, которого ему приходилось сопровождать, редко насчитывал меньше десяти карет. А количество возов и телег со всем тем, что его преподобию требовалось в пути, обычно даже не считали.
«Король-воин…» – уважительно подумал Кот, складываясь пополам. «Впустивший в себя Смерть…»
Мысль вызвала легкий озноб. А через пару мгновений – улыбку: он, Орман, тоже был Смертью. И собирался подарить ее королю…
Ощущение всесилия, появившееся в нем сразу после того, как он представил себе пылающие стены «Волчьего Логова», требовало действия, но он старательно смотрел в землю и ждал разрешения разогнуться.
– Все, проехали… – буркнуло слева-сзади. – Можете заниматься своими делами…
– Спасибо, ваш-мл-сть! – радостно воскликнул брат Митвар и, тут же забыв про существование хейсаров, затараторил: – А вы видели, Его Величество посмотрел! На меня!! И улыбнулся!!!
…Где-то минут через сорок после захода солнца, когда на небе начали появляться первые звезды, восемь из десяти братьев во Свете вывалились во двор. Мыться. Пока они поливали друг друга водой и ржали на всю деревню, двое оставшихся в доме монахов тщательно проверяли, как собраны метатели, и то ли в третий, то ли в четвертый раз смазывали маслом все трущиеся части.
Кот им не мешал – аккуратно перекатывал к «лапам» пятиведерные сосуды с Огнем Веры и молил Вседержителя, чтобы никому из хейсаров не пришло в голову проверить, чем занимаются соседи.
Бог-Отец смотрел на Ормана, не отрываясь – за десять минут, потребовавшихся им, чтобы подготовить метатели к стрельбе, на них внимания не обращали. А потом стало поздно: выйдя из дома, Кот лично подпер дверь здоровенным дрыном и неторопливо зашагал по направлению к подворью Хвара Рваного Ногтя. Посмеявшись над Эдвиком и Рамой, оставленными «охранять добро», «мастера» и «рабочие» устало поплелись следом и уже через минуту ввалились во двор дома, снятого Котом для проживания.
Рваный Ноготь – пожилой, но еще крепкий мужчина с изуродованной левой рукой – встретил их недовольным ворчанием: по его мнению, заканчивать работу следовало за полчаса до того, как солнце коснется горизонта, чтобы ужинать «при свете дня, а не при свечах».
Кинув ему копье, Орман обошел стол, накрытый для его десятка, и поднялся на крыльцо: делить хлеб с работягами ему, «купцу», было не по чину.
Спрятав монету, Ноготь радостно сорвался с места и рванул следом: Кот был в хорошем настроении, значит, прислуживая ему за столом, можно было заработать еще. Влетев в комнату, он метнулся к печи, отодвинул в сторону заслонку, схватил ухват и вытащил наружу закопченный чугунок.
– Кто готовил? Ты или Дайка? – принюхавшись, поинтересовался Орман.
– Дайка, к-шно! – привычно глотая слоги, отозвался дед. – Я т-кова наг-товлю, шо не приведи Б-г-Отец…
Пахло неплохо. Можно даже сказать, аппетитно, поэтому Кот сглотнул слюну и пододвинулся поближе к столу.
Грохнув чугунок на столешницу, Рваный Ноготь снял с него крышку и улыбнулся во все пять сохранившихся во рту зубов:
– Кур-чка!
– А что еще?
– Пшенная к-ша, хлеб, сыр, в-реная р-па…
– А медовуху купил?
– К-шно! Сам-ть бег-л: шо Дайка в мед-вухе пон-мает?
С последним утверждением Орман мог и поспорить. Но не стал: сообщать деду, что его внучка ночами хлещет медовуху в его, Кота, светлице, было неразумно.
– Кур-чка… К-ша… Сы-ыр… Ч-сноч-к… Ре-епа… Хэ-элеб и к-шинчик! Все, ешьте на здр-вье, а я п-ка ат-су к-шу вашим р-ботничк-м…
…Курица, судя по вкусу, приготовленная действительно Дайкой, закончилась буквально через пять минут. Хлеб со свежайшим сыром – еще через столько же. А вот пшенную кашу и репу Кот есть не стал: первая слегка пригорела, а вторая надоела еще со времен послушничества.
Налив себе кружку медовухи и оперевшись спиной о стену, он сыто рыгнул, потом кинул взгляд в окно, за которым давились кашей «мастера» с «работниками», и мрачно скривился: жить ролью купца было намного приятнее, чем сидеть в монастыре на хлебе и ключевой воде. Только вот играл он ее последний день.
– Дайка, где т-бя н-сит, зар-за?! – донеслось со двора. – А-ну-ть д-мой, живо!!!
– Че орешь-то? Корову дою, не слышишь, что ли?
Кот нахмурился, приподнялся над лавкой и тут же плюхнулся обратно: ревновать к девке, которая доживала последние часы, было глупо. Тем более что все братья во Свете настраивались на бой, а значит, не могли затащить ее на сеновал.
Ревность не сразу, но отхлынула. И оставила вместо себя все усиливающееся желание.
«До часа волка – еще уйма времени… – представляя себе податливое тело Дайки, подумал он. – Успею и взять, и отпустить… Хм, а если что-то пойдет не так?»
В это время заскрипела входная дверь, и на пороге комнаты возникла сияющая, как пламя свечи, девка:
– Доброй ночи… господин! Позвольте, я за вами поухаживаю?
Пауза, во время которой должно было прозвучать его имя, получилась настолько недвусмысленной, что Кот отринул всякие сомнения, вытащил из кошеля склянку с Черным Льдом, аккуратно высыпал щепотку порошка в свою кружку и улыбнулся:
– Отнеси деду, пусть хлебнет…
– А эт-чо? – вытаращив глаза, спросила Дайка.
– Чет-типа отвара алотты, только действует быстрее… Когда выпьет, придумай причину, чтобы завести его в дом, и где-нибудь посади…
– Заснет? Так быстро? – обрадовалась она, подхватила кружку и вылетела во двор.
«Заснет… – проводив ее взглядом, ухмыльнулся Кот, потом выбрался из-за стола, прошел в крошечную комнатку, которую Рваный Ноготь называл спальней, и принялся раздеваться. – Но не проснется. Впрочем, завтра утром не проснешься и ты…»