мужчина в роду. Первый – н’нар, и остался в Шаргайле, третий – Рука Бури – сейчас в походе. Значит, сопровождать вас по баас’у-э’ви должен не кто-нибудь, а я…
То, что я с Мэй шел не по баас’у-э’ви, а по дороге, ведущей к Богу-Отступнику, Неддара не волновало: раз уходить собирались два Аттарка, причем не абы кто, а единственные ныне живущие майягард и гард’эйт, то в последний путь их должен был сопровождать самый старший воин в роду.
– Во-вторых, я – единственный человек во всем Шаргайле, в чьем присутствии Унгар никогда не обнажит клинков…
В том, что Ночную Тишь способны остановить братские узы, я верил слабо: да, Унгар с самого детства считал Неддара своим старшим братом и прошел с ним пусть короткую, но все-таки войну, но раз чувства к Мэй заставили его проигнорировать прямой приказ отца и отказаться от рода, то желание обладать ею было сильнее уважения к кому угодно.
Само собой, я попытался оспорить этот довод еще во время завтрака. Но безуспешно – выслушав мои возражения, Неддар пожал плечами и взглядом показал мне на замершего у стены телохранителя:
– Пусть так. Но ведь, кроме меня, рядом с тобой и Мэйнарией будут постоянно находиться четыре десятка лучших воинов Горгота! А это слишком много даже для Дээта…
С этим пришлось согласиться: да, Унгар считался хорошим ро’ори, но не более. А воины, которым Вейнарский Лев доверял свою спину и собирался доверить мои с Мэй, были Мастерами. Или, как их называли сами горцы, лам’наш’ги. Кроме того, для Ночной Тиши они были старшими, а значит, среди них не могло быть его побратимов.
– В-третьих, уехав из Шаргайла до завершения праздников, я продемонстрировал хейсарам свое неудовольствие. Не прямо, косвенно, но те, кто должен, поймут. И сделают нужные мне выводы…
Тогда, за завтраком, я подумал, что высказывать это самое «неудовольствие» после той речи, которую король произнес перед встречавшими его Аннарами и после поединка с Расколотой Скалой было не обязательно. Но озвучивать свою мысль, само собой, не стал: Неддар Латирдан был королем, а значит, принимал решения не просто так, а после тщательнейшего обдумывания последствий.
– В-четвертых, по ряду не зависящих от меня обстоятельств каждый лишний день моего пребывания в Шаргайле играет на руку моим врагам. Поэтому официально считается, что сейчас я совершаю поездку по замкам своих вассалов. Кстати, для того, чтобы мой маршрут соответствовал этой легенде, по дороге к границе нам придется заехать в Фьерн, Тьюварр и Ирригард, а по пути обратно, уже только мне, – в Молт, Ларвен и Фаррат…
Выяснять, что это за «обстоятельства», тогда, за столом, я, конечно же, не стал. А вот Мэй спросила. И, как ни странно, получила ответ. Правда, не от короля, а от сидящей по левую руку от него леди Амалии:
– С середины первого травника по Вейнару поползли слухи о том, что Его Величество – подменыш, усаженный на трон хейсарами. Те, кто их распространяют, приводят и доказательства: в покои короля вхожи только горцы, в Ближнем Круге – горцы или их ставленники, а единственное место, где бывает Его Величество, кроме Аверона, это Шаргайл…
Оглядев наши вытянувшиеся лица, Латирдан раздраженно поморщился:
– Врагов у меня хватает. И если им удастся заронить зерна сомнения в души моих подданных, то в скором времени в Вейнаре вспыхнет еще один мятеж… В общем, для того чтобы ослабить воздействие этих слухов, члены Внутреннего Круга вынудили меня завести себе фаворитку и изображать страсть…
Услышав эти слова, леди Амалия даже не покраснела – совершенно спокойно прожевала кусок сыра, вытерла губы уголком кружевного платка и насмешливо посмотрела на побагровевшую от возмущения Мэйнарию:
– Я – племянница хорошо известного вам барона Дамира Кейвази. Дальше объяснять или догадаетесь сами?
Кстати, то, что Неддар озвучил две последние причины, заставляло меня дергаться ничуть не меньше, чем то, что он, КОРОЛЬ, собирается ехать Двуликий знает куда из-за ПРОСТОЛЮДИНА: Неддар не мог доверить государственную тайну кому попало ПРОСТО ТАК. Значит, собирался использовать сказанное в своих интересах…
Кстати, Мэй пришла к тем же выводам, что и я: ближе к концу часа зайца, когда мы выехали из ущелья Облачных Снов и оказались на Рашском нагорье, она подъехала вплотную и мрачно поинтересовалась:
– Тебе не кажется, что это – еще одна попытка заставить нас свернуть со своего Пути?
Я утвердительно кивнул:
– Кажется…
– Пара дней в Фьерне, пяток – в Тьюварре, десятина – в Ирригарде, затем «небольшой крюк» куда-нибудь в Ож – и мы и оглянуться не успеем, как на нас навесят какие-нибудь обязанности, требующие нашего обязательного присутствия в Авероне…
Я покосился на Латирдана, едущего в пяти десятках локтей впереди, и грустно усмехнулся: что бы он там ни утверждал, хейсаром Неддар оставался только до тех пор, пока а’дар не начинал противоречить его чувству долга.
Увидев мою усмешку, Мэй почему-то решила, что я снова думаю о том, что лишил ее будущего, и вышла из себя:
– Клятвы, данные Богам, не нарушают! У нас с тобой один Путь, и мы пройдем его вместе!!!
Сочетание молний, сверкающих в ее глазах, с еле слышным шепотом показалось мне настолько забавным, что я не удержался от улыбки:
– Я думал о другом…
Она нахмурилась, так же как и я незадолго до этого, покосилась на короля Неддара и вытаращила глаза:
– Ты… ты не хочешь заезжать в Тьюварр?
За несколько часов, которые прошли с момента, когда король озвучил свое намерение остановиться в замке графа Виллефорда, я успел заставить себя смириться с мыслью о том, что мне придется как-то пережить вынужденное возвращение в прошлое, поэтому отрицательно помотал головой:
– Да нет, мне как-то все равно…
Мэй не поверила:
– Неправда: я чувствую, что тебе будет больно. Поэтому… поэтому попробую убедить его еще раз!
– Лучше я… – буркнул я и, не дожидаясь ее ответа, пришпорил коня…
…Как обычно, моя попытка подъехать к королю вызвала крайнее неудовольствие его свиты: на лицах придворных, упорно отказывающихся видеть во мне ровню, появились гримасы неудовольствия, а посол Диренталя Набожного, граф Гастар Виллесар, оглядев меня с ног до головы, демонстративно сплюнул под ноги своей кобылке.
Скользнув по его лицу равнодушным взглядом, я поравнялся с Его Величеством, что-то обсуждающим с леди Амалией, и чинно склонил голову в знак уважения:
– Прошу прощения за то, что прерываю вашу беседу, но…
– Кром! Ты – Аттарк, и я – Аттарк, поэтому можешь обращаться ко мне на «ты»…
– Ваше Величество, я…
– «Ро’шер» и «ты»… – перебил меня король. – Вопросы?
«Будем считать это приказом…» – подумав несколько мгновений, решил я. И обратился к нему так, как он хотел:
– Ро’шер, я тут подумал… В общем, те причины, которые вы…
– «Ты»!
– …которые ты озвучил за завтраком, безусловно, важны, но ты – король, а я даже не дворянин, поэто…
Поняв, к чему я веду, Вейнарский Лев нахмурился, жестом приказал мне заткнуться, потом повернулся к своей «фаворитке» и тоном, не терпящим возражений, «попросил»:
– Леди, вы не оставите нас на некоторое время?
Баронессу как ветром сдуло. И не только баронессу – троица придворных, ехавших локтях в сорока, пришпорили коней и унеслись вперед, а те, кто ехал позади нас, судя по прекратившемуся цокоту копыт, «решили» остановиться.
Мрачно оглядев меня с ног до головы, Неддар подъехал практически вплотную, уставился в глаза и огорошил вопросом:
– Как ты считаешь, быть королем хорошо?
Отвечать, не подумав, было глупо, поэтому я попытался представить себе, каково носить венец. А через пару десятков ударов сердца пожал плечами:
– Думаю, что ответить на этот вопрос однозначно невозможно: безграничная власть – это не только безграничные возможности, но и неподъемное бремя…
– Ты читал Игенора Мудрого? – вытаращив глаза, изумленно поинтересовался Неддар.
– Кого, сир?
– «Кого, ро’шер?» – поправил он. – Трактат «О Власти и обо всем, что ждет на пути к ней», который ты только что процитировал.
– Нет, ро’шер, не читал. А это выражение частенько употреблял Роланд Круча, мой голова…
Латирдан задумчиво потер переносицу и, махнув рукой, вернулся к теме разговора:
– То, что королевская власть – это бремя, я понял очень рано. И будь на то моя воля, ни за что на свете не подставил бы голову под венец – жил бы в Шаргайле, ходил бы в набеги и дрался бы на айге’тта. Увы, Боги сочли, что для меня этого слишком мало…
…Слушая его рассказ, я не мог отделаться от мысли, что сплю или брежу. Ибо король НЕ МОГ открывать душу простолюдину, пусть даже последний и считался его сородичем!
Не мог. Но открывал: рассказал мне о том, как в первые дни своего пребывания в Авероне бесился, ощущая двуличность окружавших его придворных, как не мог себя заставить выйти к армии, отправляющейся в Алат, так как сомневался в своих способностях командовать таким количеством людей, и как привыкал к постоянному присутствию рядом графа Рендалла.
Затем он ненадолго остановился на осаде Карса, причем говорил не о том, что взял город, до этого считавшийся абсолютно неприступным, а о причинах, которые заставили его лезть на стену:
– Я боялся. Боялся, что вейнарцы, которых я привел в Алат, сочтут меня трусом. Ведь стоять за спинами солдат и смотреть за ходом битвы с какой-нибудь возвышенности намного проще, чем идти навстречу врагу…
Потом несколькими предложениями описал свое возвращение в Аверон и сам мятеж, а потом сразу же перешел к последствиям последнего:
– …В какой-то момент я вдруг почувствовал вокруг себя пустоту: люди, которые наводнили дворец после того, как закончилось все это безумие, были ненастоящими. Они говорили одно, делали другое, а думали – третье. Именно тогда я понял, что за радостной улыбкой и словами «доброе утро, ваше величество» может прятаться желание побыстрее получить выгодную должность, а глубокий реверанс – это не выражение уважения к своему сюзерену, а движение, позволяющее продемонстрировать содержимое декольте и тем самым намекнуть на свою готовность оказаться в его постели…
Человеку, с молоком кормилицы впитавшему в себя требования а’дара, такое отношение придворных понравиться не могло, и Неддар окружил себя теми, кто не казался, а был достойным. Увы, таковых оказалось немного – граф Рендалл Грасс, барон Комес д’Ож, барон Генор д’Молт, барон Дамир Кейвази, пара хейсаров – Вага Рука Бури и Арзай Белая Смерть – и леди Этерия…
– А через некоторое время, стоя перед поминальным костром графа Рендалла и глядя в лица тех, кто пришел его проводить, я вдруг понял, что те, кто меня окружает, делятся на Людей и стервятников. Первые – настоящие: живут по а’дару, делают то, что должно, и тверды, как Слеза Эйдилии. Вторые… вторые не живут, а существуют. И готовы на все, что угодно, ради власти и выгоды…
После этих слов Неддар ушел в себя. Ненадолго – минуты на полторы. Потом тряхнул головой, чему-то горько усмехнулся и уставился мне в глаза:
– Ты – настоящий. Твоя жена – тоже. Если бы не ваши Пути, я ввел бы вас в Ближний Круг и переложил на ваши плечи часть ответственности за Вейнар…
– Ро’шер, я – простолюдин!
– И что с того? Вон, барон Дамир Кейвази – калека и во время правления моего отца приезжал в Аверон только на годовщины его коронации! А я назначил его казначеем и до безумия рад, что Боги свели наши Пути…
– Вы – настоящий хейсар, сир! – вырвалось у меня.
– Да, я – хейсар. И ты – хейсар! А еще ты Аттарк и мужчина, которого я уважаю. Поэтому я буду рядом до тех пор, пока ты не перешагнешь порог храма Двуликого…